Незаметно бежит время. Вот уж почти полгода минуло с того исторического момента, как я впервые нагрузил посетителей сайта своими эстетствующими эссе о новинках книжного мира, столь чуждого, по слухам, обитателям всемирной паутины. Как ни странно, рубрика прижилась. Увы, создать виртуальный книжный клуб, «в котором сами любители шахмат могли бы свободно обсуждать прочитанное, полемизировать с авторами и друг с другом, уточнять варианты, писать рецензии и т.д.», пока не удалось. Как и предупреждали меня матерые зубры сайтовых дел, надеяться на то, чтобы раскачать здешний народ призывами типа «пишите нам», может только наивный человек. Ага, разбежался! Скажи спасибо, что вообще зашли тебя почитать… Спасибо.
Кой-какие отзывы до меня доходят, благодаря чему я знаю, что рубрику читают не только в России, но и в Израиле, Германии, Голландии, США… Среди доброжелательных и даже лестных встречаются сердитые – от тех, чье самолюбие я ненароком (бывает и так) задел. Что поделаешь, я привык писать то, что думаю, переучиваться уже поздно. Да и не для авторов книжных новинок создавалась эта рубрика, а для их читателей. Поэтому совет на будущее: господа, не относитесь к себе и своему творчеству слишком серьезно, побольше иронии и самоиронии, и опасность забронзоветь еще при жизни вас минует! Ну а ежели все-таки возникло желание возразить, поспорить, на худой конец, сказать «сам дурак», – не стесняйтесь, пишите прямо на сайт, я всегда опубликую. А то вот Гик прислал по электронной почте «открытое письмо» Рошалю (реакция на мой октябрьский обзор «Книг много, новинок мало»), и кто об этом знает? Прочитать раздраженную эпистолу Евгения Яковлевича, как и насладиться ядовитым ответом Александра Борисовича, можно только в кабинете главного редактора «64». Во всяком случае, пока…
Сегодня мы продолжим знакомство с издательством «РИПОЛ КЛАССИК». Ему что зной, что снег – всё нипочем: знай себе, потчует любителей шахмат различными деликатесами. Две недавние книги украшают изящные, полные загадочной прелести, картины Вероники Касаткиной. Табуны разномастных коней и слонов, пасущиеся на обложках шахматных изданий, уже порядком приелись, и использование работ профессиональных художников в оформлении книг приятно выделяет серию «Искусство шахмат». На книге Я.Дамского «По законам красоты» (как и на форзацах всех книг серии) помещена картина известной казанской художницы Галины Сатониной. А обложки книг Ю.Авербаха «Шахматы на сцене и за кулисами» и Г.Сосонко «Мои показания» имеют даже «зарубежный след»: автор картин – швейцарец Мартин Лаша.
Распахнутая дверь в космос на обложке – словно приглашение открыть книгу Александра Белявского и Адриана Михальчишина «Интуиция» (Москва, РИПОЛ КЛАССИК, 2003. – 176 стр., без иллюстраций, тираж 5000 экз.). Более точной зрительной метафоры и не придумать! Ведь интуиция – не что иное, как выход в бесконечность. А говоря научным языком – это «чутье, проницательность, постижение истины без логического обоснования, основанное на предшествующем опыте». Насколько я понимаю, сильные шахматисты в основном так и играют, и даже удивительно, что книга с подобным названием появилась только в начале 21-го века.
Хотя нельзя сказать, что об интуиции в шахматах писали мало. Из приведенных в книге высказываний корифеев мне ближе всего определение Ананда: «Интуиция – это первый ход, который я вижу в позиции». А вот мнение Крамника: «Для меня шахматный талант проявляется прежде всего в интуиции», – не лишено довольно очевидного подтекста. «Я – интуитивный шахматист, – развивает свою мысль Владимир, – моя игра построена на ней… Великие интуитивные игроки – Капабланка и Ананд, а Каспаров в первую очередь – счетчик. И интуиция у него слабо используется при принятии решений». Чувствуете? Нас прямо-таки подталкивает к выводу, что у Гарри Кимовича – в отличие от некоторых – с шахматным талантом какие-то нелады. Тем более что на соседней странице Крамнику вторит вроде бы независимый Гельфанд: «У Каспарова первые оценки и, соответственно, выбранные ходы неправильные, он к правильным решениям приходит через огромную счетную работу». Просто уму непостижимо, как с такой интуицией человек умудрился столько лет быть чемпионом мира!
