Борис Долматовский
Руслан Каштанов
Владимир НейштадтСтрасть и военная тайна гроссмейстера Ройбена Файна. Часть 13
«ПРИДЯ В ЯРОСТЬ, ОН ВСКРИЧАЛ: ТЫ НАДУЛ МЕНЯ!..»
Прослушав добрые сводки с фронтов Второй мировой, Фрэнк Маршалл и его супруга Каролин плотно, с аппетитом, пообедали, после чего глава семьи засобирался в Нью-Джерси, чтобы провести вечерок у приятелей за игрой в бридж. Каролин привычно собралась было составить компанию Фрэнку, но незадолго до этого ей занеможилось, и заботливый нежно любящий супруг не без труда уговорил ее остаться дома.
Пребывая в добром расположении духа, стройный высоченный легендарный шахматист, выглядевший гораздо моложе своих 67, скорым шагом, обгоняя горожан, неспешно прогуливающихся по узким улочкам Гринвич-Виллиджа, добрался до сабвея (подземки), пересек Гудзон. Где-то в 7.30 вечера Фрэнк столь же стремительно мерил длинными шагами Ван-Ворст Стрит, как вдруг схватился за сердце и рухнул оземь.
Проходившая мимо женщина тут же вызвала полицейского, тот прибыл спустя несколько минут и установил, что пожилой великан, распластавшийся на тротуаре, не подает признаков жизни.
Практически весь вышедший вскоре номер «Чесс ревью» был заполнен публикациями памяти первого американского шахматиста-профессионала. Там была и статья Файна, вспомнившего, как он еще юнцом встретился с Маршаллом в 1929-м в его клубе, какой это был хороший и простой в обращении человек, как Фрэнк чихать хотел на позиционные тонкости и всегда только искал и находил комбинации (лучше, чем это удавалось даже Алехину). Будучи многим обязан «Маршал чесс клаб», Ройбен с юных лет был дружен с «Дон-Кихотом шахмат» (это романтическое прозвище приклеилось к Маршаллу с легкой руки Милана Видмара).
А вот со вторым по счету американским шахматистом-профи (родившимся в чикагской больнице «Майкл Риз» за полтора года до внезапной скоропостижной кончины Маршалла) у Файна отношения не сложились фактически с самого начала…
Семья Маршаллов жила в том же старинном красивом особняке (купленном в 1931-м богатыми покровителями Фрэнка, включая одного из Рузвельтов), где располагался и сам «Маршалл чесс клаб» – в хорошо обставленной, обшитой деревянными панелями, оснащенной камином квартире. Этот снимок супруги (сфотографировавшиеся незадолго до внезапной кончины кумира шахматной Америки) собирались послать своим друзьям к Рождеству. Перед Фрэнком и Каролиной – подарочный комплект шахмат из металла и шахматный столик с мраморной доской из Туниса (презент от Лео Нардуса).
Фото из ноябрьского номера «Чесс ревью» за 1944 г.
…В мае 1956-го по случаю столетия Зигмунда Фрейда в Нью-Йорк с Острова прилетел 78-летний Эрнест Джонс. Легендарный ученик и биограф основателя психоанализа, незадолго до этого перенесший сложную онкологическую операцию, невысокий такой живчик, поразил американских коллег своей неутомимостью, энергией, сохранившейся, несмотря ни на что, привычкой каламбурить… Он согласился в ту майскую жару сняться в телевизионном фильме, охотно встречался с друзьями-товарищами по психоаналитическому цеху, в том числе и с Файном. Джонс был одним из первых, кто поверил фрейдизмом шахматы высших достижений, в далеком 1930-м выступил с докладом «Проблема Пола Морфи» перед Британским психоаналитическим обществом. Этому докладу, позднее опубликованному, Ройбен дал самый лестный отзыв в своем большом очерке «Наблюдения психоаналитика о шахматах и шахматистах», первоначальный, в сущности, черновой вариант которого он выслал Эрнесту в Англию. Вскоре Файн опубликовал свой труд в альманахе «Психоанализ», а затем и отдельной книжечкой, вновь незамедлительно переправив ее Джонсу на туманный Альбион.
