Страсть и военная тайна гроссмейстера Ройбена Файна. Часть 8

«НЕУЖЕЛИ ДЕЛА ЭТИ БЫЛИ ВАЖНЕЕ ПЕРВЕНСТВА МИРА?»

Февральский номер  "Chess review" озадачил читателей редакционной статьей "Повод для тревоги?" А чем был встревожен редактор журнала И.Горовиц – оказывается, он получил телеграмму-молнию из Лос-Анджелеса от героя 30-х, без пяти минут доктора наук: «Профессиональные обязанности делают невозможным мое отсутствие в то время, когда нужно будет играть в турнире».

Скан редакционной статьи с телеграммой Файна в вышеуказанном номере «Чесс ревью». Этот внезапный выход из игры нашему герою еще аукнется, о чем ниже…

«Те, кто помнят, – предался грусти Горовиц, – блестящее выступление Файна, когда он поделил 1-е место с Кересом в АВРО-турнире 1938 года, осознают, что теперь шансы США на успех в предстоящем матч-турнире стали туманными».

При этом редактор журнала имел в виду и никудышную игру Решевского в недавних нью-йорских спаррингах – его случайную победу над Кэжденом и проигрыши Денкеру и Горовицу:

«Решевский сейчас растренирован, и он к тому же не любит играть без денежных призов, поэтому всегда слабо начинает такие турниры… Ему нужно время, чтобы войти в форму…». Но времени у Сэмми уже не было! Буквально через несколько дней в Гааге взял старт матч-турнир, на проведении которого, кстати, настаивал не кто иной, как Файн – еще когда шла Вторая мировая и когда сам он служил, напомним, в засекреченной аналитической группе АSWORG (см. 2, 3 и 4-е части нашего повествования). Точнее, к осени 1944-го триумфатора АВРО переводят в новое подразделение – AAORG (Anti-Aircraft Operations Group), специализирующееся на противоборстве ошеломившим американские военно-морские силы специальным ударным отрядам «божественного ветра». То есть искушенному «противолодочнику» Файну доверили абсолютно новое дело, исключительно ответственное, ведь от скорейшей и правильной выработки тактики противодействия японским летчикам-камикадзе во многом зависел исход сражения на Тихом океане, жизнь тысяч и тысяч американских моряков! И все же Файн тогда нашел время для сражений в чемпионате США по блицу и осмысления будущего мировой шахматной элиты.

В октябрьском номере «Чесс ревью» за 1944 год аналитик таинственной AAORG предложил заменить матчевую систему выявления сильнейшего шахматиста планеты международными турнирами на звание чемпиона мира и проводить их каждые два года при минимуме в 6 участников. Ныне нет супершахматистов, утверждал Файн, и если кто-то хорошо играет, ему без разницы что выигрывать – матчи или турниры.

Далее он предлагал, чтобы именно США сразу по окончании войны занялись организацией двухкругового турнира с участием восьми – Алехина, Ботвинника, Эйве, Файна, Кереса, Флора, Решевского и Смыслова. Местом проведения этого турнира Ройбен, конечно же, назвал свой родной город Нью-Йорк. «Если Алехин, – счел нужным добавить Файн, – решит не играть, турнир будет проводиться без него». Да, спешил наш герой обнародовать свой проект, как чувствовал, что после войны шахматное солнце будет восходить с Востока!

…После первой очной схватки советских и американских шахматистов Ройбен улетел из Москвы за день до окончания матча (досрочно завершив поединок с Кересом) из-за неотложных дел на Родине. «Неужели дела эти были важнее первенства мира?» – недоуменно пишет Ботвинник в своих воспоминаниях. Михаил Моисеевич, вероятно, и не догадывался, что Ройбен круто менял тогда свою судьбу. В 30 с гаком обретал совершенно новую для себя профессию, наконец-то осознав, как ему осуществить американскую мечту! В 1945-м наш герой поступил в аспирантуру Южнокалифорнийского университета в Лос-Анджелесе, чтоб стать остепененным специалистом по психологии, психоаналитике.

