пятница, 22.11.2024 |
|
||||||||||||||||||||||
 |
|
||||||||||||||||||||||
| Главная | Новости | Турниры | Фото | Мнение | Энциклопедия | Картотека | Голоса | Форум | Поддержать сайт |
Едва ли Богатырчук предполагал, что его письмо в журнал «Chess» (лето 1949 года) вызовет столь бурную полемику, но бабахнуло здорово. Еще бы! Ведь это была, по сути, первая публичная попытка открыть западной общественности глаза на истинное положение дел в советских шахматах, в которых – как и во всем советском спорте – якобы одни любители и никаких профессионалов. На своем личном примере экс-чемпион СССР хотел показать, что совмещение какой-либо профессии (Богатырчук был видным врачом-рентгенологом) с серьезным занятием шахматной игрой в Советском Союзе невозможно, поскольку шахматы там давно уже стали делом государственной важности. Реакция на письмо была вполне предсказуемой: кто-то, как в свое время Лион Фейхтвангер, всё еще принимал сталинские декорации за правду жизни и мечтал о таком же «светлом будущем», но другие, подобно Андре Жиду, отчетливо видели тоталитарную сущность советской системы и не обманывались насчет достижений «в области балета». К счастью, левацкая фронда, охватившая значительную часть западных интеллектуалов после Второй мировой войны, с годами поутихла. Одних излечило «дело Сланского» (1952), когда была повешена верхушка чехословацкой компартии, других кровавая бойня в Будапеште (1956), кто-то сохранял иллюзии вплоть до советских танков на улицах Праги (1968)…
Судя по машинописному оригиналу письма (кстати, стилистически заметно отличающемуся от текста в «Chess», но это тема отдельного исследования), Федор Парфеньевич начал писать его еще в Германии. Над заголовком «Red Propaganda Chess», почему-то снятым в журнале, напечатано: «Professor Dr. med. F.Bohatirchuk former Soviet master now DP in Germany», то есть: «Профессор, доктор медицины Ф.Богатырчук, бывший советский мастер, сейчас ди-пи в Германии». Напомню, термином «ди-пи» (от англ. displaced person) обозначали перемещенных лиц, которые содержались в западных оккупационных зонах на территории Германии в так называемых лагерях ди-пи. Богатырчук в 1945–49 годах, до своего отъезда в Канаду, жил вместе с семьей в городе Байройте на юге Баварии…
Впервые я узнал об этом нашумевшем в свое время письме только в 1991 году из мемуаров Богатырчука «Мой жизненный путь к Власову и Пражскому манифесту» (Сан-Франциско, 1978), переданных с оказией в журнал «Шахматы в СССР» из Оттавы его дочерью – Тамарой Федоровной Елецкой. (Помнится, проглотил книгу за ночь, а потом долго еще ходил, как под током, потрясенный прочитанным.) Наряду со своим письмом Богатырчук привел также «контрудар» Людека Пахмана, но последнее слово оставил за собой: его хлесткая отповедь чешскому мастеру как бы подводила черту в споре. Но… в том-то и дело, что «как бы»! Хотя глава в книге называется: «Мое письмо в редакцию английского шахматного журнала “Чесс” и вызванная им полемика об использовании коммунистами шахмат для политических целей», сама полемика выглядела довольно «одноворотной». Федор Парфеньевич, правда, обмолвился о «взрыве негодования у коммунистов и попутчиков, написавших в журнал письма со своими возражениями», но как судить об этих возражениях без самих писем? В общем, чтобы составить объективную картину дискуссии, нужны были журналы «Chess» за 1949–50 годы. И тут не обошлось без сюрпризов. В подшивке за 1950 год, хранящейся в библиотеке ЦШК, январского номера (с тремя, как потом выяснилось, важными письмами) не было вовсе. В февральском номере не оказалось письма Пахмана: страницу с ним кто-то попросту отрезал! А чтоб у читателя не возникало лишних вопросов, этот «кто-то» удалил с обложки и название письма – «Шахматы и коммунизм», причем орудовал настоящий профи своего дела: такую крохотную полоску можно вырезать только бритвой!.. И все-таки профессионализма нашим цензорам явно не хватало. В мартовском номере я с изумлением обнаружил ответное письмо Богатырчука под названием «Шахматы и политика» – и на обложке всё в целости! Хотя в данном случае, возможно, помог случай или… хитрость редактора «Chess» Баруха Вуда: к письму он подверстал «Заметки о XVII шахматном чемпионате СССР» Ботвинника, словно в расчете на то, что у цензоров не поднимутся ножницы на лидера советских шахмат. Полистав подшивку, я увидел еще несколько «вырезок», иной раз даже по две на странице. Что же такого крамольного там могло быть? К счастью, в ЦШК нашелся второй комплект «Chess» за 1950 год – вероятно, из личной библиотеки В.Рагозина (во всяком случае, на обложке стоит его фамилия). Так вот, в июльском номере из хроники был изъят абзац: «Во время турнира кандидатов (в Будапеште. – С.В.) русские держались в стороне от публики, во многом так же, как при визите в Лондон, – хотя Венгрией правят коммунисты!» А в сентябрьском не осталось и следа от олимпиады в Дубровнике, где победили югославы. Причина понятна: отношения Сталина с ненавистной «кликой Тито» были тогда на грани войны (недаром страны соцлагеря дружно бойкотировали ту олимпиаду). …Полемика вокруг письма Богатырчука получилась не только объемистой, но и богатой на имена, каждое из которых по-своему значимо (среди авторов писем ни одного «просто читателя»!). Кроме того, в «деле» четко прослеживаются две сюжетные линии: если первая выдохлась уже в начале 50-х, то вторая сохраняла накал вплоть до 1979 года! Поэтому, на мой взгляд, логично будет разбить статью на две части, чтобы у вас, дорогие читатели, было время перевести дух и восстановить концентрацию внимания. Итак, знакомьтесь. Главный оппонент Федора Парфеньевича в первой части – английский, тогда еще новозеландский, мастер Роберт Уэйд (Robert Wade, 1921–2008). Все остальные письма – из Англии, США, Австралии и т.д. – в той или иной мере отклики на его выступление. Ну а главный «антигерой» второй части – уже знакомый вам Людек Пахман (Ludek Pachman, 1924–2003), вышедший на тропу войны в тот момент, когда Уэйд уже сошел с дистанции… ЧАСТЬ 1. ЛЕВАК ЛЕВАКА ВИДИТ ИЗДАЛЕКА«Ввиду того что целый ряд сторон советской жизни мне был антипатичен, я решил информировать западных шахматистов об истинном положении, спрятанном за завесой красной пропаганды, – рассказывает Богатырчук в книге «Мой жизненный путь…» – Письмо было напечатано в июль-август-сентябрьском номере журнала “Чесс” 1949 года, и ему было предпослано нижеследующее замечание редакции: “Мы печатаем настоящее письмо, содержащее ряд спорных утверждений, согласно традиции британской прессы давать на своих страницах место для высказывания всех различных мнений”.
