ЗЛОПОЛУЧНЫЙ ЗАМОК

Казалось бы, что может быть трудного в подготовке книги для перевода. Особенно если не нужно заново просматривать партии с помощью более мощных аналитических программ. Но «Русский сфинкс» – точнее, одна глава из него – стоил мне целой недели каторжного труда. Тема уж больно сложная и ответственная, о которую многие сломали зубы: скандальные статьи Алехина в газете «Pariser Zeitung»! Дело в том, что при работе над русским изданием я не имел еще доступа к самой газете, и в качестве первоисточника мне приходилось полагаться на хрестоматийную статью Эдварда Уинтера «Was Alekhine a Nazi» (chesshistory.com, 1989) и на цитаты, присланные Яном Календовским. Но главное, тогда еще не было сенсационного исследования Кристиана Рорера «World Chess Champion and Favourite of Hans Frank?» (интернет-публикация, 2021), в котором сотрудничество Алехина с нацистами впервые получило документальное подтверждение.

Не собираюсь пересказывать объемную работу Рорера (глава «Злополучный замок» и так увеличилась более чем вдвое), хотя без цитат из нее ни одному исследователю этой темы не обойтись. Хочу просто поразмышлять на основе всех имеющихся теперь фактов, не забывая о том, что любая сумма фактов может иметь несколько объяснений.

 

Я вот думаю: а вдруг затяжка с переговорами о матче с Ботвинником в 1938–39 годах и привела к тому, что Алехин оказался «на той стороне»? Ведь к началу Второй мировой войны он уже не питал иллюзий в отношении нацистов. Вернувшись из Южной Америки в Париж в январе 1940-го, Алехин, по его словам, сразу «явился военным властям» и стал ожидать назначения («Сегодня», Рига, 3 марта 1940). В мае, когда Германия атаковала Францию, его «призвали в армию в качестве офицера тыловой службы и благодаря знанию языков вскоре перевели в разведку в чине сублейтенанта» («Chess», май 1946).

Как я узнал от Давида Бронштейна, с просьбой о зачислении в военную разведку Алехин, оказывается, обращался еще во время олимпиады (чтобы не упустить детали, я сразу записал услышанное):

 

«На турнир в Монако (1969) ежедневно приходил старый французский шахматист Виктор Кан – он был родом из России. Ходил с палочкой, но был всегда в хорошей форме. Однажды он подошел ко мне и сказал: “Давид, я хочу вам кое-что рассказать”. Вот его рассказ:

“Перед войной я служил французским консулом в Уругвае (Монтевидео). Вскоре после нападения Германии на Польшу мне позвонил Алехин и попросил разрешения приехать. Он приехал через несколько дней, очень озабоченный. Мы давно были в дружеских отношениях. Беседа длилась долго. Он просил меня передать французскому правительству, что он хотел бы, чтобы его взяли в военную разведку, считая, что его знание языков может быть полезным. Я сказал: «Хорошо, я выполню вашу просьбу». Алехин вернулся в Буэнос-Айрес, а я послал шифровку в Париж»”.

После паузы Кан продолжил: “Примерно через две недели пришел ответ, что просьба Алехина рассмотрена положительно. Я хотел сообщить об этом Алехину, но он уже уехал из Буэнос-Айреса, и я не сумел его найти. Жаль, что он не дождался моего ответа… Так Алехин и не узнал о том, что принят на службу во французскую разведку”».

 

Слова Кана косвенно подтвердил сам Алехин: «Когда они (переговоры с Капабланкой) начались, я пошел к французскому военному агенту и по его совету снесся по кабелю с Парижем. Это вскочило мне в несколько сот франков, но по крайней мере я был спокоен» («Сегодня», Рига, 3 марта 1940). А гроссмейстер Владимир Петров по приезде из Буэнос-Айреса рассказал: «Алехин в официальном письме на имя председателя Международного шахматного союза сообщил, что в качестве французского офицера запаса не может принять участие в борьбе за шахматную корону до окончания войны. Сам Алехин является теперь чем-то вроде военного атташе в Аргентине» («Сегодня вечером», 7 ноября 1939).

 

Буэнос-Айрес, 1939. Представители Аргентинской шахматной федерации встречают в порту чемпиона мира и его жену Грейс Висхар. Из архива А.Котова.

 

Недавно версия с лейтенантом разведки была поколеблена. Французский историк шахмат Доменик Тимонье обнаружил в «Journal officiel de la République française» (4 июня 1931) имя Алехина среди переводчиков-резервистов в качестве специалиста по русскому языку. А его коллега Дени Тейссу нашел в архивах департамента Сены (Париж) военное досье чемпиона мира, согласно которому стажер-переводчик Александр Алехин был призван 29 февраля 1940 года из резерва простым солдатом в 3-ю роту управления по тыловому обеспечению № 19… Но если так, почему же «Deutsche Schachzeitung» (май 1940) пишет, что «Алехин вступил в ряды французской армии в качестве офицера», а его снимок в «Chess» (май 1941) подписан: «Д-р Алехин в своей униформе лейтенанта-переводчика»? И вообще: неужели французские историки не могут уточнить у специалистов по униформе, кто перед нами – офицер или рядовой?..

«Капитуляция Франции в июне 1940 года застала Алехина с его частью в Аркашоне (близ Бордо), – пишет Томас Ольсен («Chess», май 1946). – Ему посчастливилось выбраться в так называемую неоккупированную зону и демобилизоваться в Марселе. В тот момент он был настроен крайне антинемецки и собирался ехать в Португалию, откуда надеялся выбраться в Южную Америку, чтобы сыграть матч-реванш с Капабланкой. Но ему еще не было 48 лет, а по французским законам мужчинам моложе этого возраста не разрешалось покидать страну. Тщетны были его попытки получить паспорт в Марселе и Ницце. И тогда он поехал в Париж к жене… Остальное известно».

Известно? Как выяснилось, противоречий и туманностей хватает не только в «остальном», но и в том, что предшествовало поездке в Париж.

