ИЗ ДНЕВНИКОВ ЛАЗАРЯ БРОНТМАНА

Это имя сейчас ничего не говорит. А в свое время Лазарь Константинович Бронтман был начальником информационного отдела газеты «Правда», в которой проработал более 25 лет. Современники – неофициально, разумеется – именовали его «королем московских журналистов». И недаром: он участвовал в знаменитом автопробеге Москва – Каракумы – Москва, путешествовал в Арктике на ледоколах, одним из первых в мире журналистов побывал на Северном полюсе, дрейфовал на льдине с Папаниным, дружил с Чкаловым… В годы войны спецкором газеты часто ездил на фронт, не раз попадал под бомбежки и обстрелы, но судьба его берегла.

Конец жизни Лазаря Бронтмана был трагическим. В конце войны из-за усилившегося в верхах антисемитизма ему, по настоянию руководства газеты, пришлось взять псевдоним Лев Огнев. Казалось, всё идет по-прежнему. Но в 1949 году он был неожиданно осужден за «грубые политические ошибки», а если называть вещи своими именами – за дружбу с космополитами, прежде всего с академиками-врачами. Бронтмана изгнали из «Правды», лишили почти всякой возможности печататься… Результатом потрясений стала тяжелая болезнь (судя по всему, рак). Его друзья, летчики Громов, Коккинаки и Водопьянов, а также Папанин всеми силами пытались помочь Лазарю Константиновичу, устраивали в лучшие больницы и санатории. Но всё было тщетно. Он умер в 1953 году, в возрасте всего 48 лет.

 

Начальника информационного отдела «Правды» Лазаря Бронтмана современники – неофициально, разумеется – именовали «королем московских журналистов».

Когда я готовил 2-й том «Шедевров и драм чемпионатов СССР», я не знал, что еще в 2004 году внук журналиста выложил на сайте «Военная литература» (militera.lib.ru) дневники, которые его дед вел в 1932–1947 годах. «Уникальность дневников в том, – пишет внук, – что они писались в стол, для себя, сохранили аромат того времени, содержат тысячи уникальных эпизодов, нигде ранее не публиковавшихся». В числе собеседников Бронтмана – Сталин, Калинин, Молотов, Каганович, Микоян, министры, маршалы, академики… Но для нас, шахматистов, в первую очередь интересны, конечно, его разговоры с Ботвинником, Рохлиным, Котовым, Романовым (глава Спорткомитета), Синиловым (комендант Москвы)…  

Почитав дневники, я узнал, что Бронтман не просто посещал турниры, а любил играть в шахматы. Об этом говорят записи о его встречах с легендарным летчиком-испытателем Владимиром Коккинаки. Эпизод первый: «Приехали. Усиленно расспрашивал, кто что пишет. Сыграли пульку. Поговорили о шахматах («вот, возьми хорошие шахматы – приятно играть, плохие – и не хочется»)». Второй: «Вечером был у Кокки. Лежит – грипп. Сыграли три партии в шахматы. Играет вдумчиво, но средне».

Но самая показательная запись в дневнике 1940 года:

«Поехал. Захватил с собой Коршунова для съемок. Снимали и за письмами, и за газетой.

– Давай что-нибудь повеселее. Снимемся за шахматами.

Володя страшно обрадовался. Притащил шахматы. Сели с ним и забыли о съемке. Сыграли одну партию – он продул. Потом сел Коршунов – Кокки опять проиграл. Потом притащил костяные шахматы – подарок братьев. Продул мне опять две партии. Огорчился. Но, как всегда, проанализировал причины:

– Я проигрываю потому, что играю неактивно. И меня зажимают. Мало агрессии проявляю.

Это верно. Играет он прилично, но не активно».

Итак, перед вами «шахматные» фрагменты из дневников Лазаря Бронтмана – с апреля 1941-го по октябрь 1947-го (к сожалению, начиная с 1948 года он перестал делать записи – видимо, было не до этого). В русское издание, как вы поняли, я не успел включить эти замечательные свидетельства. Они увидят свет в английской версии, которая должна выйти в этом году. Конечно, если когда-нибудь зайдет речь о втором издании на русском языке, я обязательно включу эти эпизоды в книгу. Но зачем ждать так долго? Читайте и наслаждайтесь.