Должен признать, что мое письмо имело немало недостатков. Оно было чересчур эмоционально и вследствие этого упускало из виду ряд доказательств в пользу его основной идеи. Во-первых, показать, что, покровительствуя шахматам, Советы заинтересованы не в развитии шахматного искусства, а в новом средстве красной пропаганды. Во-вторых, я недостаточно ясно подчеркнул, что не считаю шахматный профессионализм каким-то недостойным занятием, наоборот, я его считаю вполне равноправным с другими культурными профессиями. Я просто хотел назвать вещи своими именами. И, в-третьих, я бы очень сожалел, если бы некоторые места моего письма советские мастера посчитали для себя оскорбительными. Будучи сам советским мастером, я всегда уважал и ценил своих бывших соратников по шахматному оружию». Богатырчук привел письмо в собственном переводе «с незначительными», как он пишет, «сокращениями и стилистическими поправками». Однако при сверке с текстом в «Chess» выяснилось, что сокращения довольно заметные: я-то думал, что Федор Парфеньевич снял только историю его вызова в обком партии, о которой читатели книги уже знали, но с удивлением не обнаружил некоторых фраз и даже абзацев. Поправки тоже оказались не всегда «стилистическими»… Как же быть? Переводить заново всё письмо – утратишь своеобразие авторского стиля; дать вариант из книги – не будет полноты картины. Но одно было ясно: раз полемика развернулась вокруг журнального текста, он и должен стать основой!.. В общем, для начала пришлось тщательно, фраза за фразой, сличить перевод Богатырчука с письмом в «Chess», чтобы обнаружить все погрешности, а уже потом перевести пропущенные места. (Все другие письма в статье переведены впервые, и, пользуясь случаем, я хочу от души поблагодарить Якова Зусмановича (Yakov Zusmanovich) и Татьяну Плисецкую за помощь в переложении замысловатых английских текстов на язык родных осин.) Ф.БОГАТЫРЧУК – Б.ВУДУ Дорогой сэр! Исключительные успехи советских шахматных мастеров на последних турнирах и в особенности превосходные достижения Михаила Ботвинника обратили на себя внимание всего мира. Красная пропаганда приписывает эти успехи необычайному развитию культурной жизни в СССР, которое стало возможным только благодаря советской структуре пролетарского государства. Эта же пропаганда твердит, что в СССР не существует шахматистов-профессионалов, равно как якобы нет профессиональных футболистов, атлетов и т.д. На бумаге получается, что все они инженеры, учителя, государственные служащие и т.д. и т.п., для которых шахматы являются лишь увлечением. Как пример указывается, что Ботвинник – ученый, имеющий звание кандидата технических наук, ведущий ценную научную работу. Однако этот случай является исключением. Я допускаю, что Ботвинник имеет способности, близкие к гениальным, но он имел также исключительные возможности для их развития, недоступные для рядового мастера. Когда в конце двадцатых годов советские властители решили, что шахматы могут быть весьма действенным орудием пропаганды, они начали искать молодого шахматного мастера, на которого можно было бы сделать ставку. Такой человек вскоре был найден в лице М.Ботвинника. Ему дали специального тренера, который сопровождал его на первоклассные курорты перед каждым серьезным турниром. О расходах он мог не беспокоиться.
Надо признать, они не ошиблись в своем выборе. Ботвинник был амбициозным молодым человеком и упорно работал, став вскоре ведущим советским мастером. Hо, конечно, он сделался шахматным профессионалом, у которого все другие занятия являлись лишь побочными. Шахматы принесли ему два высших советских ордена (на тот момент Ботвинник имел только орден «Знак Почета»; видимо, автор считал, что выигрыш звания чемпиона мира тоже отмечен орденом, но… – С.В.), автомобиль, а также роскошное жилье и заработки, недоступные инженеру его квалификации. Его тренер (а сейчас, возможно, целая свита тренеров) разрабатывал для него теоретические новинки, и он проверял их в игре с другими мастерами, причем публикация тренировочных партий запрещалась до того, пока Ботвинник не применит эти варианты. После того как власти увидели, что Ботвинник оправдал их ожидания, они стали финансировать и другие шахматные проекты. На подающих надежды молодых игроков обращали особое внимание. Так, молодой шахматный мастер без всякого специального образования мог заработать перед войной 2000 рублей в месяц – столько же, сколько профессор университета. Известные игроки могли увеличить свои доходы писанием статей и т.д. (в книге Богатырчук расшифровал это «т.д.»: гонорары за комментарии к партиям и за сеансы одновременной игры. – С.В.), a это по меньшей мере удваивало заработки. Ничего нет удивительного, что почти все советские мастера оставили свои основные специальности и стали шахматными профессионалами. К тому же пресса и радио на каждом шагу подчеркивали культурное значение шахмат. Требовалась исключительная любовь к своей основной специальности, чтобы не сделаться шахматным профессионалом и относиться к шахматам, как к игре! Но здесь нет полумер. Советский мастер не в состоянии оставаться игроком-любителем и при этом сам выбирать турниры, в каких он желал бы сыграть. Он обязан «внедрять шахматы в массы» и отдавать всё свое время игре. (Добавлено в книге: «А как он может “внедрять”, если в сутках только 24 часа, и он должен уделять большую часть свободного времени своей основной специальности? Он может отдать всецело свое время шахматам только во время ежегодного отпуска за счет своего отдыха». – С.В.) Чтобы принять участие в чемпионате СССР, мастер должен сыграть в предварительном турнире, а это значит быть вне дома 4–5 недель. Если он выступит успешно и займет одно из первых восьми или десяти мест, получив право играть в чемпионате, то должен снова отсутствовать примерно такой же период времени. Турнир его профсоюза может потребовать еще четырех или пяти недель отсутствия. Такие турниры, как чемпионат республики, в которой он проживает, городской чемпионат, турнир местного профсоюза, межреспубликанские матчи и т.д., также требуют его участия. Многие шахматные мастера отсутствуют на работе по пять месяцев в году; даже при поддержке организации, контролирующей физическую культуру (которая в СССР ведает шахматами), довольно трудно сохранять хорошие отношения с администрацией по местy работы. Если же они пытаются уклониться от менее важных турниров, их тут же могут объявить эгоистичными оппортунистами, не заинтересованными в воспитании молодого поколения; а отсюда уже один шаг до объявления врагом народа – со всеми вытекающими отсюда последствиями. Таким образом, если кто-то из шахматных мастеров имеет несчастье выдвинуться в число известных, то ему остаются только два пути: или стать шахматным профессионалом, или совсем бросить серьезные шахматы. Тут середины нет. Большинство выбирает первый путь. Но были и такие перспективные шахматные мастера, которые были вынуждены отказаться от своего любимого увлечения; я был одним из них. До 1935 года при помощи различных ухищрений мне удавалось избегать второстепенных соревнований и играть только в одном турнире в году, обычно в чемпионате СССР. Я приурочивал свой отпуск к этому турниру, чтобы моя профессия врача не пострадала. Но после 1935 года я был вынужден играть в отборочных турнирах, профсоюзных соревнованиях и т.