Патриарх психоанализа мгновенно откликнулся:
«Уважаемый Ройбен Файн,
Выражаю вам огромную благодарность за то, что выслали мне вашу брошюру о шахматах, которая стала значительно больше, с тех пор как я видел ее в первоначальном виде. Она станет классикой.
Мне было очень приятно лично встретиться с Вами в Нью-Йорке. Вероятно, Вы раньше меня пересечете Атлантический океан, и, когда это произойдет, надеюсь, Вы нанесете визит в наш загородный дом.
Искренне Ваш, Эрнест Джонс.»
И вскоре Джонс тепло принимал американского коллегу в своем загородном особняке. Но перед тем, как Ройбен собрался пересечь колоссальную атлантическую акваторию, в шахматной жизни Нового Света произошло историческое событие: финишировавший в начале июля юниорский чемпионат страны выиграл не кто иной, как 13-летний Бобби Фишер. «Очевидно, вспоминал Файн, этот успех напугал его мать, которая вскоре пришла ко мне консультироваться. Как разубедить ее сына, чтобы он не посвящал все свое время шахматам?»
Сеансер – 13-летний Бобби Фишер (страница из августовского номера «Чесс ревью» за 1956 год, скупо известившего о победе в юниорском чемпионате США будущего шахматного короля).
И не исключено, что Ройбен попытался успокоить встревоженную мать вундеркинда фразой из своего замечательного эссе о Зигберте Тарраше, опубликованного еще в 1944-м в «Чесс ревью»: «Похоже, каждый шахматный мастер в своей жизни проходит через период созревания, когда клетчатая доска становится важнее пищи». Так или иначе, но Регина все же упросила Ройбена воздействовать на сына, и профессор психоанализа немедля начал выстраивать отношения с Бобби – отправил ему стопку своих книг и несколько раз беседовал с юношей по телефону, но почти исключительно о шахматах.
1961 год. Участница марша мира квакеров Сан-Франциско – Москва Регина Фишер передает Нине Хрущевой обращение к ее мужу Никите Сергеевичу с просьбой прекратить ядерные испытания и перейти к постепенному сокращению ЯО.
Эту уникальную фотографию автору Чесспро прислал один из основателей первого в СССР отделения по подготовке шахматных тренеров с высшим образованием в ГЦОЛИФКе международный мастер Борис Злотник; с начала 90-х он трудится на тренерском поприще в Мадриде, и самый именитый его ученик испанского периода, как известно – Фабиано Каруана. Борис Анатольевич сообщил мне, что снимок с Региной Фишер он сканировал из книги о его двоюродной тете Зое Зарубиной «Inside Russia. The life and times of Zoya Zarubina». На этом фото она как раз и переводит жене советского лидера текст послания американских квакеров…
Вкратце о Зое Зарубиной. Дочь видного советского разведчика, руководителя резидентур в США, Китае и в ряде других стран Василия Зарубина, она была личным секретарем И.Сталина по иностранным делам, общалась с Черчиллем и Рузвельтом, в совершенстве владела не только английским, но и немецким и французским, работала над переводом на русский язык материалов по технологии создания атомной бомбы, профессор, преподавала в МГПИИЯ…
Добавим, что Регина Фишер когда-то неплохо владела русским языком, будучи в довоенные годы студенткой Московского медицинского госуниверситета имени И.М.Сеченова. Но за прошедшие двадцать с хвостиком лет ее знание русского языка, очевидно, сильно ухудшилось, так что понадобились услуги опытнейшего переводчика в общении с первой леди СССР…
А это фото уже из кладовых инета: наивные квакеры на Красной Площади, Регина с плакатом восторженно смотрит вверх.
И вот, возвращаясь к визиту Файна летом 56-го в английскую столицу – когда он за хлебосольным столом у Джонса рассказал о просьбе Регины Фишер, старейшина фрейдизма пророчески молвил:
– Оставьте его в покое… Из него выйдет второй Морфи.
