К Юбилею Марка Дворецкого

КАДРЫ МАРКА ДВОРЕЦКОГО

Заслуженный тренер СССР в дни юбилея перелистывает фотоархив и рассказывает о самых памятных встречах и событиях своей насыщенной творческой жизни.

Играть в шахматы я научился еще до школы. Уже не помню, на какой из дней рождения кто-то из гостей подарил мне доску и фигуры и тут же попытался объяснить правила. Я немножко играл, даже получил грамоту «Лучшему юному шахматисту пионерлагеря», когда учился в одном из младших классов. Но это было чистым любительством, я не занимался шахматами, не читал книжек.

В начальной школе я чем только не увлекался, выигрывал олимпиады по разным предметам, потом много лет помнил столицы всех государств, спутники всех планет и т.д. Особенно любил математику: у нас была хорошая молодая учительница, которая поддерживала и поощряла мой интерес. Позднее, когда я учился классе в пятом или шестом, она ушла из школы – поступила в аспирантуру. А нового учителя по прозвищу Горилла гораздо больше волновали кляксы в тетради, нежели интерес к математике; за полгода он сумел этот самый интерес у меня отбить. Чтобы компенсировать возникшую пустоту, я пошел в Дом пионеров Калининского района (это Лефортово – там тогда жила моя семья) и начал заниматься шахматами. 5-6 класс – это, конечно, очень поздно. На 4-м разряде я немножко застрял, но за лето изучил замечательный учебник Майзелиса и в трех ближайших турнирах выполнил третий, второй и первый разряды. Не успел прочитать только заключительную часть книги – про дебюты. Быть может, здесь первопричина того, что в начальной стадии партии я всегда был слаб!

Потом вместе со своим другом Сашей Карасевым перешел во Дворец пионеров на Ленинских горах. К концу школы успел стать мастером. «Шахматная Москва» напечатала заметку о моем успехе и опубликовала вот эту фотографию.

В школе я был довольно средним учеником, потому что много занимался шахматами, чуть ли не каждый день ездил через весь город во Дворец пионеров. Деньги, которые родители давали мне на обед, я тратил на шахматные книги, которые выискивал в букинистических магазинах, и нажил себе язву. Нет худа без добра – благодаря этому, получил освобождение от армии. А когда поступил в Университет, то снова начал хорошо учиться.

1967 год, Подмосковье. Ко мне в гости на дачу приехал мой товарищ по Дворцу пионеров Саша Шварц, и мы играем в блиц, а наблюдает за игрой мой папа. Старые деревянные часы служили верой и правдой много лет, они гораздо надежнее пластмассовых, которые потом выпускались в Орле. Играем мы на столе для пинг-понга, его сделал отец. Фанера для стола была тоньше, чем надо, поэтому отскок получался невысоким. Сильные удары на таком столе наносить было трудно, игра по большей части носила позиционный характер, и у меня выработался соответствующий стиль. Тем не менее, я довольно хорошо играл в настольный теннис, выигрывал почти у всех шахматистов.

Реальные шахматные успехи у меня появились только после окончания Университета, когда перестал сидеть между двух стульев. Я тогда победил на турнире в Вильянди (1972 г.), опередив Таля и впервые в жизни обыграв двух гроссмейстеров, выиграл чемпионат Москвы, вышел в Первую лигу чемпионата СССР, а на следующий год – и в Высшую, где занял 5-е место, победил в паре международных турниров, в которых участвовал. Лучшие результаты были достигнуты с 1972 по 1975 годы, а потом уже плотно занялся тренерской работой. Отдельные турнирные достижения у меня еще были, но в целом я «доигрывал», а после 1980 года почти перестал играть.

На фотографии – моя партия с Паулем Петровичем Кересом в матч-турнире трех сборных (первой, второй и молодежной) 1973 года. Керес выступал, естественно, за первую команду, я – за молодежную, на 9-й доске. А на последней 10-й доске у нас играл мой друг Боря Гулько. Помню, на один из матчей заявился зампред Спорткомитета Ивонин и, посмотрев на участников, сделал строгое замечание Батуринскому: «Кого вы берете в молодежную команду? Что у вас за 10-я доска: седой, лысый, да еще и проигрывает!» Слова начальства бесследно не проходили, Батуринский стал хуже относиться к Гулько.

Матч широко комментировался не только в советской, но и в зарубежной печати. У меня сохранилась статья Бента Ларсена из канадского шахматного журнала, где он в частности писал: «Пять первых досок молодежной команды (Карпов, Тукмаков, Балашов, Кузьмин и Ваганян) сочетали оптимизм и энергию со зрелым стилем. Этого нельзя сказать о последних пяти (Мухин, Подгаец, Свешников, Дворецкий и Гулько); из них только игра Дворецкого оставила хорошее впечатление. Я не уверен, что оставшиеся четверо сильнее, чем лучшие из более юных советских игроков, таких как Романишин (чемпион Европы среди юношей), Белявский и Разуваев». Ну, насчет Разуваева – тут Ларсен что-то перепутал: ведь Юра – ровесник самых старших по возрасту участников молодежной команды Тукмакова, Кузьмина, Подгайца и Гулько.

Тбилиси, 1973 год, Первая лига чемпионата СССР, серьезный круговой турнир. На снимке – грузинское застолье в выходной день. Разливает вино Рафик Ваганян; он блестяще выступил в Тбилиси, как и оставшийся за кадром Роман Джинджихашвили. Напротив Рафика – Гурам Мачавариани, «хозяин стола». А во главе стола – мастер Саша Куинджи, талантливый шахматист и сильный, уверенный в себе человек, он в свое время представлял СССР на юношеском первенстве мира, где занял 3-е место. В Тбилиси Куинджи играл неудачно и, поскольку он парень самолюбивый, очень из-за этого переживал. Помню, кто-то из нас спросил его тогда: «Саша, а что ты хочешь? Мы все здесь – шахматные профессионалы, ты же работаешь в другой области. Неужели ты такой гений, что должен опережать профессионалов?»