д. Когда такие турниры проходили в городе, где я жил, то мне это удавалось; но я твердо отказывался играть на выезде чаще, чем раз в год. В 1937 году в официальном органе Украинского правительства газете «Коммунист» была напечатана статья, в которой содержался явный намек на то, что мой отказ играть в турнирах может быть объяснен только моим нежеланием содействовать прогрессу молодого поколения украинских шахмат. (На самом деле «громовая статья за подписью трех местных подкоммунивающих шахматистов» увидела свет годом раньше, почему ее никто до сих пор и не мог найти! Этот форменный донос я вскоре тоже обнародую, как и многомесячную историю его поисков. – С.В.) Меня вызвали в Отдел пропаганды Коммунистической партии. Начальник отдела прочитал мне лекцию о том, какое значение партия и правительство придают шахматам в деле культурного развития молодежи, и сказал, что мое неучастие в турнирах производит очень плохое впечатление. «Ваша последняя победа над Ботвинником в турнире, который имел огромное значение для престижа Советского Союза (Московский международный турнир 1935 года. – С.В.), также может быть объяснена не самым благоприятным для вас образом», – добавил он со скрытой угрозой. Мои объяснения, что карьера врача-рентгенолога, преподавателя рентгенологии и ученого оставляет мне очень мало времени на шахматы, не произвели на него никакого впечатления. Он ответил, что Советский Союз в настоящий момент больше заинтересован в поднятии культурного уровня масс и что я должен содействовать этому прогрессу. Если вспомнить, что 1937 год был годом начала массовых преследований и чисток, понятно, что ни статья, ни беседа меня, мягко говоря, не обрадовали. Я понял, что мне нужно оставить шахматы; мои нечастые появления на шахматных турнирах только раздражали моих противников и добавляли аргументов, которые могли быть использованы моими врагами против меня. В начале 1938 года я принял участие в моем последнем турнире, в Киеве, и после этого бросил игру. Моя научная работа в области исследования рака позволяла мне отклонять все приглашения. В течение нескольких месяцев я боялся ареста, но, к счастью, у партийных организаций было тогда много дел, и обо мне вскоре забыли. (Кстати, эпизод с цветком на окне в «Семнадцати мгновениях весны» словно взят из мемуаров Богатырчука: «Я с женой условился, что она будет выставлять на балконе во время моего отсутствия горшок с цветком в том случае, если придут меня арестовывать, чтобы я имел возможность либо скрыться, либо заранее обдумать и приготовиться к своему поведению». – С.В.) Утверждения красных пропагандистов, что шахматы необходимы для культурного развития молодого поколения, являются лишь дымовой завесой для сокрытия истинных целей красной пропаганды. На самом деле советское руководство следует завету самого реакционного царского министра Кассо. Этот министр первым разрешил студентам играть в шахматы, сказав, что «шахматы отвлекут их от политики». С тех пор как эти слова были произнесены, много воды утекло – но правительство, как и прежде, заинтересовано в контроле за мыслями молодого поколения. Все средства хороши ради великой цели – полного подчинения молодых мозгов коммунистическим идеям. Шахматы используют как занятие, которое оставляет мало свободного времени для нежелательных мыслей…
За границей шахматы используются красной пропагандой как метод воздействия на интеллектуалов. Гигантское развитие шахмат в СССР преподносится в качестве показателя высокого интеллектуального уровня масс, конечно, «возможного только в советском государстве». Никто не знает, какие громадные суммы тратятся на распространение шахмат, какая армия шахматных профессионалов, организаторов, секретарей, журналистов, шахматных игроков, чиновников и т.д. оплачивается и кормится за счет шахмат. Шахматы в Советском Союзе перестали быть просто игрой, они планируются, направляются и управляются высшими коммунистическими идеологами. Многие, несомненно, высоко оценят государственную поддержку их любимой игры, но я, как страстный любитель шахмат, предпочитаю играть, когда мне хочется, а не когда мне приказано официальными лицами (в машинописном оригинале указаны зампред Спорткомитета Д.Постников и начальник отдела шахмат Н.Зубарев, что говорит о знании Богатырчуком послевоенных реалий советских шахмат. – С.В.). Для меня шахматы только любимое увлечение, и я не рад тому, что они становятся инструментом большой политики. Искренне Ваш,
«Ясно, что мое письмо вызвало взрыв негодования у коммунистов и попутчиков, написавших в журнал письма со своими возражениями. Все их авторы с удивительным однообразием восхваляли советские власти за их поддержку шахмат и шахматистов и ставили ее в пример западному миру», – сетует Богатырчук в своей книге. Но это явная аберрация памяти (мемуары писались спустя четверть века). Общая тональность писем, как вы увидите, была отнюдь не «однообразной». Кто-то воспринял откровения Богатырчука с пониманием и уважением. Да он и сам отмечает, что «в 1949 году западный мир уже имел много доказательств двуличия советской системы, и мое письмо явилось только еще одним их доказательством». Но новозеландскому чемпиону Роберту Уэйду, попавшему в Европу лишь после войны, необычайное развитие шахмат в соцстранах казалось настоящим чудом. И он, видимо, искренне недоумевал, как это можно критиковать! Уэйд вырос вдали от мировых шахматных центров, всего в жизни должен был добиваться сам; могу себе представить, насколько впечатлила его государственная поддержка шахмат в СССР: стипендии ведущим мастерам и молодым дарованиям, масса кружков с квалифицированными тренерами, многоуровневая система соревнований и т.д. Р.УЭЙД – Б.ВУДУ Дорогой м-р Вуд! Я изучил письмо бывшего сочемпиона Советского Союза д-ра Ф.Богатырчука, напечатанное в вашем журнале. Моей первой реакцией было отвращение, так как шахматы стали орудием политической атаки на страну, которая больше других на сегодня поощряет шахматы. Конечно, я понимаю, что любая попытка провести шахматные мероприятия для обычных работающих людей, которые составляют малый процент членов большинства шахматных федераций, несомненно, будет истолкована как политическая, какие бы мотивы ни двигали организаторами (не в Великобритании; но такое произошло и является главной причиной недовольства во французских, швейцарских и датских шахматах).
