Энциклопедия	Альберт КАПЕНГУТ, международный мастер, заслуженный тренер БССР
Памяти предшественника

Не так давно исполнилось 100 лет со дня рождения выдающегося теоретика и педагога Алексея Павловича Сокольского. Сайт ChessPro откликнулся на эту дату интересной статьей Адриана Михальчишина . Естественно, гроссмейстер более подробно остановился на 8-летнем львовском периоде деятельности заслуженного тренера СССР, лишь вскользь упомянув о его 17-летней жизни в Минске. В материал вкралось несколько неточностей, которые я на этих страничках моих воспоминаний о Сокольском постараюсь исправить.

В 1958 г . в 13-летнем возрасте я случайно узнал, что мой друг Эдик Зелькинд (в будущем – первый тренер Бори Гельфанда) учится в одном классе с Толиком Сокольским и даже у него дома взял автограф маститого автора на нашей настольной книге тех лет – минском переиздании его «Шахматного дебюта».

К слову, пару раз фотографическая память страниц этой книги играла со мной шутки. Как-то году в 1959 на собрании сборной республики на квартире у И.Болеславского участники помоложе столпились у столика, за которым сидели мэтры. Я, как самый молодой, видел доску лишь краешком глаза. Кто-то спросил мнение нашего лидера об одной идее в популярной тогда системе Раузера. Я тут же прокомментировал: «Этот ход впервые применил Гольденов». Один из опытнейших белорусских мастеров отсутствовал, ибо был дисквалифицирован – он осмелился на заседании Федерации назвать Г.Вересова типичным советским барином. Когда я произнес его имя, мне тут же заткнули рот, но я видел, что Исаак Ефремович сидит озабоченный. Спустя 5 минут он повернулся ко мне и кивнул: «Да». Но больше всего меня поразило, что Алексей Павлович не помнил, что он это написал! Став старше и написав несколько книг, я уже этому не удивляюсь.

Однажды в 1964 г. в команде ЦДСА зашла речь о гамбите Шара-Геннига, и я сказал С.Фурману, что для меня учебной со времен «Шахматного дебюта» была его партия с С.Флором. При феноменальной памяти выдающийся теоретик никак не мог вспомнить ее и поинтересовался, что все же там было сыграно. Увидев, он засмеялся, как мог смеяться только Фурман, и, сквозь слезы от смеха, сказал: «Чудак, это была ничья без игры». Здесь я уже промолчал и не рассказал об этом АП.

К 1958 г. мы уже несколько лет ходили в шахматный кружок Дворца пионеров к А.Шагаловичу, и приглашение Алексея Павловича посещать его занятия было встречено с энтузиазмом. Продолжая трижды в неделю околачиваться во Дворце, мы ухитрялись еще дважды бывать в бывшем костеле на площади Свободы, который был тогда передан ДСО «Спартак». Народа было немного, трудно представить, как всемирно известный теоретик мог ходить по школам, собирая детей. Из учеников можно вспомнить братьев Сазоновых, Руденкова, Муйвида, Карасика. Большую помощь в судействе (и не только) оказывала его жена Елена Павловна. Однажды АП, уезжая на турнир, поручил ей послать очередные ходы в чемпионате СССР по переписке, спросив у меня совета, и был ужасно возмущен одним из них. (За 12 лет нашего общения я не помню еще случая, чтобы он так выходил из себя!) Спустя 10 лет я “отреваншировался”, объяснив Эдику за 20 минут до начала очередного тура чемпионата Минска, как выиграть у АП в этом варианте по моей рекомендации, забракованной им. Кстати, только Сокольский дал возможность молодежи поиграть с корифеем в одном турнире. (Тогда в Белоруссии хватило бы пальцев одной руки, чтобы пересчитать мастеров, а норму КМС можно было выполнить лишь в финале чемпионата республики.)

