Шахматистом он был сильным, хотя в редких беседах с журналистами всегда подчеркивал, что просто «старается делать хорошие ходы». Что это было на самом деле? Врождённая скромность? С детства привитое стремление не выпячиваться, оставаться в тени? Трезвая оценка своих шансов на фоне блестящих сверстников? Наверное, всего понемногу. Так или иначе, но имидж игрока с ясно очерченным «потолком» прочно закрепился за ним на продолжительное время. И это несмотря на то, что гроссмейстерский титул он завоевал в советских турнирах (знающие люди в курсе, что это значило тогда в 80-е), неоднократно побеждал в Союзе, затем на заокеанских форумах… Что поделаешь, шахматное сообщество консервативно. Всемирно известный тренер в одном из своих трудов даже охарактеризовал его как «среднего мастера»… По иронии судьбы очень скоро после издания книги он вопреки ожиданиям и прогнозам специалистов сенсационно выиграл сильнейшую на тот момент «швейцарку» в мире. Впрочем, даже самому скептически настроенному специалисту была очевидна его ответственность, капитальный подход к игре и надёжность. Может быть, поэтому, а скорей всего в силу именно этого и вышеназванных качеств он стал прекрасным командным игроком. Желанным для любого капитана американской сборной. Медали всех достоинств в командных чемпионатах мира и на Всемирных Олимпиадах не оставляли места сомнениям. И снова турниры, турниры, а в промежутках занятия с учениками. Тренерской работе, как и игре, он отдает себя полностью, без остатка. 11 октября Грегори Кайданову исполнилось 55 лет…

– Грегори, внесите, наконец, ясность. В «Википедии» вас именуют украинско-американским шахматистом, там же, впрочем, пишут, что в детстве с семьей вы переехали в Калининград. В советской шахматной периодике Григорий Кайданов частенько встречался в связи с проведением международных турниров в Московской области…

– В Украине я только родился. А через несколько дней оказался уже в Калининграде. Мои родители и по сей день продолжают жить в этом городе. Приезжаю к ним каждый год.

– Не успел точно выяснить, в каком году вы стали чемпионом России среди юношей? 1972 или 1973?

– В 1973. Дело в том, что тогда разыгрывалось первенство России среди юношей, и было первенство России среди мальчиков (до 14 лет). В 72-м, мне кажется, я занял второе место после Вити Моисеева, а в следующем году мы с ним же разделили первые два места, но по коэффициенту чемпионом стал я.

– Система детских соревнований в бывшем СССР была отлажена четко. Кто из будущих гроссмейстеров был главным конкурентом?

– В том турнире, который мне удалось выиграть, наверное, половина участников стали гроссмейстерами. Сергей Долматов, Семен Двойрис, Андрей Харитонов, Лев Псахис. Те, кто сразу приходят на ум.

Григорий Кайданов и Сергей Долматов

После окончания школы я поступил в МИИТ (Московский институт инженеров транспорта). Так как я был воспитанником Российской шахматной федерации, то для того чтобы не менять её, я представлял Московскую область, хотя жил в Москве. Стал играть в областных чемпионатах, по-моему, четырежды становился победителем. Важно, что Московская область проводила свой международный турнир, раза три я в этих турнирах сыграл.

– Аналогичная ситуация сложилась со Львом Полугаевским, который жил в Москве, а выступал за Российскую федерацию?

– Полугаевский был моим одноклубником по двум направлениям. Мы оба представляли спортобщество «Локомотив» и Московскую область. Я провел с ним очень много времени на сборах, один раз помогал в течение нескольких дней на чемпионате СССР. Если мы говорим о гроссмейстерах старшего поколения, то два человека – Лев Полугаевский и Юрий Разуваев оказали на меня большое влияние. Я бесконечно благодарен им, потому что во многом они сформировали мои взгляды на шахматы.

– Институт, который вы избрали, нельзя назвать шахматным. Сочетать учёбу с игрой было непросто?