Из военного досье выяснилось, что Алехина демобилизовали 12 июля в Клермон-Ферране, в 500 километрах от Аркашона. По забитым беженцами дорогам он добрался до Марселя (это еще 500 километров), и 23 июля кубинский консул телеграфировал в Гавану министру спорта Хайме Марине: «Чемпион мира Александр Алехин просит разрешить ему въезд на Кубу для завершения переговоров о матче с Капабланкой». Узнав о телеграмме, Капабланка заявил журналистам: «Я только могу сказать, что готов сыграть всегда и в любой момент. Всё зависит от содействия кубинских властей и от конкретных предложений доктора Алехина».

Однако, приехав затем по дипломатическим делам в Нью-Йорк, Капабланка резко изменил свое мнение и заявил, что Алехин использует матч как предлог, чтобы вырваться из Европы. Но, как оказалось, Алехин мог это сделать и без кубинской визы: по его собственным словам (см. ниже), он, «имея на руках американскую и португальскую визы», в июле «отлично мог приехать в Португалию».

О заявлении, сделанном Капабланкой в Нью-Йорке, Алехин узнал только в марте 1941-го, когда прибыл в Лиссабон… Но нет худа без добра! Если б не желание Алехина объясниться, истинная причина его отъезда из Марселя прошлым летом так и осталась бы неизвестной.

 

В письме «Его Превосходительству министру Кубы» (Лиссабон, 8 апреля 1941), напечатанном в майском номере «Chess», Алехин объяснил причины, вынудившие его летом 1940 года вернуться из Марселя в оккупированный немцами Париж.

 

Письмо «Его Превосходительству министру Кубы» (думаю, тому же Хайме Марине) было напечатано в майском номере «Chess». Письмо большое, на французском языке, датировано 8 апреля 1941 года. Алехин пишет, что одной из причин, вынудившей его вернуться в Париж, было отсутствие у консула в Марселе ответа на телеграмму от 23 июля «более трех недель», и он не знал, «какова была реакция г-на Капабланки». Второй – и для Алехина гораздо более существенной – причиной оказался… думаете, его возраст, о котором пишет Ольсен? А вот и не угадали.

 

Алехин: «Между тем г-н Капабланка заявил нью-йоркской прессе: 1) что он рассматривает мое предложение как “предлог”, чтобы получить визу для выезда из Франции. (…) 2) г-н Капабланка ошибся насчет “предлога” моего поступка: демобилизовавшись на законных основаниях после перемирия и имея на руках американскую и португальскую визы, я отлично мог приехать в Португалию в июле прошлого года, что я и сделал сейчас. Мне помешали совсем иные обстоятельства: я получил известие, что моя собственность в Нормандии была разграблена беженцами во время массовой эмиграции в июне, а затем реквизирована оккупационными властями. Узнав об этом, я был вынужден вернуться в Париж».

 

Выходит, если бы не тревога за судьбу замка под Дьеппом, который Алехин считал «своей собственностью», он спокойно, невзирая на 47-летний возраст, мог уехать в Португалию еще летом 1940-го… Чертов замок! Не будь его, не было бы этих злополучных статей «Арийские и еврейские шахматы» в немецкой оккупационной газете «Pariser Zeitung». Ведь, как Алехин объяснил в интервью «News Review» (23 ноября 1944), ему «пришлось написать» их для того, «чтобы получить разрешение на выезд в Португалию и Америку». Судя по тому, что Алехин появился в Лиссабоне утром 22 марта, в разгар публикации статей (18–23 марта 1941), они и впрямь похожи на «плату» за разрешение на выезд. Срок его прошлогодней визы истек еще в январе, когда Алехин предпринял первую попытку попасть в Португалию: «У Алехина были необходимые визы, и на прошлой неделе он уже уехал на юг, чтобы отправиться в Лиссабон. Однако в Ируне (город в Испании, у границы с Францией) его отправили обратно в Париж, где после [Первой] мировой войны поселился чемпион мира. Срок его португальской визы истек» («Pariser Zeitung», 23 января 1941).

В том же интервью «News Review» Алехин сказал, что его «чисто научные» (purely scientific) статьи были переписаны немцами», и объяснил, почему Грейс Висхар не уехала вместе с ним: «Его жена, которая должна была присоединиться к нему позже, осталась в попытке спасти свой замок в Сент-Обен-ле-Коф, недалеко от Дьеппа, продав его под защитой американского посольства. Немцы отказали г-же Алехиной в выездной визе и с тех пор, добавил д-р Алехин, “научно разграбили его дом”».

Интервью было перепечатано в «British Chess Magazine» (№ 12, 1944), и вскоре редактор журнала получил письмо от John J. Hannak из Нью-Йорка. Фамилия была мне знакома, но вот имя? Оказалось, это тот самый Jacques (Johann J.) Hannak, автор прекрасных книг о Стейнице («Der Michel Angelo des Schachspiels», 1936) и Ласкере («Biographie eines Schachweltmeisters», 1952). После аншлюса Австрии (1938) Жак Ханнак был арестован и больше года содержался в концлагерях Дахау и Бухенвальд. Позже ему удалось эмигрировать в Нью-Йорк – через Брюссель, Париж и Лиссабон, и в годы войны он жил в США, слегка американизировав свое имя… К слову, последний раз Жак Ханнак встретил Алехина в марте 1941-го в Лиссабоне: «Первым же, что он мне сказал, было: “Ну, что скажете о своем добром друге Эйве? Он сотрудничает с немцами, а я только что сбежал из Франции, чтобы не иметь дела с немцами, хотя у меня там остались замок и доллары. Я готов играть за титул чемпиона мира с русским гроссмейстером Ботвинником или евреем Решевским. У меня в кармане уже кубинская виза, а оттуда я поеду в Нью-Йорк. Мы скоро встретимся там”» (из книги «The Hague-Moscow 1948: Match/Tournament for the World Chess Championship»).

Хотя письмо очень жесткое, Джулиус Дюмонт поместил его «без каких-либо колебаний» (№ 2, 1945). Но отметил в комментарии, что «после (выделено им. – С.В.) публикации статей д-ру Алехину разрешили присоединиться к жене в Центральной Европе». Но какая тут связь: статьи написаны в марте, а к жене он «присоединится» в сентябре, на турнире в Мюнхене? И как вообще немцы могли отказать американской гражданке в выдаче визы, если Германия объявит войну США только в декабре 1941 года?..