Конечно, докторант Файн уже не мог, как когда-то в пору своей бесшабашной шахматной юности, денно и нощно просиживать за шлифовкой дебютных вариантов… И тем не менее готов был сразиться – пусть и на старых дрожжах! – за мировую корону.

Не без проблем, но была достигнута договоренность (без Файна) на том историческом вечере в ВОКСЕ (по окончании матча СССР – США) насчет проекта «соглашения шести». Оставалось скрепить судьбоносный документ подписями участников предстоящей гаагско-московской битвы. Но…

Ботвинник «Шах 20 веку» (М., 2010 г.):

«Романов (руководитель Всесоюзного спорткомитета – В.Н.) отводит меня в сторону, обнимает (сразу понял – что-то случилось) и говорит, что соглашение подписать сегодня нельзя: он не успел согласовать с правительством финансовые вопросы.

И тут сделал я типичную для себя ошибку – решил, что «партия» все равно выиграна и можно поблагодушествовать.

– А сколько времени нужно, чтобы согласовать эти вопросы – месяца хватит?

Романов явно обрадовался.

– Ну, так заключим джентльменское соглашение (без подписания) с тем, что, если в течение месяца возражений не будет, оно входит в силу автоматически.

Эйве был тронут, остальные участники также согласны. Все расстались мирно и дружелюбно».

Неужели опытнейший аппаратчик Романов (на снимке) не понимал, с какими «джентльменами» в советском правительстве ему придется согласовывать «соглашение шести»?

Ботвинник:

«Звоню Романову через месяц – ответа нет. Через два – то же самое. А из-за рубежа возражений нет, значит, на Западе соглашение уже признано!

В декабре вызывают меня к председателю.

– От соглашения надо отказаться.
– Почему?
– Все соревнование должно пройти в Москве.
– Неправильное решение!
– Что? – вскричал Романов. – Решение Правительства неправильное?!
– Да, по неправильному докладу…

Итак, все рухнуло. Ясно, когда Эйве узнает, что мы отказались от джентльменского соглашения, он объяснит всем, что с советскими шахматистами нельзя иметь дела; он найдет способ определить нового чемпиона без нас!

Я решил уйти из шахмат».

«В НЕМ ВСЕГДА ПОБЕЖДАЛ РАЦИОНАЛИСТ»
или
ЗРЯ РОЙБЕН КАТИЛ БОЧКУ НА ФИДЕ…

Не знаю, как Эйве, но Файн-то после срыва «джентльменского соглашения» точно опасался иметь дела с советскими шахматистами. Даже когда советская сторона уже и согласилась на «Гаагу-Москву». Много лет спустя он говорил журналисту «Чесс лайфа» Брюсу Пандольфини: «Не было никакой гарантии, что русские в 1948-м приехали бы в Гаагу. А коли так – зачем мне было тратить на подготовку к матч-турниру еще целый год жизни?»

Опасался Файн также того, что русские будут сплавлять друг другу партию за партией, о чем однажды поведал гроссмейстеру Эвансу, но, так сказать, не для печати. Обвинял он, конечно, и свою «любимую» Американскую шахматную федерацию – мол, не разрешила ему играть…

Файн. 1948 год

Что бы ни говорил Файн о причинах своего отказа от «Гааги-Москвы», но скорее всего он просто трезво оценил свои возможности. «В нем всегда побеждал рационалист, за шахматной доской – тоже» – проницательно заметил журналист и литератор Борис Туров («Жемчужины шахматного творчества», М., 1991 г.)

Вообще-то 18-й конгресс (июль 1947-го, Гаага), напомним, пригласил на матч-турнир из числа американцев Решевского и Файна, и никого другого. Слушайте, как после этого Американская шахматная федерация могла чинить какие-то препятствия железному кандидату в чемпионы мира? Командировочные зажилила? Ну, а бухгалтеру Решевскому разве не зажилила? А что, преподаватель математики Эйве разве не из собственного кошелька оплатил свой гаагско-московский кошмар? Ведь сам же Файн потом напишет: «Кстати, ни одному из западных участников не было предложено никакого финансового вознаграждения, хотя им, в отличие от советских коллег, абсолютно ничего не оплачивали».