Также на снимке – Вячеслав Оснос (выглядывает из-за Ваганяна), а напротив меня – Сергей Макарычев и Юрий Разуваев.

В семидесятые годы было много командных соревнований. Я играл и за свой факультет в первенстве МГУ, и за команду Университета, и за «Буревестник». На фотографии 1979 года – часть команды «Буревестник», мы возвращаемся из Золингена, где выиграли Кубок европейских чемпионов. Слева направо – Владимир Константинович Багиров, Юрий Разуваев, Александр Кочиев, Василий Васильевич Смыслов и Марк Дворецкий. Как иронично распевал после матча Кочиев: «Не все вернулись соколы», – именно из этой поездки не возвратился в Союз Лева Альбурт. Между прочим, в тот момент проходил тренировочный сбор команды Москвы, и один из тренеров поймал обрывок сообщения по «Голосу Америки»: «Советский гроссмейстер попросил политическое убежище в Германии». Фамилия не была расслышана, и начали гадать, кто именно. Как мне потом рассказали, ставки делались в основном на Кочиева и на меня (хоть я и не гроссмейстер).

На фото 1976 года – командное первенство СССР в Тбилиси. Команда «Буревестник» значительно уступала по составу ЦСКА, где играли и Карпов, и Гаприндашвили. Тем не менее, мы обеспечили себе первое место, фактически, за тур до конца, поскольку опережали ЦСКА на 7,5 очков, на целый матч (играли на 8 досках).

Нам повезло с умными руководителями: очень много делали Борис Наумович Постовский, Иосиф Давидович Березин. В команде была изумительная атмосфера. Помню, как все мы анализировали отложенные позиции Лены Ахмыловской, которая тогда играла не слишком сильно, но очень упорно. Отложенные были ничейные, и мы пообещали Лене торт, если она их выиграет. Ахмыловская очень старалась и, действительно, победила во всех отложенных партиях! Мы с Наной Александрия отправились за обещанным призом. Она зашла в какую-то неприметную дверку в здании ЦК компартии Грузии и вынесла оттуда совершенно шикарный торт!

На юношеской доске уверенно выступал Александр Кочиев. Правда, в 1-м туре у него были большие трудности в партии с никому не известным шахматистом из общества «Урожай». Саша с большим трудом сделал ничью при доигрывании. Мы над ним, естественно, подшучивали: «Что ж ты, какого-то Гаврикова не можешь обыграть!» Кочиев возражал: «Вы не понимаете, Гавриков – это не просто Гавриков, он еще всем покажет!» Через несколько лет мы убедились, что Саша был прав.

Матч последнего тура для нас уже ничего не решал. Кочиев практически обеспечил себе первое место на доске и собирался расписать ничью с Зайчиком. Я попытался убедить Сашу, что для него это – идеальная возможность потренировать умение бороться за победу в ситуации, когда, вроде бы, устраивает и ничья. «Ну чем ты рискуешь? Для команды твой результат уже не имеет значения, а первое место на доске – это же ерунда!» Саша меня уважал как тренера, поскольку годом раньше на отборочном турнире к юношескому первенству мира в последнем решающем туре его победил мой ученик Чехов, которого Кочиев в грош не ставил – считал, что сам он намного талантливее и сильнее. Кочиев меня внимательно выслушал и сказал: «Нет, когда надо – я смогу настроиться на борьбу, а завтра я ничью все-таки распишу!» Кочиев – шахматист исключительного таланта, но из-за своей осторожности, чрезмерного практицизма он так и не сумел себя реализовать.

Сам я в Тбилиси из 7 партий сыграл только 4. У меня была своя сложнейшая отложенная, потом я еще Смыслову помогал готовиться к доигрыванию против Таля, активно участвовал и в анализе других отложенных позиций. Мой результат был три очка из четырех, 75%. А первое место на доске отдали Тукмакову, набравшему 5 из 7-ми (71,4%). В Положении было четко сказано: первое место определяется по проценту набранных очков, минимальное число партий – 4. Тем не менее, главный судья чемпионата Бондаревский проигнорировал правила, предпочтя Тукмакова. Наш представитель Березин тогда промолчал, а потом сказал мне: «Наверное, так действительно справедливее, ведь Тукмаков сыграл все 7 партий». Я ответил: «Иосиф Давидович, можно было бы долго рассуждать о том, что справедливо, что нет, если бы в правилах не было все четко записано!» Для меня 1-е место на доске значения не имело, просто вспомнилась такая вот типичная советская история.

Вейк-ан-Зее, 1975 год. В турнире «Б» я выиграл 9 партий и 6 завершил вничью, занял 1-е место и получил путевку в главный турнир. В турнире «А» играли в том году Семен Фурман и Ефим Геллер, в женском – Нона Гаприндашвили. Перед последним туром в советском посольстве в Гааге был устроен «шахматный» прием для иностранных послов, на который пригласили нас. Привезли из Вейк-ан-Зее и сразу усадили пообедать с нашим Послом. Такой вкусной водки, как там, я больше никогда не пробовал! Потом был сеанс одновременной игры, в котором я не был задействован. В зале был накрыт стол с легкими закусками и множеством бутылок. Я воспользовался удобным случаем, чтобы пополнить свое образование, спрашивал у молодых ребят из посольства: а что такое джин с тоником? Что такое виски с содовой? Они охотно объясняли – наполняли мой бокал этими напитками!

Вернулись в Вейк-ан-Зее мы за полночь, а наутро предстояло играть последний тур. К счастью, я уже обеспечил первое место и мог позволить себе сделать ничью.