Однако Ройбен пропустил совет Джонса мимо ушей. Славно отгостевав в пригороде английской столицы и вернувшись в родные пенаты, снова позвонил Бобби и пригласил его к себе домой. Конечно, юному фанатику шахмат очень хотелось сразиться с одним из триумфаторов легендарного АВРО-38, но паренек опасался, что Файн достанет его своими психоаналитическими штучками. Тогда Ройбен на голубом глазу заверил, что они всего-навсего проверят шахматную форму друг друга типа в товарищеском матче, – и ничего боле.
Из вышедшей вскоре после Рейкьявика книги Файна "Завоевание Бобби Фишером мирового шахматного первенства. Психология и тактика матча 1972 г.":
«Ретроспективно, одним из ироничных вывихов истории является то, что из двух ведущих американских шахматных мастеров 20-го века один едва не стал психоаналитиком другого. Но Бобби был не склонен к идее принять помощь любого свойства. Он приходил ко мне примерно полдюжины раз. Каждый раз мы час-два играли в шахматы. Чтобы поддерживать с ним отношения, я должен был выигрывать, что я и делал. Очевидно, в ту пору он еще не достиг своей более поздней силы. Я не помню партий, но я помню, что он еще не оказывал большого сопротивления. Мои домочадцы могут подтвердить, какую ярость он испытывал, проигрывая партию за партией, бормоча при этом, что мне повезло…».
Как-то, в одной из предыдущих частей нашего повествования мы цитировали интервью Брюса Пандольфини с Файном к 70-летию триумфатора АВРО, опубликованное в октябрьском номере «Чесс лайф» за 1984 год. В том пространном интервью практически нет ничего о личной жизни интервьюируемого, кроме вот этих строк: «Семейный человек, Файн тепло говорит о своей жене Марсии, которая одно время была детской поющей звездой на радио, о своем сыне Бенджамине, математике в университете Файерфилда и своей дочери Эллен, практикующем психотерапевте. Никто из них не играет в шахматы, но 8-летний сын Бенджамина Давид недавно проявил интерес».
Это – обложка изданной в 1965-м «Шахматной книги для юношества»: за доской Файны – старший и младший. Кстати, на титульном листе этой книги можно прочесть, что Ройбену помог ее написать сын Бенджамин. Получается, слова Пандольфини, что никто из детей юбиляра не играет в шахматы, были не совсем точны. Или интервьюер имел в виду, что дети Файна не играют в турнирах?
Снимок тех же персонажей, опубликованный в «Чесс ревью» в марте 1967-го. Фотографировал Эдвард Ласкер.
Почему-то Пандольфини в том юбилейном интервью не упомянул, что Ройбен с Марсией воспитали и ее сына от предыдущего брака – Гарри де Мелла… Пока дети не подросли, семейство в полном составе (впятером) проживало в большом здании в западной части Манхэттена; там же, но в другом крыле находился аналитический кабинет Файна (обставленный по образу и подобию кабинета самого основателя психоанализа) с отдельным помещением для группового психоанализа.
Взятый Файном за образчик интерьер рабочего кабинета Фрейда с уютной софой, на которой подвергаемые психоанализу погружались в объятия Морфея, а затем отчеты пациентов о том, что им снилось, использовались для толкования сновидений.
Разумеется, Ройбен и Бобби резались в легкие партии в апартаментах семейства Файнов, ведь если бы хозяин глупо предложил своему юному шахматному партнеру даже просто глянуть на фрейдистское убранство своего рабочего кабинета – неимоверно подозрительный Бобби как пить дать сразу же сделал бы ноги…
Файн: «Надеясь, что могу ему помочь развиваться в других областях, я в какой-то момент начал разговор, как обстоят его школьные дела. Как только была упомянута школа, он, придя в ярость, вскричал: ты надул меня! И тут же вышел вон. В течение следующих лет, где бы я ни встречал его в клубах или турнирах, он бросал на меня злобный взгляд, как будто я нанес ему непоправимый вред, пытаясь приблизиться к нему…»
В этой же 3-й главе («Бобби Фишер – американский национальный герой») Ройбен как бы сравнивает шахматную карьеру Фишера со своей, начав с того, что вот Бобби выиграл чемпионат США 63/64 со стопроцентным результатом, а ведь и у него, Файна были исключительные по сверхрезультативности победы на внутреннем шахматном фронте (в открытых чемпионатах страны): 1940 – Даллас, 1941 – Сент-Луис. А ранее – в 1939-м он вырубил на чемпионате Северной Америки 10,5 из 11,что, не скромничает Файн, возможно, качественно сопоставимо с тем достижением Фишера.