В «Спартаке» мы узнали, что в промежутках между бесконечными турнирами бывают занятия и у А.Суэтина, чем не преминули воспользоваться, к тому же в какой-то момент один из сильнейших шахматистов мира И.Болеславский решил взять шефство над одним-двумя перспективными ребятами. Но однажды все вскрылось. Сильнейший в то время юноша – Володя Литвинов не смог принять участие в дружеском матче с сильнейшей командой Москвы, и на заседании Федерации шахмат БССР четыре маститых тренера одновременно предложили мою кандидатуру. Можно представить их негодование! Кстати, в дальнейшем я часто присутствовал на очередных собраниях, где в то время мог бывать любой (без права голоса). ;

Один случай оказался пророческим. В 1960 г . очередной чемпионат БССР решили перенести из Минска в Витебск, на родину погибшего во время войны мастера В.Силича , и назвать в его честь. Однако в ЦК КПБ запретили это, ибо официально он пропал без вести. Шагалович начал брюзжать: «Почему обязательно Мемориал Силича, можно провести Мемориал Сокольского», на что АП, кисло улыбнувшись, отпарировал: «Простите, Або Израилевич, я еще не умер». К сожалению, мне приходилось видеть чаще, чем хотелось, как АП не отвечал на выпады в свой адрес.

Через 10 лет, воспользовавшись приездом в Минск руководителя профсоюзных шахмат Я.Г.Рохлина, Болеславский, Шагалович и я на приеме у секретаря Белсовпрофа С.Аржавкина добились проведения в годовщину смерти АП этого важнейшего турнира, ставшего традиционным.

В президиуме Федерации АП занимался перепиской, а также композицией, где он выделял В.Сычева. Его шахматный отдел в газете «Знамя Юности» был одним из лучших. Кстати, свой первый приз (за самую красивую победу в чемпионате Минска) я получил там от завотделом спорта Бережкова, естественно, по рекомендации Сокольского.

Работа в «Спартаке» отнимала только два вечера, поэтому АП мог сосредоточиться на написании книг, которые до сих пор переиздаются на многих языках мира. Особенно много времени он отдавал популяризации дебюта 1.b4, названного его именем, хотя Тартаковер еще в 1924 г. назвал этот ход дебютом орангутанга. Можно представить реакцию автора, когда А.Котов на матче М.Ботвинник – Т.Петросян в 1963 г. подошел к АП, разговаривавшему со мной, и выдал анекдот: «Сидят в зоопарке две обезьяны и играют в шахматы. Одна пробует 1.b4, на что другая говорит – зря стараешься, все равно потом назовут дебютом Сокольского». Тем не менее свою книгу по этой теме АП назвал «Дебют 1.b2-b4». Несколько лет я даже считал своим долгом одну партию за турнир начинать так, а ученик АП по Львову заслуженный тренер Казахстана Б.Каталымов играл этот дебют всю жизнь.

Сокольский был очень близок с Болеславским. Помню, с какой болью АП рассказывал мне, как ИЕ откликнулся на просьбу старого друга Дэвика Бронштейна, переданную через Вайнштейна, позволить ему догнать Болеславского в турнире претендентов 1950 г., где АП был секундантом своего соседа. К слову, они и обращались друг к другу – ИЕ и АП. Однажды в поздравительной открытке Сокольский написал: «Вы примите, о ИЕ, поздравления мае», и Болеславский долго посмеивался над приятелем, который продал грамматику ради рифмы. АП был, пожалуй, излишне сентиментален, и ИЕ часто подтрунивал над ним. На встрече Нового 1967 года мы играли в буриме. Каждый за столом придумывал две строчки, но следующему показывал только последнюю. В тот раз АП сочинил: «И губы милой целовал», на что ИЕ в своей манере пригвоздил друга: «Но тут наехал самосвал». Потом все долго хохотали.

Однако надо не забывать, что их переезд в Минск в начале 50-х по приглашению первого секретаря ЦК КПБ Н.Патоличева вызывал недовольство тех, кому они могли помешать. Михальчишин написал: «В начале 50-х белорусы переживали шахматный бум благодаря «старому партизану» Гавриилу Вересову – он перевел в Минск Болеславского, Суэтина и Сокольского!» Насколько я знаю, это заслуга известного журналиста Я.Каменецкого, более того, я был свидетелем нескольких стычек Вересова с Болеславским и Суэтиным, несколько раз он жаловался на них в ЦК КПБ. Одним из недовольных был директор шахматного клуба А.Рокитницкий. Он всячески препятствовал учреждению в Спорткомитете БССР должности инструктора по шахматам, подчеркивая, что выполняет эти функции на общественных началах. Однако делал это заслуженный тренер БССР по шашкам на свой лад. В 1964 г. на конференции Федерации шахмат ее председатель Шагалович в своем докладе привел вопиющие факты. Спустя несколько лет, работая в архиве клуба над материалами по истории шахмат в Белоруссии, я наткнулся на часть этих документов. Читаю письмо 1956 г. из Федерации шахмат СССР председателю Спорткомитета БССР: «В связи с учреждением Спорткомитетом СССР звания «Заслуженный тренер СССР» просим представить ходатайство о присвоении этого титула Болеславскому и Сокольскому». Резолюция председателя комитета Коноплина: «т. Рокитницкому – подготовить». Далее читаю «подготовленный» ответ: «Мы отказываемся ходатайствовать… ибо не знаем, что они сделали для страны (! – АК), но в республике они не подготовили ни одного разрядника». В итоге бессменный тренер сборной СССР Болеславский получил это звание лишь в 1964, а Сокольский – в 1965 г. Эта ситуация напомнила, как в 1984 г. гостренер Спорткомитета БССР Е.Мочалов отказался присваивать мне 2-ю (!) тренерскую категорию, и мне пришлось помогать А.Карпову в его подготовке к матчам с Г.Каспаровым, чтобы вернуть первую категорию, которая к этому времени была у меня уже много лет. Зампред Спорткомитета СССР спросил тогда у чемпиона мира: «А почему не высшую? У него хватает».