 

Дорогой сэр! С крайним неудовольствием и негодованием я прочитал «Интервью с д-ром Алехиным» в декабрьском номере вашего журнала. Вам «нравится тон интервью», и вы находите его «не лишенным достоинства». Бедный д-р Алехин, в его голове нет ничего, кроме беспокойства о судьбе любимой жены. Все, кто знает ситуацию, отреагируют на такое утверждение громким смехом, а вы, я уверен, принадлежите к тем, кто знает. На свою беду, г-н Алехин сам раскрывает истинную причину своего беспокойства: он оставил жену в 1941 году во Франции с целью заполучить доллары в обмен на ее замок. Может, все ее проблемы и начались с того момента, когда нацисты выяснили, что происходит с этим замком. Если всё было по закону, то пусть г-н Алехин объяснит, как стало возможным, что немцы, искавшие весной 1941 года компромисс с Великобританией и Соединенными Штатами, чтобы напасть на Россию, посмели удерживать силой американскую гражданку миссис Алехин и шантажировать ее мужа? Я готов признать за нацистами любые преступления, но они не дураки. Сама американская гражданка не представляла для них никакой ценности. В реальности их интересовал только бизнес, а именно процедура обмена долларов на замок.

И тут появляются «две бредовые статьи» Алехина (Алехин тоже пишет о двух, но в «Pariser Zeitung» шесть статей – они все пронумерованы; возможно, это шесть частей одной статьи). Немцы в тот момент не выпячивали свои расовые теории, ибо всё еще надеялись привлечь Англию к сотрудничеству против России. Поэтому вряд ли они фальсифицировали статьи Алехина, и вряд ли такие статьи были вообще им нужны. А вот если бы кто-то предложил их немцам, тогда – порядок, давайте опубликуем. И статьи были предложены, и совершать какие-либо фальсификации не было необходимости!

К несчастью для д-ра Алехина, это не сработало и немцы, несмотря на проявление доброй воли со стороны г-на Алехина, «научно разграбили его дом». И, г-н редактор, у вас есть еще много причин восхищаться этим человеком, «не лишенным достоинства». Со всем его душераздирающим опытом, со всеми его несбывшимися мечтами воссоединиться со своей дорогой женой, с непрерывным нацистским ужасом, нависшим над его головой, г-н Алехин сумел, как он с гордостью заявляет, выиграть подряд почти дюжину турниров на контролируемых нацистами территориях. Поразительная душевная невозмутимость, поистине философ-стоик.

Я не хочу продолжать расследование этих волшебных сказок. Но я предлагаю позволить французским властям самим разобраться во всем этом деле. У г-на Алехина есть очень простой способ оправдаться и очистить свое имя. Позвольте ему сейчас вернуться во Францию. Больше нет никаких препятствий. Его страна и его жена ждут г-на Алехина. Hic Rhodus, hic salta (дословно с латыни: здесь Родос, здесь прыгай; то есть докажи свои слова здесь и сейчас).

Последнее слово к вам, г-н редактор. Конечно, у вас не хватит мужества опубликовать это письмо. Так что это не более, чем частный разговор. Но даю вам хороший совет: не бросайте тень на славную историю журнала «British Chess Magazine», которым я восхищался в течение почти сорока лет. Неужели «дух Мюнхена» всё еще жив в Великобритании? (…) Алехин для меня – ничто, только символ. Но то, как чувствует и думает Великобритания, для меня – всё, ибо это имеет решающее значение для будущего Европы. Вот главная причина, по которой ваш редакционный комментарий и ваше интервью с Алехиным заставили меня испытать боль и за вас, и за шахматы, и за всё наше международное шахматное сообщество.

Искренне ваш,

Джон Дж.Ханнак

15 января 1945

 

Алехин и после войны продолжал утверждать, что его статьи были «purely technical», а к «совершенно глупой галиматье, вышедшей из мозга, начиненного нацистскими идеями», он не причастен… Но Пабло Моран, автор книги «A.Alekhine: Agony of a Chess Genius», отыскал в мадридских газетах два интервью, которые заставляют в этом усомниться. Алехин дал их 3 сентября 1941 года, перед отъездом на мюнхенский турнир.

«El Alcázar»: «Он (Алехин) добавил, что в немецком журнале “Deutsche Schachzeitung” и в немецкой газете “Pariser Zeitung”, выходящей в Париже, он первым попытался рассмотреть шахматы с расовой точки зрения. В этих статьях, по его словам, он пишет, что арийские шахматы – это агрессивный, наступательный стиль, а защита – всего лишь следствие ранее допущенных ошибок. Семитская же концепция, напротив, признаёт идею чистой защиты, полагая правомерным выигрывать таким путем».

В «Informaciones» Алехин рассказал о своем намерении прочитать лекции об «эволюции шахматной мысли в последнее время и ее причинах», которые «будут также исследованием арийского и семитского типов шахмат». Сказал и о том, что попал в опалу в США и Англии: «И всё из-за каких-то статей, которые я опубликовал в немецкой прессе, и партий, сыгранных мною в Париже прошлой зимой – против сорока противников (немецких офицеров) – в пользу германской армии и программы “Зимняя помощь”». На вопрос, какими шахматистами он восхищается, ответил: «Особо отмечу величие Капабланки, который был призван свергнуть еврея Ласкера с мирового шахматного трона». Я читал эти интервью и могу сказать: никто Алехина за язык не тянул и наводящих вопросов не задавал…

 

Надпись, датирующая начало «романа» с нацистской газетой: «“Pariser Zeitung” с искренним шахматным приветом. Д-р А.Алехин. Париж, 19 января 1941» («Pariser Zeitung», 23 января 1941). Публикуется впервые.

