Интервью

Римма Билунова: «НАШУ БАЗУ ДАННЫХ ВОЗИЛИ В ЧЕМОДАНАХ»

Римма Билунова стояла у истоков знаменитой картотеки ЦШК (бумажного прообраза современных баз данных), много лет возглавляла женскую сборную СССР, а также помогла шахматисткам всего мира получить «прибавку» в 100 пунктов Эло. В последние годы Римма Ивановна активно работает в Ветеранской комиссии РШФ. В Элисте во время матча Спасский – Корчной, на который она и Кира Алексеевна Зворыкина были приглашены в качестве почетных гостей, корреспондент «ChessPro» Владимир Барский попросил Римму Ивановну рассказать о времени и о себе, об участниках матча, а также о многократных чемпионах мира Михаиле Ботвиннике и Ноне Гаприндашвили.

– По нынешним меркам, в шахматы я научилась играть сравнительно поздно, в 11 лет. До этого занималась разными видами спорта – и волейболом, и легкой атлетикой, а у сестры Таисии, к сожалению, были проблемы со здоровьем, и она решила заняться шахматами; у нее были большие амбиции. Жили мы тогда в Челябинске. Сестра пришла в шахматный кружок Дома пионеров и оказалась там единственной девочкой на 40 мальчишек. Ей сказали: давай, приводи еще девчонок! Она позвала несколько подруг из своего класса, и меня тоже.

Когда мне было лет 14-15, мы с Таей попали в сборную России. Тогда проводились очень интересные соревнования между республиками СССР, и в каждую команду входили 8 мальчиков и 4 девочки. В 1957 году наша команда, в которой играли безвестные ребята с периферии, неожиданно заняла первое место. Все говорили: «Русское чудо!» Тогда уже восходила звезда Ноны Гаприндашвили, за команду Москвы играла Аллочка Кушнир, а у нас таких ярких шахматистов не было.

Со временем сестра отошла от шахмат, а я осталась. Особенно активно играла в студенческие годы, во время учебы в челябинском политехническом институте: ежегодные первенства общества «Буревестник», личные и командные чемпионаты России, межвузовские встречи, полуфиналы СССР. На пятом курсе впервые попала в женский чемпионат СССР, где в первый раз встретилась с Кирой Алексеевной Зворыкиной.

Этот снимок сделан на первенстве Вооруженных сил СССР, Владимир 1971 г.

Впоследствии удалось дважды стать чемпионкой РСФСР – в 1966 и 1968 годах, дважды чемпионкой Вооруженных сил СССР (1966, 1971). В 1968 году заняла 1-е место на международном турнире во Владимире и получила звание международного мастера. Выступала в 7 чемпионатах СССР, лучший результат – дележ 5-го места (1966 год). За этот результат получила звание мастера, его тогда можно было получить только за попадание в первую пятерку на чемпионате СССР. До этого была перворазрядницей, звания «кандидат в мастера» в те времена у женщин не существовало.

Нальчик, 1974 г.

Когда я училась на последнем курсе, моего отца пригласили на работу в Министерство сельского хозяйства, и семья переехала в Москву. Я же, закончив учебу и получив диплом радиоинженера, должна была отработать положенный срок на почтовом ящике в Челябинске, а потом тоже переехала в Москву, где поступила на работу инженером в вычислительный центр Военно-инженерной академии имени Куйбышева, а также стала армейской шахматисткой. После замужества и рождения ребенка поняла, что все это совместить невозможно, и перешла на чисто шахматную работу.

В 1976 году я начала работать в ЦШК. Систематизация шахматной информации делала тогда, по сути, первые шаги, только-только появились индексы Рабара. Меня направили на создание картотеки. Мы готовили информацию для матча на первенство мира в Багио, делали подборки по индексам и по фамилиям шахматистов. Помощники Карпова жаловались: «Какие тяжелые твои карточки, целый чемодан занимают!»

В картотеке ЦШК с Анатолием Быховским и Владимиром Антошиным. Москва, 1980 г.