1 апреля 1941

Сейчас идет шахматный матч-турнир на звание абсолютного чемпиона СССР. Участвуют Ботвинник, Керес, Лилиенталь, Бондаревский, Смыслов, Болеславский. Начали они 25 марта в Ленинграде. Интерес к этому делу у всех очень большой. Борьба идет там «по гамбургскому счету», на совесть.

В четвертом туре играли Ботвинник и Бондаревский. Партия была отложена в напряженном и неопределенном положении. И вот, вскоре после объявления последних известий по радио, в редакции газеты «64» раздался звонок (было около 12 часов ночи).

– Говорят из секретариата Молотова. Вячеслав Михайлович просит, если это возможно и удобно, связаться с Ленинградом и узнать, как мнение самих участников об этой партии.

 

Матч-турнир на звание абсолютного чемпиона страны (1941). Ботвинник и Керес за партией 3-го круга. Фото из журнала «Chess Review» (№ 5, 1943).

По телефону говорил мастер Юдович. Он немедля вызвал молнией Ленинград, поговорил с Ботвинником, Бондаревским. Оба объективно оценили позицию. Затем он позвонил по оставленному телефону:

– Вот нас просили узнать о партии…

– Да, правильно.

– А кто у телефона?

– Молотов. Ну и что говорят?

Юдович обмер. Потом очухался и рассказал. Молотов внимательно слушал.

– А я с кем говорю?

– Мастер Юдович.

– Вы шахматный мастер?

– Да.

– А ваше мнение о партии?

Рассказал. Разговор продолжался минут 20. В заключение Юдович совсем осмелел и сказал:

– Вячеслав Михайлович! Вот беда: издаем мы бюллетень, посвященный матчу, а бумаги нет. Печатаем 1000 экз. и все нарасхват.

– А сколько нужно бумаги?

– Да тысяч на восемь.

– Больше ничего не нужно?

– Ничего.

На следующий день в редакцию «64» принесли пакет: в нем разрешение на 8000 экземпляров.

Всю сию историю мне рассказал Мартын Мержанов (спортивный журналист. – С.В.) во время вчерашнего ночного бдения…

7 сентября 1945

С 1-го по 4-е сентября проводился международный шахматный радиоматч СССР – США. Занятно. Я был дважды в ЦДРИ, где сидели участники. Разгром полный!

Вначале наши очень трусили. Перед открытием у меня был Рохлин – нач. штаба матча. Он считал (выражая общее мнение наших шахматистов), что Ботвинник выиграет со счетом 1,5:0,5, Смыслов и Болеславский продуют Файну и Решевскому, дальше – ничьи. Надежды возлагались на вторую пятерку (Бондаревский, Лилиенталь, Макогонов, Рагозин, Бронштейн). Председатель комитета по делам физкультуры и спорта Романов опасливо говорил нашему Капырину (видимо, сотрудник «Правды». – С.В.), что на этом матче он свернет себе голову.

 

Участники радиоматча СССР – США (1945). Сидят: Котов, Смыслов, Ботвинник, Рагозин и Флор. Стоят: Лилиенталь, Болеславский, Макогонов, Бондаревский и Бронштейн.

А вышло всё наоборот. Первый тур – 8:2, второй – 7,5:2,5 в нашу пользу.

Я был в зале во время первого тура. Начало в 5 часов. Ботвинник сидел скучая внешне, но напряженно. У него – черные, вот секундант принес ход Денкера, Ботвинник немедленно ответил. Смыслов – белые, сделал, не раздумывая, ход и встал прогуливаться. В глазах – озорные искорки. Вообще, ходил он очень быстро, первые 23 хода заняли в общей сложности 8 минут. И все время – прогуливался. Болеславский сделает ход – и уткнется в книжку. Подошел, взглянул: «Остров сокровищ» Стивенсона!!

