У каждого есть свое время

ЗНАКОМСТВО

Мое дружеское общение с Василием Васильевичем Смысловым началось в 1980 году, когда мы вместе играли в Кубке газеты «Политикен» в Копенгагене. Мы оба победили – поделили 1-2 места, но главным для меня стало начало нашей дружбы – одного из самых важных событий в моей жизни. Я звонил ему разок в месяц, мы болтали в течение часа, а сейчас я пытаюсь восстановить хоть часть этих бесценных бесед. Но память…

Фото из архива автора

Мы остановились в квартире члена клуба AS1904 Кааре Виссинг Андерсенa. Можете себе только представить: каждое утро мы вместе с Василием Васильевичем ходили в супермаркет за продуктами на завтрак и обед, которые мы готовили собственноручно (а ужинали вместе с организаторами)! Это был фантастический опыт для меня – готовить вместе с Василием Васильевичем. В Советском Союзе вообще не было такого разнообразия продуктов, из которого дилетанты кулинарного дела вроде нас могли бы легко приготовить вполне достойную еду.

Но вообще-то в дорогу его супруга Надежда Андреевна снабдила нас большим пакетом домашнего печенья, которое сам Василий Васильевич называл «Плюшками злодейскими», поскольку в то время было запрещено вывозить какую-либо еду с территории Советского Союза. На протяжении всего соревнования мы ели плюшки с чаем – Василий Васильевич говорил: «А теперь – плюшки злодейские!».

После завтрака и подготовки мы отправлялись на прогулку в парк с живописными озерами, где В.В. рассказывал мне множество историй из жизни советской шахматной элиты. Как бы хотелось возвратиться в то время и расспрашивать, расспрашивать…

Мы очень хорошо проводили время с нашим датскими друзьями Эйгилем Йохансеном и Самуилом Угорским (инженером, эмигрантом из Питера). В.В. несколько раз исполнял нам свою любимую песню о Стеньке Разине.

Я был очень впечатлен разыгрыванием эндшпиля Василием Васильевичем – он не беспокоился о материале и всегда готов был пожертвовать пешку ради активной игры короля. Он выиграл в Копенгагене несколько хороших эндшпилей, один из них – против гроссмейстера Местела – можно по праву назвать шедевральным. Бронштейн однажды сказал мне, что В.В. играет эндшпили так блестяще благодаря сотням базовых позиций, которые он выучил еще с детства. Его отец, сильный игрок, побеждавший Алехина и Григорьева, перенял такой метод преподавания шахмат – начинать с изучения эндшпиля – у Капабланки. Он водил сына на Московские турниры 1935 и 1936 годов. Больше всего маленькому В.В. запомнились неподвижно сидящий в облаках сигарного дыма на протяжении пяти часов Эмануил Ласкер и Капабланка, вечно бегающий по сцене после своего хода и разговаривающий с гуляющими участниками обо всем, в том числе об их позициях. Впоследствии он сравнивал эту манеру великого кубинца с поведением Найдорфа, Тайманова и Таля!

В наш последний день в Копенгагене мы поехали в аэропорт, но, поскольку рейс «Аэрофлота» на Москву задержали на 4 часа, мы прогулялись с нашими датскими друзьями к Северному морю. К берегу как раз пришвартовалась небольшая лодка, и бородатые датчане-рыбаки начали выгружать груз – прекраснейшую рыбу (в основном камбалу). Василий Васильевич без раздумий решил купить рыбу, а потом, уже на борту самолета попросил стюардессу положить её в холодильник. Вечером того же дня Надежда Андреевна приготовила чудесный ужин. Василий Васильевич обожал рыбалку, когда у него выпадало свободное время – особенно на Кубе, где он частенько рыбачил на лодке. Его уловом в основном были марлины, в «Шахматах в СССР» даже было такое фото!

СЕМЬЯ

 

Василий Васильевич: «Последнее время вспоминаю свою семью – мы все из Астрахани на Каспийском море. Поэтому я обожаю море – гены. У отца было пять братьев и две сестры – вот какие семьи были!

Научил меня играть отец, но стимул дал дядя Кирилл, подарив книгу с надписью – «Будущему чемпиону». Он был врачом, жил в Урюпинске. Сестра отца вышла замуж на Украине, тоже за врача, в Полтавской области. Но странно, последний раз там был на каникулах в 1930 году, и с тех пор мне не приходилось посещать Украину.

Отец очень прилично играл – победил в 1912-м молодого Алехина, а потом и известного мастера Григорьева. Отец был вспыльчив, не любил проигрывать, злился. Он работал всю жизнь инженером на фабрике Гознака (выпуск ценных бумаг и монет), сначала в Питере, где получал в месяц 200 рублей, что было очень прилично, потом фабрику Советы перевели в Москву. Деньги те же, но жили мы уже не так. Только недавно я узнал, что отец уже был прежде женат, но его первая жена умерла. У меня был брат, но знать его не довелось».

Фото: В.Левитин

О ШАХМАТАХ И ШАХМАТИСТАХ

 

Я напомнил Василь Васильичу, что среди нашего поколения ходила одна его классическая фраза. Один спортивный начальник заставлял его бесплатно провести сеанс одновременной игры с любителями, на что В.В. отвечал: «Бесплатно только птички поют!». Ну, ответил, бурча, Василь Васильич, хоть чему-нибудь у нас научились, пусть и не самому важному!

Василий Васильевич: «А это не я изобрел, а сам великий Шаляпин так говорил. Потом Толя Карпов нас всех выручил – началась кампания «Гроссмейстеры поближе к народу», в рамках которой хотели всех заставить играть в чемпионатах городов, а это грозило дойти и до первенств ЖЭКов. И тут Толя пошел к самому высокому спортивному начальству и сказал: «Постойте, есть великолепная форма пропаганды шахмат – сеансы с часами!» Ну и кампания сразу сошла на нет».

