|
|
№1
Выигрыш 1.Bf4 Ne3+!
2.Bxe3 e1N+! 3.Kf1! Nd3 4.Ra5! c1Q+ 5.Bxc1 Nxc1 6.Ra3.
Через какое-то время получаю письмо из «Шахмат в СССР»: вот те раз, Александр Кузнецов (подписавшийся – консультант по этюдам) заметил изъян в моем опусе! Оказывается, на 2-м ходу белые могут забрать черного конька и ладьей – 2.Rxe3 и на 2...c1Q последует 3.Bh6+ Kg8 4.Re8+ с выигрышем. Но приуныть я не успел – в письме указывалось и простое исправление: переставить черную пешку с f7 чуток наискосок, на g6 – и всего делов-то. В 1966-м этюд (в исправленном виде), как говорится, увидел свет и удостоился классиком из Усть-Каменогорска В.Якимчиком 2-го похвального отзыва в годовом конкурсе журнала. Ну, а с Петровичем как-то сразу дело дошло до сочинения совместных этюдов в силу нашей обоюдной тяги к парадоксам на доске с безусловным приматом содержания над формой.
№2
Ал.Кузнецов, В.Нейштадт
«Бюллетень ЦШК», 1974 г.
2-й приз
Ничья Вот как прокомментировал наш этюд Петрович в сборнике «Избранные композиции», который ему не довелось увидеть (об этой книге – ниже). «У черных сильные пешки. В противовес белые могут создать атаку по большой диагонали и первой горизонтали. 1.Rd3 c4! Закрывая большую диагональ, черные препятствуют замыслу белых. 2.Rd1+ b1Q 3.Bg7+ c3 4.Bxc3+! bxc3 5.Rc1! Соль комбинации белых. Ладью нельзя брать из-за пата. 5...Kb2 6.Nd3+ Ka1 7.Ne1 – позиционная ничья».
Эрнест Погосянц в судейском отчете написал – «романтический этюд с характерными для этого жанра достоинствами и недостатками». В один из моих тогдашних набегов в Белокаменную Петрович повел меня в гости к Эрнесту Левоновичу, которого я до этого не видел. Он оказался таким крепышом среднего роста с короткой борцовской шеей, грузноватым, одышливым, супругу Зинаиду при нас любовно-шутливо называл Зинкой. Она угостила вкусными котлетками с картофельным пюре, после начали показывать друг другу свои этюды, и он поразил меня тем, что всерьез называл себя гением. Мудрый Петрович при этом добродушно-понимающе улыбался, для него, наверное, такая самооценка хозяина квартиры была не внове… Передвигая фигуры по доске, вникая в позицию, Погосянц моргал глазами, на округлом смугловатом лице его появлялась какая-то устрашающая гримаса. Это у него получалось непроизвольно.
Потом он вышел нас провожать, мы тепло распрощались. Какое-то время переписывались, даже сочинили пяток совместных опусов. Но потом, к сожалению, отношения с этим необычным человеком, выплавлявшим несметное количество этюдов (впрочем, многие из них были просто набросками, эскизиками), испортились.
А как получилось. Он присылал мне в Барнаул для публикации в краевых газетах короткометражки – красивые, но зачастую с заимствованными у других авторов сюжетами. Я сперва что-то публиковал, но потом, собравшись с духом, попенял ему: это Вы, извиняюсь, взяли у этого, а это, снова прошу прощения – у того-то. И получил в ответ почтовую открытку, в которой не на шутку разозлившийся столичный мэтр угрожал: при таком отношении к заслуженным этюдистам я просто-напросто закрою себе дорогу в композицию…
Через какое-то время он, правда, сменил гнев на милость, и прислал новую порцию короткометражек для нашей краевой прессы. Но сколько их там было в его письме – я даже не стал смотреть, обида еще не прошла и я ему не ответил. Конечно, у него было немало и самобытных этюдов, собственных находок, он обладал великолепной техникой, несомненным даром импровизатора и, думается, вполне заслуженно стал гроссмейстером. Как-то Анатолий Кузнецов в одном из писем мне сообщил о своем ученике: «Погосянц серьезно болен. Нигде не появляется». Эрнест умер в 1990-м на 56 году жизни. Мир его праху…
№3
Д.Годес, Ал.Кузнецов, В.Нейштадт
Конкурс профсоюзов Татарстана, 1989 г.
2-й почетный отзыв
Ничья 1.Bd3 – чтоб ладья подхватила поле f6 и смогла шахнуть на f1. Попытка создать батарею – провальна:
1.Be4? g2 2.Qxg2+ Kxg2 3.Rf6+ Kg1 4.Rxa6 Nxa6 , а если 2.Rf2 , то 2...Nc2+ 3.Bxc2 Qf1+.