– Я целенаправленно выбирал вуз по таким параметрам, чтобы можно было играть в шахматы. Пошёл туда, где, во-первых, принимали евреев. В МИИТе с этим проблем не было. Во-вторых, там хорошо относились к шахматам. Работал тренер Александр Петрович Бодиско, отношение к шахматистам и без него было хорошее, но, когда было надо, помогал и он. Я всегда сдавал сессию в конце семестра, а в конце учёбы, когда стал много ездить, помогали продлевать её, один раз взял академический отпуск. Было хорошее отношение и хорошая шахматная команда. Один раз мы даже выиграли первенство Москвы среди вузов, при том, что уже тогда существовало отделение шахмат в ГЦОЛИФКе. Но мы с ними успешно соперничали и, как правило, занимали второе-третье места.

– Собственно с институтом и связан тот факт, что вы были в «Локомотиве»?

– Совершенно верно.

– Если вспомнить 70-е, то проводились даже чемпионаты мира среди железнодорожников? Но там играли представители только социалистических стран?

– Участвовали все страны, просто социалистические привозили профессионалов. В остальных командах играли любители, которые каким-то образом были связаны с железнодорожным транспортом. Два раза я сыграл в таких чемпионатах. В 1980 году в Швеции и в 1985 в Болгарии.

Чемпионат мира среди железнодорожников, Швеция 1980. Александр Малевинский, Николай Попов, Джон Хоукс, Джон Хендерсон, Валерий Чехов, Григорий Кайданов.

–Сейчас шахматная молодежь больше слышит о бакинском Сокаре, «G-Team» из чешского Нового Бора, российском «Малахите» и других. Кто помнит спортобщество работников железной дороги? А ведь за этот клуб выступали Спасский, Полугаевский, Платонов. Приходилось общаться с великими одноклубниками? Играть на Кубке СССР?

– Спасский и Платонов играли до меня. Когда я поступил в институт, «Локомотив» оказался в первой лиге командного чемпионата СССР и в 1977 году я играл за него на юношеской доске в Могилёве. По пути на турнир произошел интересный эпизод. В купе помимо меня ехали международный мастер Михаил Цейтлин, Борис Гулько, ставший в том году чемпионом СССР. Суперзвезда! И тем не менее, играл на второй доске после Полугаевского. Четвертое место в купе занимала молодая девушка, которая не имела никакого отношения к шахматам. Она узнала, что мы все шахматисты и призналась, что не умеет играть. Мне было восемнадцать лет, и чтобы завязать более близкое знакомство, я предложил научить её. Расставил на доске фигуры и быстро, минут за десять-пятнадцать объяснил правила игры. После этого Боря Гулько неожиданно сказал: «Слушай, а у тебя тренерский талант!» Я очень удивился, потому что никогда про это не думал. Эти слова я запомнил, тем более, что они исходили от такого великого гроссмейстера. Эта фраза во многом определила мою дальнейшую судьбу…

– А знакомство с девушкой?

– На этом оно и закончилось (с улыбкой).

– А турнир в Могилёве был интересный, играла «Даугава» с Михаилом Талем…

– Очень интересный был матч «Локомотив» – «Даугава», когда Полугаевский с Талем играли на первой доске. Мы выиграли его, заняли первое место и вышли в высшую лигу. В том же матче я обыграл Лёню Каушанского. Одержать следующую победу в партии с ним удалось в США двадцать лет спустя…

– Вы сыграли в двух чемпионатах СССР среди молодых мастеров. С точки зрения позиций сегодняшнего дня правильней было бы назвать их чемпионаты СССР среди молодых гроссмейстеров. Андрей Соколов, опередивший вас на пол-очка в 1984 году, спустя небольшой временной интервал стал чемпионом СССР среди мужчин!

– А я в том турнире его обыграл, чем страшно гордился.

– Играли такие шахматисты как Розенталис, Азмайпарашвили, Ермолинский… Были какие-то памятные моменты? Возможно, не только шахматные? Ведь турниры продолжались долго, было свободное время, надо же было чем-то его занять?