Виктор Давыдович Батуринский издал приказ: все, кто выезжает на турниры за рубеж, обязаны были сдавать нам (на время) турнирные сборники. Мы делали ксерокопию и все партии сразу же заводили в картотеку. У нас всегда были свежие материалы, ведь далеко не все партии попадают в журналы. Это были первые шаги в систематизации шахматной информации. Картотека находилась на втором этаже ЦШК в комнате за Большим залом, в так называемой «молельне». А потом ее перевели на 3-й этаж, в комнату, которая находится слева от лестницы. Потом у меня ее «реквизировал» Михаил Моисеевич Ботвинник: поставили железную дверь, и там находилась его лаборатория.

В 1980 году меня включили в состав советской делегации, направлявшейся на Олимпиаду на Мальте. У женской команды был один тренер – Гипслис, и Батуринский сказал мне: «Ладно, карточки карточками, но ты тоже помогай женщинам!» Майя Чибурданидзе была тогда совсем юной (ей было 18 лет), и ее мама Нелли Павловна очень за нее переживала. Она сказала мне: «Римма, я тебе поручаю Майю, пусть она будет только с тобой, глаз с нее не спускай!» Так я стала опекать Майю. И 17-летний Гарик тоже «влился» в нашу женскую команду, – Батуринский поручил мне и за ним присматривать. Видимо, я достаточно успешно справилась со своей задачей, поэтому после возвращения с Мальты мне стали поручать, в основном, работать с женской сборной. В 1982 году меня официально назначили старшим тренером команды.

Нона Гаприндашвили и «грузинский феномен»

В 1956 году я впервые играла с Ноной. У меня сохранилась фотография (к сожалению, неважного качества): «Н. Гаприндашвили, 1 разряд (г. Тбилиси) – Р. Казьмина, 1 разряд (г. Челябинск)». Потом встречались с ней в чемпионатах СССР; я ужасно горжусь, что сделала с Ноной две ничьи!

Конечно, она великая шахматистка; без нее не было бы никакого «грузинского феномена». Вспоминаю чемпионат СССР 1964 года в Тбилиси, когда Гаприндашвили впервые играла у себя дома в ранге чемпионки мира. Интерес к чемпионату был невероятный! Мы играли в театре имени Руставели в малом зале, а на большой сцене продолжали идти спектакли. Но вскоре артистам пришлось поменяться с нами залами, потому что к ним никто не ходил, а у нас был аншлаг, люди сидели буквально на ступеньках в проходе! Я такого больше никогда не видела. У нас в Челябинске тоже любят шахматы, но чтобы до такой степени!..

Эта фотография, сделанная во время чемпионата СССР 1964 г. в Тбилиси, вошла в книгу «A Picture History of Chess» (Нью-Йорк 1981).

Помню, нам объясняли: «Грузия – очень маленькая республика. Кто бы ее знал, если бы не Джугашвили? Когда Сталина не стало, все про нее забыли. Но сейчас у нас есть Гаприндашвили, и все снова знают маленькую Грузию!»

Нона, конечно, замечательная шахматистка и спортсменка, но еще она очень приятный человек. Меня поражало, что с разных соревнований она всегда тащила огромный чемодан с подарками. Я удивлялась, а она отвечала:

– Знаешь, сколько у меня племянниц?

Осмелюсь сказать, мы с Ноной дружим. Только что были вместе на чемпионате мира среди сеньоров. Во втором туре Нона проиграла своей основной конкурентке Елене Фаталибековой, которая моложе почти на 10 лет. Я пыталась немножко подбодрить Нону, посочувствовать, а она ответила:

– Да ладно тебе, я после проигрыша очень хорошо играю.

И выиграла все оставшиеся партии! Ее волевые качества абсолютно не пострадали от времени. Жаль, что ей сейчас приходится трудновато с материальной точки зрения: она находится в оппозиции к правительству, сын потерял работу. Нона пока что – единственная добытчица для семейства из 6-ти человек.

После распада Союза Гаприндашвили была председателем Национального олимпийского комитета Грузии, но потом отказалась от этой должности, поскольку это было очень хлопотное дело: постоянно следуют просьбы со всех сторон, а удовлетворить их очень трудно.