Трудно сказать, где и когда проходил именно этот сеанс, мне за свою жизнь довелось провести их немало. Помню, в 1979 году на юношеском чемпионате мира в Норвегии, в один из дней организаторы устроили праздник шахмат. Я был одним из сильнейших шахматистов среди тренеров, и меня попросили дать сеанс одновременной игры. Я поинтересовался, какая предусмотрена оплата. Вопрос не очень понравился, но мне объяснили, что каждый участник заплатит 10 крон; в случае победы сеансер получит всю сумму, за ничью – половину, а при поражении 10 крон возвращаются моему противнику. Рядом сеанс давал Олег Романишин. Все участники уже заняли места за столиками, а любители продолжали подходить. Наверное, организаторам неудобно было беспокоить гроссмейстера, и они обратились ко мне: можно ли подсадить еще людей? Я охотно согласился: «Конечно, конечно, подсаживайте!» Свой сеанс я завершил быстрее Романишина и с очень высоким результатом, без единого поражения – игра на деньги оказалась хорошим стимулом!

С Инной мы учились в одной школе, но не были знакомы. А потом оказались в Университете в одной группе, и тогда уже познакомились. Мы довольно долго встречались, а поженились в 1978 году. Одним из двух свидетелей на свадьбе был мой друг мастер Борис Злотник. В свадебное путешествие мы с Инной отправились в Грузию, погуляли по Тбилиси, а потом поехали в санаторий в Гаграх, где я провел еще небольшой сбор с Ноной Гаприндашвили.

Сын Леня родился в 1981 году, и сейчас уже взрослый человек. Он не повторил некоторых моих ошибок: активно занимается спортом, в отличие от меня, не имеет лишнего веса. Леонид закончил Высшую школу экономики и сейчас работает в области маркетинговых исследований. В детстве он немного занимался шахматами, даже ходил в районный дом пионеров. Там, узнав его фамилию, ему быстренько оформили второй разряд! Но специфических шахматных способностей у Лени я не замечал, а принуждать его заниматься шахматами только потому, что это дело моей жизни – нелепо. Пока ему нравилось, он с удовольствием играл, а потом появились другие интересы.

По-моему, это очень хорошо, когда люди умеют играть в шахматы, кое-что в них понимают, ведь у них на всю жизнь появляется еще один источник для получения удовольствия. А становиться профессионалом вовсе не обязательно, особенно если нет яркого специфического таланта. Так что у Лени получилось все, как надо!

Лет пять я помогал Михаилу Моисеевичу Ботвиннику вести занятия в его школе. Там и встретился с Артуром Юсуповым. Мы не раз что-то вместе анализировали, обсуждали различные шахматные вопросы, а потом он и его отец попросили меня начать с ним заниматься индивидуально. По своим человеческим качествам Артур был мне очень симпатичен, и я согласился.

Правда, его чисто шахматные данные на меня поначалу впечатления не произвели. Играл он сухо, однообразно, избегал энергичных пешечных продвижений, в его партиях было мало тактики. С другой стороны, Юсупов в своем возрасте был в Москве сильнейшим. Разве мог малоталантливый шахматист добиваться очевидных спортивных успехов? Я задумался и понял, в чем дело. Именно в такие, нетворческие шахматы играл тренер, работавший с Артуром несколько лет до меня, да и по духу он напоминал скучного школьного учителя. Артур же с детства был очень правильным мальчиком; он играл скучно и осторожно не потому, что чего-то боялся, а просто считал, что это и есть правильные шахматы, других он не знал. Моя основная задача на начальный период стала ясной: расширить творческий диапазон ученика, продемонстрировать разнообразие и красоту шахматных идей. Вскоре его стиль стал эволюционировать в сторону содержательности и динамизма.

Из собственного школьного опыта я знал, что наличие друга-соперника здорово помогает росту молодого шахматиста. Создав «творческий тандем», ребята вместе анализируют, обмениваются идеями, а успехи друга воздействуют на честолюбие, заставляя прибавлять в работе. И вот на школе Ботвинника появился Сережа Долматов. Он тогда поступил в МГУ, переехал в Москву, здесь у него тренера не было. Мне он понравился: сразу бросились в глаза и очевидный талант, и внутренняя честность, порядочность. Я подумал, что он мог бы составить отличную пару с Артуром. Сам я принципиально никого и никогда не звал к себе заниматься, но намекнул Сергею Макарычеву, тоже учившемуся в Университете, что если Долматов захочет, он может ко мне обратиться. Сергей позвонил, и мы начали вместе работать. Так Юсупов и Долматов стали спарринг-партнерами, друзьями, а на некоторых важных соревнованиях (в том числе, и на матче претендентов за мировое первенство) – бескомпромиссными соперниками.

На фото 1978 года – Сергей и Артур вернулись с чемпионата мира среди юношей в Граце (Австрия) и пришли в редакцию «64». Вместе с нами на снимке – редактор еженедельника Яков Нейштадт и журналист Анатолий Мацукевич.

Титул чемпиона мира среди юношей (до 20 лет) тогда давал очень многое, резко облегчал и ускорял дальнейшее развитие шахматиста: за него сразу присваивали звание международного мастера, назначали стипендию, допускали в Первую лигу чемпионата Союза и позволяли сыграть в международном турнире. Вот почему, начав заниматься с Артуром и Сережей, я сразу же поставил перед ними цель: через пару лет принять участие в борьбе за высший титул, и пообещал им, что при упорной работе цель будет достигнута. Так и вышло: Артур стал чемпионом мира в 1977 году, Сергей – годом позже.

По моей просьбе вместе с нами в Грац командировали Владимира Тукмакова. Перед турниром он участвовал в нашем тренировочном сборе, помог Долматову поставить белыми главную сицилианку. Так получилось, что в Австрии я опекал, в основном, Сережу, а Тукмаков – Артура. Долматов был в превосходной форме, Юсупову игра давалась тяжелее, но он, естественно, боролся изо всех сил. Оба они явно превосходили в классе остальных участников, так что чемпионат закончился вполне логично: Долматов занял первое место, Юсупов второе.

Меня немного забавляет нынешняя ситуация, когда попадание в тройку на юношеских первенствах считается большим успехом. В конце 1977 года на чемпионате Европы Долматов разделил 1-3 место, по коэффициенту остался вторым, и для нас это была крупнейшая за год неудача.