– Я играл в трёх турнирах молодых мастеров. В 82-м в Одессе, в 84-м в Вильнюсе и в 85-м в Львове. Турнир в Львове был для меня ужасный! Я занял последнее место… Это был депрессивный период. Последний год, когда я мог сыграть в таком соревновании (в чемпионате СССР среди молодых мастеров могли играть шахматисты не старше 26 лет – прим. С. Кима)… После этого я в международном турнире в Москве сыграл тоже неважно и не сумел выполнить норму международного мастера. А вообще эти турниры были праздником! Сейчас воспоминания фантастические! И в первую очередь общение с молодыми шахматистами своего уровня. Попасть туда по многим причинам было очень непросто – была страшная конкуренция! Часто многие решения о формировании состава принимались волюнтаристским путём. Почти в каждый турнир я попадал по какому-то кандидатскому списку. Турниры были очень сильные, и по рейтингу я занимал одно из последних мест. В 84-м году я снова попал туда в последний момент и разделил 4-5 места с Игорем Новиковым, и считал, что это будет лучший мой результат за всю жизнь! Был скромного мнения о своих шахматных способностях и не ожидал, что в дальнейшем так интересно получится…

Когда вы спрашиваете, как мы проводили свободное время, очевидно надеясь услышать, как мы сильно пили, то должен вас разочаровать (с иронией). Этого не было. Очень много пили на других турнирах и, как правило, представители старшего поколения. А на турнирах молодых мастеров, даже те, кто впоследствии начал «употреблять» очень прилично, в основном «держались». Много играли в карты. Я не особо любил, хотя иногда соглашался под давлением, когда был необходим четвертый партнер для белота. Но играл плохо, и как уже сказал, не любил это дело.

На одном из турниров мы сели втроем: я, Андрей Харитонов и Лёша Ермолинский и за пару вечеров «накатали» целую серию юмористических стихов, которые быстро разошлись, а некоторые даже цитировались.

– Стихи были с ненормативной лексикой?

– Скажем так, там не было мата, но были некоторые слова и обороты, которые я бы не стал произносить сегодня.

– В той же Википедии подчеркивается, как несомненный успех, победа в 1987 году над Вишванатаном Анандом. Хотя тогда победа над восемнадцатилетним юниором при всем его несомненном таланте вряд ли воспринималась так серьёзно…

– Этот турнир остался в памяти особым воспоминанием. Во-первых, он был очень сильным по составу. Вы правы – Ананд еще не был звездой, хотя, по-моему, уже успел стать чемпионом мира среди юношей. Во-вторых, играло много сильных шахматистов, которые уже и тогда были сильны.

Это был турнир Московского областного шахматного клуба. Тогда сделали два турнира, и я играл в турнире «В». Турнир «А» с очень сильным гроссмейстерским составом выиграл Миша Гуревич, успевший стать к тому времени чемпионом СССР. В нашем турнире играло много молодых шахматистов, я выиграл семь и проиграл три партии, занял чистое первое место, но при этом не добрал очко до гроссмейстерской нормы. Показателем силы турнира и насколько трудно было его выиграть, служил хотя бы тот факт, что я обыграл тогда Ананда, Свешникова, Выжманавина и Халифмана. По рейтингу (что-то около 2415) я был одним из самых слабых участников, может быть третьим с конца. Поэтому победа стала для меня шоком, испытал своего рода эйфорию. Даже в самых смелых мечтах не надеялся выиграть такой турнир.

Я выиграл у Ананда в 25 ходов с жертвой ферзя, он потратил всего полчаса времени. Мы подружились с ним во время турнира, и он попросил меня не посылать партию в «Информатор». До того как он это сказал, я предвкушал, как пошлю партию с примечаниями в популярное тогда издание… Но так как мы успели стать друзьями, я сказал: «Конечно, если ты не хочешь, я не стану отправлять!» И не отправил! И только когда мне исполнилось 50 лет, я подумал, что теперь уже имею право и послал её в те издания, которые готовили материал к моему юбилею и просили что-нибудь интересное. Он успел стать к этому времени чемпионом мира, так что я решил, что он не станет сильно переживать по поводу старого поражения.