Письмо вашего корреспондента уместнее было бы напечатать в медицинском журнале, так как он явно не заинтересован в «популяризации шахмат в массах», а рассматривает игру в качестве персонального средства для отдыха. Я заметил во многих увиденных мною странах, что если большинство людей предоставлено самим себе, то они не знают, на что потратить время. Они смотрят кино или футбол. Не лучше ли будет, если они примут участие в игре, которая позволит им выразить себя, особенно когда они зарабатывают на жизнь монотонной, изо дня в день повторяющейся работой. Все ведущие представители спорта и культуры должны чувствовать себя обязанными поделиться со спортом или культурой хотя бы частью своего опыта. Ведь чтобы получать наивысшее удовольствие от шахмат, люди должны полностью понимать игру. А это понимание может прийти только в результате общения с теми, кто действительно знает толк в шахматах. Я чувствую необходимость лучшей организации отдыха, чем тот, который в настоящее время имеют мужчины и женщины, и шахматы являются средством, подходящим для всех возрастов. В Новой Зеландии правительство выделяет средства на организацию общественных центров драмы и комнатных игр во всех городках. Я с нетерпением жду того дня, когда руководители образования во всех странах будут пытаться обучать людей тому, как надо отдыхать. Приятно иметь подтверждение тому, что ведущие шахматисты Советского Союза (а там более миллиона зарегистрированных игроков) живут в хороших материальных условиях. Ведь как часто мы читаем (а мне рассказывали и того больше) о случаях нищеты и лишений среди шахматистов. Хотя я недостаточно компетентен, чтобы судить об успешности усилий советских властей, я понимаю, что одна из целей Советского Союза не в достижении типового равенства для всех людей, а в том, чтобы дать всем равные возможности в качестве стимула для роста, – мнение, с которым охотно согласится даже тот, кто не является коммунистом. Относительно заявления, что «советские властители… начали искать молодого шахматного мастера, на которого можно было бы сделать ставку… М.Ботвинника», я писал в «New Zealand Chessplayer» за апрель 1949 года: «Многие хорошо организованные в шахматном отношении страны не выдвигают молодых игроков, способных в перспективе стать мастерами. Хорошо ранжированные соревнования, в которых каждый игрок классифицирован, часто являются помехой для молодого игрока, который способен подняться на четыре или пять разрядов за один сезон… Организаторы должны быть подготовлены, чтобы оценить восходящий талант… Если подросток демонстрирует идеи, если он умен… решителен, работает для успеха, создайте ему лучшие шахматные условия… Надо поверить…» Мне кажется, именно так было сделано в Советском Союзе в случае с молодым Ботвинником. Заявление Кассо: «Шахматы отвлекут их от политики» – слишком огульное. Когда люди голодны, они в первую очередь думают о своем желудке. По свидетельству западных визитеров в Советский Союз, там поддерживается и существует политическая дискуссия и деятельность, хотя, естественно, дискуссия ограничена рамками коммунистического государства, так же, как она ограничена в США рамками конституции. (Одна эта фраза лучше любых слов характеризует «западных визитеров»; особенно впечатляет пассаж о поддержке в сталинском СССР «политической дискуссии и деятельности». – С.В.) Другой вопрос, какой профессии д-ру Богатырчуку следует отдать приоритет. Правительство должно определить, что более важно (я полагаю, что рентгенолог значительная персона в любом обществе), и мне кажется, что заинтересованные медицинские организации должны оказать доктору поддержку. Если врачебная профессия недостаточно престижна и вследствие этого конкурирует со спортивной организацией за кадры, то тогда у д-ра Богатырчука появится тема, на которую надо написать. И последнее. Шахматы – одно из доступных средств, которое может сделать реальным сообщество людей различных рас, вероучений, политических взглядов и т.д. Искренне Ваш,
Основатель и бессменный редактор «Chess» на протяжении полувека, умница Барух Вуд (Baruch Wood, 1909–1989), отреагировал на текст Уэйда по-британски тонко, сопроводив его красноречивой репликой из коммунистической Румынии: «В письме из Бухареста читаем: “Последний номер вашего журнала поступил в наши библиотеки, но письмо Богатырчука из него вырезано”». Еще более красноречивый отклик пришел из коммунистической Польши (во время войны Богатырчук почти год жил в Кракове, дав несколько сеансов местным шахматистам и приняв участие в турнире в Радоме): «От читателя из Польши, указавшего свое имя, которое мы предпочитаем опустить: “Наши приветствия профессору Богатырчуку от польских шахматистов! Р.Г.Уэйд ничего не смыслит в этих вещах!”». А кстати, заметили, откуда пишет новозеландец Уэйд? Из коммунистической Чехословакии! Причем, судя по дате письма, его оставили погостить после турнира в Тренчанске-Теплице (закончился 17 сентября), где Уэйд занял последнее место – 4,5 из 19. Советские шахматисты там не играли, но, видимо, хватило общения с чешскими мастерами, среди которых был и ярый тогда коммунист Пахман.