Другая аналогия, которую приводит Файн: Фишер в 61-м бросил матч с Решевским из-за того, что Жаклин Пятигорская просила перенести игру на воскресенье (Сэмми по религиозным мотивам отказался играть в субботу) на 11 часов, а Бобби не согласился с этим изменением графика и не пришел на игру… Похожая история, пишет Ройбен, была у него с Решевским в 1932-м в Пасадене, они тогда отложили партию (с очевидным шансами на победу Файна), а доигрывание, пришедшееся на еврейский праздник, по просьбе Сэмми перенесли на раннее время. Ройбен не смог появиться в турнирном зале в назначенный час и получил «баранку».
«Мне забавно, – подытожил Файн, – как история повторяется».
ЛЯПСУС ЛАРРИ ЭВАНСА, НЕ ЗАМЕЧЕННЫЙ БОББИ ФИШЕРОМ
В один из осенних погожих дней 1972-го, блуждая по шумной барнаульской барахолке в поисках импортных зимних сапожек, ваш покорный слуга с изумлением обнаружил в одном из рыночных рядов бойкую распродажу по коммерческой цене десять рублей за книгу фишеровских «60 памятных партий». Естественно, я не пожалел чирика, выхватив у продавца, бородатого мужичка, явно страдавшего от утреннего большого бодуна, чуть ли не последний экземпляр аккуратного томика знаменитой фисовской серии «ВШМ»; в тогдашних барнаульских книжных точках его уже смели подчистую…
Подкованный читатель, конечно, уже догадался, что это типа прелюдии к воспроизведению из культового сборника Фишера его известной короткометражки с Файном.
«№44. Гамбит Эванса
Фишер – Файн
Нью-Йорк, 1963 г., легкая партия
1.e4 e5 2.Nf3 Nc6 3.Bc4 Bc5 4.b4!? Bxb4
Спокойнее 4...Bb6 , но вряд ли таким образом можно опровергнуть этот гамбит.
Относительно 5...Be7 см. партию №50.
Еще в прошлом веке знаменитая защита Ласкера 6...d6 7.0-0 (лучше 7.Qb3) 7...Bb6 вывела гамбит Эванса из употребления.
«Излишняя жадность» (Современный шахматный дебют, изд.10-е – в редакционной ссылке указано, что это книга Р.Файна).
Продолжение 7...Bb6 8.cxd4 d6 могло привести к так называемому «нормальному положению», дающему черным возможность защиты. После 7...d6 8.Qb3 (атака Вальтера) кто-то в сеансе (Дэвис Колледж, 1964 г.) сыграл против меня 8...Qd7 9.cxd4 Bb6 10.Bb5 Kf8! 11.d5 Na5 , и черные не потеряли фигуру.
Обычно играют 8...Qf6 9.e5 Qg6 10.Nxc3 Nge7 , и теперь после 11.Ne2 или 11.Ba3 возникают позиции, которые Чигорин, например, считал приемлемыми для черных.
К разгрому черных ведет вариант 9...Bxc3 10.Qxc3 f6 (или 10...Nf6 11.Ba3 d6 12.e5 Ne4 13.Qb2 , и если 13...Nxe5 , то 14.Nxe5 Qxe5 15.Rfe1! , выигрывая фигуру) 11.Ba3 d6 12.Bd5! Bd7 13.Rab1 0-0-0 14.Nd4.
Лучшая защита указана в старом анализе Фрибурга и Ранкина (1893 г.): 9...Qb4! 10.Bxf7+ Kd8 11.Bg5+ (11.Bxg8? Qxb3!) 11...Nge7 12.Nd5 Qxb3 13.axb3 Bb6 (лучше 13...Bb4!) 14.Rfc1 h6 15.Rxc6 hxg5 16.Nxb6 cxb6 17.Rxb6 и т. д.