Вообще-то ФИДЕ никакой замены по собственной воле выбывшему из игры шестому участнику не предусматривала, о чем автор рисунка (известный карикатурист журнала «Крокодил» Наум Лисогорский), видимо, просто не знал. Правда, Эйве в интервью накануне матч-турнира выразил надежду на то, что Файна заменят Найдорфом или Штальбергом. Но видимо, под нажимом советской стороны Рюб решил – «никаких замен»!

Да и что было взять с горе-руководителей Американской шахматной федерации, которые довели ее до ручки? На юбилейном конгрессе ФИДЕ (в 1949-м) взахлеб хвалили советскую шахматную федерацию: молодцом, платит наибольший годичный взнос в размере 500 франков, тогда как американская – наименьший, жалкие 85 франков. Курам на смех! Гораздо более внушительные взносы платили тогда даже такие небольшие страны, как Швеция (313 франков), Чехословакия (234), Дания (218), Венгрия (200)…

Интересно, что некий Артур Кривис тогда «наехал» в англоязычных «Московских новостях» на Южнокалифорнийский университет – мол, не создали условий гроссмейстеру Файну, чтобы тот сыграл в матч-турнире и не упустил бы такой шанс, который бывает раз в жизни…

Ройбен тут же объяснился в журнале Горовица.

Скан ответа Файна «Moscow News»

Он пишет: «В те дни, когда проходил матч-турнир, я не преподавал и не был связан никаким контрактом с университетом; я тогда работал над диссертацией. И отказался от участия, потому что не хотел прерывать свое исследование. Излишне говорить, что никто не согласовывал со мной удобные для меня сроки и на самом деле матч-турнир был организован столь причудливо, что мне даже не прислали официальный вызов из оргкомитета. Я знал о матч-турнире только из публичных сообщений…».

Но пойдем дальше. Когда летом 1948-го в Стокгольме проводился первый в истории шахмат межзональный турнир, вконец обнищавшая USCF не смогла наскрести «зеленых» на дорогу и Кэждену с Денкером, и они отказались играть.

Еще двоим американцам – Решевскому и Файну ФИДЕ сразу выделила путевки в предстоящий турнир претендентов (или, как его тогда называли – «турнир десяти»), вследствие чего немного погодя вспыхнул скандал, так сказать, антифайновской направленности! На имя очередного 19-го конгресса ФИДЕ, состоявшегося в том же Стокгольме, поступил решительный коллективный протест:

«Международной шахматной федерации.

Участники международного турнира в Стокгольме убеждены, что они выразят мнение всего шахматного мира, настаивая на том, чтобы не пять, а шесть победителей этого турнира были допущены в «турнир десяти».

Это возможно легко осуществить, если передать место, предназначенное для гроссмейстера Файна, шестому победителю.

Основанием для такого решения, нисколько не затрагивающего квалификацию Файна, могут служить следующие соображения:

1) Файн своим запоздалым отказом от участия в матч-турнире 1948 года показал, что он находится вне практической игры, и одновременно нарушил элементарные правила между участниками и организаторами, проявив свое неуважение ко всему шахматному миру;

2) «Турнир десяти» 1949 года еще больше, чем матч-турнир 1948 года, должен иметь своей основой практические успехи, в то время как Файн с 1938 года в турнирах не участвует (это было не совсем так. А первый Панамериканский, а послевоенные матчи СССР – США? – В.Н.).

Стокгольмский межзональный. Давид Бронштейн (слева) против Людека Пахмана. Как победитель турнира, Давид Ионович первым поставил подпись под петицией "стокгольмцев". Далее в порядке занятых мест свои подписи поставили: Сабо, Болеславский, Котов, Лилиенталь, Бондаревский, Найдорф, Флор, Штальберг, Трифунович, Бек, Глигорич, Пирц, Рагозин, Яновский, Тартаковер, Пахман, Штольц, Штейнер, Лундин.