 

Скандальные статьи были отнюдь не единственной и далеко не первой его публикацией в парижской газете. «Шахматный уголок “Pariser Zeitung”» под руководством Алехина (Schach-Ecke der «Pariser Zeitung». Geleitet von Weltmeister Dr. Aljechin) открылся за месяц до них – 16 февраля, а в контакт с редакцией он вошел еще раньше. Помните рассказ о том, как Алехина завернули на испанской границе? Я нашел его в «Pariser Zeitung» за 23 января, в заметке «Чемпион мира Алехин в тупике». В чем тупик? Матч с Капабланкой «состоится весной частично в Аргентине, частично в Бразилии и продлится три месяца», но «д-р Алехин пока не знает, как попасть в Южную Америку». Под заметкой буквы h.o., но видно, что автор хорошо осведомлен о проблемах чемпиона мира. Даже знает, кто протянул ему в тот момент руку помощи! Но не будем опережать события.

Заметка попалась мне на глаза благодаря рисунку Алехина. На нем автограф на немецком языке: «Д-р А.Алехин. Париж, 28/VIII 1940» – а значит, уже к концу августа он вернулся из Марселя. Еще один автограф, напечатанный отдельно, датирует начало «романа» с газетой: «“Pariser Zeitung” с искренним шахматным приветом. Д-р А.Алехин. Париж, 19 января 1941». Я вспомнил, что видел этот рисунок на сайте chesshistory.com (C.N. 6672). Но там на нем еще автограф Алехина на французском языке, с благодарностью Альваро Диасу. Дата: Тенериф, 22 ноября 1945. Рисунок хранится сейчас в Санта-Крус-де-Тенерифе, и интересно, знают ли его владельцы, что именно он красовался в январе 1941-го на страницах «Pariser Zeitung»?

 

   

Слева – рисунок из «Pariser Zeitung» (23 января 1941) с автографом на немецком языке: «Д-р А.Алехин. Париж, 28/VIII 1940» (публикуется впервые). Справа – этот же рисунок на сайте chesshistory.com (C.N. 6672), только добавился автограф Алехина на французском языке, с благодарностью Альваро Диасу. Дата: Тенериф, 22 ноября 1945.

 

«Шахматный уголок» выходил по воскресеньям, и до 15 июня в нем регулярно появлялись партии с комментариями Алехина. Но серия статей под заголовком «Арийские и еврейские шахматы» была напечатана отдельно – видимо, чтобы публикация не растянулась на полтора месяца. До декабря отдел продолжал выходить под той же рубрикой «Geleitet von Weltmeister Dr. Aljechin», но менее регулярно и в роли комментатора выступал уже Зноско-Боровский (по словам Алехина, он «живет в Париже, но голодает» – «Chess», май 1941). А потом произошло нечто странное: из названия рубрики исчезло имя Алехина, но при этом он снова взялся за комментирование партий, причем из последних турниров. Кстати, партия Блюмих – Алехин (Краков, 18.10.1941), текст которой приведен в сборнике Скиннера и Верховена, среди них тоже есть («P.Z.», 11 января 1942).

Добавлю, что практически все партии в отделе до 15 июня – либо из олимпиады в Буэнос-Айресе, либо старые (типа Андерсен – Стаунтон). То есть их легко было заготовить впрок и использовать как «консервы». После отъезда Алехина из Парижа сделанного запаса хватило на три месяца…

Понятно, что чемпион мира был в отделе вроде свадебного генерала. А выпуски, особенно поначалу, смотрелись неплохо: в каждом – партия, заметка на актуальную тему, задача, а то и рисунок (я насчитал шесть: Алехин, Эйве, два Боголюбова, Капабланка и Элисказес). Кто же всем этим занимался, кто был закулисным редактором отдела? Тот, чьи инициалы A.L. стоят, начиная с первого выпуска, под всеми заметками. Маску он приподнял только однажды – но этого хватило, чтобы впоследствии установить личность!

 

Первый выпуск «Шахматного уголка “Pariser Zeitung”» под руководством «чемпиона мира д-ра Алехина» («Pariser Zeitung», 16 февраля 1941).

 

Читая в знаменитом письме Алехина 1945 года, что эти статьи были напечатаны, когда он уже находился в Португалии, и что впервые он прочитал их только в Германии, в «Deutsche Schachzeitung», я ему не поверил. Но оказалось, что первое утверждение правдиво, только с одной поправкой: Алехин в это время был в пути – напомню, он приехал в Лиссабон утром 22 марта. А вот со вторым Алехин явно слукавил. Ведь в интервью «El Alcázar», данном еще по пути в Мюнхен, он заявил, что «в немецкой газете “Pariser Zeitung”, выходящей в Париже, он первым попытался рассмотреть шахматы с расовой точки зрения».

Так, значит, статьи написаны Алехиным? К великому сожалению, да. Но остается вопрос: было ли вмешательство со стороны и в какой степени? Сейчас для меня картина уже более ясная, чем при работе над русским изданием.

Начнем от печки. Каким образом Алехин попал в «Pariser Zeitung»? Ответ на вопрос в той самой заметке, которую я уже цитировал. Когда Алехина развернули на испанской границе, он вернулся в Париж и… «Хорошие друзья из рейха, несколько лет назад организовавшие матч на первенство мира Алехин – Боголюбов (в 1934 году), поручились за него и обещали поддержать. Но еще неизвестно, дадут ли их усилия желаемый результат. Пока д-р Алехин в любом случае вынужден подождать, как будут развиваться события» («P.Z.», 23 января 1941). Сообщив, что «в знак благодарности Алехин подарил парижской газете свою фотографию с подписью и искренним шахматным приветом», редактор «Deutsche Schachzeitung» (февраль 1942) Генрих Раннефорт с удовлетворением добавил: «Надо полагать, что Алехин, который очень враждебно вел себя по отношению к немецкой сборной в Буэнос-Айресе на командном чемпионате мира Международной шахматной федерации и запретил своей команде какие-либо сношения со сборной Германии, выучил новый урок; он понял, что германофобия станет теперь большой помехой для ведения дел».

 

Настоящий ариец! Рисунок Боголюбова из шахматного отдела в «Pariser Zeitung» (9 марта 1941).