Известный тренер Виктор Желяндинов вспоминает 1953 год, когда он был в российской молодёжной сборной и готовился к чемпионату СССР среди юниоров. Это было перед претендентским турниром в Цюрихе. Советская федерация назначила В.В. тренером. Он преподавал фантастические уроки по эндшпилям. В то время излюбленным развлечением среди мальчишек был ночной подушечный бой. Однажды ночью В.В. проснулся от звуков «подушечной войны» и, заглянув в их комнату, начал ненавязчиво рассказывать им о том, что они должны любить друг друга. В аналогичной ситуации в 1963 году Ботвинник отчислил из школы инициатора «подушечной войны», к слову, будущего международного гроссмейстера Нaума Рашковского.

А для В.В. тренерская работа стала составной частью подготовки к успешному выступлению в Цюрихе. Перед этим еще была победа в важном тренировочном турнире на черноморском курорте Гагра. Победой в турнирах, где участвовали лучшие советские шахматисты, В.В. сделал первый шаг навстречу пятилетней борьбе против Ботвинника.

Александр Белявский вспоминает, как у него со Смысловым было 5 выигрышных позиций подряд, но в итоге – одни ничьи! Самым полезным уроком от Смыслова была фраза (Белявский ее запомнил на всю жизнь), которую он повторял во время анализа, перемещая фигуры на центральные поля – фигуры должны стоять крепко!

Фото: Б.Долматовский

У Василия Васильевича был свой особый способ перемещения фигур – он в буквальном смысле «ввинчивал» их в поля на несколько секунд! И особенное удовольствие это движение приносило ему, когда ход был действительно очень сильным.

В.В. получал удовольствие от тех случаев, когда ему удавалось поддразнить Льва Полугаевского, который, в свою очередь, с удовольствием отвечал ему тем же. Во время какого-то международного турнира Лева проиграл выигрышную позицию и показывал партию В.В. Тот после некоторых раздумий спросил: «Вы сделали этот ход?». Лева отвечает: «Да, конечно». На что В.В. спросил: «Как такой опытный шахматный матадор, как вы, Лева, мог такое сделать?». Лева под хохот публики несколько недоуменно ответил: «Ну как со мной, действительно, могло такое случиться?».

Он любил цитировать других. Особенно ему нравилась философия Исаака Ефремовича Болеславского. В.В. любил использовать его словечко: «Пустое!» На мой вопрос, почему такой великий игрок и знаток дебюта, как Исаак Ефремович, очень быстро ушел из борьбы за первенство мира, В.В. ответил: «У него был недостаток энергии на борьбу. Никогда не делал даже элементарной зарядки. Он мне очень сильно напоминает Крамника и по шахматным качествам, и по всем другим».

Василий Васильевич: «Да, все летит, меняется, вот Крамник проиграл Ананду. Мне кажется, что у Крамника нет боевитости во время партии. Вот даже я всегда играл с целью победить, а у Крамника этого нет. Да, сейчас эта система рейтингов не дает играть раскрепощенно и агрессивно, раньше, по-моему, играли и боевитее, и интереснее. Эти рейтинги явно от нечистого! А вообще я видел Крамника самым талантливым игроком после Каспарова, он чем-то напоминал меня. И с какой выдумкой он играл в 90-е!»
Да, Крамник после поражения от Ананда попытался перестроиться и играть пробует в максимально боевые шахматы.

Фото: Б.Долматовский

Или вот еще один интересный случай: 1975 год, сильнейшая по составу сборная Москвы проигрывает Спартакиаду народов СССР в Риге. Апофеозом стало поражение от российской сборной со счётом 0,5:8,5!! Московское спортивное начальство было в ужасе от разгрома. Команда в напряжении, все в ожидании собрания с «разбором полётов»… И вот встаёт В.В. и говорит: «Не забывайте: самое главное – это сохранить людей, завтра новый день, кто же будет играть?». На этом собрание было окончено. А цитата стала для многих классическим исцелением от поражений. В.В. сказал мне, что только перед Ригой он читал великого Р.-М.Рильке: «Кто говорит о победе? Мы мечтаем о том, чтобы выжить».

Чуть позже произошла другая история. Международный гроссмейстер Лев Альбурт попросил политического убежища в Германии в 1979 году во время Кубка европейских чемпионов. После приземления в Шереметьево вся команда была вызвана в штаб-квартиру «профсоюза», где «КГБ-исты» уже готовились начать допрос. Когда они спросили об Альбурте, В.В. ответил, что тот был поистине демоничесской личностью, и от него можно было ожидать чего угодно. В такой накаленной обстановке у работника конторы глубокого бурения отвисла челюсть, все вдруг рассмеялись, в том числе и сотрудники КГБ. Допрос был окончен, поскольку они поняли, что от шахматистов можно ожидать и более странных показаний.

СМЫСЛОВ И ФИШЕР

Вспоминать В.В. любил в первую очередь чемпионов, свои отношения и партии с ними. Особенно интересно было мне расспрашивать Василь Васильича о Фишере, ведь это самый загадочный чемпион, в одиночку разгромивший советскую шахматную машину. Василь Васильич говорит, что они оба друг друга исключительно уважали – когда Василь Васильич через Лилиенталя передал Бобби свою «толстую» книгу, то тот месяц ходил с ней, не расставаясь.

Василий Васильевич: «Когда я шел по другой стороне улицы, он всегда переходил ко мне, чтобы поздороваться и перекинуться парой слов. А американцы Решевский и Бенко страшно удивлялись – Бобби ни с кем не вел себя так уважительно. А когда я ему в Аргентине предложил ничью после часа игры, то Бобби сказал, что в принципе до 40-го хода он на ничью не соглашается, но со мной согласен. Вообще, Бобби, было видно, всегда одинок, и на нем был какой-то знак судьбы. Больше сказать не могу, это из запрещенной информации. Как талант он был экстраординарный, талант уровня Морфи и Капабланки, которые имели чувство позиции от рождения. В отличие от последнего был фанатиком шахмат – чтобы их лучше изучить, он научился испанскому и русскому. Помню, в разгар банкета в Загребе ему стало в один момент скучно – он достал карманные шахматы и углубился в анализ.