Во второй половине семидесятых – начале восьмидесятых годов я тренировал Нану Александрия. До этого мы с ней играли за «Буревестник», у нас сложились очень хорошие отношения. В 1977 году Нана предложила мне провести сбор с Долматовым в хорошем санатории в Боржоми, но с условием, чтобы и она тоже приняла в нем участие. К Нане я относился с огромной симпатией, она замечательный человек, и я согласился. После того сбора началось наше постоянное сотрудничество.

На фото – мы с Наной и Сережей на одном из сборов. Не помню, на каком именно, но точно не в 1977 году, потому что тогда Долматов не носил бороду!

В 1980 году в Кисловодске проходил матч претенденток Александрия – Ахмыловская, я был тренером Наны. В один из дней ко мне обратились с просьбой посмотреть 11-летнего Лешу Дреева. Я к таким показам отношусь со скепсисом: ну, подтвержу, что передо мной действительно способный мальчик, и чем это поможет? Однако огорчать людей, которые ко мне обратились, не хотелось, и я согласился. Мальчика привели ко мне в гостиничный номер, и тут мне пришлось минут на 5 отлучиться. Чтобы Леша не скучал, я поставил перед ним первую попавшуюся позицию из своей картотеки, не очень удачную для его возраста – слишком сложную. В ней имелся заманчивый способ выиграть пешку, причем этот план прямо не опровергался, но за пешку соперник получал неплохую позиционную компенсацию. Поэтому правильное решение было иное, и очень сложное; даже гроссмейстеру верно оценить его последствия было бы нелегко. Вернувшись, я спросил, что Леша думает о позиции. Меня поразила его реакция: 11-летний мальчик не только нашел способ выиграть пешку, но и добавил, что конечная позиция варианта ему не нравится. Подобные трезвость ума и самоконтроль в столь юном возрасте – большая редкость! Я почувствовал, что передо мной огромный талант.

Мы начали заниматься с Дреевым, он стал самым молодым мастером в стране – в 13 лет. До этого рекорд принадлежал Мише Штейнбергу, выполнившему норму в 14-тилетнем возрасте, а Карпов и Каспаров стали мастерами в 15. В 1983 году, когда Леше было 14, мы с ним поехали на чемпионат мира до 16 лет в Колумбию. Он там отдал лишь две ничьи на всю компанию, остальные партии выиграл и стал чемпионом за явным преимуществом.

На следующий год он выиграл аналогичный чемпионат. Меня на него не пустили, потому что проходил он не в Колумбии, а во Франции – гораздо более соблазнительной стране, и шахматный начальник Крогиус отдал поездку своему приятелю Суэтину. От нас играли Дреев и Иванчук. Суэтин ребятам не помогал; они его не интересовали. Если требовалась консультация или аналитическая помощь, то они обращались к Ноне Гаприндашвили, опекавшей наших девочек.

Жаль, обстоятельства сложились таким образом, что мы вскоре прекратили заниматься с Дреевым. Пока мы вместе работали, рост у Алексея шел фантастический. Потом он стал сильным гроссмейстером, но своего потолка, безусловно, не достиг. Я убежден, что у Дреева был потенциал чемпиона мира.

В конце 80-х годов мы с Артуром решили организовать свою школу. Опирались мы на имевшийся опыт: Артур занимался в школе Ботвинника, я там преподавал, потом немножко помогал в других школах – Смыслова, Полугаевского. Но нам также удалось наметить и реализовать много новых и эффективных методических идей. Главным администратором стал Виктор Борисович Глатман, который прекрасно справлялся со своими обязанностями. Активно участвовал в работе школы Сергей Долматов.

Решив необходимые организационные проблемы, мы провели набор. Многие юные таланты уже занимались в других школах, но и к нам пришли хорошие ребята. В тот момент закрывалась школа Каспарова, и к нам попросился Петя Свидлер. Мы с Артуром посовещались и решили, что брать его довольно рискованно: хоть Каспаров и закрыл свою школу, но все равно, мог потом нас обвинить, что мы переманиваем учеников! Поэтому мы поставили Пете дурацкое условие: чтобы он получил согласие на переход к нам. И Свидлеру пришлось обращаться к Кларе Шагеновне за такой бумажкой с разрешением.

Сверх-ярких звезд у нас, казалось бы, не было или почти не было. А между тем, гроссмейстерами стали почти все. Вот посмотрите, стоят девочки. Слева Элла Питем, сейчас она гроссмейстер, живет в Израиле. Рядом Илаха Кадымова из Азербайджана, ныне гроссмейстер, которая навыигрывала много титулов в юниорских соревнованиях. Далее Диана Дарчия (Грузия), очень талантливая, обаятельная девочка, но ленивая; тем не менее, и она стала гроссмейстером, а ранее не раз выигрывала детские чемпионаты мира. За ними – Инна Гапоненко (Украина), олимпийская чемпионка. Рядом с Дарчия – Петя Свидлер – его представлять не надо, тут и так все ясно. Справа – Вася Емелин, ныне хороший гроссмейстер. Полагаю, он не реализовал себя полностью, и отчасти по нашей вине: мы как-то не смогли найти с ним общий язык, установить доверительный контакт… Перед ленинградцами – Карен Асрян (Армения), тоже олимпийский чемпион. Карен приезжал к нам на одну сессию. Справа от него – Максим Ситник; я не знаю, что с ним стало после нашей школы. Далее – Володя Баклан, очень талантливый мальчик. Впоследствии, по словам его отца, он долго болел, и это отразилось на результатах. Тем не менее, Володя стал сильным гроссмейстером, играл за сборную Украины, в ее составе стал чемпионом мира в 2001 году. Потом, рядом с Юсуповым – Вадим Звягинцев: чемпион Европы до 16 лет, чемпион мира и победитель Олимпиады в составе сборной России. Во втором ряду, за Инной Гапоненко - Виктор Глатман, а далее москвич Илья Макарьев. Он, правда, гроссмейстером не стал. Илья переехал в Израиль, блестяще там учился, потом разослал свои документы в лучшие университеты разных стран и получил приглашения во все! Выбрал самый престижный – Гарвард (в Бостоне) и через несколько лет защитил там докторскую диссертацию по макроэкономике. Справа от Ильи – Петя Киряков, ныне гроссмейстер, за ним тренер Игорь Белов, который нам помогал. Далее Ян Теплицкий – канадский международный мастер. Москвич Максим Богуславский стал бизнесменом. За ним Алексей Косиков, тренер Баклана. Он читал на школе очень интересные лекции. Наконец, москвич Саша Черносвитов, судьба которого сложилась трагически: во время учебы в вузе он прыгнул с парашютом, и парашют не раскрылся…