– Когда вы впервые окунулись в американскую шахматную жизнь, разрыв в классе советских и западных мастеров был огромен?

– Дело в том, что до то того, как я переехал жить в Америку, я успел поездить по миру. Не так много, но всё-таки. «Ворота» начали открываться в 86-м году, а в следующем 87-м растворили уже очень прилично. Между 87-м и 91-м я сыграл довольно много турниров и примерно представлял общий уровень западных игроков. Конечно, Америка страна более закрытая, люди в европейских турнирах играют редко… Соответственно, своя шахматная культура. Были шахматисты уровня советских мастеров, понятно, что их было намного меньше, также понятно, что и уровень шахмат в Америке был намного ниже, чем в Советском Союзе. С другой стороны, во время своего первого приезда в Америку я сделал ничью с шахматистом с рейтингом 1600. Вот… На самом деле партия была нормальная, играл черными, противник все разменял, я быть может, допустил несколько неточностей. Даже если забыть про рейтинги, тем более, что я в них тогда ничего не понимал, сейчас мне трудно представить, что можно сыграть вничью с таким шахматистом.

– Так и не смог разобраться в реалиях американской шахматной жизни… Впрочем, читателям тоже небезынтересно узнать некоторые тонкости. «U.S. Open» и чемпионат США не имеют ничего общего?

– Слово «опен», как вы понимаете, означает, что турнир проводится по швейцарской системе и в нем могут играть все желающие. Есть «World open», «American open» и т. д. Названия дают организаторы, чтобы привлечь как можно больше участников.

– Я прочёл о том, что турнир U.S. Open вам удалось выиграть в 1992 году, и вспомнил, что какое-то время чемпионаты США разыгрывались в швейцарках…

– Проводились когда-то, но к тому моменту как я приехал в страну, эти турниры стали «круговыми».

– Играли вы в них неоднократно, каковы достижения?

– Играл во всех первенствах, после того как приехал в США. Первый раз получил право в 1993 году. Здесь немножко не повезло: самым успешным моим годом считаю 1992-й, выиграл почти все турниры, в которых принимал участие. Но в чемпионате играть не мог, потому что к моменту начала турнира находился в Штатах одиннадцать месяцев, в то время как по правилам требовалось двенадцать. Интересно, что выиграл почти все американские «швейцарки», но вот чемпионом США так и не стал. Несмотря на то, что играл восемнадцать или девятнадцать раз, этот турнир был для меня «заколдованным». Несколько раз лидировал, несколько раз требовалось выиграть в последнем туре, чтобы стать чемпионом, но, к сожалению, этого так и не произошло.

Первый раз не попал в чемпионат Америки только в этом году. По-моему, был четырнадцатым в стране по рейтингу, а попадает только двенадцать…

– В 1998 году в Элисте сборная США завоевала серебряные медали на Всемирной Олимпиаде. Перед этим была бронза в Ереване. И в составе обеих команд были вы. Как вы пришли в американскую сборную?

– Первый раз я попал в сборную в 93-м году.

– ???

– Мы выиграли командный чемпионат мира! Я приехал в конце 1991 года, а в 93-м играл за команду. Это было фантастично! Я уже употребил один раз слово «эйфория» в нашем интервью, так вот это определение относится и к опыту всех выступлений за американскую сборную. Сыграл шесть Олимпиад и два командных первенства мира и каждый раз, играя за команду, получал колоссальное удовольствие!