Стал и величайшим реформатором шахмат, о чем почему-то избегают говорить – с его именем связаны новые шахматы и часы. Да, шахматисты не понимают, кого потеряли. Он был одним из немногих, обладавших энциклопедической подготовкой, причем этих знаний достиг в одиночку! Никогда не уклонялся от своих трафаретных схем (это было его силой и слабостью), и однажды, помню, О’Келли выловил его на ничейный вариант, и Бобби страшно злился. Удивительно, но мы все в мировой верхушке никогда не играли на ничью в то время. Бобби говорил: «Я всегда рискую, но играю то, что хорошо изучил». Но при этом всегда играл быстро, особенно дебют, и имел всегда полчаса перевеса над соперником (гроссмейстер Сергей Макарычев, тренировавший Карпова и Каспарова, говорил, что на полчаса больше – это значит перевес в полпешки!) Напоминал по легкости Ананда. Потому, когда с ним играли, то надо было очень сильно готовиться в дебюте, чего я не делал. Поэтому с ним удачно играл лишь Ефим Геллер – стиль подходил (то есть не подходил Бобби), и он очень хорошо знал свои позиции (как и Бобби).

Кстати, Фишер был в дружеских отношениях с советскими шахматистами, особенно с Штейном и Талем. Последнему даже демонстрировал свои знания в гадании по руке. Он, единственный из участников, посещал Таля в больнице на турнире претендентов на Кюрасао. Но Таль всегда любил поддевать Бобби разными шутками, иногда даже доводя чуть ли не до слез. Однако тот прощал ему эти шутки.

При этом Людеку Пахману Фишер сказал: «Я ненавижу русских». На что тот удивился: «Они же хорошие ребята». Но Бобби растерянно сказал: «Да, конечно, но как же я буду тогда у них выигрывать?»

То есть, ему нужно было средство для самозаводки. Тот же Михаил Моисеевич с аналогичной целью стремился поругаться с соперником перед матчем – я об этом знал и лишь посмеивался, соглашаясь с тем, что он затребовал, и лишая его важнейшего психологического оружия. Так же поступил и Таль перед первым матчем с ним.

Игра Фишера отличалась колоссальной энергетикой, даже в блице. Этим он напоминал Алехина, чего сам не хотел признавать. Похоже, столько же энергии отдавал и Каспаров во время партии, но он пошел по пути компенсации. Была одна карикатура с матча в Рейкьявике – там художник уловил эту энергетику и нарисовал Бобби с сыплющимися из глаз искрами. Там Б.В. (Спасский) допустил либеральное отношение к Бобби, Михаил Моисеевич на это никогда бы не согласился. Дело в том, что никогда нельзя нарушать правила или соглашаться с нарушениями, внушая сопернику чувство, что ему все позволено.

Я как-то спросил: «Бобби, а почему Вы играете дальше на выигрыш, когда уже обеспечили себе победу в турнире?» Я сам к такому напряжению не стремился (да и никто из чемпионов мира), а Бобби сказал: «А что, если я играть больше не смогу?» Он стремился побыстрее показать все свои возможности, так как чувствовал, что что-то случится и играть ему, может, и не придется. То есть, он так любил шахматы, что дорожил каждой партией, может, потому и ушел, что шахматы на высшем уровне уничтожают нервную систему. Тиграна Петросяна он тогда просто уничтожил, как Тайманова и Ларсена, а Тигран был очень хорошо готов к матчу. Но у каждого есть свое время! Это надо учитывать. Бобби любил жизнь, природу – когда мы были в 70-х в Аргентине, он очень много свободного времени проводил на выставке лошадей.

Когда Фишер был в тюрьме, я посвятил ему этюд с политическим подтекстом... Бобби сам отказался от операции, спасавшей ему жизнь. Может, решил, что его время ушло. У каждого есть свое время…»

ПАТРИАРХ

Василий Васильевич рассказывал много всяческих историй о самых известных советских шахматистах, в частности, о Ботвиннике, некогда его «заклятом» враге. Потом они все-таки заключили мир и частенько гостевали друг у друга на даче.

Фото: Б.Долматовский

Смыслову по-своему нравился Ботвинник, поскольку он восхищался человеком, с которым сыграл сотни нелегких партий, но Ботвинник всегда помнил старые раны. Белявский вспоминает, как он был дома у Ботвинника и анализировал с Патриархом некоторые его партии. Затем в разговоре с близким другом Ботвинника прозвучало мнение, что Василий Васильевич очень вежливый человек и никогда не делал ничего плохого своим коллегам. Ботвинник кивнул и сказал в своей ироничной манере, скрежещущим в таких ситуациях голосом: «Действительно, но ничего хорошего тоже!». Это был типичный сухой юмор Патриарха.

B то время все чемпионы мира имели собственные связи в Политбюро. Ботвинника поддерживал весьма и весьма влиятельный премьер-министр Молотов, и когда в 1952 году Сталин намеревался устранить Молотова, некогда стабильная позиция Патриарха пошатнулась. Это послужило причиной для устранения Ботвинника, действующего чемпиона мира, из команды, собиравшейся на Олимпиаду в Хельсинки – первую, в которой участвовала сборная СССР.

Могут читатели представить себе следующую картину, достойную кисти Репина? Последний день сбора советской сборной перед Олимпиадой в Хельсинки 1952 года. Всем уже стало известно, что Молотов, который помогал М.М. в любой ситуации, попал в немилость, его жену Жемчужину посадили. Члены сборной, устав от диктата Ботвинника, решили воспользоваться тем, что он после работы над докторской диссертацией был не в форме (здесь он был немного сам виноват) и проигрывал тренировочные партии на сборах. И Ботвинника всеобщим голосованием, при поддержке начальства «отцепили» от олимпийской команды. И чтобы полностью унизить чемпиона, отобрали даже прежде выданный спортивный костюм, так называемую «олимпийку»!

А жили на сборах в доме отдыха в Вороново. Условия там были не очень комфортные, даже умывальники были общие. И вот стоят рядом два великана – Ботвинник и Смыслов, чистят зубы, и Михаил Моисеевич говорит: «Не ожидал, Василий Васильевич, что вы будете против меня голосовать», Василий Васильевич, не прерывая процесс, простодушно отвечает: «А я не знал, Михаил Моисеевич, что вам станет это известно!»