Нона очень много играла с мужчинами, и в ветеранских соревнованиях поначалу не изменяла своей привычке. Но на этот раз сказала мне: «Знаешь, я не уверена, что в мужском турнире у меня получится хорошо выступить, а мне нужно взять приз». Такова проза жизни. Конечно, Гаприндашвили не только играет в турнирах, ее приглашают то в апелляционный комитет, то в качестве почетного гостя. Все приглашения она сейчас принимает.

Пять лет назад ветеранская комиссия РШФ, в которой я работаю на общественных началах, провела два очень интересных турнира в связи с 85-летием Киры Алексеевны Зворыкиной. Один из моих приятелей, с которым мы ходили в челябинский Дом пионеров, стал большим человеком и возглавил шахматную федерацию Южного Урала. Это Михаил Абрамович Лозоватский. Я познакомила его с Кирой Алексеевной, и он был ею совершенно очарован. Лозоватский помог найти спонсоров для юбилейного турнира. Мы пригласили Гаприндашвили, Вольперт и других шахматисток того времени, всего 8 человек. Нона уверенно заняла первое место.

– В 60-е годы Гаприндашвили намного превосходила других шахматисток?

– Она выделялась очень сильно, легко занимала первые места в чемпионатах СССР, практически никто не мог составить ей конкуренцию. По крайней мере, до тех пор, пока не подросла Нана Александрия, которая на 8 лет младше. Три матча на первенство мира сыграла с Ноной Алла Кушнир, но бросила шахматы, когда ей еще не исполнилось 40 лет. Она живет сейчас в Израиле, занимается археологией. Кушнир никогда не была такой шахматисткой, как Нона. Гаприндашвили предана шахматам, как говорится, до конца. А у Кушнир это – один из интересов в жизни, она не была фанатиком. В отличие от Ноны, которая до сих пор, когда играет, просто преображается! Кстати, с Кирой Алексеевной происходит то же самое. Когда она в Элисте играла в блиц с мужчинами, то боялась, что наберет ноль очков. Но вот села за столик и сразу порозовела, собралась! Нона точно такая же; шахматы – это их дело!

Гаприндашвили очень справедливая и очень добрая. Я считаю ее самой великой шахматисткой из всех, с кем мне довелось встречаться. Майя Чибурданидзе шла по ее стопам; к тому моменту в Грузии появилась уже целая плеяда шахматисток: Александрия, Гуриели, Иоселиани. Майя из них – самая целеустремленная и работоспособная. Нана не уступала ей по таланту, но у нее в юношеском возрасте немножко гулял ветер в голове. Майя была более серьезная, поэтому именно она стала чемпионкой мира. Повторюсь: без Ноны Гаприндашвили эти шахматистки вряд ли появились бы. Нона действительно блистала, показывала фантастические результаты среди женщин, затем стала играть с мужчинами и выполнила звание мужского гроссмейстера. Это был колоссальный пример! У нее были прекрасные творческие достижения, многие ее партии печатались в «Информаторе», она получала призы за красоту. Как тогда со значением говорилось, Гаприндашвили играла «в мужские шахматы».

Долгие годы женская игра высмеивалась. Мы тогда буквально выпрашивали, чтобы девушкам дали поиграть с мужчинами. Когда я была старшим тренером сборной, приходилось бороться за каждый международный мужской турнир. Работник Управления шахмат Олег Стецко не особо стеснялся в выражениях, когда я, например, просила для Чибурданидзе мужской турнир в Польше. А ведь Майе для дальнейшего роста необходимо было играть с более сильными шахматистами.

Майя Чибурданидзе и Римма Билунова. В 1986 году в Дубаи женская сборная СССР под руководством Риммы Ивановны в последний раз выиграла Олимпиаду. Правда, Чибурданидзе впоследствии завоевывала этот почетный трофей, но уже в составе сборной Грузии.