Во время второго тура я сказал об этом Котову. Он рассмеялся:

– Знаете, я тоже могу читать, чтобы отвлечься. Ну 2–3 секунды. А он прочел всю книжку. А знаете, что он читал во время второй партии? «Одноэтажную Америку».

(Болеславский не единственный, кто так играл. Вот зарисовка с полуфинала СССР 1941 года о Дуз-Хотимирском: «Выделявшийся “львиной” седой шевелюрой, он, сделав очередной ход, открывал лежавшую на его коленях толстую книгу и погружался в чтение. Услышав щелчок нажатого соперником стерженька часов, отрывался от чтения, задумывался над позицией, делал очередной ход и снова обращался к книге». – С.В.)

Партии, в связи с передачей, тянулись очень долго. В первый день игра закончилась после 5 ч. утра. Я сказал Ботвиннику:

– Здесь не столики нужны, а койки.

Он смеется.

Во втором туре американцы пробовали жулить. Они забывали включать часы. Тогда наш представитель от полпредства Фоминых сказал деликатно: «Очевидно, у вас не хватает секундантов» и вызвал 5 мальчиков из полпредства.

5 декабря 1945

Вчера позвонил мне Рохлин – из шахматной секции Всесоюзного комитета по делам физкультуры и спорта. Сообщил, что на международный турнир в Лондон едут от нас 5–7 шахматистов (декабрь – январь), в том числе Смыслов, Болеславский и еще кто-то.

– Не смогли бы и вы поехать с нами? – спросил он.

– Я бы смог и с удовольствием, но вряд ли мне удастся вырваться.

– А если мы поставим этот вопрос перед Романовым и перед редакцией – вы возражать не будете?

– Ради Бога.

(На этот турнир наши шахматисты не поехали, о чем организаторы узнали… только в день первого тура! Причина неучастия? В самый последний момент выяснилось, что в турнире будет играть юный Артуро Помар, а с франкистской Испанией все отношения были разорваны. – С.В.)

20 сентября 1946

Только что закончился шахматный матч СССР – США, до этого наши шахматисты были на Гронингенском турнире в Голландии. Сейчас только и разговоров об этом. В Гронингене Ботвинник занял первое место, Смыслов третье, на втором был Эйве, отставший от Ботвинника на пол-очка.

Матч (как и прошлогодний по радио) закончился нашей победой со счетом 12,5:7,5, мы выиграли 8, проиграли 3, остальные – ничья. Вокруг матча много занятных историй.

Флор играл со Стейнером. В первой партии он выиграл пешку и тянул до перерыва, не доигрывая.

– Почему? – спросили мы у шахматиста Рохлина.

– Сало знает, что пешка – это деньги, – сказал этот близкий гроссмейстерам друг, – он просидит дома ночь за анализом и превратит ее в плоть и мясо.

Лилиенталь очень боялся за исход матча (он встречался с видным аналитиком Дейком). В Сочи он отдыхал вместе с известным угадывателем мыслей и полу-гипнотизером Вольфом Мессингом. Лилиенталь спросил его: может ли тот внушить, чтобы Лилиенталь сделал ничью? Тот: «Да!» Лилиенталь всячески ублажал его. На матче Мессинг сидел примерно в шестом-седьмом ряду. У Лилиенталя создалось сложное положение. Смотрим, подходит к Мессингу жена Лилиенталя, что-то шепчет ему на ухо, и быстро оба выходят из зала: видимо, пошли внушать. Лилиенталь обе партии свел вничью.

Москва, 19 сентября 1946 года. Встреча «на высшем уровне» в редакции «Правды»: Пауль Керес, Александр Котов, Вячеслав Рагозин, Михаил Ботвинник и Василий Смыслов. Третий слева – Лазарь Бронтман. Из архива Д.Бронштейна.