Ботвинника поддерживал не только Молотов. Когда самый влиятельный начальник советской секретной службы Лаврентий Берия отказал Ботвиннику в удовлетворении ходатайства о даче, тот позвонил премьеру Булганину по вертушке от председателя Спорткомитета и с легкостью получил участок на Николиной горе (этот элитный район под Москвой находился тогда под контролем МГБ). Между прочим, Берия являлся большим любителем шахмат – в 30-х, когда он находился в Тбилиси, мастер спорта Николай Сорокин каждый вечер был обязан играть с ним партию.

В.В. обладал очень специфическим чувством юмора. Когда он шутил, его лицо озаряла веселая, добродушная, я бы сказал, подростковая улыбка, в особенности, если речь шла о Бронштейне, Геллере или Петросяне. Когда же он заговаривал о Ботвиннике – всегда становился крайне серьезным: «Ты же просто не знаешь, никогда не стой на его пути!». В свою очередь, он очень сочувствовал Ботвиннику, поскольку его жена серьезно болела на протяжении многих лет. Ботвинник всегда был готов бороться основательно, он относился ко всей команде своего оппонента (включая секундантов) как к врагам. Но надо отдать ему должное, у Ботвинника была забавная привычка ставить свою ярость во временные рамки. Например, когда он поссорился с редактором трехтомника избранных партий “страшным” полковником Батуринским (по прозвищу «Мопс», вечно гавкавшим на шахматистов, но помогавшим им и приличным добряком на деле), он попросту пообещал не разговаривать с ним ровно в течение одного года.

Фото: В.Некрасов

Гроссмейстер Макогонов был тренером советской команды, и он стал секундантом Смыслова, что было не очень правильным решением. Он должен был (или ему пришлось) бросить шахматы и сделать шаг в пользу карьеры профессора математики в техническом университете Баку. По прошествии некоторого времени Патриарх, который очень высоко оценивал его способности к позиционной игре, простил его и попросил дать несколько уроков маленькому Гарри Каспарову.

Во время второго матча Ботвинник – Смыслов В.В. применил несколько сильных новинок, тогда его секундантом, помимо Макогонова, был известный теоретик Симагин. Он имел опыт недолгой работы с Ботвинником. Подозрительный и мнительный Патриарх писал, что В.В. изобрел новый метод подготовки – он готовился не только к тому, что знал из репертуара оппонента, но и к тому, о чем не знал! Это был эзопов язык – oн имел в виду, что Симагин открыл некоторые подробности и секреты подготовки Ботвинника. Симагин, человек очень порядочный и честный, в течение многих лет пытался убедить Ботвинника и общественность в целом, что он никогда не предавал Патриарха.

Дача у первого советского чемпиона мира была очень простой и «минималистичной», поскольку Патриарх делал все своими руками и считал скромность в быту основным достоинством. Однажды Смыслов приехал к Ботвиннику на своей «Волге». Михаил Моисеевич поприветствовал его и предложил помыть машину, поскольку она была ну уж очень грязной. С большим трудом Василий Васильевич убедил Патриарха, что сделает это сам на следующий же день.

ВТОРАЯ МУЗА

 

Василий Васильевич был близким другом некоторых известнейших певцов, таких, как оперная звезда Иван Козловский, который родился с ним в один день. Вдвоем они часто выступали на стадионах во время известнейших представлений 60-х годов – «Живые шахматы». Это было очень популярное представление с ведущими шахматистами и артистами СССР, но потом организаторов арестовали. Причиной стал слишком большой доход, который расценивался тогда коммунистическими властями как преступление. Однажды Козловский со Смысловым выступали на стадионе и хотели убедить Ботвинника спеть с ними, но М.М. отказался под предлогом того, что предпочитает танцевать!

Василий Васильевич записывал компакт-диск со своими песнями в 1987 г. в Нидерландах. Ему дали там очень хороший оркестр, и В.В. относился к этому делу очень серьезно. Дело было в Тилбурге, и в один из дней за завтраком растерянный Василий Васильевич спросил у Белявского, не помнит ли тот третью строку песни о разбойнике Кудеяре – он сам забыл её перед записью. Белявский, смеясь, ответил, что не знает и первой!

Фото: Б.Долматовский

К слову, из известных гроссмейстеров свои песни записывали и издали диски также Николас Россолимо и Лайош Портиш. Бренчали на гитарах и пели Найджел Шорт и Андрей Соколов, но продукцией для потомков не разжились. Ну а Марк Тайманов выпускал диски без слов, которые вошли в золотую коллекцию фортепианной музыки 20-го столетия.

У В.В. был своего рода комплекс – он хотел быть оперным певцом, учился одно время в Консерватории, участвовал в конкурсе на поступление в Большой театр, имел своего преподавателя музыки в Ленинграде. Когда он прошел прослушивание у великого дирижера и страстного любителя шахмат Хайкина, тот ему культурно сказал, что в шахматах у В.В. получается все же получше. Но В.В. это не сбило с панталыку, в разговорах со мной он утверждал, что его голос с возрастом становится все лучше и лучше.

ВЫСОКИЕ ПОКРОВИТЕЛИ

 

Я уже говорил о том, что у Василия Васильевича была особая поддержка в высших партийных кругах. Ходили слухи, что представители высшего партийного руководства были среди близких родственников его жены (имелся в виду великий партийный идеолог Суслов). Когда Федерация поступала по отношению к нему, с его точки зрения, не слишком правильно, В.В. в одночасье решал эти проблемы после разговора с руководством Коммунистической партии. Например, у Смыслова были некоторые проблемы с ФИДЕ, так как согласно правилам поначалу экс-чемпионы мира не имели автоматического права участия в межзональных турнирах. В 1976 году, как только Смыслов услышал, что не будет играть в межзональном, он обратился к партийному руководству. Советская шахматная федерация решила «устранить это недоразумение» и немедленно «исправила ошибку», не придумав ничего лучше, как объявить о мнимой болезни Геннадия Кузьмина! Чем, собственно, уничтожила одного из величайших талантов советских шахмат. Позже экс-чемпионы, конечно, получили законное право квалифицироваться без отбора в межзональный цикл, но в Биль в 1976 году поехал именно В.В., а не Г.Кузьмин.