Я замечаю, что сейчас на российских шахматных сайтах идёт дискуссия, почему команда России с таким звездным составом не может выиграть Олимпиаду, и в то же время общеизвестно, что американская сборная всегда выступала намного выше своих возможностей. Вы упомянули только два медальных выступления, но помимо 93-го года был еще командный чемпионат мира 97 года, где мы заняли 2-е или 3-е место, была Олимпиада в Турине в 2006 году (3 место). Все время прыгали выше головы... И главная причина – это обстановка внутри команды. В отличие от советских командных турниров (я никогда не играл за сборную СССР, но участвовал в советских командных турнирах всех уровней), в американской команде никогда не присутствовало никакого давления, не было такого понятия как «накачка». И капитаны всегда были доброжелательные люди. На самом деле было два «звёздных» американских капитана. Это Джон Дональдсон, который продолжает работать до сих пор, и на двух турнирах был Борис Постовский. Его, кстати, все время вспоминают, потому что последние успехи российской сборной были связаны с ним. Тренером, который не обладает никакими титулами, международными званиями, кроме, может, гроссмейстера по переписке. На самом деле ларчик открывается просто – капитаном команды должен быть доброжелательный человек! Это не тот человек, который говорит тебе, что ты обязан, что тебе надо собраться, а который может найти пару добрых слов, поддержать после того как ты проиграл партию, сказать что-то вроде: «ничего страшного, отдохни, все будет нормально». И точно так же ведут себя товарищи по команде. За все эти годы… Я не могу сказать, что все, кто играл за американскую команду, были моими близкими друзьями, но на тот момент, когда мы все собирались на турнир, они ими становились. И всегда обстановка в команде была фантастическая! Может быть, только в 2000 и 2002 году было не совсем так, когда капитанами команды были гроссмейстеры. На одной был Де Фирмиан, на другой Кристиансен. Тогда, может быть, было немножко похуже, хотя в Элисте тоже капитаном был Кристиансен и обстановка была хорошей…

– Но шахматы, как ни крути, игра не командная. Играют локоть к локтю сильные или даже очень сильные шахматисты, должны они испытывать какое-то чувство ревности, что ли, по отношению к успеху своего товарища? И это может сильно помешать, а у вас, как я понимаю, такого не было.

– Конечно, не было. Джон Дональдсон в какой-то момент сказал очень простую фразу: «Советские шахматисты постоянно слышали: «за вами страна, за вами армия болельщиков, все ждут вашего замечательного выступления и проч.», но ведь если честно говорить, мы играем друг за друга. Мы хотим играть хорошо, а если сыграл плохо – подвёл друзей. И всё!» И как я сказал, на время турнира мы становились близкими друзьями и это был удивительный феномен! Я испытывал просто по-настоящему родственные чувства к гроссмейстерам, которые играли со мной рядом. Потом мы возвращались в Америку, встречались в личных турнирах, и ничего подобного не было! Мы становились просто знакомыми…

– Вы сенсационно победили в первом «Аэрофлоте». Когда гроссмейстер в возрасте уже «за сорок» опережает таких шахматистов как юные Грищук и Карякин, Дреев, Рублевский, Мотылев, Звягинцев, Ван Вели, Бу Сянжи и др. – это нечто… Как такое удалось?

– Тогда я считал, что это случайность. Что мне повезло с жеребьевкой, ничего особенного не было. Но когда на следующий 2003 год я приехал на «Аэрофлот» и перед последним туром играл на втором столе и имел шанс занять первое место (у меня было 6 из 8)… В этот момент, когда снова претендовал на победу, для себя я понял, что первый успех был не случаен. В тот момент мне было 43 (в 2002-м), и я считал, что все осталось далеко позади и, тем не менее, такое произошло! Но вообще 2002 год был для меня успешным, я выиграл огромное количество турниров! Думаю, это было связано в основном с моей работой с Сашей Онищуком. Мы провели несколько сессий, где вместе занимались шахматами и, безусловно, он на меня хорошо повлиял. Он в принципе хороший тренер, хотя когда мы занимались, его задачей не было тренировать меня, мы просто работали как спарринг-партнёры. Но, бесспорно, его заслуга в моих успехах очень велика.

– «Для меня сейчас давать уроки шахмат – это наслаждение!» – сказали вы в интервью более чем десятилетней давности. Поменялось за эти годы что-нибудь в отношении к тренерской работе?