Школа просуществовала три года, мы провели шесть сессий, как и намечали. На нескольких сессиях у нас занимались Сережа Мовсесян, Леша Александров… Думаю, по качеству и результатам работы наша школа была просто лучшей. Лекции мы записывали на диктофон, и потом они легли в основу наших с Артуром книг «школьной» серии. К сожалению, Артур участвовал только в первых трех сессиях. Потом на него было совершено нападение прямо в его квартире, Юсупов был ранен и вскоре после этого переехал жить в Германию.

Мы привлекали к работе всех, кто был способен помочь. Проводили занятия тренеры, приезжавшие с ребятами: Владимир Вульфсон, Михаил Пукшанский, Алексей Косиков… Обязательную утреннюю зарядку проводил с ребятами Долматов, а на одной из сессий – Владимир Евгеньевич Звягинцев, отец Вадима, имевший высокий разряд по легкой атлетике. У нас на школе действительно был единый коллектив!

Через пару лет после завершения работы школы я получил такую открытку:

В 1998 году меня пригласили позаниматься с ведущими юными шахматистами Израиля. Тренировочную сессию организовал – как всегда, превосходно – Виктор Глатман. В один из свободных дней я поехал в Иерусалим и там встретился с Ильей. Он показал мне этот великий город, рассказал о своей жизни и о планах на будущее, которые, как вы уже знаете, вскоре были успешно реализованы.

Наша с Артуром школа оказалась весьма эффективна, да и сама идея подобной работы очень хороша. Но я – не организатор, проведение подобных тренировочных сессий во многом зависит от других людей. В самом конце 90-х годов инициативу по созданию новой школы проявили преподаватель кафедры шахмат РГУФК Сергей Грабузов и Руслан Удалкин, молодой энергичный организатор из Подмосковья. Школа функционировала два с половиной года, Грабузов и Удалкин превосходно делали свою работу, с ними было очень приятно сотрудничать. Сергей – отличный спортсмен, на хорошем уровне играет и в футбол, и в баскетбол, он взял на себя и проведение обязательной утренней зарядки, и все спортивные тренировки. Наблюдая со стороны, я заметил, что он всегда старается вовлекать в игру всех, в том числе и более слабых ребят, исподволь им помогает – в общем, действует как настоящий педагог.

От сессии к сессии состав все усиливался, а количество учеников возрастало. Приезжали на школу, например, студенты института физкультуры Сергей Григорьянц, Владимир Поткин, Владимир Белов, Алексей Хрущев. Были очень сильные девочки – Катя Корбут, Лена Таирова.

Мне хотелось бы оказывать помощь наиболее талантливым, ярким юным шахматистам страны. Увы, пришлось столкнуться с тренерской ревностью. После каждой сессии в «64» появлялся рассказ о нашей работе, указано было, как с нами могут связаться все желающие. Тем не менее, из призеров юношеских чемпионатов России, Европы, мира к нам почти никто не обращался, да и из ведущих московских школьников на сессии в Подмосковье не ездил никто, хотя наверняка о школе знали и тренеры, и дети. Зато приезжали сильные ребята из ближнего зарубежья – Петя Костенко из Казахстана, Паша Эльянов и Саша Моисеенко из Украины.

Недостаточный спрос со стороны тех, для кого школа в первую очередь была предназначена, – одна из причин, по которой я, в конце концов, отказался от ее проведения. Другая причина – отсутствие спонсорского финансирования. Существовать на маленькие взносы, собиравшиеся с участников школы, очень трудно, в частности, не было возможности приглашать тренеров. На одном из снимков – в первом ряду Игорь Зайцев, которого все же удалось привлечь к работе на последней сессии. Из этого же снимка видно, как разрослась школа – эффективно работать со столь большим составом в одиночку или вдвоем с Грабузовым не представлялось возможным. Уже не хватало времени для индивидуального подхода к каждому ученику, что в обязательном порядке присутствовало на нашей с Юсуповым школе и без чего не удается обеспечить быстрый и надежный рост ребят. А в таких делах я максималист – работать, сознавая невозможность добиться желанного и вполне достижимого при других обстоятельствах эффекта, мне неинтересно.

На одной из первых сессий школы я познакомился с Эрнесто Инаркиевым. Мне он сразу понравился. Видно было, что у него отличная реакция, он быстро соображает, к тому же очень хорошее впечатление производили его человеческие качества, воспитание. Эрнесто ко всем был открыт, доброжелателен, всегда предлагал свои услуги, если кому-нибудь нужна была помощь. Например, я обратил внимание, что именно он помогал девочкам погрузить их вещи в автобус, когда мы уезжали с сессии. Инаркиев уже тогда был достаточно спортивен, а в дальнейшем стал уделять физической подготовке еще больше внимания. Я люблю работать с ребятами, у которых шахматный талант сочетается с превосходными человеческими качествами, получаю огромное удовольствие и от самой работы с ними, и от сознания того, что удалось им помочь в достижении намеченных целей. Со многими моими учениками мы сотрудничаем и дружим многие годы; я радуюсь и горжусь, что хоть они и очень разные, но все замечательные люди, обладают счастливым сочетанием шахматных и личностных достоинств. В то же время, я отказывался от работы с некоторыми огромными талантами только потому, что сомневался в их человеческих качествах и не видел возможности повлиять на их развитие.