Там же в Дубаи с нашей «золотой» командой захотели сфотографироваться шахматистки Объединенных Арабских Эмиратов. На снимке Нона Гаприндашвили, Римма Билунова, Елена Ахмыловская, Майя Чибурданидзе и Нана Александрия. В интервью «Советскому спорту» Нона Гаприндашвили тогда отметила: «Очень дружелюбная атмосфера царила в нашей делегации на протяжении всего турнира. Ведь в такой нервной борьбе, которой и отличаются командные соревнования, как нигде необходимо чувство локтя, искренняя поддержка и заинтересованность всех и каждого в конечном успехе».

Когда ввели рейтинги, женщинам изначально давали на 200 единиц меньше. Будучи чемпионкой мира, Нона возглавляла Женскую комиссию ФИДЕ. Она поручила мне заниматься вопросами, связанными с рейтингом. Мы написали письмо профессору Эло: весь женский рейтинг-лист отстает от мужского, потому что вы изначально даете маленький рейтинг. Давайте всему женскому рейтинг-листу прибавим по 100 единиц рейтинга! Нас тогда обозвали сумасшедшими, фантазерками, а Эло задумался. Он предложил провести турнир четырех мужчин и четырех женщин с примерно одинаковым рейтингом. И все девушки опередили мужчин! Это было достаточно убедительно, и на Конгрессе ФИДЕ 1986 года объявили, что всему женскому рейтинг-листу добавляется по 100 единиц. Правда, хотели исключить нескольких женщин, игравших исключительно в мужских турнирах – сестер Полгар и Крамлинг. Логика в этом, конечно, есть, но я считала: да ладно, пусть они тоже получат 100 единиц, все равно потом все быстро встанет на свое место. С моим предложением согласились и не стали делать никаких исключений. После этого женщины буквально хлынули в мужские турниры! Поэтому я считаю, что мы с Ноной кое-что сделали для женских шахмат!

У Ноны прекрасный сын, двое внуков; муж, к сожалению, скончался. Она никогда не унывает, а ее жизненную позицию, по-моему, отлично передают слова, которые я уже вспоминала: «Подумаешь, проиграла! Я после проигрыша сильно играю!» Майя Чибурданидзе была замечательная девочка – скромная, трудолюбивая, но масштаб личности у нее, конечно, не тот, что у Ноны. Гаприндашвили рассказывает, что прямо на улице к ней подходят люди и говорят: «Спасибо тебе за правду!»

«Величайший Корчнейший»

С Виктором Львовичем мне приходилось сталкиваться по жизни крайне редко. Году в 1954-55 Корчной приезжал в Челябинск. Меня посадили играть с ним в сеансе, и я сделала ничью; это был большой успех, все за меня очень радовались. На юношеских соревнованиях общалась с девочками из Ленинграда – Флорой Дмитриевой, Катей Бишард, и они называли Виктора «наш Величайший Корчнейший»! Мне очень нравилось это прозвище. Они ему поклонялись, он был непререкаемый авторитет.

На Олимпиаде 1988 года у нас произошло ЧП. Все уже привыкли, что советская команда должна выигрывать золото; чаще всего, мы обеспечивали себе первое место за тур, а то и за два до конца. А тут за женскую сборную Венгрии впервые выступали все три сестры Полгар; маленькая Юдитка буквально «вырубала» последнюю доску. Мы шли вровень, но за тур до конца у нас убежала Леночка Ахмыловская, – конечно, это ударило по боевому духу команды. Лена выступала очень хорошо, заняла первое место на своей доске (мне потом пришлось получать ее медаль). А команда в итоге осталась на втором месте. Сейчас это был бы большой успех, а тогда считалось жутким провалом.

Конечно, все судачили об этой истории с побегом. Поначалу вообще никто ничего не знал; вечером мы обсуждали состав, все было нормально. А утром до 10 часов капитаны команд должны были подать заявку на следующий тур. Время было без 15 десять, я сбилась с ног: где Лена, где Лена? Тут ко мне подошла одна шахматистка из американской команды и сказала: «Лену не ищите, она играть не будет». Я еле успела поменять заявку, включила Левитину, которая должна была отдыхать в последнем туре. Много было нервов…

На закрытии стояли расстроенные, потерянные. Неожиданно ко мне подходит Виктор Львович и говорит: «Да, теперь вам очень попадет!»