О Богатырчуке до его письма в «Chess» Уэйд вряд ли даже слышал. Ведь на родине он постигал премудрости шахмат по журналу «British Chess Magazine», а там партий экс-чемпиона СССР не было… Со временем «попутчик» Уэйд поправел и, похоже, изменил отношение к Богатырчуку. Во всяком случае, в своей книге «Soviet Chess» (1968) пишет о нем уже с оттенком сочувствия: «Он находился в той части Украины, которая в 1941 году была занята немцами, и после пребывания в статусе перемещенного лица стал канадским гражданином. Может ли последнее политическое изменение явиться фактором, вследствие которого полностью стерто то влияние, которое человек оказал на предыдущие поколения? В современной Советской России имя Богатырчука существует только в турнирных таблицах, где нельзя вставить пустоту. Кажется, что он не только не родился и не жил, но и не выигрывал никаких партий».
Обосновавшись в Англии, Уэйд стал международным мастером, двукратным чемпионом страны, много раз выступал на олимпиадах, а однажды даже пробился в межзональный турнир. В своем доме в Южном Лондоне он собрал громадную шахматную библиотеку, которую потом подарил «британской нации». Турнирный директор, тренер, шахматный редактор в издательстве «Batsford», ведущий популярнейшей шахматной передачи на телевидении (в те же годы, когда мой отец, Борис Воронков, вел «Шахматную школу» на советском ТВ) – Уэйд словно задался целью совершить в Англии такое же «шахматное чудо», как увиденное им когда-то в СССР… И совершил! К началу 70-х в британских шахматах появилась блестящая «новая волна» – Кин, Хартстон, Стин, Майлс, Нанн, Спилмен, из которой вышел первый английский гроссмейстер Энтони Майлс (1976), а за ним целая плеяда гроссов. За свои достижения «на ниве шахмат» Роберт Уэйд в 1979 году был удостоен Ордена Британской Империи. …Первым в полемику с Уэйдом вступил писатель Ричард Коулз (Richard Coles, 1907–1982), дебютировавший книгой «Королевские битвы на шахматной доске». С 1944 года он ежемесячно публиковал в своем любимом журнале «British Chess Magazine» статьи на тему «Сто лет назад» и делал это на протяжении 37 лет – непревзойденный рекорд! Известен своими классическими биографиями Аткинса, Султан-Хана, Стаунтона (совместно с Р.Кином) и Берна. Но вершиной творчества Коулза признаны «Динамичные шахматы» (1956) – глубокое исследование развития шахматной стратегии от классической школы, через революцию гипермодернизма к нынешней эпохе динамики. К сожалению, ни одна из его книг не издана на русском языке. Р.КОУЛЗ – Б.ВУДУ Дорогой м-р Вуд! Ответ м-ра Уэйда проф. Богатырчуку настолько внушителен и завершен, что, кажется, должен положить конец всякой дальнейшей дискуссии. Однако есть одно «но». Быть может, м-р Уэйд, у которого явно проявляется уклон влево, был введен в заблуждение злобной капиталистической пропагандой, которая заставляет нас верить, что русские никогда не говорят правду? Поэтому-то он и не доверяет профессору? Вероятно, м-р Уэйд забыл, что профессор уже какое-то время не был русским, фактически он был немцем, а теперь становится канадцем.
Любопытно, что самые горячие сторонники советского пути развития и цели никогда не живут там постоянно. Определенно чувствуется привкус грубости, если не фанатизма, когда м-р Уэйд настаивает, что он знает о предмете больше, чем профессор, который многие годы постоянно жил в России. Конечно, это правда: когда люди предоставлены самим себе, они не знают, на что потратить свое время. А это опасно, так как может привести их к такому времяпрепровождению, когда они начнут думать самостоятельно. Насколько более удобна ситуация, когда людям создаются условия для пробуждения умственных способностей за шахматной доской, соблазняя их улучшенными материальными условиями в качестве награды за успех. У советских властей есть масса оснований хихикать в кулачок, и я не удивлюсь, если при чтении письма м-ра Уэйда там была не просто ухмылка. Преданный Вам,
Еще язвительнее оказалось письмо Монтгомери Мейджора (Montgomery Major, 1903–1963), не оставившего камня на камне от аргументов Уэйда. Это был мощный удар, ибо Мейджор возглавлял авторитетную газету «Chess Life» и сам по себе был личностью незаурядной. Маститый историк американских шахмат Джон Хилберт (John Hilbert), автор целого ряда превосходных биографий, охарактеризовал его как «диккенсовского типа, почти карикатуру на грубияна-редактора», но при этом Мейджор служил настоящим оплотом независимой шахматной прессы. И тогда, и сейчас ключевым остается вопрос: «Должна ли газета быть голосом, выражающим взгляды руководителей федерации, или она должна быть независимым субъектом, свободно критикующим ту самую организацию, которая вдохнула в нее жизнь?»