10.Nd5! Nxd5 Нужно было сыграть 10...Qxe4 , но и тогда после 11.Bg5 у белых была бы сильнейшая атака.
В ответ на 11...Nd8 решало 12.Ba3 d6 13.Qb5+
Отвлечение «перегруженного» ферзя.
Проигрывало как 14...Qh6 из-за 15.Qa3 с угрозой 16.Rfe1+, так и 14...Qg4 15.Rfe1+ Bxe1 (если 15...Kd8 , то 16.Qe3 Bb4 17.Qh6!! gxh6 18.Bf6+ Be7 19.Bxe7+ Ke8 20.Bg5+! Kf8 21.Bxh6+ Qg7 22.Re8+!! Kxe8 23.Bxg7) 16.Rxe1+ Kd8 17.Qe3 Qxh4 18.g3 , и черный ферзь не может более «караулить» поле е7.
Продолжение 16...Bxe1 17.Rxe1+ вело к тому же финалу.
Черные сдались» (Перевод книги – Льва Харитона).
В кратеньком предисловии к «60 памятным…» Фишер выразил признательность «Ларри Эвансу, моему другу и коллеге, за его неоценимую помощь в литературной обработке текста и составление тонких и умных предисловий».
И вот предисловие к №44:
«Лечение шоком
Став одним из лучших шахматистов мира, Файн отошел от шахмат в 1945 году и посвятил себя психоанализу. Однако его любовь к шахматам и талант не угасли. Эта партия была одной из семи или восьми легких партий, сыгранных им против Фишера у себя дома в Нью-Йорке. Доктор Файн был на высоте.
Фишер чуть ли не в первый раз изменяет своей излюбленной испанской партии и применяет смелый гамбит, изобретенный более 100 лет назад капитаном Эвансом, давно не встречавшийся в практике мастеров. Файн, автор нескольких дебютных монографий, естественно, возбужден и попадает в тиски, из которых никак не может вырваться. Фишер блестяще заканчивает партию уже на 17 ходу».
Но с чего это Ларри взял, что Файн просадил ее Фишеру «у себя дома в Нью-Йорке»?
Как пишет Ройбен в той же 3-й главе, в 60-е его «контакты с Бобби были редкими и поверхностными. Однажды мы случайно встретились в шахматном клубе и сыграли несколько легких партий. К моему удивлению, они были записаны кем-то из присутствующих, и Бобби даже воспроизвел одну из них в своей книге. Записывать легкие партии – неслыханно в нынешние времена, последний, кто это делал – это Морфи. В последний официальный список всех его (Фишера) партий, недавно опубликованный, эта партия не включена.
Если мне не изменяет память – общий счет тогда был слегка в его пользу».
Итак, яркая 17-ходовочка была сыграна в клубе (Маршалла или Манхэттенском – Файн не уточняет), а вовсе не у Ройбена на квартире, от которой Бобби, стоило доктору психологии поинтересоваться его школьными делами, стал шарахаться как черт от ладана! И странно, что Фишер, несомненно, тщательно вычитавший верстку «60 памятных…», не заметил этого ляпсуса своего друга Ларри…
В этой же 3-й главе Файн поделился, как однажды в середине 60-х Фишер обратился к нему с предложением – переработать его, Файна, книгу «Практические дебюты», издав ее уже под двумя фамилиями, в соавторстве.
«У него много наработок в дебютах, – пишет Ройбен, – объем его эрудиции был действительно потрясающ. Я убеждал его записывать варианты, а я бы писал введения, на большее у меня просто не было времени из-за моих профессиональных обязательств. «Почему бы Вам не бросить их» (профессиональные обязательства), – единственное, что он предложил. Он отказался взяться за работу по записи вариантов, если я не буду писать книгу вместе с ним…».
«В то время мне было любопытно, – пишет далее Файн, – с чего он жил. Я спросил его, сколько ему платят за сеанс. Бобби сказал, что он просит 500 долларов. И много ты даешь сеансов за такую плату? «Нет, это слишком много, поэтому никто не приглашает. Ну и ладно».