Очень интересно было бы узнать, что думает сам Каспаров о своей интуиции. А заодно – о своей игре в эндшпиле, а то у читателей книги может создаться впечатление, что и в эндшпиле он не только не силен, а совсем даже напротив:
«Огромное значение имеет чувство слабых мест в игре противника. В этом смысле можно назвать гениальной стратегию Крамника в матче за корону с Каспаровым, Лондон 2000, – менять ферзей в любой позиции, потому что «худшую я смогу удержать». Крамник почувствовал, что эндшпиль – самая слабая стадия игры у Каспарова, он ее пробует играть как миттельшпиль, при помощи счета вариантов, а это ведет к уйме неточностей».
Видимо, для того чтобы эта мысль покрепче засела в головах читателей, авторы вскоре нажимают на кнопку «repeat»:
«Крамник, поработав некоторое время с Каспаровым и сыграв более двадцати партий с ним, понял, что самым слабым местом в творчестве чемпиона является эндшпиль. Поэтому он выбрал стратегию, связанную с разменом ферзей, что привело к победе в матче».
Повтор – это, похоже, такой педагогический прием у авторов. Так сказать, закрепление пройденного. Читаю на 53-й странице цитату из статьи Бронштейна, которую сам в свое время готовил к печати («Шахматы в России» № 8/1996). Жирным шрифтом я выделил пропуски и искажения:
«Я обычно играю больше по интуиции – не только потому, что мне так(это) нравится, но и потому, что так(этим) я экономлю массу энергии для расчета порой очень сложных вариантов в критические моменты борьбы. Эффективно считать варианты на каждом ходу(шагу) человек, по-моему, не в состоянии – это прерогатива машины. Мы можем только после партии рассказывать о своих(наших) страхах во время игры, выдавая их за длинные, запутанные варианты. А верить этим вариантам или нет – зависит от читателя!»
К тому, что многие нынешние авторы не шибко церемонятся с цитатами, я уже привык. Но такого, как на странице 117, мне еще встречать не доводилось! Переврав для начала хрестоматийную фразу Бронштейна из его книги о турнире в Цюрихе-1953 («Варианты интересны, если раскрывают красоту шахмат; они бесполезны, если переходят за грань того, что практически может рассчитать человек; варианты вредны, если ими хотят подменить изучение и объяснение таких позиций, где исход борьбы решается интуицией, фантазией, талантом»), авторы попросту, даже без запятой, прилепили к ней приведенную выше цитату. Но в каком виде!
«…и эффективно рассчитывать варианты человек не в силах – это прерогатива компьютеров, мы можем только рассказывать о своих страхах, выдавая их за длинные варианты. Я сам играл интуитивно, чтобы сберечь силы для расчета вариантов в критических ситуациях».
Давиду Ионовичу в книге вообще не везет. Авторы приводят два примера из его матча с Ботвинником (2-я и 22-я партии), но оба раза вместо 1951 года указывают 1953-й! Не так уж много было матчей на первенство мира, чтобы в них запутаться. А тут вижу позицию Бронштейн – Петросян (Амстердам 1972). Что за ерунда, они же в том году за рубежом не играли? Пригляделся, а это партия 1956 года из турнира претендентов в Амстердаме.
Но еще больше не повезло Фишеру. Авторы, похоже, вовсе отказывают ему в интуиции (а, следовательно, если вспомнить слова Крамника, и в шахматном таланте). Во всяком случае, я нашел в книге всего пару упоминаний о гениальном американце и лишь один пример его творчества – партию с Бирном (США 1963). Для второго издания книги могу подкинуть авторам хотя бы грандиозную 13-ю партию из матча в Рейкьявике (1972), в которой Фишер чисто интуитивно запатовал свою ладью, а его пять проходных пешек сломили сопротивление одинокой ладьи Спасского. Думаю, уместно будет напомнить и слова Бронштейна о Фишере: «Интуиция – его конек».