По ходу стокгольмского конгресса президент Рюб огласил телеграмму Эйве, заявившего о своем отказе от участия в «турнире десяти» и о том, что он передает свое место Найдорфу. Из этой же телеграммы следовало, что экс-чемпион мира намерен обратиться к гроссмейстеру Файну и рекомендовать ему также отказаться от участия в пользу Штальберга.

«Эта телеграмма, – сообщил в своем отчете с конгресса Зубарев, – вызвала недоумение всех присутствующих и была принята лишь в части отказа самого Эйве». Вы спросите, что же протест участников Стокгольмского межзонального? А конгресс этот демарш попросту проигнорировал. Можно сказать, встал за Файна горой, подтвердив его право на участие в «турнире десяти»! Нет, все же зря Ройбен катил бочку на ФИДЕ… А почему, собственно, она должна была согласовывать с ним одним сроки проведения матч-турнира?

АПЛОМБ МИГЕЛЯ ЭЛЬ ГРАНДЕ,
МОЩНЫЙ ФИНИШ НОВОИСПЕЧЕННОГО ДОКТОРА ПСИХОЛОГИИ В НЬЮ-ЙОРКСКОМ ТУРНИРЕ,
РЕШАЮЩЕЕ СЛОВО ПРЕЗИДЕНТА РЮБА
и АРЕСТ В ВЕНГРИИ АМЕРИКАНСКОГО БИЗНЕСМЕНА, ВОЗМОЖНО, ПОВЛИЯВШИЙ НА ХОД ИСТОРИИ ШАХМАТ

Стремительно выдвинулся после войны Найдорф. Гронинген – 4-е место, в последнем туре повержен Ботвинник! Затем советская шахматная элита столкнулась с новым лидером «остального мира» на том самом межзональном в Сальтшобадене (пригород Стокгольма).

Не без сарказма нарисовал портрет Мигеля (новое имя талантливого гроссмейстера на латиноамериканском континенте) поделивший с ним 6-9 места Флор:

«…15 июля прилетел из Буэнос-Айреса аргентинец Найдорф. Он сразу внес много шума. Найдорф рассказывает всем, кто его еще не знает, какой он гений… По его словам, он играет лучше всех блиц, легко ведет 45 партий, не глядя на доску. За последние годы он занял около 20 первых мест (точное число он даже не помнит!).

Но на советских шахматистов эти довольно-таки нескромные рассказы Найдорфа не произвели впечатления. Мы были уверены в своей силе, и южно-американский «бум» нас не пугал.

…После первых туров я увидел в одной крупной газете такой заголовок: «Ни одного русского в пятерке!». Пирц, Сабо, Найдорф и другие лидировали. Дело в том, что в начале советские шахматисты много играли друг с другом. Когда же иностранные участники стали встречаться с советскими, положение изменилось. С четырьмя советскими гроссмейстерами и Найдорфом успешно сыграл Бронштейн, набрав 3 очка в первых пяти турах. Когда я высказал мнение, что первое место займет Бронштейн, Найдорф захохотал. Найдорф начал турнир хорошо. Но в пятом туре он проиграл Лилиенталю, который разгромил его в хорошем стиле. Эта партия заслуженно принесла Лилиенталю первый приз за красоту. В следующем туре Найдорф победил Болеславского. Казалось, дела его поправились. В Швеции «знатоки» шахмат считали, что первое место Найдорфу почти обеспечено. Однако «проблема Найдорфа» была решена во время доигрывания его партии из четвертого тура. Тогда произошел, как выразился Тартаковер, невероятный случай. Найдорф в простом, как говорится, детском эндшпиле, не нашел элементарного выигрыша, попал два раза в цейтнот и, так и не увидев простого решения позиции, свел партию вничью! Это было гибельно для Найдорфа. Уверенность его поколебалась.