1...Nc2+! 2.Bxc2 g2 3.Be4 Ne3 ( 3...Qe2 4.Qxg2+ Kxg2 5.Re3+ Kf2 6.Rxe2 Kxe2 7.Bxd5 ; 3...Qc4 4.Rb3 Qd4+ 5.Kb1 ) 4.Qxg2+! Nxg2 5.Bd3 Qb6 6.Rf1+ Qg1 7.Bb1! Nf4 8.Be4+ Ng2 9.Bb1 с позиционной ничьей.
Набросок с финальной позицией я опубликовал в местной алтайской прессе еще в 60-е. Затем мы с Петровичем нарастили к нему неплохое вступление, однако этюд оказался с дырой. А гроссмейстер ИКЧФ Дмитрий Годес (кандидат философских наук, одно время проживавший в Барнауле, трагически погиб в 2005-м в Рязани) двадцать лет спустя нашел несколько другое вступление к основной игре, но старшего из соавторов к тому времени уже не было в живых.
И вот возвращаюсь к тому, как осенью 1972-го впервые у Александра Петровича побывал… Сын небогатых родителей, я сразу почувствовал себя у него своим среди своих, так сказать, в социальном плане. Жил он в самой обычной пятиэтажке (или 4-этажке – точно уже не вспомню), в такой же, как наша семья в Барнауле, скромно и во многом и похоже обставленной квартире. Его старенькие шахматы-магнитки с потертым красным футлярчиком меня поразили отсутствием нескольких фигурок (их заменяли какие-то маленькие магнитики)… Это у такого известнейшего-то этюдиста! В другую нашу встречу мастер, добродушно усмехнувшись, поделился, что он у своей Раисы Ивановны (с ними жила ее взрослая дочь) – в примаках. По-моему, он немножечко даже побаивался супруги, женщины с решительным властным характером, чувствовалось, – главной в семье…
Трудовая биография Петровича началась, кажется, с должности товароведа. Участник Великой Отечественной, с фронта вернулся инвалидом (вследствие тяжелой контузии у него постоянно едва заметно подрагивала голова, заметней – при напряжении мысли) и, как он подшучивал над собой, был одним из немногих солдат, пришедших с войны без наград. Но я читал о нем, что он был награжден медалями СССР… Много лет проработал он техником декоративного садоводства в Государственной библиотеке им. Ленина по озеленению ее территории. Был заядлым садоводом, из-за чего в летнюю пору этюды практически не сочинял. Где-то в конце 70-х Петрович написал мне, что тяжело и опасно заболел, что теперь ему лучше, но полностью излечиться от его заболевания невозможно.
Он успел прокомментировать свои лучшие задачи и этюды для сборника «Избранные композиции», но выхода его в свет не дождался. В этой объемистой книге (вышедшей в 1985-м в ФиСе) представлены также произведения А.Грина (псевдоним Александра Павловича Гуляева), Альфреда Домбровскиса, Авенира Попандопуло, Рафаэля Кофмана (он же и составитель сборника). Небольшая преамбула к творческому отчету Александра Петровича в «Избранных…» – это сухая такая казенная справочка. А ведь в его учебных конкурсах в «Шахматах в СССР» прошли огранку недюжинные дарования такие известных этюдистов из российской глубинки как Василия Долгова, Юрия Дорогова, Юрия Землянского, Бориса Сидорова… Ученики Петровича, если бы к ним обратились, могли бы по-человечески рассказать о нем.
В тот мой приезд в Москву Петровичу было 60, но выглядел он старше своих лет, такой с виду как бы простоватый «деревенский дедушка» с щербатой улыбкой, зимой ходил по дому в стареньких пимах с заплатками. Внешность никоим образом не соответствовала его сути – самоироничного интеллигента, оригинального этюдиста, коллекционера почтовых марок и грампластинок звезд оперного искусства… Перво-наперво он начал показывать мне толстенные альбомы с марками, поясняя – какие из них самые ценные. А ценных там было немало, он был крупный филателист, может, один из крупнейших в Союзе. Потом перешли к музыкальной составляющей его коллекций.