Что-то подобное имело место и в 1963 году. За несколько дней перед зональным турниром советская федерация приняла решение отдать одно из выходящих мест Смыслову (по подсказке ну очень высокого начальства). Это решение встретили с неприязнью остальные участники (Штейн, Геллер, Спасский, Суэтин, Корчной, Бронштейн, Холмов), получился «зональный турнир семи» (под этим названием он и вошел в историю шахмат), а не восьми! Аналогичный случай был на зональном турнире во Львове в 1978 году, когда перед матчем Карпов – Корчной советская федерация без отбора дала одно место в межзональном Михаилу Талю. Тут В.В. возглавил бунт гроссмейстеров, и участники чуть ли не объявили забастовку – лишь твердая позиция главного судьи Бондаревского не дала протесту развернуться. Пропустив В.В. в межзональный, федерация СССР сократила количество выходящих путевок другим. Но в Советском Союзе такие решения не оспаривались.

Иногда гроссмейстеры практиковали написание сомнительных писем партийному руководству, например, участники финала чемпионата СССР в 1947 году опротестовали участие будущего чемпиона Пауля Кереса, аргументируя свой протест его выступлением в турнирах Третьего Рейха. До сих пор имена этих «героев» не были опубликованы. Известно лишь, что мастер К.Кламан, выиграв у Кереса на том чемпионате, кричал, что разбил «этого фашиста»! В 1976 году Василия Васильевича заставили подписать письмо против Корчного, хотя он даже в самые трудные моменты демонстративно поддерживал Виктора Львовича.

Но в 80-х у Смыслова уже не было такой поддержки. Когда его матч с Рибли в полуфинале розыгрыша первенства мира был отменен, он написал письмо Генеральному секретарю ЦК КПСС Андропову. Ему назначили встречу с министром спорта Грамовым. Тот вел разговор в весьма неприятной манере – сказал, что Василию Васильевичу пора уже задуматься о вечном, а не о какой-то политике. Кому надо было думать о вечном, выяснилось довольно скоро – несмотря на то, что Грамов был значительно моложе Смыслова, он умер на 20 лет раньше него.

Тигран Петросян также имел мощные политические связи. Но я должен сказать, что его покровители действительно были большими любителями шахмат и состояли в близких отношениях с ним.

Вообще вниманием «власть имущих» В.В. обделён никогда не был. Мой близкий друг Вячеслав Михайлов, будущий министр РФ по делам национальностей и федеративным отношениям, стал хорошим другом Василия Васильевича и помогал ему время от времени.

Фото из архива автора

Не столь широко известен тот факт, что Василий Васильевич добивался помещения для Центрального шахматного клуба. Соседом и другом Смыслова в аристократическом небоскребе на площади Восстания, 1 был главный архитектор Москвы, он помог подготовить необходимые документы и нашел прекрасное место – особняк одного известного русского графа на Гоголевском бульваре, 14. Василий Васильевич вместе с Ботвинником подписали необходимое соглашение с мэром Москвы.

ДЕЛА ДОМАШНИЕ

В отличие от Ботвинника, у Василия Васильевича была шикарная дача и красивая квартира на площади Восстания в Москве (в одном из знаменитых домов сталинской постройки). Как-то мне довелось провести целую неделю на его даче в Раздорах – теперь одном из самых престижных районов Москвы. Припоминаю любимый завтрак Василия Васильевича – творог с клюквой и малиной.

Кстати, Василий Васильевич был первым чемпионом мира, который сам водил машину, в то время как и у Ботвинника, и у Петросяна были шофёры. Впоследствии только Спасский получил водительские права – очень странная и забавная закономерность среди чемпионов мира и гроссмейстеров в целом. Из теперешней десятки лучших только Топалов, Грищук и Мамедьяров умеют водить машину. Первым гроссмейстером, севшим за руль, был Милан Видмар. Не у всех получалось: Виктор Корчной на своей «Волге» просто врезался на перекрестке в Ленинграде в милицейскую машину. После чего плюнул и продал свое транспортное средство. Скажите после этого, что шахматисты-профессионалы к чему-либо пригодны, кроме шахмат! Об этом же Смыслову говорил в своё время сам Видмар.

По соседству с Василием Васильевичем была дача шахматного мастера, знаменитого руководителя советских шахмат в 60-е годы Михаила Бейлина, очень положительного и мудрого человека, бывшего адвоката. Они были близкими друзьями, но отношения испортились по какой-то смешной причине после того, как Бейлин помог Смыслову опубликовать его книгу избранных партий. Очень жаль, ведь Михаил Абрамович на самом деле очень много помогал Василию Васильевичу.

Для Василия Васильевича я был в какой-то степени как сын, поскольку, к сожалению, своих детей у него не было. У его жены был сын от первого брака, мастер спорта по шахматам Владимир Селиманов, который играл в первенстве мира среди юношей 1959 года. Впоследствии у него обнаружились психологические проблемы, он покончил с собой, выбросившись из окна. Для Василия Васильевича это стало большим ударом, ведь они много времени проводили вместе – он тренировал своего приемного сына. Эти события стали также причиной того, что в 60-х годах результаты Василия Васильевича были не столь высокими, как прежде.

Я много навещал его, спрашивал советов, разговаривали на разные темы…

Василий Васильевич: «Насчет кризиса я вспоминаю гениальную фразу одного профессора – времен, когда я учился в Московском авиационном институте. Тот нас учил на лекции: «Пожар в самолете – это стихийное бедствие, которого нельзя избежать! Вот так и с кризисом – избежать нельзя»…

Припоминаю, что когда мы обсуждали некоторых политиков и даже чемпионов мира, излюбленной фразой Василия Васильевича была: «Да не понимают они ничего! Они же ничего не могут предвидеть! Халтурщики (Дилетанты)!»

К сожалению, я думал, у нас еще очень много времени впереди – как я заблуждался!

РЕЛИГИЯ И МИСТИКА

 

Василий Васильевич был глубоко верующим человеком, все знали об этом, вот только в Советском Союзе такое положение вещей не приветствовалось. Вместе с Иваном Козловским они посещали проповеди их общего друга – митрополита Питирима.