Инаркиев в 16 лет выиграл чемпионат России до 20, опередив в швейцарке ближайших преследователей на 2 очка(!), затем победил в чемпионате Европы. Сейчас он очень сильный гроссмейстер. Увы, как и многие другие мои ученики, Эрнесто оказался подвержен одной грустной тенденции: с ростом силы спортсмена возрастает число важных соревнований, все больше времени отнимает дебютная подготовка, а также решение различных житейских проблем, – в результате все меньше и меньше остается возможностей для основательной работы над самосовершенствованием, которую мы вели прежде, и темпы роста неизбежно снижаются.

У меня есть хороший друг в Америке – Дина Тульман. Ее основная работа в Нью-Йорке связана с компьютерами, а живет Дина поблизости от Нью-Йорка в штате Нью-Джерси, и там по вечерам она ведет две очень успешные шахматные школы. Колоссальная энергия! Для учеников она устраивает летние лагеря, куда приглашает и меня, и Артура Юсупова, и Сашу Чернина. Для занятий с малышами я посоветовал Дине привлечь Сергея Грабузова, и она была в полном восторге от его работы. На снимке, который Дина сделала у себя дома, мы с Юсуповым, Грабузовым, Черниным и несколькими ребятами. На переднем плане – дочка Дины, Хана.

Слева на заднем плане – Морган Гриффитс, приехавший в лагерь с противоположного конца Америки из штата Орегон. Родители нескольких способных детей из маленького городка Юджин, расположенного в этом штате, стали приглашать Грабузова для регулярных занятий с их детьми, с его подачи трижды там побывал и я. В результате трое учеников Сергея стали победителями школьных первенств Америки в своих возрастах. Для маленького городка – это огромное достижение, характеризующее и полезность подобных занятий, и уровень тренерского мастерства Грабузова.

С Виорелом Бологаном мы начали заниматься, когда он был уже взрослым. Честно говоря, я не очень хорошо помню, с чего началось наше сотрудничество. Вообще-то, избавляться от вредных привычек, мешающих росту шахматиста, вырабатывать новые полезные навыки легче детям с их более гибкой психикой, чем взрослым людям со сложившимся характером. Но Виорел – парень очень умный и волевой. Он всегда знает, чего хочет, и умеет работать, поэтому с ним проблем такого рода не возникало.

Фотография сделана на свадьбе Виорела, праздновавшейся в одном из московских ресторанов неподалеку от ЦШК. Его жена Рита – балерина, поэтому среди гостей были и шахматисты, и артисты балета. Для меня был там трудный момент, когда начались танцы. Я и вообще-то танцевать стесняюсь из-за слабого умения, а уж когда вокруг балерины!.. И тут одна из них, в прошлом – педагог Риты пригласила меня. Я категорически отказывался, но характер у дамы оказался твердый, и мне не удалось «соскочить»! Но ничего, она сказала, что я танцую вполне прилично.

Между Виорелом и мной на фото – Вадим Звягинцев, с которым мы сотрудничаем уже много лет. Еще до того, как начала работать наша с Артуром школа, я немножко помогал двум московским школьникам, которые занимались во Дворце пионеров – Максиму Богуславскому и Илье Макарьеву. Обоих я, естественно, пригласил на школу, а они привлекли своего друга Вадима. Сразу было видно, что мальчик он очень одаренный, с необычным стилем игры, интересным творческим почерком, и вскоре я начал заниматься с ним индивидуально. В одной из наших с Артуром книг приводится партия Вадима, где он в дебютной стадии осуществил фантастическую (особенно для школьника!) позиционную жертву пешки g2-g4! Позднее этот ход в разных вариациях стал чуть ли не фирменным оружием Звягинцева.

Вадим блестяще играл за молодежную сборную России на Олимпиаде 1994 года, потом сосредоточился на учебе (он окончил тот же факультет МГУ, что и я – экономический). Времена изменились, и я не так часто ездил с Вадимом на соревнования, как с Артуром или Сережей, но пару раз был секундантом Звягинцева на чемпионатах мира. Когда Вадим окончил Университет, он получил приглашение на две швейцарки в Испании, а я решил понаблюдать за ним в ходе турнира, чтобы лучше почувствовать, чем нам стоит заняться дальше. Но ехать тренером на швейцарки как-то нелепо, поэтому мне пришлось тоже стать участником. Первый турнир Вадим выиграл в блестящем стиле, я же, естественно, выступил очень бледно, поскольку за много лет не сыграл ни одной турнирной партии. Во второй швейцарке Вадим выглядел менее убедительно, видимо, из-за усталости, а я, наоборот, разыгрался и занял чистое первое место! Слава богу, ни в одном из этих турниров нам с Вадимом играть друг с другом не пришлось.

Кстати, задолго до того, в 1983 году после трехлетнего перерыва я принял участие в международном турнире во Фрунзе (ныне Бишкек), победу в котором уверенно одержал Долматов. В нашей с ним партии у него были белые, но Сергей предложил расписать ничью.

– Да ты что, – возразил я, – ты же борешься за первое место, а я совершенно растренирован, ко мне выстроится очередь из твоих конкурентов за очками.

– Нет, играть я не стану, будет ничья, – настаивал Сергей. К счастью, мне удалось пройти турнир без поражений, так что ничья со мной Сергею не повредила.

Конечно, с какого-то момента мы со Звягинцевым стали реже встречаться. Вадим предпочитает самостоятельную работу, у него свои интересы в шахматах, он трудится порой на совсем неожиданных направлениях. Он всегда с удовольствием изучал старые книги, разрабатывал необычные схемы. Сейчас мы, по сути, друзья, а не тренер и ученик.