– Неужели хотел посочувствовать?

– Для меня это было очень странно. Наши пути почти не пересекались. Он играл за Ленинград, я за Россию. Когда я стала работать тренером, он уже остался на Западе. Конечно, Корчной – замечательный шахматист. Я смотрю сейчас и поражаюсь, с каким напором он до сих пор играет. Боря гораздо более миролюбив; мне кажется, некоторые эндшпили он еще мог бы играть, а он моментально соглашается на ничью. Колоссально, что у Корчного в 78 лет такая жажда борьбы, это пример для многих молодых!

На открытии матча Спасский – Корчной (Элиста 2009 г.). Во втором ряду Кира Зворыкина, Римма Билунова и Петра Лееверик.

Гражданский подвиг Михаила Ботвинника

Познакомиться с Михаилом Моисеевичем мне довелось в 1964 году благодаря своему земляку Толе Карпову (он родом из Златоуста). Когда Толечке было 11 лет, он впервые приехал в Челябинск на первенство области. В 11 лет он выглядел шестилетним ребенком: совсем-совсем маленький, большие глаза все время мигают, а играл он стоя, потому что, сидя на стуле, не доставал до края доски. Играл Толя очень-очень быстро. На соперников это производило удручающее впечатление, они говорили: «Невозможно играть! Ну, что это такое? Такой малец, а так быстро делает ходы!» В том турнире Карпов выполнил норму кандидата в мастера. Его пригласили на банкет «обмыть» это звание; там мы и познакомились. Я тогда стала чемпионкой области.

Через два года Карпова пригласили на школу Ботвинника. Одновременно в том же месте, в подмосковном доме отдыха «Красная Пахра» проходил сбор общества «Труд», за которое я тогда выступала. На школу приехали Толя Карпов, Юра Балашов, Саша Дубинский и Нюма Рашковский. Я сопровождала Карпова; он был мне симпатичен, и я старалась ему помогать. Толя уже немножко подрос, окреп, но все равно выглядел намного младше своего возраста и страшно боялся тогда летать. Помню, чтобы отвлечь его, всю дорогу пела ему песни!

Мои родители жили уже в Москве, мы у них переночевали и утром поехали в «Пахру». Там я впервые увидела вблизи Михаила Моисеевича Ботвинника. Мне было очень интересно за ним понаблюдать. Честно говоря, меня всегда больше интересовали люди шахмат, а не конкретно шахматное содержание партий. Несколько раз я присутствовала на занятиях. Ботвинник был очень строгий и в то же время очень добрый. Меня потрясло, что такой человек, как говорится, снисходит. Для ребят это было фантастически важно! Даже не потому, что он показывал им какие-то варианты, а просто они на него смотрели как на Бога! Это был колоссальный психологический стимул для занятий.

Ботвинник давал ребятам задания для самостоятельной работы дома. Помню, он берет одну тетрадку и говорит: «Ну, что это такое? Один листочек, и все! Посмотрите, как надо работать!» И приводит в пример Карпова. А Толечка привез толстенную тетрадь, исписанную красивым детским почерком от начала до конца. Ребята его сразу возненавидели; так бывает в школе, когда хвалят хорошего ученика. Но Толя ничего, не тушевался.

Не будь занятий у Ботвинника, неизвестно, как бы у Карпова сложилась судьба. Не знаете, писал он где-нибудь, что для него это было очень важно?

– Он писал, что не приглянулся Ботвиннику.

– Неправда! Говорю то, что видела своими глазами. Толик изо всех сил старался выполнять и перевыполнять все задания, это был колоссальный стимул для работы. Считаю, что занятия на школе Ботвинника помогли Толе совершить большой скачок. Он ведь был еще совсем маленький. Дальше он очень быстро пошел в гору, ему стали помогать другие тренеры; наверное, он считает, что они ему больше дали. Но очень важно, в какой момент пришла помощь; Карпов попал на школу Ботвинника в самом начале своего пути, и это, думаю, стало для него переломным моментом.