Василий Васильевич общался с Патриархом Кириллом и даже однажды спросил его: «Хорошо ли я сделал, что потратил свою жизнь на шахматы?» 

В одном из снов в больнице В.В. приснился тот, чьего имени нельзя выговаривать – главный злодей. В.В. взял его за шиворот: «Отвечай, ты придумал эту игру?!» Тот под таким давлением сознался: «Да, мои делишки – не могу обманывать чемпионов мира!» Рассказал В.В. об этом посетившему его Борису Васильевичу Спасскому. На того рассказ сильно подействовал: «Да-а, нехорошо с Василием Васильевичем, нехорошо!»

Фото: Б.Долматовский

В.В. рассказывал Белявскому историю о подарке, который ему сделал Борис Спасский на день рождения где-то в 60-х годах. Это была маленькая статуэтка. После этого подарка у Василия Васильевича началась полоса неудач – в шахматах, неурядицы дома, недопонимание с женой. Однажды, когда пытался завести свою «Волгу» специальным металлическим устройством, то сломал руку. После этого Василий Васильевич не на шутку задумался о том, что могло спровоцировать такое количество мелких невезений и неудач. Как только он выбросил подозрительную статуэтку, в его жизни снова воцарился мир. 

В 1955 году он поехал в Югославию, после турнира в Загребе сыграл несколько сеансов одновременной игры в Любляне. Великий спец по трансформаторам, профессор, международный гроссмейстер Милан Видмар пригласил его в свой Институт и домой на свою виллу. У него имелся подлинный шахматный стол из супертурнира в Нью-Йорке 1927 года, с подписями Капабланки и Алехина. Для Василия Васильевича просьба Видмара тоже поставить подпись стала сюрпризом. Он немного стеснялся соседствовать с такими титанами и пытался отказаться, ссылаясь на то, что он не чемпион мира, как они. Видмар взглянул на Василия Васильевича и очень серьезно сказал, что это только дело времени. Меньше, чем через два года, пророчество сбылось!

А может, все дело в одной из фраз из нашего последнего разговора с Василием Васильевичем. Он сказал: «По-видимому, прав был Давид Ионович, когда говорил: «В жизни, как в шахматной партии, Бог дает шанс один лишь только раз».

Фото: Б.Долматовский

Василий Васильевич: «Я всегда чувствовал, что есть сила, меня поддерживающая – да и много раз в этом убеждался. Сейчас все говорят – кризис, кризис, а я вспоминаю великого Чарли Чаплина, который пел подходящую песенку: «Как хорошо, когда работа есть, работа есть!»

В апреле 1984 года, когда я был в Австрии с сеансами одновременной игры, мы волей случая остановились в одном отеле возле Западного железнодорожного вокзала. Василий Васильевич все еще был под впечатлением от победы в матче с Робертом Хюбнером. Он сказал, что именно судьба сделала из него шахматиста навсегда, и в матче с Хюбнером он победил благодаря Божьей воле.

В 70-х годах Василий Васильевич очень заинтересовался темой НЛО, собрал много литературы. Но когда он узнал, что его британские коллеги по изучению этой темы загадочным образом начали исчезать, он понял, что находится слишком близко к запрещенной информации. Единственным способом уберечься было остановиться и выбросить все сопутствующие материалы. Он также говорил мне, что компьютеры очень опасны, это творение дьявола, и поэтому никогда ими не пользовался.

В свои последние годы Василий Васильевич говорил, что шахматная жизнь существует также и в «потустороннем» мире. Ему снились сны, в которых он играл против Ласкера и Ботвинника. Это дало повод Василь Васильичу считать, что «там, в Зазеркалье» тоже играются турниры и идет борьба за настоящее первенство мира! Шутя, заявлял, что его ожидает в недалёком будущем последний турнир – Окончательный Чемпионат Мира, в котором примут участие все чемпионы. Он верил, что ЧЕМПИОНАМИ становятся неспроста – для этого нужно особое благословение от Господа. Здесь он не стоит особняком – великий виолончелист и друг шахмат Ростропович говорил, что на том свете попросит Бетховена написать что-нибудь для виолончели. Василий Васильевич был по натуре фаталистом (возможно, смерть Селиманова сказалась на его взглядах) и верил, что чемпионы мира каким-то образом «мечены судьбой». Он говорил мне: «Крамник меченый, а чемпионы мира ФИДЕ – нет».

В ОБЩЕМ, ПОСЛЕ ЭТОЙ ПОДГОТОВКИ…

Василию Васильевичу очень нравился Макс Эйве, однажды он признался в подражании ему. Как-то раз В.В. увидел фотографии, где Эйве занимался боксом перед матчем с Алехиным. Во время соревнований на Кубе он познакомился с известным советским тренером по боксу В.Огуренковым, который оказался большим поклонником Смыслова и предложил ему нестандартный способ улучшить психологический настрой перед претендентским матчем 1965 года с Геллером. Василий Васильевич трижды в неделю приходил на тренировки в московский ЦСКА, чтобы позаниматься боксом. Огуренков пользовался громадными перчатками – так называемыми «лапами», чтобы защищаться от Василия Васильевича. Смыслов говаривал, что никогда в жизни не уставал так, как на этих тренировках по боксу. Когда Геллер услышал о подготовке Смыслова, то нанял себе тренера по самбо.

Василий Васильевич не очень охотно шел на сотрудничество. И тяжело назвать его близких шахматных друзей и спарринг-партнеров, в отличие от Ботвинника – у того, правда, все менялось после пары лет сотрудничества. Секундантами В.В. были Бондаревский, Макогонов, Симагин, Алаторцев, в 1977-м на супертурнире в Ленинграде ему помогал Борис Гулько. А сам В.В. в том же 1977-м поехал помогать Борису Спасскому на его претендентском матче с Лайошем Портишем. Особенно стоит отметить, что ближе всего В.В. был с Алаторцевым, который оставил большие шахматы очень рано и занялся шахматной психологией. В течение четверти века он был начальником шахматной лаборатории ВНИФК. Там проводились различные исследования членов сборных СССР и давали рекомендации по всем вопросам функционирования шахматных профессионалов. Однако должен честно сказать как один из потребителей этого продукта – из этих исследований на практике ничего не применялось. Алаторцев помогал В.В. только в одном матче с Ботвинником, так как с 1954 по 1961 годы он исполнял функцию председателя шахматной федерации СССР. После войны до 1960 года советскими шахматами руководили Зубарев, Алаторцев и Бондаревский. Потом Лев Абрамов, Михаил Бейлин и Виктор Батуринский. В принципе, все люди были на своем месте.