И цитата из завершающего фрагмента этой 3-й главы: «Лас-Вегас, сообщают, предложил 1,4 миллиона за повторный матч Бобби со Спасским. Фишер отказался, потребовав 10 миллионов. Я тоже вызвал Фишера на матч с призовым фондом в 1 миллион».
Ну это надо было еще найти сумасшедшего миллионера, который бы отстегнул «лимон» для совершенно одноворотного матча находящегося в расцвете сил молодого шахматного короля против пожилого, давно сошедшего с турнирной дорожки героя былых, еще довоенных времен… Фантазер Ройбен!
НАХОДКА В АРХИВЕ ДАВИДА БРОНШТЕЙНА
31 июля 1971 года председатель Спорткомитета СССР С.Павлов направил на Старую площадь секретную записку, обнародованную десятилетия спустя в книге С.Воронкова и Д.Плисецкого «Русские против Фишера» (М., 2004 г.). В первых строках Павлов констатировал обострение борьбы за первенство мира по шахматам «в связи с появлением в США выдающегося по дарованию и работоспособности шахматиста Р.Фишера», чьи успехи «используются в США и в некоторых других странах для того, чтобы попытаться развенчать авторитет советской шахматной школы и покончить с нашей многолетней гегемонией в этой области, естественно, вызывающей недовольство и зависть… В печати, по радио и телевидению организуются выступления Фишера, в которых он дает заверения стать в 1972 году чемпионом мира и оскорбительно высказывается о советских шахматистах»…
«Учитывая сложившуюся обстановку, – информировал далее партийный Олимп Павлов, – Спорткомитет СССР принимает дополнительные меры по обеспечению успешной подготовки Т.Петросяна и Б.Спасского к борьбе за первенство мира», в частности, «проводится анализ зарубежной литературы о Фишере».
При этом автор записки не счел нужным уточнить, что этот анализ проводится созданной при Всесоюзном НИИ физической культуры шахматной лабораторией во главе с видным советским мастером и тренером, кандидатом педагогических наук Владимиром Алаторцевым, в обстановке секретности изучавшей вообще всего Фишера – его творчество, манеру поведения, психологические свойства…
Известен весьма уничижительный отзыв о шахматной лаборатории при ВНИИФКе Н.Крогиуса. Я попросил рассказать о ней Бориса Злотника:
«Сначала – негатив. Когда-то очень давно прочитал книгу В.А.Алаторцева «Проблемы современной теории шахмат» (ФиС, 1960 г.), на материале которой он защитил диссертацию, и хорошо помню мое разочарование ее наукообразием.
Думаю, шахматный мир в целом довольно иронично относился к лаборатории Алаторцева, что хорошо отражает фраза незабвенного Я.Б.Эстрина: «Покажите мне того третьеразразрядника, которому эта лаборатория помогла стать второразрядником».
Мне кажется, ситуация кардинально изменилась с приходом в лабораторию (в 1979-м?) Н.Г.Алексеева, сильного психолога и методолога и, что немаловажно, человека живого ума, органически не принимавшего никакого наукообразия. Он сразу наладил контакт со сборной СССР (а какие там тогда были гиганты!) и провел ее психологическое обследование. Полагаю, по его инициативе в штат лаборатории был принят физиолог Синичкин. Конечно, Алексеев не ограничился тестированием сборной СССР, установил контакты со всеми значимыми центрами шахмат в Москве – спортинтернатом, Дворцом пионеров и т. д.
С Никитой Глебовичем мы быстро подружились, и он где-то в середине 80-х перешел на работу на кафедру шахмат ГЦОЛИФКа. Кстати, он никогда не критиковал Алаторцева, наоборот, высоко отзывался о его понимании шахмат.
Про тайную фишеровскую ветвь лаборатории я практически ничего не знал.
