Делились считалкой или по жребию, назывались еще "немцами" и "нашими" - холодная война шла вовсю, но подростки в политическую актуальность не вдавались. Насколько я знаю, и младшие поколения, вплоть до конца пятидесятых, а то и до самого кубинского кризиса воевали не с американцами, а с немцами, в основах массового сознания сохранялась единственная настоящая война - та, с которой у половины пацанов не вернулись отцы, деды, дядьки и соседи.
Поделившись, начинали готовиться к войне.
Прежде всего, в полном соответствии с тоталитарными представлениями о роли командования, каждая сторона строила "штаб" - рыли неглубокую землянку и накрывали ее шалашом из досок и обломков дверей, обрывков жести и половинок кирпичей, взятых на ближайших еще не разобранных развалинах. Там, где шли серьезные бои, такие развалины сохранялись долго, во всяком случае, я помню Сталинград году в пятьдесят третьем и даже в пятьдесят пятом: там еще едва ли не половина города стояла в руинах… Так что "штабы" строились очень похожие на настоящие командные пункты. В них обязательно ставили ящик в качестве стола и кирпичи вокруг него - это было необходимо для "совещания перед боем", мизансцена которого, как правило, воспроизводила знаменитый эпизод из "Чапаева". Для полноты картины - да и чтобы действительно поесть - из дому многие приносили вареную картошку, это по тем временам была неплохая еда даже и в зажиточных семьях…
Только закончив строительство "штаба", приступали к производству вооружения. Фабричных пугачей с пистонами, литых оловянных наганов и даже - выпускались и такие - пистолетов-самовзводов с прокручивавшимися пистонными лентами было мало, лишь у самых богатых и любимых уцелевшими отцами. Прочие, как и положено бойцам народной войны, обходились самоделками: выпиленными из доски автоматами ППШ с "магазином" из прибитой гвоздем плоской круглой жестяной коробкой от селедки в масле; найденными в земле ржавыми ножнами от немецкого штыка, в которые вбивалась палка с обструганной рукояткой; старательно вырезанными из дерева шашками с гардами из крышек от консервов… Еще были гранаты - кульки из фольги, набитые, прямо скажем, конским (полно было на улицах!) дерьмом. А самое серьезное, действительно опасное оружие делалось по образцу старинных пистолетов - к деревянной рукоятке-ложу прикручивали тонкую стальную трубку, найденную на свалке, казенную ее часть расплющивали, сбоку напильником прорезали щель для запала, в трубку плотно набивали головки от спичек и закатывали шарик от подшипника. Всем было известно, что одному пацану из четвертого "А" в прошлом году выстрелом из такого устройства выбили глаз, но это не останавливало. Никаких конвенций о запрещенном оружии не существовало, и один выстрел из самопала, даже не повлекший членовредительства, действовал, как атомная бомбардировка - выстреливший становился победителем.
И начиналось.
Логика войны очень быстро вытесняла условности игры. Сперва, конечно, просто бегали и орали "бэм! ты-ды-ды-ды-ды! ту-дум! ты убит, падай! падай, так нечестно, ты убит!!", ползали по-пластунски, устраивали засады в подвалах, однако в рукопашную не шли. Но постепенно все переходило в обыкновенную драку, нередко с использованием деревянных и металлических предметов, изображавших оружие, в качестве ударных средств, со свалкой и сидением на поверженном верхом. Брали "пленных", их вели в "штаб", но поскольку делать там с ними было нечего, после недолгого допроса "где Сталин" и "сколько у вас танков" (по мотивам сто раз смотренных фильмов), пленников отпускали при условии дальнейшего нейтралитета…
А кончалось все первой кровью - обычно из несильно задетого, но слабого от авитаминоза мальчишечьего носа. На первой крови игра прекращалась.
Случались, конечно, и просто хулиганские драки двор на двор, с порядочными кровопусканиями и даже пробитыми головами, но это было иное: не придуманное идейно-политическое противостояние "наших" и "немцев", а животное деление территорий, ксенофобское дикарство.
…Взрослая жизнь поражает разрушением границ между игрой и истинной враждой.
Когда речь идет о богатствах и их переделе, когда дерутся в сущности за кусок хлеба или золота, все понятно: звериный инстинкт в человеке заглушен, но вылезает наружу, как только находится материальная причина. Образ и подобие Божие искажаются, тварь оказывается сильнее духа - увы, таков сей земной, несовершенный, подверженный власти Зла мир.
Но не только материалистические интересы, а и взрослые игры приводят к крови и лишь усиливаются после ее первого пролития! Сколько вполне умозрительных теорий, безумных и маниакально претендующих на величие идей, искренних, но непоколебимых заблуждений, предрассудков и фантазий делались - и сейчас делаются - обоснованием гигантских кровопролитий, истребления людьми себе подобных! Одни молятся не так, как другие (заметьте, единому Богу) - и этого достаточно для пролития крови. Одни считают эффективной такую экономическую модель, а другие эдакую (неважно, какая эффективней на самом деле, важен сам факт расхождения) - уничтожить до последнего, как класс. Один условно, по крови (впрочем, никакие анализы этого не показывают) записан в эллины, другой в иудеи - и будем лить эту одинаковую, но разделенную языческими традициями кровь бесконечно.
Нормальные дети, вообще-то склонные к жестокости, разделяют игру и драку. Взрослое же человечество постоянно переходит от первого ко второму. Разве что в спорте отделяется игровое противоборство от грубой стычки, впрочем, футбольные фанаты постоянно норовят превратить забаву в войну. Да и олимпийские страсти сильно окрашены в националистические цвета…
Пожалуй, только шахматное деление на черных и белых остается условностью, играющие меняются сторонами, не пытаясь силой отстоять белую правду или черную справедливость. Конечно, можно гордиться национальной принадлежностью чемпиона, но это уже вне игры. А внутри самих шахмат нет "угнетенных пешек", "ферзей-эксплуататоров", "черных" в презрительном смысле и "белых" в смысле "арийцев".
За это-то я, в древней и благородной игре обнаруживающий патологическую тупость, испытываю к ней безоговорочное уважение.
|