– И да, и нет. Скажем так, когда говорил, что давать уроки шахмат – наслаждение, я может, немного покривил душой. Но первые годы – безусловно. Тогда я открыл для себя, что у меня это получается и это меня очень вдохновляло. Действительно, я занимался этим с наслаждением, я видел, что могу это делать и могу это делать очень хорошо. Видел, как уроки приносят пользу моим ученикам. Но со временем, когда этим занимаешься очень много лет, эта работа, как и любая другая, приедается. Безусловно, играть в шахматы, заниматься шахматами мне нравится гораздо больше, чем давать уроки, но тем не менее это работа, которая нравится мне больше по сравнению с другими занятиями. Сейчас я могу сказать, что немножко устал от этого, надеюсь в скором времени намного уменьшить свою нагрузку. Но опыт этот был уникальный и, оглядываясь назад, вспоминая сколько уроков дал, и насколько разнился уровень шахматистов, которым я давал эти уроки, испытываю гордость.

– Под разницей в уровне вы имеете в виду, что приходилось заниматься и с начинающими юными шахматистами, и с мастерами?

– Занимался и с начинающими юными, и с начинающими взрослыми, и помогал гроссмейстерам. Разброс колоссальный!

– Вы достигли серьёзных успехов в этой области. Морис Эшли – первый афроамериканский гроссмейстер, Ваш ученик?

– Я помог ему стать гроссмейстером. Он обратился ко мне, будучи международным мастером, и ему нужен был последний «толчок». Поспособствовал ему сделать это. Есть такой интересный момент в тренерской профессии. Часто, когда работаешь с талантливым шахматистом, ты не знаешь, какова в его конечном успехе доля его таланта, а какова доля твоего тренерского труда. Талантливые шахматисты часто могут прогрессировать и без помощи тренера. В случае с Морисом Эшли точно знал, что есть большая доля моего труда, потому что я оказал ему существенную помощь в определенных местах, а также помог устранить недостатки, которые мешали ему стать гроссмейстером.

– На вопрос: «Назовите вашу лучшую партию», с лёгкой руки одного из классиков принято отвечать: «еще не сыграл». И всё же у каждого шахматиста есть памятные поединки…

– Тут ответить очень просто. Это моя партия с Марком Таймановым. И на вопрос, почему это моя любимая партия, объяснение будет очень прозаическим. За неё я получил приз «за красоту» в размере четырех тысяч долларов, что позволило мне в то время поменять двухкомнатную на трёхкомнатную квартиру в Москве. А если говорить серьёзно, то партия получилась очень красивой. Удалось последовательно пожертвовать пешку, фигуру, ладью и ферзя. Не все из этих жертв были приняты, но все они стояли на доске. Любопытно, что два года спустя мне удалось сыграть в Америке почти партию-близнец с международным мастером Майклом Бруксом. И снова повторил, как и в партии с Таймановым маневр «Ладья а8-b8-b4-h4», а потом ладья попала на h3. Но сходство я обнаружил только после того, как сыграл эту партию.

– Партия с Таймановым игралась в отборочном турнире ГМА?

– Да, это был памятный для меня турнир, играло больше ста гроссмейстеров. Первый из серии трех отборочных турниров. 1988 год, в Белграде. Потом были еще в Пальма-де-Мальорке и в Москве. После четырех туров я делил первое место со стопроцентным результатом и хорошо помню, что сыграл с Таймановым, Геллером и Решевским. Кто-то в шутку сказал мне, что для подготовки надо было взять с собой не свежий номер «Информатора», а «Международный турнир гроссмейстеров» Бронштейна!

Интервью вел Сергей КИМ

Фото: Facebook и архив "64"

М.Тайманов – Г.Кайданов
Белград 1988

М.Брукс – Г.Кайданов
Нью-Йорк 1990

В завершение беседы – несколько снимков из семейного архива

Грегори и Валерия Кайдановы и их дети Соня, Борис и Анастасия