Одна из наиболее эффективных организационных форм работы над шахматами, которая сейчас, к сожалению, встречается все реже и реже – это тренировочные сборы. Спортсмен там отрешается от внешних забот и может сосредоточиться на шахматах. При этом серьезные тренировки за доской можно сочетать с физической подготовкой, особенно если сбор достаточно продолжительный. На фото – участники небольшого сбора, проходившего в Дагомысе в мае 2004 года. Слева направо: Саша Мотылев, Эрнесто Инаркиев, я, Володя Поткин и Женя Наер. После этого сбора Инаркиев разделил выходящее в Суперфинал место в высшей лиге чемпионата России, а победителем в ней стал Мотылев.

Саше Мотылеву я тоже всегда помогал с огромным удовольствием, потому что он и шахматист яркий, и человек замечательный. Я с ним познакомился в 1998 году на сборе, который Сергей Яновский устроил для сильнейших юных шахматистов России. Яновский привлек спонсора, который собирался регулярно финансировать такие сессии, но этим планам помешал дефолт…

Уже тогда, в 1998 году я обратил внимание на глубину замыслов Мотылева, его способность находить скрытые, не бросающиеся в глаза ресурсы позиции, а также большую любовь к шахматам. Сейчас Саша не только сильный гроссмейстер (был чемпионом России), но и отличный тренер – он помогал Свидлеру, Крамнику, Полгар, Костенюк и всей мужской сборной страны. Его отличают прекрасные человеческие качества, ум, порядочность, огромная работоспособность, глубокие дебютные познания. Жаль только, что тренерская работа плохо влияет на практическую силу: развитие Саши как шахматиста остановилось, он не реализовал полностью свой огромный потенциал.

В 1987 году я получил официальное приглашение из Америки – поработать там тренером пару недель, причем на очень выгодных для Спорткомитета условиях (солидная часть моего гонорара осталась бы у них). Но ненависть ко мне со стороны Крогиуса и компании была так велика, что они запретили поездку даже в ущерб собственной материальной выгоде. И лишь когда советская система, слава богу, начала рушиться, в 1990 году я впервые отправился в Америку, после чего ездил туда ежегодно в течение 10 или даже 12 лет, работал там по месяцу, по полтора. Про меня немедленно пустили слух, что я вообще там остался. Когда знакомые встречали меня в Москве, то искренне удивлялись: как, почему ты здесь, а не за океаном? (А эмигрировал в США в итоге такой правоверный большевик, как Крогиус.)

Конечно, поездки для меня – это заработок. Наша шахматная федерация не приглашала меня к работе ни в советские времена, ни сейчас. Эпизодически случались редкие тренировочные сборы, но на регулярной основе к занятиям с сильнейшими юными шахматистами страны или талантливыми молодыми гроссмейстерами меня никогда не привлекали. Мне, полагаю, все же удалось немало сделать, но это всегда была «частная инициатива». Зато из-за границы приглашения поступают довольно часто.

Например, в США я занимался с гроссмейстером Патриком Вульфом, и после этого он дважды выиграл чемпионат страны. Поработал с юным Талем Шакедом, которому шахматная федерация США два года выплачивала стипендию. После наших тренировок он стал чемпионом мира среди юношей 1997 года и гроссмейстером. Но когда стипендию платить перестали, Шакед бросил шахматы и поступил в Университет. К сожалению, в Америке такое случается сплошь и рядом, поэтому лучше всего там играют эмигранты, у которых меньше возможностей для иной деятельности.

Несколько раз меня приглашали во Францию. На юго-западе страны в Аквитании, километрах в 70-80 от Бордо есть «шахматный» кемпинг, хозяева его – мои друзья Жюль и Рики Армас. В 1999 году там прошел сбор команды Франции, в котором участвовали все сильнейшие: и Лотье, и Бакро, и Фрессине.

Перед Олимпиадой 2004 года меня снова пригласили поработать со сборной, на этот раз – в городе Канн (том самом, где проходит знаменитый кинофестиваль). К сожалению, лидеры команды приехать не смогли, и я занимался лишь с выступавшими на последних досках Дегрейвом и Фонтеном. Тренировка помогла: их результат был «+5» и «+3» соответственно, тогда как никто из остальных участников французской команды не набрал больше «полтинника».

В том же кемпинге в Аквитании проводится множество шахматных мероприятий: турниры, занятия с любителями, с детьми, с группами сильных шахматистов. Иногда для проведения таких занятий приглашают меня. После одной из сессий Софи Мийе победила в чемпионате страны, несмотря на то, что заметно уступала в рейтинге некоторым соперницам. Но ее на этом снимке нет, он сделан на другой сессии. Из известных шахматистов здесь – юный Максим Вашье-Лаграв (держит в руках папку). В 2007 году он приезжал ко мне в Москву, а вскоре после этого выиграл чемпионат Франции. Я, естественно, не отношу это достижение на свой счет, ведь Максим – сам по себе очень сильный и талантливый парень. Но, может быть, какой-то полезный штрих в его игру удалось добавить. Таких ребят я не вправе считать своими учениками, но надеюсь, что чем-то сумел им помочь.

Полтора года назад, перед Олимпиадой в Турине я поработал сразу с тремя командами – Норвегии, Шотландии и Бразилии. Все они в итоге прибавили по сравнению с предыдущей Олимпиадой, больше всех Бразилия: прыгнула на 27 мест вперед. Там как раз был организован наиболее длительный, серьезный тренировочный сбор.

Поездка в Бразилию была очень яркой и красочной. На юге страны на границе с Парагваем и Аргентиной в прекрасной гостинице был организован сбор для первой команды страны. На фото – Александр Фиер, Жайме Суние-Нето, Рафаэль Лейтао (я был знаком с ним и раньше – он вместе с Петером-Хайне Нильсеном приезжал заниматься ко мне в Москву) и Джованни Вескови. В один из дней нас повезли на экскурсию к комплексу водопадов Игуасу, по своей красоте, пожалуй, превосходящему даже знаменитый Ниагарский водопад. Мы сплавлялись по реке на лодке, предварительно надежно упаковав в пластик все вещи, и подъехали буквально под самые водопады. По моей рубашке видно, что мы только что закончили водную прогулку!