Почти уверен, что первоначальной целью было как-то внедрить шахматы во ВНИИФК – после того, как в 60-е открылась шахматная специализация в ГЦОЛИФКе. Нет сомнения, что большую помощь Алаторцеву в пробивании темы в инстанциях оказал его друг Василий Васильевич Смыслов. Сам я никогда не работал в этой лаборатории, но знаю, что там работал мастер, позднее гроссмейстер Сергей Архипов (примерно в те же годы, что и Алексеев), еще раньше – Елена Фаталибекова (Рубцова)… Я видел несколько отчетов лаборатории, связанных с подготовкой А.Карпова, но это было уже после его матча с В.Корчным…».
Еще когда ваш покорный слуга публиковал первые главы цикла о покорителе довоенной шахматной Европы, Сергей Воронков прислал мне обнаруженную им в архиве Давида Бронштейна машинопись (на русском) 5-й главы из той же книги Файна «Bobby Fischer’s Conquest of the World’s Chess Championship. The Psychology and Tactics of the Title Match» (1973 г.) и небольшую трехстраничную, написанную не очень разборчивым почерком, рецензию к этой главе. Вся литература о Фишере, как мы знаем, с тщанием анализировалась в лаборатории Алаторцева, и вот в ней, несомненно, изучили и эту книгу Файна. А как присланные мне моим московским коллегой материалы попали к Бронштейну – ну так он мог и консультировать засекреченный фишеровский отдел лаборатории, кстати, располагавшейся во дворе Центрального шахматного клуба, в одном из его флигелей. К тому же Давид Ионович являлся ведь членом сборной СССР…
Обложка той самой книги Файна, которую столь тщательно в обстановке секретности изучали в одном из флигелей ЦШК на Гоголевском, 14
Начало главы «The Psychology and Tactics» - "Психология шахмат"
Скан первой страницы с переводом 5-й главы из «Bobby Fischer’s Conquest…»; забавно, что на этом титульном листе машинописи кто-то из сотрудников лаборатории Алаторцева (полагаю, переводчик) сперва возвел Файна в ранг чемпиона мира.
Конечно, Файн не был бы Файном, если бы не вклинил в главу «Психология шахмат» что-либо фрейдистское, например, нижеследующее:
«Обычно мальчики начинают интересоваться шахматами вскоре после наступления половой зрелости, лет в двенадцать, иногда немного раньше. В это время мальчик начинает сравнивать себя со взрослым отцом и прикидывать, чем бы он мог заняться в жизни. Период юности, следующий вскоре после этого, проходит в постоянных попытках мальчика в чем-нибудь превзойти своего отца.
Для этой юношеской битвы, через которую проходят почти все в той или иной форме, шахматы предлагают превосходный выход. Шахматы – это игра, которой можно научиться за час, и в то же время ею нельзя овладеть в совершенстве и за всю жизнь. Следовательно, многие мальчики начинают с уровня, ненамного ниже отцовского. При некотором прилежании они могут скоро сравниться с отцом и во многих случаях превзойти его… Мальчик, победивший отца в шахматах, испытывает ни с чем не сравнимое чувство удовлетворения»
Вообще, в 18-страничном тексте 5-й главы книги Файна есть как в общем-то необязательные пассажи для познания личности Фишера, так и довольно точные замечания о нем, действительно заслуживавшие внимания будущего соперника 11-го чемпиона мира в борьбе за шахматный трон. Например:
«Фишер, выросший без отца, а с юности даже и без матери, – это исключительно неудачливый человек во всем, кроме шахмат. Поэтому победа в шахматах для него должна потворствовать всякого рода мстительным мечтам о могуществе, в которых он воздает всем, кто его унижал по жизни. Кроме того, поражение возвращает его в положение беспомощного заброшенного маленького мальчика, чувствовавшего себя таким безжалостно несчастным. Поэтому поражение означает полное крушение его жизненного стиля и является, таким образом, сильной угрозой для него. Проиграв первую партию, он, видимо, пережил своего рода крах, что привело к неявке на вторую… Спасский сокрушил его тем же оружием, которым он хотел сокрушить Спасского».
Еще цитата:
«…Сразу после завершения матча было объявлено, что мэр Нью-Йорка Линдсей хотел устроить ему (Фишеру – В.Н.) торжественную встречу, но официальные лица мешкали, не зная, пойдет ли на нее Бобби. Среди его идиосинкразических требований к мэру было требование предоставить ему пуленепробиваемый автомобиль. Он будет великим, но временами трудным чемпионом.