Ботвинник тогда еще больше вырос в моих глазах. Он не только огромный шахматист; его занятия с детьми я бы назвала гражданским подвигом. По его примеру были потом созданы школы Смыслова, Петросяна и другие. Михаил Моисеевич внес неоценимый вклад в развитие нескольких шахматных поколений, ведь через его школу прошли и Каспаров, и Крамник.

Влияние Ботвинника на Гарика было очень большим. Я уже говорила, что во время Олимпиады 1980 года на Мальте Гарик стал своим для женской команды, и до сих пор я очень дружна с его семьей. Недавно мне пришлось разбирать фотоархив Каспаровых, я видела Гарика с горящими глазами рядом с Ботвинником. На всех фотографиях со школы он рядом с Ботвинником; видно, что он был у Михаила Моисеевича любимчиком. Влияние Ботвинника на Каспарова было очень велико, он не только давал конкретные знания, но и, если можно так выразиться, прививал философию шахмат. Михаил Моисеевич был для него огромным авторитетом – и в шахматах, и в жизни.

Ботвинник – это настоящая интеллектуальная глыба, человечище!

Будучи доктором технических наук, он в конце 70-х годов увлекся созданием компьютерной шахматной программы. В ЦШК СССР ему выделили помещение, где он вместе со своими помощниками работал над практическим воплощением этой идеи. Было удивительно, что этот далеко уже не молодой человек чуть ли не раньше всех приходит на работу, педантично и основательно добивается воплощения своей мечты о «думающем» электронном шахматисте, без тривиального метода перебора.

Михаил Моисеевич, конечно, из породы трудоголиков.

Блестящий Спасский

Для нас, девчонок Спасский был блестящий, совершенно неотразимый молодой человек. Даже смешно сейчас вспоминать: когда мне было лет 15, мы жили в гостинице «Европейской», в самом центре Ленинграда. У нас была большая комната на первом этаже, человек на 6. И вот однажды ночью раздается стук в окно. Кто-то закричал: «Девчонки, смотрите: там Таль, там Спасский!» Были и другие молодые люди, но эти двое, конечно, уже тогда выделялись. Они звали нас гулять.

Мы прыгаем из окна, и они нас ловят. Запомнилось на всю жизнь: меня ловил Таль! Стояли белые ночи, мы гуляли по городу. Таль был тогда необычайно интересным; я имею в виду не внешний облик, а его человеческие качества: создавалось впечатление, что из него буквально брызжет энергия во все стороны! Когда он играл в блиц, невозможно было оторваться! Впоследствии я видела такое еще два раза: когда в блиц играли маленький Гарик и юный Ананд. Буквально чувствовалось, как от них летели искры!

Боря был настоящий красавец, просто ах! Через несколько лет он влился в наш российский коллектив – его перетащила Вера Николаевна Тихомирова. Мы вместе играли за команду, общались на сборах. Мой звездный час наступил на Спартакиаде народов СССР в 1967 году в Ленинграде, когда диктор объявил: «Для поднятия флага Спартакиады приглашаются сильнейший шахматист России Борис Спасский и чемпионка России Римма Билунова!»

Участники матча РСФСР – Венгрия, Будапешт 1967 г. В первом ряду крайний слева Анатолий Лейн, 3 – Лев Полугаевский, 5 – Борис Спасский, 7 – Игорь Бондаревский, далее Лайош Портиш и Рашид Нежметдинов, крайний справа Владимир Антошин. Во втором ряду 4-я слева Римма Билунова, 7 – Валентина Козловская. В третьем ряду 4-й слева – Евгений Свешников.