Природа в Бразилии удивительно красочная и разнообразная. Так, в бассейне Амазонки более 4 тысяч видов деревьев; для сравнения: во всей Европе – меньше 200.

Бюджет шахматной федерации Бразилии абсолютно прозрачный, любой может зайти на сайт и посмотреть все денежные поступления (вплоть до взносов отдельных шахматистов) и расходы. Экзотическая страна, для нас это совершенно непривычно! Впрочем, вскоре я был в Норвегии и в разговоре с местным организатором упомянул о бразильском опыте. Тот искренне удивился: «Не понимаю, а как можно иначе? У нас тоже бюджет прозрачный».

Этот снимок сделан в столице Шотландии – Эдинбурге, изумительно красивом городе. В центре расположена старинная крепость, напоминающая лондонский Тауэр, и я стою внутри у одной из бойниц. На дальнем плане видна башня в готическом стиле – это памятник Вальтеру Скотту.

Я поработал и со сборной Шотландии, и с отдельными шахматистами, и потом мне было очень приятно получить такое вот письмо (печатается с некоторыми сокращениями):

Джонатан Грант женат на Кетино Арахамия, и она тоже участвовала в тренировочных сессиях. Вскоре после чемпионата Шотландии проходил чемпионат Великобритании (среди мужчин), и Кетино заняла там второе место.

В 1996 году меня пригласили в Индонезию персонально позаниматься с сильнейшим местным гроссмейстером Утутом Адианто. Там тогда была очень дееспособная федерация, с большими амбициями, возглавлявшаяся бизнесменами, знавшими, как эффективно вести дела. Много внимания уделялось рекламе и пропаганде шахмат – центральные газеты под большими заголовками информировали читателей о таком, вроде бы, малозначительном событии, как наши тренировки с Адианто. Меня попросили сыграть партию с 9-летним мальчиком, и он действовал не по-детски зрело, умно. Отметив его большой талант, я по сути лишь подтвердил то, что организаторам было уже известно. Мне сказали, что мальчик вырос в очень бедной семье; видя одаренность ребенка, федерация поддерживает его материально, сейчас собирается купить ему компьютер... К сожалению, печально известный кризис 1998 года, начавшийся как раз в Юго-Восточной Азии, наверняка разрушил многие планы местной шахматной федерации.

На снимке я – в большом парке на окраине Джакарты, называемом «Маленькая Индонезия», – там в миниатюре представлены многие достопримечательности страны. Господствующая религия в Индонезии – мусульманство, но, судя по парку, там есть и христианские, и буддистские храмы. По утверждению организаторов моей поездки, различные религии сосуществуют здесь вполне мирно.

Одна из редчайших поездок – в гости, для отдыха. Во Франции я раза три проводил занятия в Канне, и однажды у меня захотел взять урок случайно оказавшийся там швейцарский бизнесмен Жозе-Луис Пейдж. Мы позанимались, потом вместе поужинали, а наутро мне надо было улетать, и он вызвался отвезти меня в аэропорт в Ниццу. По дороге мы беседовали на разные темы, и я упомянул, что никогда не был в Швейцарии, хотя давно мечтал туда попасть. Он сказал: никаких проблем, я тебя приглашу! И действительно, пригласил меня вместе с женой, полностью за его счет. Мы жили в его доме, познакомились с его обаятельной женой и детьми, а также некоторыми друзьями, на два или три дня нас отвезли на шикарный горнолыжный курорт, организовали несколько экскурсий, в частности, в Лозанну. Олимпийский музей, к сожалению, в тот день был закрыт, но даже «наглядная агитация» у входа меня впечатлила. Планка, под которой мы стоим, обозначает мировой рекорд в прыжках в высоту. Когда смотришь соревнования по телевизору, то понимаешь, конечно, что это высоко, но непосредственно под планкой, до которой трудно даже дотянуться рукой – высота особенно впечатляет! Там обозначены и другие рекорды, например, в толкании ядра (и само ядро можно взять в руку, ощутить его немалый вес). Отмерены и прыжок в длину, и прыжок с шестом.

Моя последняя поездка была в Германию – в Баден-Бадене организовали шахматный университет. Мы с Юсуповым провели там уже три учебные сессии. Для меня поездки в Германию особенно привлекательны, потому что это дает возможность встречаться с Артуром – мы с ним близкие друзья уже много лет. Юсупов – фантастическая личность, с редким сочетанием внутренней силы, принципиальности с добротой и внимательностью к окружающим. В шахматном мире он пользуется колоссальным уважением. Надеюсь, в свое время я помог Артуру, но и он на меня повлиял в немалой степени. Какие-то вещи неудобно было делать при нем, думать иначе и т.п. Вдруг вспомнился смешной эпизод. В 1982 году мы летели на межзональный турнир в Толуку (Мексика). При посадке в самолет я всегда стараюсь пройти в первых рядах во избежание возможных проблем – например, по собственному опыту знаю, что иногда продаются два билета на одно место. Артур – человек деликатный, пропускал всех вперед. При нем мне неудобно было спешить, и мы зашли в салон последними. Как я и опасался, мест не хватило. Тогда стюардесса повела нас в бизнес-класс. Помню глаза Крогиуса, когда он это увидел. Ему явно захотелось попасть туда вместо нас, но он все же остался на месте – видно, почувствовал, куда я его пошлю. В результате деликатность Артура привела к тому, что мы летели в Мексику с большими удобствами, чем рассчитывали.

Я благодарен сайту Chesspro.ru, публикующему подборку фотографий, и журналисту Владимиру Барскому, взявшему на себя значительную часть работы по подготовке материала. Мне было приятно вспомнить прошлое и рассказать читателям о нескольких забавных или серьезных эпизодах своей жизни. Очень рад и тому, что выдался повод представить вам замечательных людей – близких и друзей, учеников и коллег, с которыми мне посчастливилось встретиться.

В.Звягинцев: «Общения с личностью ничто не заменит»

Итоги юбилейного конкурса этюдов «Марку Дворецкому-60»