 

Но кто эти «друзья из рейха»? Вычислить их (точнее, его) Рореру было нетрудно: один из кураторов матча – рейхскомиссар юстиции Ганс Франк – страстно любил шахматы, и Алехин с Боголюбовым дважды посещали его. Сначала они вместе с женами, Нимцовичем и Кмохом побывали в загородном поместье Франка, а ближе к концу матча, в Берлине, рейхскомиссар снова пригласил их в гости. Еще об одной, уже личной встрече рассказал сам Алехин: «По пути в Земмеринг я остановился в Берлине и был принят министром д-ром Франком» («Новая заря», Сан-Франциско, 27 марта 1936).

Кто на кого вышел: Франк на Алехина или наоборот? Скорее всего, инициатива исходила от Алехина. Оказавшись в тупике, он вполне мог вспомнить про Франка, к тому времени уже гауляйтера Польши. Благо, там было кому за него замолвить словечко: сообщение о переезде Боголюбова в Краков для работы переводчиком в правительстве Генерал-губернаторства, как немцы окрестили Польшу, было напечатано в «Deutsche Schachzeitung» (февраль 1940) и вряд ли ускользнуло от Алехина…

Одним из результатов немецкой «поддержки» стал, вероятно, сеанс одновременной игры против офицеров вермахта, о котором Алехин рассказал в «Informaciones» (3 сентября 1941). Другим – предложение вести шахматный отдел в «Pariser Zeitung», что давало определенный статус. Кому принадлежала идея тех самых статей (его ли попросили, сам ли он вызвался, как уверен Ханнак), на мой взгляд, несущественно. Важно, что Алехин за нее ухватился, решив, как видно, совместить полезное (получить визу) с приятным (высказать сокровенные мысли о шахматах). Его послевоенные уверения, что в статьях «не было ничего, что написано мною», кроме критики ФИДЕ и теорий Стейница и Ласкера, выглядят неубедительно. Об авторстве Алехина говорит многое.

Это и почти дословное совпадение мыслей, высказанных в статьях, с тем, что он говорил или писал. Яркий пример – в воспоминаниях Гальберштадта («British Chess Magazine» № 3, 1956): «Как-то в начале войны дома у Алехина я был свидетелем такой сцены. Разговор шел о шахматах. Вдруг я услышал, как Алехин сказал: “Что касается Стейница и Ласкера, они оба были тактиками, старавшимися всех убедить в том, что стратеги”. Эта шутка вызвала смех, в то время как Алехин оставался совершенно серьезным. Спустя несколько лет после смерти Алехина я, просматривая его статьи, нашел ту самую фразу, которая нас рассмешила тогда». Она в самом начале: «Это было забавным зрелищем – наблюдать за обоими изощренными тактиками (Стейницем и Ласкером), которые пытались внушить шахматному миру, будто они являются великими стратегами и первооткрывателями новых идей!»

Это и пассажи из алехинского отдела в газете с практически той же тональностью, что в статьях. «Стиль англичанина Стаунтона был характерен для англосаксонского “идеалистического” взгляда на шахматы: безоглядная материальная выгода любой ценой!» (20 апреля 1941). «Одним из самых бессмысленных уроков стейницевской “новой школы” – буквально издевательством над всем шахматным миром – было его утверждение, что король всегда (т.е. на всех этапах игры) сильная фигура» (11 мая 1941). «Командные матчи (Всемирные шахматные олимпиады) вообще не проводились в Америке, а в Европу они регулярно посылали лишь одного коренного американца, старого Маршалла, и трех-четырех евреев восточноевропейского происхождения» (17 сентября 1942).

В том же ряду цитата из чешского журнала «Svět» (16 декабря 1942), присланная Яном Календовским: «В дальнейшей беседе мы доходим и до участия евреев в шахматной жизни. Чемпион невозмутимо говорит: “В ряде публикаций я уже указал на эту проблему. Бесспорно, евреи часто выделялись в шахматах, но это вовсе не значит, что неевреи им уступали. Наоборот, особо способными евреи не были. Их игра нечиста, основана на обороне и выжидании ошибки противника. Кроме того, она строится по принципу воровской победы, когда без зазрения совести крадут одну фигуру за другой, избегая решающего удара. В этом отражается весь их менталитет”».

 

В этом здании была редакция газеты «Pariser Zeitung», где весной 1941-го появилась серия статей Алехина «Арийские и еврейские шахматы». Из Федерального архива Германии.

 

Самым простым мне кажется доказательство от противного: если архивы Алехина до сих пор не открыты (хотя это должны были сделать в 2017 году), – значит, там есть что скрывать. После смерти Грейс Висхар (1956) ее вещи смог осмотреть редактор «British Chess Magazine» Брайан Рейли. Вернувшись в Лондон, он сказал известному мастеру и литератору Гарри Голомбеку: «Про антисемитские статьи Алехина – это правда. Я видел их написанными почерком Алехина» (из письма Голомбека Э.Уинтеру от 7 июля 1985). Рейли отрицал сказанное. Но историк Кен Уайлд подтвердил слова Голомбека: «Брайан Рейли не отрицал, что “когда-либо видел” нацистские статьи, написанные почерком Алехина. Да, он рассказал одну и ту же историю Голомбеку и мне. Когда мы оба опубликовали, в разных местах, его слова, Рейли смутился и сказал, что, хотя он видел записные книжки и они действительно написаны почерком Алехина, он ничего не может сказать о содержании, так как не знает немецкого» («Chess Life», август 1993). Как же в этом случае он мог понять, что перед ним «антисемитские статьи»? Выяснилось, что вместе с Рейли был Гальберштадт, который знал немецкий и рассказал ему о содержании книжек.

Удивляются, почему Алехин и Грейс не уничтожили записные книжки после войны. Но Алехин был в Испании и не имел к ним доступа, а Грейс, не зная немецкого, вряд ли могла предположить, что в записных книжках находятся оригиналы тех статей.