Мейджор упрямо, невзирая на растущее недовольство шахматного руководства, отстаивал свое право на свободную критику, на «независимый голос газеты». Не раз предпринимались попытки сместить его с поста редактора, заменив на более управляемую фигуру. После очередной такой попытки он заявил: «Этот заговор с целью заткнуть рот “Chess Life” провалился; и все другие подобные попытки будут терпеть неудачу до тех пор, пока рядовые члены федерации будут настаивать на независимом голосе, представляющем их наравне с руководством». В конце концов Мейджора все же «ушли», но за те десять лет (1946–56), что он руководил «Chess Life», в американских шахматах сформировались прочные демократические устои, основанные прежде всего на независимой прессе – как раз на том, чего всегда были лишены советские шахматы! М.МЕЙДЖОР – Б.ВУДУ Дорогой м-р Вуд! С удивлением и большой горечью читал я замечания м-ра Р.Г.Уэйда из вашего ноябрьского выпуска «Chess» на интересное письмо д-ра Богатырчука. Довольно очевидно, что м-р Уэйд упустил всю суть в письме д-ра Богатырчука, а кроме того, ясно, что он наперед готов возмущаться любой критикой «Матери-России», не останавливаясь перед тем, чтобы оценить обоснованность критики; всё это заставляет задуматься над тем, является ли он всего лишь «попутчиком» или же убежденным сторонником. Очевидно, что м-р Уэйд принадлежит к тем многочисленным наблюдателям гигантского шахматного маскарада в СССР, которые принимают всё на веру и так загипнотизированы массовым производством шахматистов, что не понимают те механизмы, которые создают шоу. И эта мысль вынуждает меня написать вам в качестве чисто американского шахматиста. Тот факт, что профессиональные шахматисты в СССР хорошо снабжаются и обеспечены жильем, еще не повод для самодовольства (кажется, м-р Уэйд думает именно так): комфортные условия означают особый статус, которого лишены другие достойные личности, чьим единственным несчастьем (помимо проживания в СССР) является то, что они не принадлежат к известным шахматным мастерам. Страдания мастеров в прошлом из-за бедности и лишений были вызваны социальной несправедливостью, и это бросает тень на фундаментальные основы нашего общества; но создание особых привилегий для мастеров в СССР лишь перекладывает социальную несправедливость на плечи других – но не устраняет главное зло. Как шахматист, я не вижу ничего достойного похвалы в средстве, которое лишь создает дополнительную несправедливость. Это не жизнеспособное состояние, когда шахматы становятся частью государственной политики, а участие в турнирах зависит от решения мелких бюрократов. Но вернемся к письму м-ра Уэйда. Он «с отвращением» отвергает тот факт, что «шахматы стали средством политической атаки на страну, которая больше других на сегодня поощряет шахматы». Ясно, что м-р Уэйд не понимает (или не хочет признать), что шахматы в СССР уже стали средством политики и, следовательно, являются объектом для атаки на политической основе. Не всенародное обучение шахматам в СССР вызывает справедливый упрек д-ра Богатырчука, а проституирование игрой для политической выгоды. Прежде чем мы позволим имеющим благие намерения фанатикам одурманивать наш разум громкими банальностями, давайте остановимся и вспомним, что коммунизм высмеивает такие сентиментальные концепции, как идеализм. Сам Карл Маркс провозгласил: «У рабочих нет собственного идеала для воплощения; им остается только извлечь на свет новое общество, которое старое буржуазное общество уже носит в своем лонe». Ленин говорил даже более прямо: «Мы должны быть готовы к тому, чтобы использовать обман, хитрость, нарушение закона, утаивать и маскировать правду. Мы можем и должны писать на языке, который бы нес в массы ненависть, отвращение, презрение по отношению к тем, кто не согласен с нами».
Поэтому, до тех пор пока шахматы в СССР будут направляться и опекаться правительством, одним из основополагающих принципов которого является установка, что ложь – это правда, если она служит целям Советского Союза, что искусство и наука (включая шахматы) всего лишь средство классовой борьбы для обеспечения мировой победы коммунизма, что честь, мораль и неподкупность попросту вышли из моды и отброшены, как понятия загнивающего буржуазного общества, – до тех пор мы должны будем воспринимать рост шахмат в СССР с опаской, умерять наши восторги по отношению к достижениям советских шахмат и решительно противостоять тому, чтобы наши собственные шахматы превратились в канал для распространения коммунистической идеологии в мире. Нам следует аплодировать письму д-ра Богатырчука, как смелому поступку истинного служителя шахмат; чем меньше же будет сказано о комментариях м-ра Уэйда, тем лучше. Мы знаем, что мастерство в одном виде искусства вовсе не гарантирует мастерства и понимания в других областях. Несколько лет назад покойный Генри Форд в США со всей наглядностью продемонстрировал, что один из самых тонких и умелых в мире организаторов большого бизнеса может быть полным дураком, когда вмешивается в политику и социологию. Достижения же м-ра Уэйда на поприще шахмат хорошо известны. (Он наглядно продемонстрировал их в 1951 году, проиграв московским школьникам с результатом, который назвали «крушением Британской империи»: +0–10=20! – С.В.) Искренне Ваш,
Единственным откликом на письмо Богатырчука, прозвучавшим не в «Chess», явилась статья Сесила Пурди (Cecil Purdy, 1906–1979) в австралийском журнале «Chess World». Возможно, поэтому она и ускользнула от внимания выдающегося шахматного историка современности Эдварда Уинтера (Edward Winter), который даже не упомянул о статье Пурди в работе «Пахман, Богатырчук и политика», опубликованной в 2003 году на его сайте. Я бы тоже пребывал в неведении, если бы не обладатель крупнейшей в Израиле шахматной библиотеки Захария Коган (Zacharia Kogan): узнав от Якова Зусмановича о наших поисках, он порылся в своих закромах и прислал не только эту статью, но и две партии Богатырчука с примечаниями Пурди. Спасибо!
В России имя Сесила Пурди практически неизвестно. Меж тем это крупнейший австралийский шахматист, к тому же из уникальной шахматной династии, второй такой нет в мире. Его отец, Спенсер Краканторп, был чемпионом Австралии, сам Пурди четырехкратный чемпион Австралии, и его сын, Джон Пурди, двукратный чемпион Австралии! Но прославил династию, конечно, Сесил – международный мастер, гроссмейстер ИКЧФ, первый чемпион мира в игре по переписке (1953–58), основатель и многолетний редактор журнала «Chess World». Вдобавок, по мнению Фишера, он был «блестящим шахматным педагогом».