Вчера я пригласил Ботвинника, Кереса, Смыслова, Рагозина и Котова приехать в редакцию. Они приехали, конференц-зал был полнехонек. Пришел Поспелов (главный редактор «Правды». – С.В.). Я председательствовал и, по поручению редакции, поздравлял шахматистов. Ботвинник поделился своими впечатлениями о турнире и матче и произвел на всех превосходное впечатление, выступили и остальные. Потом сидели за чаем.

– Почему Решевский отказался играть в субботу?

– Раньше, хотя он и еврей, – говорит Ботвинник, – он отлично играл в субботу, но только не записывал ходы. Во время войны у него умер отец. Решевский говорит, что это – кара Божья за то, что он не соблюдал правил. Но, как мы узнали, у него есть старый дядя, который может оставить ему наследство, а дядя очень религиозный.

– Каковы перспективы матча на первенство мира?

– Заседала шахматная федерация (ФИДЕ), которая решила провести матч-турнир шести сильнейших: Кереса, Смыслова, Ботвинника, Эйве, Решевского, Файна в 1947 году в Голландии. Сейчас в Москве шли официальные переговоры. Эйве был уполномочен от ФИДЕ и имел доверенность от Файна, плюс Решевский, плюс мы. Очень жарко говорили вчера, и чуть не дошло до полного разрыва. Эйве требовал, чтобы матч игрался в Голландии. Он говорил, что терпеть не может играть в Голландии, что ему там мешают, что он там нервничает, что там слишком много о нем пишут, но не может назвать ни одной другой страны, где бы мог играть. Я перебрал все страны – сверху до низу – и везде не может, даже в Англии. Объясняется просто: везде, кроме Голландии, Эйве играет плохо и знает это. Поскольку у Эйве был мандат от Файна, следовательно, и Файн стоял за Голландию. Неожиданно к ним присоединился и Решевский, это было странно, но потом выяснилось: Эйве обещал Решевскому 2000 долларов от себя за согласие посетить Голландию. И вот уперлись и никак. Разговор шел очень резко, был на грани полного разрыва. Тогда я заявил, что вынужден буду опубликовать во всей шахматной печати: почему не договорились, и привести всё, что говорилось на встрече (в том числе подразумевалось и 2000 долларов). Наконец, они стали сговорчивее. Договорились так: половину играть в Москве, половину в Голландии, играть четыре партии, определили условия игры и проч.

– Почему в последней партии с Решевским вы предложили размен ферзей?

– Атака уже иссякла, обмен – для обострения.

– Почему отдали пешку на b7?

– Для обострения.

19 ноября 1946

Несколько дней назад я был в ВОКСе (Всесоюзное общество культурной связи с заграницей. – С.В.) на приеме польской делегации общества культурного сближения. Было много больше обычного артистов, писателей. Долго разговаривал с Рубеном Симоновым. Он жалуется, что мало хороших пьес, хотя для них и пишут многие, в том числе – Полевой. В заключение, конечно, попросил быть 29-го на юбилее театра Вахтангова и дать перед этим заметку. Артист Жаров уговаривал меня пить, но сам – нет.

Был там Ботвинник с женой. Говорили. Он просил напечатать его статью о кризисе роста шахмат (дали ее 18 ноября), ругал комитет (Комитет по физической культуре и спорту. – С.В.) за невнимание, сказал, что вряд ли будет участвовать во всесоюзном чемпионате в декабре, дабы: 1) не тратить силы перед розыгрышем мирового первенства, 2) не давать будущим партнерам новых партий и идей. (Уникальное свидетельство! Свой отказ от игры в чемпионате Михаил Моисеевич объяснил тогда желанием «продолжать научную работу», что выглядело более чем странно: кто ж уходит в науку накануне матч-турнира на первенство мира? – С.В.)

24 февраля 1947

Дня три назад был в ВОКСе на очередном приеме. На этот раз – Ливанской и Сирийской делегаций культурных связей с СССР.

Встретил там Ботвинника – как всегда подтянутого, светского, уверенного, с насмешливым блеском очков, в обычном темно-сером костюме. Он был один, жена танцевала в спектакле, в Большом, он нетвердо назвал постановку.