Рейли и Гальберштадт, возможно, не единственные свидетели. Жак Ле Монье сообщил в «Europe Echecs» (май 1986), что в 1958 году получил доступ к записным книжкам Алехина, которые Грейс перед смертью отдала другу (имя не названо), и нашел полный текст первой статьи из «Pariser Zeitung», причем слово «еврей» почти везде было подчеркнуто. Но почему тогда в своей книге «75 parties d’Alekhine» (1973) Ле Монье написал, что «никогда не будет известно, стоял ли за этими статьями Алехин, или же ими “манипулировал” редактор “Pariser Zeitung”, чешский игрок, хорошо известный тогда в парижских шахматных кругах»?

«Чешский игрок» – это Теодор Гербец, австрийский шахматист (чех по происхождению), журналист, соредактор «Deutsche Schachzeitung» (1942/43) и ярый антисемит. Его называют редактором «Pariser Zeitung», но среди сотрудников я Гербеца не нашел. Зато нашел в газете его партию (Ing. Gerbec – W.) с комментариями Зноско-Боровского (10 августа 1941). Пабло Моран предположил, что опусы Гербеца могли вдохновить Алехина на написание его статей, а российский историк шахмат Валерий Чарушин пытался даже доказать, что тот стоял за их переписыванием в нацистском духе. Первое недоказуемо, а второе оказалось блефом.

Не забыли еще фразу: «Маску он приподнял только однажды»? Самое поразительное, что «A.L.» сделал это в номере с алехинской статьей (23 марта) – единственном, где шахматный отдел и статья совпали! За раскрытие фамилии A.Linder, вероятно, получил по шапке, потому что подпись «A.L.» на полгода исчезла из отдела. Когда Рореру удалось-таки установить имя – Альфред Линдер, оказалось, что немцам было что скрывать.

 

Рорер: «Он работал в различных газетах шрифтляйтером (на нацистском жаргоне так называли редакторов или журналистов). Он вступил в НСДАП в октябре 1934 года и писал для партийной газеты “Westdeutscher Beobachter”, а также, в 1933–1937 годах, для “Kölnische Zeitung» – в основном статьи об изящных искусствах. После захвата Франции он перебрался в Париж, где стал корреспондентом “Völkischer Beobachter”, главного издания НСДАП, и “Pariser Zeitung”. Работа в оккупационной газете нацистов – весьма показательный момент. Ибо Линдер был не просто журналистом, а “членом редколлегии «Pariser Zeitung», газеты, выпускавшейся во Франции отделом пропаганды вермахта”». (…)

Альфреда Линдера можно назвать специалистом по нацистской пропаганде. Ввиду того, что вопрос о том, был ли на самом деле Алехин автором или соавтором серии антисемитских статей, так до сих пор и не прояснен, можно, по крайней мере, сделать вывод, что именно Линдер был их редактором».

 

Парадокс, но именно появление фигуры далекого от шахмат Альфреда Линдера развеяло у меня последние сомнения в авторстве статей. Объяснив вроде бы сущий пустяк – появление элементарных орфографических ошибок в шахматных именах: Marschall, Andersen, Pilsburry, Kienezitzky… Не мной замечено, что, будь редактором Гербец, он бы таких ляпов никогда не допустил. Но фокус-то в другом: если бы Линдер дописывал статьи Алехина, он бы их тоже не допустил! Ведь ему пришлось бы опираться на книги и журналы, а в них имена написаны правильно… Так что причина ошибок ясна: идиосинкратический (по определению Уинтера) почерк Алехина, который не разобрал то ли наборщик газеты, то ли сам Линдер.

Теперь о вмешательстве в алехинский текст. Опытному редактору изменить тональность и даже смысл фразы не составляет большого труда: достаточно добавить или убрать какое-то слово – и фраза из нейтральной станет негативной, и наоборот. Говорю это не для красного словца, а как человек, за плечами которого полторы сотни отредактированных книг. Не имея в руках оригиналов статей, мы можем спорить до хрипоты, писал он их или не писал, а если писал, то как сильно их переписали… За минувшие годы было высказано немало аргументов как в защиту Алехина, так и против. Это процесс увлекательный, но тупиковый. Могу с ходу добавить еще два аргумента. Для меня чужую руку выдает фраза «Чигорин – первая жертва международной плутократии» – ни один русский так не напишет, а вот для нацистов слово «плутократия» (читай: мировой еврейский заговор) было настоящим фетишем… Аргумент против? Извольте. «Я в мае 1921 года прибыл в Берлин» – это мог написать только Алехин. Точной даты (28 мая) в тогдашней печати нет, даже скрупулезный «Deutsche Schachzeitung» сообщил о приезде Алехина только в июльском номере… Но что дают все эти аргументы?

 

Алехин с карманными шахматами, рядом Грейс Висхар. На обороте штамп: Copyright by Transocean G.M.b.H. Berlin W9 Hermann-Göring-Strasse 9. Знаете, что такое «Transocean»? Это немецкое информационное агентство, которое после прихода Гитлера к власти было передано министерству пропаганды. Из архива А.Котова.

 

Гораздо продуктивнее мне кажется другой путь – для простоты назовем его психоанализом. Давайте попытаемся «заглянуть в душу» Алехина, понять мотивы странных – а вдруг только на первый взгляд? – его слов и поступков. Глядишь, и со статьями будет больше ясности.

Меня давно занимает одно прямо-таки вопиющее противоречие, которого почему-то никто не замечает. Ради чего Алехин вступил в контакт с «друзьями из рейха», стал давать сеансы немецким офицерам и вести отдел в газете? Чтобы получить португальскую визу и уехать в Америку. И статьи написал для этого – вероятно, они были последней гирькой на немецких весах. Получив визу, Алехин тут же, не дожидаясь публикации статей, мчится в Лиссабон. И там радостно сообщает Ханнаку, что готов играть с Ботвинником или Решевским, что у него в кармане уже кубинская виза, а оттуда он поедет в Нью-Йорк… Какой Нью-Йорк?! Алехин что, не понимает, что после оскорбительных для евреев статей в «Pariser Zeitung» ему туда путь заказан?  Да и вообще, если он собирался ехать в Нью-Йорк, зачем ему было оскорблять евреев?!