Конечно, все мы болели за Спасского. Я была хорошо знакома с его тренером Игорем Захаровичем Бондаревским, еще и потому, что моя приятельница Валя Козловская стала его женой. В 1977 году меня командировали в Белград в редакцию «Информатора» перенимать опыт, и как раз в это время в столице Югославии проходил финальный матч претендентов Спасский – Корчной. Я присутствовала на одной партии, мы сидели вместе с Игорем Захаровичем и Валей. Как раз тогда Боря перестал появляться на сцене. Никто ничего не понимал, даже Игорь Захарович. Он страшно ругался: «Да куда ж он делся? Часы идут, а его нет!» Корчной тоже ничего не понимал и ужасно нервничал. Ладно, если бы Спасского не было 2-3 минуты, но ведь он уходил минут на 15-20! Оказывается, он следил за партией по демонстрационной доске, подходил к столу, мгновенно делал ход и опять уходил. Это было очень необычно.

– Корчной написал в своей книжке «Шахматы без пощады», что против него в Белграде работали советские парапсихологи.

– Никого там не было, это я вам точно говорю. Там были Игорь Захарович, Валентина, еще приехал Ивонин (зампред Спорткомитета СССР, курировавший шахматы). Никого больше не было, это фантазия Виктора Львовича.

Боря – человек нестандартный, необычный. Во время игры он обладал колоссальной концентрацией, мог пройти рядом и не заметить. Сначала я этого не понимала, и мне было немного обидно. С Гариком, когда он стал чемпионом мира, произошло то же самое. Мы были достаточно хорошо знакомы, даже стихи друг другу читали. Видимо, обязательства человека, когда он становится чемпионом мира, настолько возрастают, особенно во время шахматной игры, что он просто физически никого вокруг не замечает.

Вообще, Бориса как человека я лучше узнала уже в ветеранском возрасте. Когда он приезжал в Москву, то всегда приходил к Вере Николаевне Тихомирововй, которую звал «муттер». А мы с Верой Николаевной тоже были очень дружны. Когда Кира Алексеевна переехала в Москву, мы здесь отмечали ее 80-летие. Спасский приезжал на все ее юбилеи, был у нас тамадой – и на 85-летии Зворыкиной, и на 90 лет тоже. Он всегда так подгадывал свои дела, чтобы в это время быть в Москве. Это, конечно, очень приятно. Когда исполнилось 100 лет со дня рождения Руденко, руководство РШФ не пошло нам навстречу, не дало нам помещения в клубе, чтобы отметить этот юбилей. Я тогда предложила Вере Николаевне отметить юбилей у меня дома. Борис Васильевич тоже пришел, сказал, что он очень любил Руденко. Сейчас в Элисту мы с Кирой Алексеевной приехали в качестве гостей по инициативе Спасского.

27 июля 2004 года столетие со дня рождения Людмилы Руденко собрались отметить Вера Тихомирова, Юрий Авербах, Радмила Попивода, Борис Спасский, Ольга Кацкова, Людмила Постникова, Кира Зворыкина и Римма Билунова.

Борис был, безусловно, лидером команды. Тогда были совсем другие шахматы, очень многое решали отложенные партии. Это было очень трудно, но зато каждый анализ становился великолепной школой. Боря участвовал в анализе всех партий, и женских, и мужских. Командные интересы были очень важны. Вера Николаевна очень ценила его за это. Она любила вспоминать, как Боря прилетел в Москву с какого-то международного турнира и сразу же отправился в Ленинград на командное первенство страны. Тихомирова встречала его в аэропорту, они тут же сели на такси и успели прямо к началу тура. Для нашей команды его присутствие было очень важно, а наши противники надеялись, что Спасский в этот день все-таки играть не будет. Конечно, его шахматный авторитет был просто огромным.

– Про него говорили, что он с ленцой, не любит заниматься дебютом, – так оно и было?

– В Белграде Валентина мне сказала: «Давай, зайдем к Борису!» Я отказывалась, не хотела мешать подготовке к партии, но она меня уговорила. Вот мы заходим в номер, и что видим? Боря держит в руках теннисную ракетку и бьет мячик об стену! И как раз в этот день он применил свою новую тактику – не сидел за доской.