Сейчас в Ленинграде идет очередной чемпионат на первенство СССР. Участвуют все крупнейшие шахматисты, кроме Ботвинника. Турнир начался 1 февраля. Так как его отсутствие вызвало большое недоумение, я посоветовал тогда Ботвиннику официально выступить в печати. Он дал нам беседу, в которой сослался на то, что он занялся своей докторской диссертацией о синхронных системах (он – электрик). Попутно он оценивал шансы участников, считал претендентами Кереса, Смыслова, Болеславского, Бронштейна. Беседу мы дали числа 3-го.

Мы встретились с ним в ВОКСе, в банкетном зале, и разговорились. Принял участие в беседе и комендант Москвы, генерал-майор Кузьма Романович Синилов – грузный представительный мужчина, ярый болельщик спорта и – особенно шахмат.

 

За доской военный комендант Москвы генерал-майор Кузьма Синилов и Евгений Загорянский. Наблюдают за игрой мастер Владимир Алаторцев и одна из сильнейших шахматисток столицы Ольга Морачевская. На обороте надпись: «Владимиру Алексеевичу в знак дружбы и благодарности за уроки по шахматам, которые явились горьким испытанием для мастера Загорянского. Это только начало! Синилов. 24.12.43». Из архива В.Алаторцева. Публикуется впервые.

– Ну как вы оцениваете турнир? – спросил я.

– Всё идет так, как предсказывала «Правда», – улыбнулся Ботвинник. – Впереди Керес, Смыслов и Болеславский, вплотную за ними – Бронштейн.

– А кто возьмет? – вмешался Синилов.

– Сейчас Керес оторвался на пол-очка (это было после 10-го тура. – Л.Б.). Впереди еще очень много испытаний. Если бы Керес за время с 1940 года играл в крупном чемпионате, он бы несомненно взял первое место. А сейчас может и не вытянуть. Но шансы у него очень значительны.

– Не хотелось бы видеть его в короне чемпионата, – сказал комендант.

– Я знаю, что вы имеете в виду, – засмеялся Ботвинник. – Но не забудьте, что, когда Красная Армия приближалась к Эстонии, он был в Норвегии (или в Швеции? – Л.Б.), мог там остаться, но вернулся. Он любит своих двух детей, любит свою Эстонию. Правда, он, кажется, предпочел бы, чтобы она не была советской, но это он него не зависело.

– А как вы считаете шансы Болеславского? – спросил я.

– Очень высокими. Мы все недооцениваем его. Это очень крупный шахматист. Через десять лет он будет играть еще лучше.

– Чем объясняется странный миролюбивый старт Бронштейна? – продолжал я пытать. – Он с маху сделал шесть ничьих.

– Во-первых, он почему-то решил попробовать себя в позиционной игре, хотя всем ясно, что это – не его стихия. Во-вторых, – тонко заметил иронический собеседник, – он женился. Так что причину надо спросить у Игнатьевой.

– У кого?

– У Игнатьевой. Это его жена, шахматистка. Заняла, кажется, четвертое место в женском чемпионате. Она стала играть немного лучше, он немного хуже. Так и должно было получиться, иначе пришлось бы опровергнуть закон сохранения энергии.

 

Ольга Игнатьева и Давид Бронштейн со своим сыном Львом. Из архива Д.Бронштейна. Публикуется впервые.

Мы посмеялись.

– Что слышно с чемпионатом мира? – спросил я.

– Я махнул на это рукой. Вы помните, при вас же, здесь, в этом зале, осенью мы бились с Эйве, еле-еле уломали его играть не весь матч в Голландии, а половину в Москве. Эйве знает, что он хорошо играет только в Голландии, кроме того, для него это дело коммерции. Недавно они прислали два приглашения, чтобы официально всё закрепить. Ваш милый Романов (председатель комитета по делам физкультуры и спорта)…

– Последний из династии Романовых? – перебил генерал.