Хотя… Знаете, возможен и другой вариант (Алехин же привык мыслить вариантами): всё в статьях написано им. Но он спокойно вместе с Грейс едет в Америку, потому что сразу по прибытии в Нью-Йорк хочет публично заявить, что статьи написаны под давлением немцев и что он готов был написать любую ахинею, только бы вырваться из Европы. Это, кстати, не моя версия. «Лично я думаю (хотя ранее никогда об этом не говорил), – признался Михаил Ботвинник в послесловии к первой в СССР публикации «Арийских и еврейских шахмат» («64–ШО» № 18 и 19, 1991), – что Алехин написал всё сам: два обстоятельства говорят об этом. Во-первых, никто бы не посмел написать подобную ахинею, а Александр Александрович смотрел вперед – в случае чего можно было бы заявить, что он этого и писать не мог. А во-вторых, он выделял Ботвинника, предвидел возможность проведения матча и не считал себя вправе оскорбить будущего противника в борьбе за мировое первенство». С «во-вторых» я мог бы поспорить. Причина сдержанности Алехина (или А.Линдера – какая версия вам больше по вкусу), на мой взгляд, в другом: в марте 1941 года Германия и СССР были еще «партнерами», и оскорбить советского чемпиона немецкая газета не могла.

Ладно, статья статьей, но как быть с мадридским интервью, где он хвалится, что «первым попытался рассмотреть шахматы с расовой точки зрения»? Это-то как раз объяснить легко. За пять месяцев, прожитых Алехиным в Португалии, ситуация в мире радикально изменилась. Захватив Югославию и Грецию, после чего вся Европа, кроме Англии, оказалась в их руках, немцы напали на СССР и к осени стояли на подступах к Ленинграду и Москве. В тот момент многим казалось, что остановить этот страшный каток невозможно и что гитлеровский рейх – всерьез и надолго. Очень точно назвал одну из своих статей об Алехине Исаак Линдер: «Он рано поверил в апокалипсис».

 

Принадлежащий Грейс Висхар замок «La Chatellenie», который Алехин считал «своей собственностью». Современное фото.  

 

…Чертов замок! Именно в нем, я уверен, первопричина бедствий Алехина. Летом 1940-го он, вместо того чтобы уехать в Америку, отправился спасать «свою собственность». В марте 1941-го Грейс осталась во Франции, чтобы «продать замок» и лишь потом присоединиться к Алехину. Но увидеться вновь им было позволено только на турнире в Мюнхене, когда капкан захлопнулся… Да, ценой огромных усилий, унижений и потерь, ценой морального, а затем и физического крушения Алехина замок удалось сохранить, и после войны Грейс его продала. Но стоило ли оно того?..

 

Летом 1941-го он мог вспомнить и про свои «замки» в России. Ганс Кмох: «Однажды Алехин сказал мне, что его семья владела семью усадьбами. Пять из них, которые стоили два миллиона рублей золотом, принадлежали отцу, который проиграл их в Монте-Карло. Чемпион мира, похоже, какое-то время надеялся, что немцы вернут ему те две усадьбы, что он получил в наследство от матери» (Chesscafe.com, 2005).

 

Упустив в Португалии последний, как оказалось, шанс «выскочить за флажки», Алехин в сентябре 1941 года поехал навстречу судьбе – в Мюнхен. Там его ждала встреча с Франком и приглашение на турнир в Кракове. А именно с краковским периодом жизни Алехина связана главная сенсация публикации Кристиана Рорера: в Федеральном архиве в Берлин-Лихтерфельде, в фондах Institut für Deutsche Ostarbeit (Институт немецких работ на Востоке, или «Институт Восток»), созданного в Кракове по инициативе генерал-губернатора Ганса Франка, он нашел личное дело Александра Алехина! Согласно документам, 6 ноября 1941 года Франк приказал директору института «провести переговоры с д-ром Алехиным о приеме его на службу в IDO в качестве консультанта по русским вопросам: лингвистике, истории, юриспруденции и литературе». Алехин был зачислен «старшим консультантом», а с 1 января 1942 года ему предстояло возглавить «Отдел исследований России» с зарплатой в 2000 злотых (1000 рейхмарок) в месяц, очень высокой по тогдашним меркам.

Почему «предстояло»? Потому что Алехин его так и не возглавил. В самом конце ноября он вдруг поехал в Испанию, где к его прибытию спешно устроили турнир (возможно, целью Алехина был Лиссабон – его он тоже успел посетить), а оттуда направился в Париж. Сразу по приезде, 21 декабря, дал сеанс офицерам вермахта и… остался погостить. Первым делом, как легко догадаться, проведал «свою собственность», о чем говорят его предновогодние сеансы на севере Франции: все три города – Дьепп, Руан и Гавр – недалеко от замка Шательленье.

Не буду пытаться, как это делает Рорер, размотать весь клубок причин неявки Алехина на службу. Думаю, главной была та же, что и летом 1941-го: резкое изменение ситуации в мире. Накануне его поездки в Испанию, 26 ноября, США по сути предъявили ультиматум Японии, предложив полностью вывести войска из Китая и Индокитая и выйти из Тройственного пакта с Германией и Италией. Через десять дней японцы атаковали военно-морскую базу США в Пёрл-Харборе, и 11 декабря Гитлер объявил войну Америке. В те же дни началось советское контрнаступление под Москвой, поставившее крест на планах блицкрига… Алехин не мог не почувствовать, что весы истории качнулись в другую сторону, а значит, надо избегать любых официальных должностей, чтобы его не обвинили потом в сотрудничестве с нацистами. Всё, отныне он только играет в шахматы!

Алехин стал всячески затягивать возвращение в Краков, для чего предпринял длительное гастрольное турне по юго-западной Германии. В поездке его сопровождала Грейс, он был в хорошем настроении и, по свидетельству мастера Вальтера Нипхауса (тогда 19-летнего гимназиста, одного из лучших игроков Франкфурта), не пил: «Мы сыграли неофициальный матч и несколько консультационных партий с контролем времени, множество блицпартий в чердачном номере отеля на главном железнодорожном вокзале – играли ежедневно в течение почти четырех недель, в присутствии г-жи Алехиной и кота… Это было веселое время, и спиртного, к слову, мы не пили. До самой смерти Алехина я состоял с ним в постоянной переписке…» (из письма шахматному писателю Альбину Пётчу, сентябрь 1992; публикуется впервые).