Конечно, Спасскому очень повезло с Игорем Захаровичем, он его дисциплинировал, заставлял работать. Держал в ежовых рукавицах! Мне кажется, если бы Спасский не ушел от Бондаревского, то он бы Фишеру не проиграл. Конечно, я не знаю подробностей: чемпионы мира становились небожителями, мы были где-то далеко внизу. Но мне очевидно, что ни Ней, ни Крогиус и близко не стояли с Игорем Захаровичем по тому влиянию, которое он оказывал на Спасского. Может быть, они хорошие теоретики, но важнее другое.

Когда я работала с командой, многие относились к этому иронично, считали: ну чем она поможет, она даже не гроссмейстер! Я была, можно сказать, тренером-организатором и тренером-психологом, старалась создать такой климат в команде, чтобы спортсмен мог показать все лучшее, что у него есть за душой. Особенно я убедилась в важности такого подхода, когда мне пришлось работать с Ахмыловской индивидуально. Мы долго боролись за то, чтобы во время турнира претенденток у каждой участницы был индивидуальный тренер. Я написала массу докладных записок и наконец-то добилась своего: в начале 1986 года каждой претендентке разрешили иметь своего индивидуального тренера. На турнир претенденток от нас должны были ехать Александрия, Левитина, Семенова, Ахмыловская и Литинская. Все они – блестящие шахматистки, но первые две считались явными фаворитами. Левитина заявила с собой Гипслиса, Александрия – Гаврикова, Литинская – Сроковского; с кем должны были ехать Ахмыловская и Семенова, я уже не помню. Как руководитель делегации, я на всякий случай включила в список помощников Лепешкина, который считался известным женским тренером, – боялась, вдруг кто-нибудь не успеет оформиться. И как в воду глядела: не успели оформиться тренеры Ахмыловской и Литинской. Что делать? Я сказала Ахмыловской: «Лена, выбирай: или Лепешкин, или я!» Она говорит: «Лучше уж ты!» И вот мы поехали в шведский город Мальме. Нашими конкурентками были Крамлинг, китаянка У Минцень и Брустман, итого – 8 человек в два круга. Мы с Ахмыловской сразу договорились, что к дебюту совсем не готовимся: что Лена знает, то пусть и играет. Я анализирую отложенные партии и, самое главное, слежу за режимом. И вот Ахмыловская отложила три первые партии. Когда мы набрали в них максимум возможного, она в меня поверила, и мы стали мини-командой.

Я молилась Богу, чтобы Лена не заняла последнее место, потому что сказали бы: «Ничего удивительного, с таким-то тренером!» За два тура до конца мы с удивлением обнаружили, что она в тройке. Я говорю: «Ну что, Лен? Может быть, это шанс?» Последние два тура поднапряглись, и она заняла первое место! Конечно, никто этого не ожидал. У Лены всегда был хороший настрой. Я тогда посмотрела, как работает Гипслис с Левитиной: едем на игру, а Ира играет в тетрис. Ну разве так можно, концентрация же теряется! А в 1984 году как раз Левитина играла матч с Чибурданидзе, то есть считалась главным фаворитом. Очень важно правильно настроить человека, чтобы он во время игры мог вложить в партию максимум сил. В работе с командой я придерживалась точно таких же принципов.

Да, в 1988 году Корчной оказался прав, когда сказал: «Ну, теперь вам попадет!» Меня отстранили от сборной. Что ж делать? Крогиус меня ценил, он направил меня на массовые шахматы, я проводила Спартакиады и последний мужской чемпионат СССР 1991 года.

Последний чемпионат СССР, ноябрь 1991 г., Москва. Римма Билунова и Рафаэл Ваганян наблюдают за игрой Михаила Таля.

Конечно, Борис Васильевич был и остается для нас кумиром, и мы с Кирой Алексеевной просто счастливы, что он про нас вспомнил и пригласил на матч в Элисту. На мой взгляд, результат этого матча вообще не имеет значения. То, что Спасский и Корчной сидят здесь друг против друга – это уже здорово!

Римма Билунова, Кира Зворыкина и Борис Хропов в рабочем кабинете Главы Республики Калмыкия Кирсана Илюмжинова. Элиста, декабрь 2009 г.