В 1982-1984 годах Василий Васильевич чудесным образом, перешагнув 60-летний рубеж, стал реальным претендентом на звание чемпиона мира и вышел на матч с Гарри Каспаровым. Он предлагал мне стать его секундантом, но в то время я работал с Анатолием Карповым и вынужден был отказаться от такого весьма заманчивого предложения – одно из моих самих больших сожалений. Поэтому Василий Васильевич сагитировал Виктора Купрейчика, гроссмейстера с весьма агрессивным стилем атаки, и этот выбор оказался правильным. Именно Купрейчик своими дикими идеями сильно «растормошил» и активизировал игру Василия Васильевича.

ДЕЛА ЖИТЕЙСКИЕ

 

В.В. был очень нерешителен в решении бытовых проблем, особенно в том, что касалось покупок. Надежда Андреевна удивлялась: «Смыслов до 80 лет не знал, где находится продуктовый магазин». Она его всегда так называла, я никогда не слышал от нее ни «Вася», ни что-либо похожее.

В начале каждой из зарубежных поездок В.В., вооруженный списком Надежды Андреевны, проводил обход магазинов и после длительного рассматривания вещей совершал покупки. Сыграв партию, он потом демонстрировал их своим напарникам (в СССР на международные турниры предпочитали на всякий случай посылать двоих) и начинал выражать сомнения, подойдет ли это Надежде Андреевне то ли по размеру, то ли по цвету, то ли по фасону. На следующий день отправлялся в те же магазины и производил обмен купленных товаров. Потом процедура повторялась с интервалом в 3-4 дня. Чем приводил в неистовство персонал некоторых магазинов – пару раз В.В. возвращали деньги и отдавали товар бесплатно, лишь бы не проходить процедуру обмена в пятый раз! 

Есть одна легенда, о которой я так и не решился спросить Василия Васильевича. В то время игрались ежегодные матчи СССР – Югославия, а известная чемпионка Югославии Милунка Лазаревич, по оценке ветеранов, считается самой красивой шахматисткой в истории. В.В. симпатизировал ей, как, впрочем, и большинство гроссмейстеров мира. Но тут Надежда Андреевна написала в ЦК КПСС – как мол, так, чемпион мира – и так себя ведет. В.В. сразу вызвали и все объяснили. И он встал по стойке смирно: мол, все понял.

Но эти неприятности не сравнить с теми, что имел Давид Ионович, когда поступило письмо (с подписью) в ЦК, что он назвал сына Львом Давыдовичем Бронштейном в честь самого Троцкого! Хуже обвинения в то время придумать было нельзя. Пришлось Давиду Ионовичу покрутиться, как угрю на сковородке – были еще сталинские времена. История с В.В. случилась уже в начале оттепели, и за свою голову В.В. переживать не пришлось.

ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ

 

Нам с женой посчастливилось провести прекрасное время на Пальма-де-Майорке в 1989 году с четой Смысловых. Мы вместе ходили по магазинам, наслаждались морепродуктами в ресторанах. Для них мы были как дети! Где-то лет через 20 после этого я пожаловался Василию Васильевичу, что старею. На что он рассмеялся и сказал: «Не говори мне таких глупостей, мальчишка!» У его жены Надежды Андреевны уже много лет были проблемы с ногами, она не могла наслаждаться долгими прогулками на свежем воздухе, которые так любил Василий Васильевич.

Фото: Б.Долматовский

У него также были серьезные проблемы со здоровьем. В первую очередь, его очень беспокоило зрение – он лечился у известнейшего доктора и академика в Москве, но операции прошли не совсем удачно, и впоследствии даже западным офтальмологам не удалось спасти зрение Василию Васильевичу. Несколько раз он пытался лечиться на Западе, но его состояние только ухудшалось. Такая же судьба была и у Ботвинника – в течение последних лет своей жизни он был слеп. И это все последствия советского лечения! Все доктора, которые занимались лечением, были очень известными, все время давали интервью, но результаты и последствия оказались плачевными. У меня был подобный горький опыт лечения моей крестной дочки в офтальмологической клинике в Москве. В связи с неправильным лечением советских врачей скоропостижно скончались Штейн, Болеславский и А.Зайцев.

Также Василия Васильевича очень беспокоили проблемы с тазобедренным суставом. Поскольку он очень предвзято относился к советской медицине, то очень долго выбирал хорошего хирурга, впоследствии сделал правильный выбор, и на несколько лет его состояние улучшилось. Но через некоторое время после операции и реабилитационного периода он неудачно упал из-за проблем со зрением. Он выздоравливал во второй раз, но уже значительно медленнее. На то время он уже практически ослеп и говорил мне, что видел только тени. На шахматной доске с лампой ему все-таки удавалось разглядеть фигуры. До конца своих дней он мечтал о том, что ученые разработают какие-то чипы или другие приспособления, чтобы помочь таким людям с утерянным зрением, как он, снова видеть. Он всегда слушал программы на радио о разработках ученых в отрасли офтальмологии и время от времени отчитывался мне о новинках и прогрессе.

Если бы вы только знали, насколько бедно он жил! Доктора, которые забирали его в больницу, были ошеломлены увиденным. Но это были типичные реалии шахматного мира, так же, как и в случаях со Стейницем, Яновским, Ласкером, Шлехтером – которые умерли в бедности, а в случаях с Морфи, Рубинштейном, Раузером и Торре все закончилось в психиатрических больницах. Василий Васильевич, несмотря на обстоятельства, был очень оптимистичен, никогда не бил тревогу, не просил приехать и помочь ему. А он нуждался в такой помощи на протяжении десяти лет... А я был занят собственными делами, просто жаждал общения с поистине великим человеком, желая услышать как можно больше интересных историй.