 

Франкфурт, 4 апреля 1942. Надписи на фото сделаны Алехиным. Правой стрелкой указан выигравший у него 19-летний гимназист Вальтер Нипхаус. Из архива А.Пётча (Германия). Публикуется впервые.

 

И все-таки, думаю, ему вряд ли удалось бы избежать работы в «русском отделе», если бы не Главное управление имперской безопасности (РСХА). В апреле 1942-го на стол директора «Института Восток» легла справка под грифом «Секретно» с собранной РСХА информацией о «шахматном мастере д-ре Алехине». Вот несколько цитат оттуда:

 

«В аристократических кругах его уже считали демократом, либералом и даже “красным”. (…) Во время русской революции он попал в руки чекистов. По слухам, его освободил лично Лейб Бронштейн (Троцкий), якобы большой поклонник шахмат. (…) А[лехин]. полностью устранился из кругов русских эмигрантов и не проявлял никакого внимания к бывшим соотечественникам. Он терпимо относился к Советам. Во время правления Народного фронта во Франции А[лехин]. счел уместным послать приветственную телеграмму советским шахматистам. Из-за этой телеграммы он был исключен из “Ассоциации бывших студентов-юристов”. А[лехин]. принадлежал к масонской ложе “Астрея” в Париже».

 

По сути, перед нами волчий билет. «Алехин в ней (справке) изображен как политически неблагонадежный оппортунист, которому не следует доверять, – пишет Кристиан Рорер. – Вынося за скобки евреев, список главных врагов национал-социализма по версии РСХА выглядел следующим образом: демократы, либералы, коммунисты, масоны и “предатели народа”».

О его зачислении на «политически важную должность» уже не могло быть речи. Франк дал указание использовать Алехина «только в качестве шахматиста», и 1 июня 1942 года он был принят в Institut für Deutsche Ostarbeit «в качестве научного сотрудника» с оговоренной ранее зарплатой. За четыре месяца Алехин получил 8000 злотых, а затем его должны были перевести в Главное управление пропаганды правительства Генерал-губернаторства, где с ноября 1941-го работал Боголюбов. По словам Рорера, записи о таком переводе нет, но за октябрь–декабрь Алехину выплатили почти ровно 6000 злотых – три месячных зарплаты, правда, оформленных как оплата счетов за его проживание в краковском «Гранд-отеле».

Франк хотел создать в Кракове шахматную школу (или даже академию) под руководством Алехина и Боголюбова. Первый семинар школы должен был состояться в январе 1943-го, но в декабре Алехин, находясь в Праге, заболел скарлатиной, а после выздоровления поехал с сеансами по чешским городам и не спешил возвращаться в Краков…

 

Партия Боголюбов – Алехин (Зальцбург 1942). Снимок сделан после ходов 1.e4 c6 2.d4 d5 3.Nc3 dxe4 4.Nxe4 Nf6. В центре Грейс Висхар. Из архива А.Котова. Публикуется впервые.

 

После войны Алехин утверждал: «Я играл в шахматы в Германии и оккупированных ею странах только потому, что это было нашим единственным средством к существованию, а также ценой, которую я платил за свободу моей жены». Российские биографы любят сгущать краски: «Чтобы выжить на территории “Тысячелетнего рейха”, чтобы не умереть от голода, надо было зарабатывать на продовольственные карточки, то есть играть». В январе 1943-го, когда Алехин вышел из пражской больницы, возможно, ему и требовались эти карточки. Но начиналось-то всё совсем иначе! Вот хроника «светской жизни» на турнире 1941 года:

 

«Вскоре после воскресного прибытия в Краков был дан первый званый обед у губернатора д-ра Вехтера. (…) День прибытия (в Варшаву) завершился приемом в “Немецком доме” у начальника отдела службы пропаганды д-ра Штайнмеца, к которому вскоре присоединился губернатор д-р Фишер, чтобы лично приветствовать участников. (…) Из богатой варшавской программы особенно выделялись вечерние приемы в “Адрии” и “Бристоле”. (…) В последнее утро в Варшаве в зале, к большой радости присутствующих, появился генерал-губернатор д-р Франк. (…) После окончания партии между Алехиным и Боголюбовым д-р Франк попросил обоих мастеров прокомментировать ее для публики, состоящей главным образом из лиц, связанных с вермахтом. (…) Званый обед в этот богатый событиями день дал городской голова Ляйст; там гостей приветствовал новый руководитель Варшавского шахматного общества обербургомистр Дюррфельд. (…) Ночной переезд в Краков сопровождался некоторой задержкой в пути, но на обед у президента города Павлу участники успели вовремя. (…) Украшением турнира стал воскресный заключительный прием в городском замке. Генерал-губернатор д-р Франк сердечно принял своих шахматных гостей и провел в их обществе несколько часов. Президент Оленбуш вручил призы; обоим победителям он преподнес на добрую память картины кисти д-ра Франка с его собственноручными надписями…» («Deutsche Schachzeitung» № 21/22, 1941).

 

P.S. Алехин с юности пытался использовать других людей и обстоятельства, а кончилось тем, что использовали его… Горькая, но поучительная история. Вспоминаются слова Макса Эйве: «В его натуре было что-то детское… Если рассматривать Алехина в этом свете, то ему можно многое простить: за шахматной доской он был велик, вне шахмат, напротив, походил на мальчишку, который напроказил и по своей наивности полагает, что этого никто не видит».

Слова «напроказил» и «наивность», правда, режут слух. Чем? Я понял это, лишь прочитав замечание Альбрехта Бушке по поводу книги Морана: «Бетховен, несомненно, был одним из величайших композиторов, но это не означает, что он был приятным человеком. Так почему нельзя признать, что Алехин был одним из величайших шахматистов, хотя человеком он был довольно скверным, что, я уверен, подтвердят все, кто был с ним знаком. Зачем же обелять его?..»