В 1963 г. Сокольский был тренером на Спартакиаде народов СССР, когда команда Белоруссии совершила подвиг, завоевав бронзовые медали, обогнав при этом сборные Ленинграда, во главе с Б.Спасским и В.Корчным, и Украины, где на первых досках выступали Е.Геллер и Л.Штейн. После такого успеха нас принимал секретарь ЦК КПБ В.Шауро, который предложил провести через Бюро ЦК постановление о развитии шахмат в республике, пока его босс К.Мазуров отдыхал. Однако Рокитницкий и Вересов просаботировали и эту исключительную возможность получить новый клуб на 15 лет раньше.

Мягкий по природе, АП всегда старался обходить острые углы. В 1967 г. наша команда поехала в ГДР, где дружеский матч складывался для нас неудачно. Руководитель делегации завсектора спорта ЦК КПБ П.Пиляк несколько туров молчал, пока Сокольский занимался психотерапией, успокаивая игроков на обсуждениях, но перед последним туром взорвался, сменив пряник на кнут.

Здоровье АП, сколько я его помню, всегда оставляло желать лучшего. В 1962 г. сборная республики отправилась в турне по Закавказью с серией дружеских матчей. В Тбилиси в день отдыха нас отвезли на недавно построенное водохранилище, где мы загорали у самой воды, а неподалеку отдыхал Венский балет на льду, опекаемый бдительной милицией, которая повернула назад Вересова, намеревавшегося пройти сквозь них в павильон. АП стало плохо, и та же милиция помогла ему.

Насколько серьезна ситуация, я увидел в Ленинграде летом 1969 г. на Спартакиаде ВЦСПС, где Сокольский был тренером белорусских участников. Когда я в полуфинале отложил одну партию в лучшей позиции, АП заверил меня, что до дня доигрывания он ее проанализирует, а я должен сосредоточиться на подготовке к новым соперникам (кстати, в этом турнире мне удалось занять 1-е место и обогнать В.Корчного). За несколько часов до начала доигрывания я попросил АП показать варианты и был ошарашен. Начали интенсивно смотреть, но через 5 минут такого анализа АП слег. Я понял, что дело плохо.

Сразу после этого турнира АП ушел на пенсию. Освободившуюся работу предложили мне. В то время почти не существовало возможности быть профессионалом, и я согласился работать на полторы ставки. АП было больно видеть, что то, о чем он просил спартаковское начальство много лет – увеличить нагрузку – для меня сделали сразу. Михальчишин написал: «В 1953 году… Сокольский решил переехать в столичный Минск, где жить было получше, и деньги платили большие, и квартиру дали большую». Увы, его зарплата была около 100 руб. и квартира была обыкновенная двухкомнатная, правда, в привилегированном доме на Ленинском проспекте в соседнем с ИЕ подъезде.

Через несколько месяцев его гроб был выставлен в бывшем костеле на площади Свободы. Как его ученик (безусловно, наибольшее влияние на меня оказал Болеславский) и преемник, я счел себя обязанным написать некролог, который был опубликован в журнале «Шахматы» Рига №4 за 1970 г.

Спустя несколько месяцев я договорился с Республиканской научно-методической библиотекой по физкультуре и спорту о покупке осиротевшей библиотеки. В последующие 15 лет в многочисленных поездках по Союзу я старался пополнять шахматный фонд. К сожалению, после развала СССР он был разбазарен. Но я дорожу несколькими доставшимися мне книгами из библиотеки Сокольского с пометками на полях.