Раз в месяц звонил Василию Васильевичу Смыслову спросить о здоровье и житье, мы разговаривали по несколько часов. Разговор начинался с того, что ничего нового не происходит. «Что делать, болят ноги, хожу уже с трудом по своей даче в Раздорах». Василь Васильич должен был как-то «двигаться» и принял на себя функцию доставщика продуктов. Ежедневно он с палкой и со списком продуктов от Надежды Андреевны отправлялся в поселковый магазин. Продавщица по списку наполнит сумку с колесиками, и Василь Васильич медленно побредет домой.

Василий Васильевич: «Глаза плохи – еле-еле вижу фигуры на доске. Недавно думал, что вдохновение меня оставило – не составлялись этюды, но вроде бы опять одна находка удалась. Вообще, составление этюдов спасает меня от смерти – самое важное, чтобы мозг работал, а физически я ведь никогда ничем не злоупотреблял. Но что делать – зима идет, тяжелое время. Завели мы с Надеждой Андреевной котенка Машку, и она нам скрашивает наше старческое одиночество. Здоровье подводит, сделал тяжелую операцию на бедренных суставах, хожу с палочкой теперь. Кошечка гуляет по ночам, а я не сплю до 2 часов ночи – составляю этюды и дожидаюсь моей кошечки с прогулки…»

У них с женой не осталось родственников, почти все друзья-ровесники также умерли. Для меня это было очень странно, поскольку я знал, что у отца Василия Васильевича было 8 братьев и сестер, поэтому и семья должна была быть ну очень большой. Хотел расспросить, как же так случилось, но так и не решился. Супруги Смысловы стали очень подозрительно относиться к каким-либо гостям и посторонним людям, поскольку некоторые недобросовестные посетители воровали у них предметы искусства с их дачи. Василий Васильевич рассказал о том, как их ограбили. Также к ним обращались люди с предложениями позаботиться о супругах до конца их жизни в обмен на недвижимость. Это был очень распространенный трюк аферистов в России, после подписания необходимых соглашений пожилых людей попросту убивали. Суть проблемы крылась в том, что стоимость недвижимости Смыслова была достаточно высокой: дачный участок стоил около 2 млн долларов, плюс квартира в престижнейшей высотке вместе с гаражом – еще 1 млн долларов. Но получить деньги наличными не представлялось возможности – пенсия чемпиона мира была очень маленькой, арендная плата за квартиру и гараж была очень низкой. Были также недоброжелатели, которые хотели заполучить дачный участок Василия Васильевича, поэтому действовали очень и очень агрессивно. В ноябре 2009 года во время нашего разговора с Василием Васильевичем он обмолвился, что очень хотел бы куда-нибудь эмигрировать, поскольку боится за свою жизнь, а холодный климат убивает его здоровье. Он сказал, что Виктор Львович Корчной может помочь ему переехать в Швейцарию. Вместо этого я предложил ему Черногорию либо Словению, в частности, Порторож – живописный город на морском побережье. Аргументировал этот вариант теплым климатом и поддержкой моих словенских друзей-шахматистов. Василий Васильевич попросил подыскать ему квартиру на первом этаже возле набережной, а также горничную и медсестру. Мой друг, гроссмейстер Джордж Мор нашел несколько неплохих вариантов, а также женщину, которая готовила бы и убирала дом. Цену также согласовали с Василием Васильевичем – около 300 евро в месяц. Приблизительное время переезда назначили на апрель – когда в России становится теплее. Самым трудным этапом была продажа дачи и квартиры Смыслова. Мы с А.Белявским хотели заняться этим сами, но потом решили, что такое дело может помочь провернуть лишь Александр Бах. Он был самым лучшим менеджером, которого я знал еще со времен работы в команде Карпова. Сам Василий Васильевич, как человек очень скромный, медлил с просьбой А.Баху об услуге. Я решил съездить в Порторож после чемпионата Европы в Риеке, посмотреть еще несколько вариантов домов и квартир. Василий Васильевич попросил наладить контакты с многочисленными россиянами, которые жили в Портороже. У меня было несколько человек на примете, которые очень хотели наладить отношения с Василием Васильевичем на почве общих религиозных взглядов. Ко всему прочему, шахматная федерация Словении была заинтересована в лекциях, которые Смыслов мог читать младшим ученикам. Сам Василий Васильевич несколько раз был в Словении, играл в претендентском турнире в городке Блед в 1959 году, но особенно ему пришлась по душе столица Любляна, где он гостевал у Милана Видмара.

По завершении работы в Риеке и Венгрии я должен был ехать в Порторож 29 марта. Зашел в Интернет, читал новости и... Мы все опоздали…

Фото: Б.Долматовский

Я должен был сделать это еще несколько лет назад, помочь решить все его жизненные бытовые вопросы. Журналисты, в свою очередь, должны были поддержать Василия Васильевича в написании мемуаров. У него накопилось очень много интересных историй о былых временах. К сожалению, у нас не осталось мемуаров от Болеславского, Бондаревского, Кереса, Петросяна, Фишера, Смыслова. Что-то писал Бронштейн, немножко больше воспоминаний на бумаге оставил нам Ботвинник. Великолепные мемуары написали лишь Авербах и Тайманов. Борис Спасский предпочитает устные рассказы. Очевидно, что этот громадный культурный фундамент рушится, поскольку все меньше информации и воспоминаний доходит до новых поколений.

Когда я был молодым, то интересовался лишь одной шахматной составляющей и слушал откровения великих с интересом, но вполуха. Когда стал постарше, то понял, что это было главным, а не то, как лучше переводить коня с g1 на с5 (по выражению Генны Сосонко). Пытаюсь вспомнить, научить журналистов шахматных, что главное не интервью с ребятками, которые школы не окончили и не видели ничего, кроме доски и гостиниц. А великие уходят – вот сколько знали и унесли с собой Матулович или Велимирович, великолепные рассказчики разных историй, особенно последний. Глигорич хотя бы писал о себе и о путешествиях, но тогда было не принято писать всего. А я считаю, что вопреки мнению некоторых, не надо скрывать правду о жизни великих. Они великие были в шахматах, а в жизни всякое случалось, но это и интересно.