Все задают себе один вопрос: если у него так много эмоциональных проблем, как он умудряется играть в шахматы так великолепно? Именно это в нем и удивительно: то, что несмотря на такое глубоко детское поведение, как при неявке на вторую партию, он тем не менее может играть в шахматы потрясающе.
Однако тщательный анализ его игры в Рейкьявике показывает, что несмотря на победу, его шахматная форма была значительно ниже той, что была продемонстрирована им в других соревнованиях. Иными словами, его нервозность дорого ему стоила и вполне могла стоить звания чемпиона, если бы Спасский тоже не был бы нервным.
Когда я комментировал партии матча, меня очень удивили два психо-технических обстоятельства: частота, с которой он делал сомнительные ходы к краю доски, и избранная им манера контратаковать центр с флангов…».
Так исландский триумф Фишера отобразили в «Чесс лайф энд ревью» (с 1980-го вернувшего себе прежнее название – «Чесс лайф»).
Одна из страниц хранившейся в архиве Д.Бронштейна машинописи с существенной правкой.
Похоже, если сличать почерк, тот, кто правил машинописный текст перевода 5-й главы – он же являлся и автором трехстраничной рукописной рецензии этой главы. И этот рецензент был явно не шахматист, а психоаналитик, упрекающий Файна, в частности, в том, что в каких-то своих рассуждениях (в 5-й главе книги о Фишере) он «абсолютно не оригинален, повторяет азы фрейдизма».
1-я страница микрорецензии, в начале которой ее автор подметил: «”Я разрушаю личности других” – таково одно из заявлений Р.Фишера, и Файн советует это понимать буквально».
УТОПИЯ ГИГАНТА ФРЕЙДИСТСКОЙ ПСИХОЛОГИИ
Стоит заметить, что в 70-е годы Файн был уже, говоря словами его друга Арнольда Денкера, «гигантом в области фрейдистской психологии, работая профессором в Нью-Йорке и являясь почетным профессором Амстердамского университета, Лоуэлловского института технологии, Флорентийского университета…». Он учредил Центр творческой психологии на все том же Манхэттене, в 1979-м издал фундаментальную «Историю психоанализа» – «классическую книгу, используемую каждым специалистом в этой области».
А став гигантом фрейдизма, Файн еще пуще вознамерился стать психоаналитиком Фишера. Вот что, например, пишет Брюс Пандольфини в том же интервью в «Чесс ревью» к 70-летию нашего протагониста:
«Напоследок Файн сказал несколько слов о Фишере. По его мнению, с Фишером несправедливо обошлись свои же шахматные функционеры. Они должны были поддержать его в 1975-м, когда он обсуждал условия матча с претендентом Анатолием Карповым. Когда же они его не поддержали, Фишер отказался играть и потерял свой титул. Файн уподобил «слабую позицию» USCF в этом вопросе с ситуацией в конце 40-х, когда растущая шахматная федерация США была, по его определению, фактически пустым местом (в этом месте интервью редактор «Чесс ревью» энергично возразил в примечании, что тогдашний – в 1975-м – исполнительный директор USCF Эд Эдмондсон наряду с другими потратил значительное время и ресурсы в пользу Фишера). А насчет Бобби, – заключил Пандольфини, – Файн теперь выражает искреннюю озабоченность и считает, что он мог бы оказать ему помощь». Понятно, интервьюируемый так подмазывался к Фишеру, поскольку имел в виду помочь 11-му чемпиону мира в таком деликатном деле, как решение личностных проблем.
Обложка «Чесс лайф» к 70-летию Файна
Но если Бобби прочел эти строки в интервью юбиляра, он наверняка пришел в ярость, как тогда (в 56-м) на манхэттенской квартире Ройбена. Нет, заполучить в свои пациенты Фишера – это была всего лишь утопия доктора Файна…
Окончание следует
| 1 часть | 2 часть | 3 часть | 4 часть |
5 часть 6 часть 7 часть 8 часть 9 часть 10 часть 11 часть 12 часть |