К разоблачениям Богатырчука австралиец отнесся с прохладой. Но не спешите на этом основании делать вывод о его прокоммунистических взглядах. Вот что ответил Джон Пурди гроссмейстеру Яну Роджерсу на вопрос о политических взглядах отца, заданный по просьбе автора этой статьи: «Должен сказать, что отец никогда не имел ни малейшего интереса к политике. Я даже не знаю, за какую партию он голосовал. Отец был бы очень заинтересован самим фактом, что такой вопрос возник. Он обратился к шахматистам сразу же, как узнал о смерти Алехина, с такими словами: “Нерешенный вопрос, в какой мере антисемитские статьи Алехина были подделаны нацистами, будет банальным для будущих поколений” (“Chess World”, апрель 1946)… У меня нет ни малейшего сомнения, что отцу было бы легко ответить на вопрос, поднятый русским шахматным историком, абсолютно беспристрастно. Правильно или неправильно, но он смотрел на шахматистов только с позиции их шахматной деятельности». С.ПУРДИ: БОГАТЫРЧУК ВЫСКАЗАЛСЯ Д-р Богатырчук, являющийся специалистом в исследовании рака, опубликовал интересное письмо в «Chess». Oно объясняет «тайну», о которой мы говорили в сентябрьском номере: внезапный перерыв в шахматной деятельности Богатырчука, хотя сейчас ясно, что это случилось в 1938 году, а не в 1935-м. Часть письма Богатырчука, несомненно, пристрастна. Он говорит о денежном вознаграждении, выплачиваемом профессиональным игрокам в СССР, как о чем-то постыдном, тогда как мы все можем представить себе те аплодисменты, которыми огласился бы западный шахматный мир, если бы одно из западных правительств внезапно решило спонсировать шахматы. Он также утверждает, что Советское правительство «искало молодого шахматного мастера, на которого можно было бы сделать ставку», и выбрало Ботвинника. То есть Ботвинник, каким мы его сейчас знаем, является видом машинной продукции, выпущенной правительством. Но это ставит телегу впереди лошади. Ботвинник демонстрировал череду успехов и был уже лучшим игроком в СССР, когда получил особое денежное вознаграждение и возможности, превосходившие те, что были дарованы другим советским мастерам. Очевидно, что Советское правительство всячески использует имя Ботвинника в пропагандистских целях, но и оно заслуживает похвалы за выбор бутона еще до того, как он расцвел. Д-р Богатырчук говорит: «Я допускаю, что Ботвинник имеет способности, близкие к гениальным». Это и есть суть дела.
Однако когда Богатырчук говорит о своем собственном опыте, никто не может с ним спорить, и мы приводим эту часть письма не с целью какой-либо пропаганды, а просто чтобы заинтересовать наших читателей. (Далее Пурди цитирует три абзаца из письма Богатырчука, начиная с фразы: «До 1935 года при помощи различных ухищрений мне удавалось избегать второстепенных соревнований…» и кончая: «В течение нескольких месяцев я боялся ареста, но, к счастью, у партийных организаций было тогда много дел, и обо мне вскоре забыли». – С.В.) Всё остальное в письме Богатырчука, с шахматной точки зрения, незначительно, кроме ужасного эпизода, касающегося его победы над Ботвинником. Если бы подозрение, что советский игрок мог навлечь на себя гнев властей за победу над Ботвинником в международном турнире, оказалось правдой, то это быстро снизило бы интерес к советским шахматам. Однако турнирные таблицы не подтверждают этого подозрения. Турнир, о котором идет речь, – Москва-1935, в котором Ботвинник разделил победу с Флором, опередив Ласкера и Капабланку. Мы видим, что Ботвинник потерпел только два поражения, и оба от советских игроков – Богатырчука и Кана. К тому же советские игроки сыграли с Ботвинником чуть лучше, чем с Флором, тогда еще иностранцем, и только благодаря лучшему результату против гостей Ботвинник его догнал. В следующем году одному-единственному Ботвиннику было позволено сыграть в Ноттингеме. Это был один из сильнейших турниров всех времен, и он разделил первое место с Капабланкой, доказав, что не нуждается в помощи. А ведь тогда он еще не достиг своей полной силы. При следующем появлении Ботвинника, в Гронингене-1946, где он победил с минимальным отрывом от Эйве, мы видим еще четырех советских игроков, но они набрали против Ботвинника 1,5 очка, то есть примерно столько же, сколько и на всероссийских турнирах. Вдобавок проигрыш Ботвинника в 14-м туре Котову пришелся на самый критический момент турнира, что привело к утрате лидерства. Котов спокойно преуспевает. У нас нет сомнений, что чиновник (из Киевского обкома партии. – С.В.) сделал свое заявление в презренной попытке запугать Богатырчука; фанатичные пропагандисты иной раз наносят больший вред делу, чем любой противник. Сесил ПУРДИ
Автор следующего письма, Питер Вейсон (Peter Wason, 1924–2003), тогда как раз начинал карьеру психолога, специализируясь в области психологии мышления, в которой Великобритания является признанным лидером. Он читал лекции по английскому языку и литературе в Оксфордском университете, но в 1950 году, охладев к классической филологии, Вейсон начинает вести курс психологии в колледже при Лондонском университете, где и проработал свыше 30 лет. Все его книги посвящены психологии мышления и аргументации, что он, уже на пенсии, объяснял так: «Вероятно, меня потянуло к теме аргументации, так как большинство вещей в жизни казалось неаргументированным».
В «Chess» молодой ученый написал потому, что любил шахматы (со временем достиг уровня международного мастера ИКЧФ). Разумеется, его письмо выходит за рамки нашей темы, но тем и интересно. Пусть вас не смущают социологические пассажи и налет «наукообразия»; за ними стоят глубокие размышления о месте шахмат в современном обществе. Недаром из груды «шахматно-психологических» книг Давид Бронштейн выделял «Психологию шахмат» Вейсона (1983; совместно с У.Хартстоном), экземпляр которой – по-моему, с авторским автографом – был в его библиотеке. П.ВЕЙСОН – Б.ВУДУ Дорогой сэр! М-р Коулз не опровергает аргументов м-ра Уэйда и, мне даже кажется, сам выказывает тот фанатизм, который вменяет м-ру Уэйду. Я не знаю, является ли м-р Уэйд коммунистом, но в своем письме он не только не «поддерживает советский путь развития и цель» (а в советской системе много чего хорошего, например образование, и много чего прискорбного, например политические чистки), но и не пытается защищать действия их шахматной организации. Его аргументы фактически могут быть разделены на два главных пункта: 1) польза от «популяризации шахмат в массах» и 2) заявление, что профсоюзы и подобные им организации должны иметь право направлять и поддерживать личность в ее стремлении заняться тем или иным видом деятельности.