Возможно, Бобби Фишеру и впрямь далеко до «великого интуитивного комбинационного шахматиста Драшко Велимировича», не говоря уже о «величайшем мастере интуитивной позиционной жертвы качества великом Тигране Петросяне» и «великом незабываемом Михаиле Тале». Но не настолько же… Впрочем, чего удивляться, если Бронштейн назван просто «известным гроссмейстером».
На этом фоне диковатое впечатление производит 12-страничная цитата из книги Гуфельда (Москва, 1985) с семью примерами из его творчества. Причем в начале кавычка открыта, а в конце не закрыта. Так что читателю вообще трудно понять, где собственно кончается Гуфельд и снова начинается авторский текст.
Путаницы хватает. Даже с представлением авторов. Вот примечание к одной из партий Михальчишина: «Автор очень хотел идти на длинный вариант…» Примечание к другой партии: «В своем комментарии в «Информаторе» Михальчишин рекомендует…» Вот начало главы: «Нам кажется…» Чуть ниже: «Белявский перед матчем претендентов с Каспаровым…» Есть и такая вариация: «Один из авторов длительное время искал белыми нечто против меранского варианта…» А следующий абзац начинается словами: «Открыл я книгу Пахмана…» Кто открыл: Михальчишин или Белявский? Сие можно понять только на следующей странице, где наконец-то возникает фамилия Михальчишина.
Порой возникает ощущение, будто книга слеплена из каких-то разрозненных фрагментов или лекций и что от начала до конца ее никто не читал, включая редактора. Вот фраза из первой главы: «Многочисленный лидер шахматистов Михаил Ботвинник…» Может, все-таки многолетний? Самое начало другой главы: «Есть ситуации, в которых существует два способа для достижения определенной цели: то ли для атаки какого-то пункта, то ли для занятия определенного поля». Это как же надо читать, чтобы такое не видеть? А ведь исправить пара пустяков: либо атака какого-то пункта, либо занятие определенного поля. Ну, и по мелочи: Бердански (Беднарский), Лисицин (Лисицын), Филлип (Филип), Фритц (Фриц), Кирилл Георгиев (Кирил), Субботица (Суботица), Нова Горика (Нова-Горица), Винковици (Винковци), Беер Шева (Беэр-Шева), Шеньянг (Шеньян), Бад Вориштофен (Бад-Вёрисхофен), Лениград… И это лишь при беглом просмотре текста.
Кстати, до меня не сразу дошло, почему книги с таким названием в шахматах до сих пор не было. Да потому что во многих случаях (если не в большинстве) слова «интуитивная жертва» можно без всякого ущерба заменить прежним термином «позиционная жертва». А уж об этом в прошлом веке написано более чем достаточно. Не могу взять в толк, как можно было обойти стороной такую блестящую книгу, как «Теория жертвы» Рудольфа Шпильмана? Из нее любой шахматист может узнать разницу между настоящей, то есть интуитивной, жертвой и сделкой по принципу: вложил пешку – выиграл фигуру.
«Иной раз, особенно при избытке времени для обдумывания, можно рассчитать жертву до ясно выигранного положения. Однако, если бы я всегда стремился к математически точному расчету, я считал бы такой образ действий неправильным! (Недаром книга Шпильмана в оригинале называется «Richtig opfern!», то есть «Правильно жертвовать!» – С.В.) Если иногда такая тактика и приводит к успеху, то лишь в виде исключения. Как правило, очень трудно производить точный расчет жертвы, имея в виду все побочные варианты, даже на несколько ходов вперед; чаще такая бесцельная трата сил ведет к трепке нервов, цейтноту и незаслуженному проигрышу…
К сожалению, игра, построенная на интуиции, котируется не слишком высоко. Многие шахматисты, даже мастера, стыдятся впоследствии признаться, что в критический момент они действовали интуитивно, и охотно демонстрируют исключительно далекие и точные варианты. В этом я усматриваю скорее бедность мысли, чем геройство!
Точный расчет, как правило, скорее необходим при защите, чем при нападении; кроме того, конечно, при форсированных комбинациях. Хороший шахматист должен уметь точно считать, но не должен этим злоупотреблять».
Разговор о второй книге, которую я вам собирался представить, придется за неимением места отложить до следующего раза. Так что наберитесь терпения.
Декабрь 2003
|
четверг, 18.04.2024
