С Альбертом Зиновьевичем я начал всерьез заниматься в возрасте 11-12 лет, и наше сотрудничество продолжалось многие годы. Его метод заключался в том, что он определял направление работы, но никаких готовых вариантов не показывал, настаивая, что ученик должен до всего доходить своей головой. Такой подход нельзя назвать современным: я, кажется, уже когда-то говорил, что в наше время популярно мнение, будто тренер нужен для того чтобы показать два-три дебютных варианта, после чего можно переходить к следующему тренеру. Мне повезло, что он заставлял меня трудиться самостоятельно и учил работать с информацией, что невероятно важно.

Сейчас у шахматистов в моде известная фраза об уравнении в правах, в которой «кольт» заменен на «Гудини». Я бы даже уточнил: вначале всех уравняла программа Chess Base. В юности я имел над соперниками значительное превосходство в знаниях за счет того, что мой тренер много думал о том, как обрабатывать информацию в докомпьютерный век. Его приемы систематизации приносят пользу и в наши дни.

У Альберта Зиновьевича совершенно потрясающий интерес к технике. Когда появились первые шахматные программы, то, несмотря на то, что я гораздо моложе, и казалось бы, должен был испытывать энтузиазм, происходило обратное – я выступал ретроградом, говорил, что «у нас в тетради все хорошо записано, зачем нам эти компьютеры». Он заставил меня привезти компьютер чуть ли не с первого заграничного турнира и потом с увлечением, которому я по-хорошему завидовал, осваивал все эти программы, причем, судя по всему, ни разу не прочитав инструкцию. Очевидно, процесс самостоятельного изучения доставляет ему огромное удовольствие.

Большое внимание уделялось анализу сильных и слабых сторон соперников. Идея была такая, что надо уметь играть различные типы позиций и иметь возможность варьировать свой стиль в зависимости от того, кто сидит напротив. Ставилась задача достичь универсализма и быть готовым действовать в разной манере.

Мы много работали над анализом своих партий. Считали, что сразу после турнира надо проанализировать все наиболее значимые партии, и в первую очередь проигранные. Мне представляется, что, несмотря на весь технологический прогресс, эти ценности важны и по сей день. Я вижу, что даже шахматисты высочайшего уровня в супертурнирах после игры бегут к компьютеру, нажимают на кнопку, чтобы узнать, в какой момент произошло отклонение от первой линии, и на этом разбор заканчивают. Хотя минимальный здравый смысл подсказывает, что необходимо разбираться, по какой причине допущена ошибка – что недосчитал, где произошел сбой в процессе мышления – и идти дальше, исправлять недостатки.

Мастер Альберт Капенгут был очень перспективным, творческим шахматистом, но ему не хватало спортивной жесткости. В какой-то момент он предпочел карьеру тренера, работал и с Карповым, и с Талем периода «второго расцвета», был секундантом Ахмыловской, когда она играла матч на первенство мира с Чибурданидзе (это время я уже хорошо помню). Его книга по защите Бенони, изданная в 1984 году, является настоящим учебным пособием, и даже совсем недавно я к ней возвращался. Для него характерно было нестандартное мышление, он искал свои пути не только в дебютах, но и вообще в игре за доской придавал большое значение тому, чтобы ходы, которые он делает, были оригинальными. И учил этому и меня, и других своих воспитанников – Илью Смирина, Юрия Шульмана...

Наша совместная работа шла в том числе и на турнирах, куда Альберт Зиновьевич ездил со мной несчетное количество раз. Он очень многое мне дал не только в шахматном плане. По приезде на турнир первым делом выяснялось, где в городе находится библиотека, брались книги, и значительная часть свободного времени посвящалась чтению. Любовь к книгам мне прививали и родители, поэтому она сохранилась на всю жизнь. Мне кажется, что это важно.

Одним из главных его хобби является увлечение искусством, и даже в те годы, когда получить книгу из-за границы было практически невозможно, у Альберта Зиновьевича была уникальная коллекция. Скажем, альбом Вашингтонской галереи как сейчас стоит у меня перед глазами, хорошо помню и альбомы всех великих художников. Тему он знал прекрасно, в этом я мог убедиться и впоследствии, когда он водил меня по Лувру, и по нью-йоркскому музею «Метрополитен», и по менее известным частным галереям. Неудивительно, что уже находясь в Америке, в зрелом возрасте Альберт Зиновьевич закончил университет с темой ключевого проекта «Параллели в творчестве Эгона Шиле». Причем делалось это на языке, которым он владеет не так хорошо, как родным. Но его знания настолько обширные (точнее говоря, просто заоблачные!) и интерес к теме настолько велик, что он смог добиться и этого.

Надеюсь, что Альберт Зиновьевич соберется и напишет воспоминания, поделится с любителями шахмат своим опытом и знаниями, ему есть о чем рассказать. Зачастую мешают сомнения – «а надо ли?» – и перфекционизм, из-за которого рабочие процессы затягиваются и не доводятся до конца.

У юбиляра растут замечательные внуки, хочется пожелать всего самого наилучшего его большой и дружной семье. А ему самому – крепкого здоровья, оптимизма и интереса ко всему происходящему в шахматах и в жизни.