Если профессор говорит правду, а у нас нет никаких оснований в этом сомневаться, то действия Советского правительства не имеют оправдания; но это не значит, что их система организации шахмат ужасающе несправедлива, во что м-р Коулз хочет заставить нас поверить. Неужели м-р Коулз и впрямь считает, что даже интенсивная игра в шахматы менее способствует развитию критической мысли, чем так называемые развлечения на досуге, которые столь милы сердцу большинства американцев и британцев? «Создание культурных условий» для личности в капиталистическом государстве действительно не контролируется правительством, а является уделом тех людей, чья любовь к власти и богатству может в иных случаях превысить их чувство социальной справедливости и моральной ответственности. Кино, футбол, бега (собачьи и лошадиные), газеты, коронации и свадьбы знаменитостей – всё это служит формированию для них искусной мифологии, которая потворствует удовлетворению их инстинктов и прихотей. Те, кто служит этим богам и исповедует эти ценности, совсем не обязательно более способны «думать самостоятельно», чем шахматисты Советского Союза. Сейчас, однако, сделана попытка планировать нашу экономику, и большое количество социологов и социальных психологов сознаёт, что это должно распространиться и на сферу культуры. Планирование не является прерогативой тоталитарного государства; государство может определять как свободу, так и подчинение. Проблемы демократического планирования, так ясно очерченные в «Диагнозе нашего времени» Мангейма (Карл Мангейм – выдающийся немецкий философ и социолог, бежавший в 1933 году от нацистского режима в Англию. – С.В.), сложны, но не неразрешимы: следует определить пределы вмешательства демократического государства, а также используемые им средства; дать некую цель и смысл существования членам общества; направлять досуг людей в русло творческих занятий, а не просто пассивного времяпрепровождения. Шахматы – это творчество, и занятие ими могло бы создать прочную основу для более плодотворного досуга. Способности, необходимые сильному шахматисту, были обнаружены с помощью «Rorschach» и других психологических тестов. Вот они в порядке важности: 1. Высокий уровень интеллекта. 2. Умение объективно мыслить. 3. Способность абстрактного мышления. 4. Умение распределять внимание одновременно на различные факторы. 5. Дисциплинированная воля, способная поднять интеллектуальные силы выше обычного уровня. 6. Хорошие нервы и самоконтроль. 7. Вера в собственные силы. Если все эти качества присущи мастеру, то тогда развитие шахмат в обществе будет способствовать повышению умственного уровня обычного человека. Это ли не желанный результат? Искренне Ваш,
Вслед за письмами Мейджора с Вейсоном, как бы подводя итоги полемики, в том же номере журнала было напечатано еще одно послание Уэйда. Р.УЭЙД – Б.ВУДУ Дорогой м-р Вуд! Внимательно прочитав письмо м-ра Коулза из декабрьского «Chess», я теперь понимаю, что моя попытка критики письма д-ра Богатырчука была не столь радикальной, как лаконичная открытка из Бухареста. Просто поразительно, что в эти дни всеобщей истерии (вероятно, имеется в виду шумиха вокруг испытания первой советской атомной бомбы. – С.В.) такой журнал как «Chess» вообще доходит до стран Восточной Европы. Шахматы должны быть вне политики; это позволит шахматам оставаться средством общения между всеми странами, а журналу «Chess» продолжать поступать за «железный занавес».
Мне бы также хотелось напомнить вам об огромных трудностях, с которыми сталкиваются организаторы турниров в Англии при оформлении виз для Сабо, Пахмана и других восточноевропейских мастеров, приезжающих в Англию. Насколько несговорчивей был бы Уайтхолл (британское правительство. – С.В.), если бы считал, что эти мастера приезжают не для поддержания культурных связей, а с политическими целями. Обмен визитами может быть только полезен, и британских шахматистов может только радовать, что Голомбека (тогдашний чемпион Англии. – С.В.) постоянно зовут играть в восточноевропейских турнирах, а Чехословакия ожидает ответного визита британской команды. Несмотря на насмешки м-ра Коулза, я отказываюсь верить, что какое-либо государство организует отдых с целью не допустить мыслей o политике. Отдых – неотъемлемая часть жизни граждан в любом обществе. Вероятно, каждое правительство, выделяющее средства на какой-то проект, делает это отчасти из политических соображений. Искренне Ваш,
Как видите, это письмо уже гораздо мягче по тону и откровенно прагматичное по сути: мол, хрен с ней, с политикой, она только мешает свободно ездить по миру, играть в шахматы и зарабатывать деньги. Тезис не новый; именно так поступали многие западные шахматисты, охотно посещая Советский Союз, а потом расточая похвалы в адрес радушных хозяев. Дорожку в «шахматное Эльдорадо» мировые знаменитости проторили еще до войны: Ласкер, Капабланка, Маршалл, Рети, Флор, Эйве… Понять их можно: принимают по-царски, селят в лучших гостиницах, в ресторанах открытый счет, гонорары в твердой валюте – чего еще желать?! После войны шахматный бум в СССР, да и в других странах соцлагеря, только набирал обороты, и западным мастерам вовсе не хотелось прозябать в стороне от пышущего жаром очага шахматной культуры. Поэтому холодная война – холодной войной, а турниры – турнирами, тем более что гонорары не пахнут. В общем, как говорил незабвенный Давид Гоцман, «картина маслом»… И тут вдруг вылезает какой-то бывший советский мастер, выворачивает всю эту благостную картинку наизнанку, наводит тень на советский плетень, порочит светлый образ Ботвинника, да еще призывает вспомнить о морали и не позволять коммунистам использовать шахматы в политических целях… Да он что, с луны свалился? Такой хороший бизнес поломать хочет! Шутки шутками, но уэйдовский призыв: «Шахматы должны быть вне политики» – был на руку не только западным, но и советским мастерам, которые благодаря этой декларируемой «аполитичности» шахмат получили возможность выезжать за рубеж, о чем до войны никто, кроме Ботвинника с Рагозиным, и мечтать не мог. Помните, как окрысился Крыленко в 1929 году на лозунг «Долой политику из шахмат», рубанув в ответ лозунгом «Шахматы – орудие политики», под которым и жили с тех пор советские шахматы? Словом, письмо Уэйда могло бы стать по-своему логичной точкой в полемике, если бы… не Людек Пахман! Молодой чешский коммунист обрушился на врага с такой оголтелой бранью («предатель», «агент-провокатор», «лжец», «клеветник», «лакей»), которая всегда отличала большевиков, начиная с Ленина. По всему было видно, что «полковник Пахман», как его называли тогда знающие люди, взялся за перо не сам по себе, а по наущению «старших товарищей»… |
|