– …ответил, что матч должен играться в Москве. А это значит, что он не будет играться тут вообще, и его выиграют без нас. Напрасно думать, что они заинтересованы в нашем участии. Они знают, что без нас кто-нибудь из троих – Эйве, Файн или Решевский – будет чемпионом мира. А если будут участвовать трое наших – тут всякое может получиться. Но вот пойди, докажи. Я уже всюду писал и махнул рукой. Что мне – больше всех надо, что ли?

– А если мы сейчас упустим эту возможность?

– Сейчас мы можем автоматически, по уговору, послать трех: Ботвинника, Кереса и Смыслова. А дальше – надо лезть в угольное ушко. По утвержденным правилам следующий раз можно оспаривать звание чемпиона мира в 1949 году. Но для этого претендент должен занять первое место в международном (точнее, межзональном. – С.В.) турнире, затем сыграть в отборочном турнире претендентов, и только тогда допускается.

– А не чешутся у вас сейчас руки на ленинградский турнир? – спросил я.

– Очень чешутся, – просто ответил он.

– Не кажется ли вам, что Смыслов незакономерно проиграл Кересу? – спросил генерал.

– Очень закономерно, – живо ответил Ботвинник. – Он был убежден, что он черными проиграет, и блестяще реализовал свои убеждения. Я это увидел еще накануне, когда Вася в партии с Левенфишем (кажется. – Л.Б.) имел лишнюю пешку и хорошую позицию, но не смог ничего сделать. Он уже накануне думал о завтрашней партии с Кересом, считал, что проиграет ее, и поэтому не смог довести и партию с Левенфишем. Это же совершенно ясно. Надо знать Васю. Я, помню, играл с ним одну очень важную для него партию. Долго думал над длинным вариантом, а когда сделал ход, то увидел, что он вторым ходом может опровергнуть всё задуманное. Но Вася верил в меня. Он видел, конечно, этот ход, но полагал, что я не мог ошибиться, поэтому не сделал этого хода, пошел так, как я вначале рассчитывал, – и проиграл партию.

 

Вскоре меня остановил Романов. Он был навеселе, и весьма сильно, лицо его обрюзгло, но, как обычно, он был очень самоуверенный и чуть снисходительный.

– Что вы к нам не заходите? – спросил он.

– А что у вас делать? Рекордов нет, успехов у вас мало. ЦК вас не слушал еще?

– Нет, и – видимо – не будет. Готовится постановление Совета Министров, материально-техническое. Может, дадите тогда передовую?

– Ладно, напишу.

– Остро ставим вопрос о профсоюзных обществах, должно решиться.

– А как с розыгрышем первенства мира по шахматам?

– Будем участвовать, – без запинки ответил Романов. – Они не хотят играть в Москве, а мы настаиваем на своем. Вот в июне будет конгресс ФИДЕ, мы решили войти в эту международную организацию. И тогда внутри ее и решим этот вопрос.

22 октября 1947

Звонил мне вчера Ботвинник. Последний год он не участвовал в турнирах. Не играл в чемпионате СССР, и звание чемпиона завоевал Керес, не ездил в Англию с командой. По сему поводу мы получали много писем.

– Я решил до матча на первенство мира выступить один раз, – сказал он. – Пусть и обо мне попишут в газетах (и я почувствовал, как он улыбнулся в телефон). Есть две возможности – чемпионат СССР или всеславянский турнир. Но важно, чтобы это было в декабре, т.к. позже я уже буду связан чемпионатом мира. Хочу просить вашей поддержки, т.к. мои соратники будут всемерно затягивать это дело: зачем Кересу испытывать судьбу? Сведите меня с Шепиловым (первый заместитель начальника Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б). – С.В.).

Я обещал позвонить. Ботвинник сказал, что завтра (т.е. сегодня) он уезжает в Архангельское «работать», т.е. готовиться к матчу мира – он состоится 1 марта.

– Я отдыхал месяц в Барвихе и чувствую себя отлично, – сказал он.

– Играли в шахматы? – спросил я.

– Нет. Даже разучился. Давайте, попробуем!