Тут я, решив показать, что не лыком шит, поинтересовался, нет ли у него пластинки с серенадой Смита в сильно нравившемся мне тогда исполнении Константина Огневого. Он усмехнулся и стал на стареньком проигрывателе заводить пластинки с голосами Марио Ланца, Беньямино Джильи – мол, почувствуй разницу. Я не раз слушал его интересные рассказы о знаковых фигурах в истории итальянской школы оперного пения. Но все же наибольший интерес для меня представляли его рассказы о знаковых фигурах в истории отечественной шахматной композиции, ведь рассказчик и сам был из той могучей кучки первопроходцев. Бывал в гостях у Василия Платова и его брата Михаила, Абрама Гурвича, Марка Либуркина… «Общаясь с Марком Савельевичем, – вспоминал Александр Петрович, – многое у него почерпнул, несмотря на то, что по стилю мы разные этюдисты». Кстати, Либуркин оценил 2-м призом один из остроумнейших кузнецовских этюдов на конкурсе «Шахмат в СССР» 1938 года.
И вот, как рассказывал Петрович, однажды в один из жарких летних дней того же 38-го он заглянул в букинистический на Сретенке, а навстречу – Каминер и Сомов. И что ему запомнилось – вид у Сергея был усталый и невеселый, не располагавший к разговору, потому Петрович просто поздоровался с ними и зашел в магазин…
Тот самый «Бук» на Сретенке, и я здесь бывал – только уже в 70-80-е…
Если они встретились у старейшего столичного «Бука» перед самым арестом Каминера, то, надо полагать, Сергей на тот момент уже успел вычитать в «Шахматах в СССР» гранки со своим судейским отчетом по конкурсу клуба шахматно-шашечного мастерства ВЦСПС (сканы с итогами конкурса – в 5-й части нашего повествования). После исчезновения на Лубянке соведущего по этюдному разделу в «64» Сомов-Насимович перешел на такую же внештатную должность в «Шахматы в СССР», где на следующий год в №4 опубликовал следующую заметку:
«Окончательный результат Всесоюзного конкурса этюдов клуба ш-ш. мастерства ВЦСПС
В этюде №44 Г.М.Каспаряна, получившего второй приз, обнаружен дефект во вступительной игре (указано автором этюда, а также В.А.Чеховером). В связи с этим этюд из конкурса исключается, а ставшие за ним этюды передвигаются на одно место выше.
Этюд №50 из того же конкурса, ошибочно опубликованный под одной фамилией Каспаряна, является коллективным произведением трех авторов: Г.М.Каспаряна, А.П.Долуханова и В.А.Королькова (сообщено Г.Каспаряном)».
Получилось так, что Сомову-Насимовичу пришлось завершить судейские дела, которые не дали завершить его другу энкаведэшники…
Теперь посмотрим этюд будущего неофициального чемпиона мира в проекции, высоко отмеченной Каминером, вероятно, ожидавшим тогда со дня на день ареста.
№4
Г.Каспарян
Всесоюзный конкурс клуба ш.-ш. мастерства ВЦСПС, 1938 г.
2-й приз
Выигрыш Задумано: 1.f6 b3 2.f7 Rg1+ 3.Rd1 Rxg7 4.Rd2+ Ka1 5.f8Q Rg1+ 6.Rd1 Rg2 7.Qa3+ Ra2 8.Rd2!! Rxa3 9.Rb2! Ra2 10.Rb1#. «Легко построенный этюд с красивой заключительной жертвой ферзя, приводящей к цугцвангу» – комментарий Каминера, не заметившего, однако, сильную контригру черных:
2...a3! (вместо 2...Rg1+ ) и если, например, 3.Rxb3 , то 3...Rf2! 4.Rb7 Rc2+ и т. д. Или 3.Kd1 Rf2 4.f8Q Rxf8 5.Bxf8 b2 6.Rxa3+ Kb1 7.Rb3 Ka2 8.Kc2 b1Q+ 9.Rxb1 – пат.
Александр Долуханян (Долуханов) – дважды композитор: музыкальный и шахматный
Будучи солдатом срочной службы, я перед отбоем частенько сражался с шахматистами-однополчанами в красном уголке нашей энской части. При этом обычно на пару с ереванцем Левоном (игравшим в силу крепкого первого разряда) затягивали армейскую задорную «У нас в подразделении хороший есть солдат».
Левону особенно удавался куплет «Парень хороший, парень хороший, как тебя зовут? По-армянски Ованес, а по-русски Ваня»… Да что там, вся страна напевала в те годы эту славную песенку Долуханяна, символизировавшую нерушимую дружбу народов Страны Советов. Но все же его самым главным, как бы сейчас сказали, хитом была, конечно, «Ой ты, рожь», из года в год звучавшая и со сцены в Кремлевском Дворце, и на полевых станах, особенно, не ошибусь, на бескрайних нивах нашей алтайской житницы.
О том, что автор этих хитов Долуханян и этюдист-романтик Долуханов – одно и то же лицо, я впервые узнал еще до армии, из сборника Владимира Королькова «Избранные этюды». С обоими классиками – Корольковым и Каспаряном, Долуханов сочинил несколько интереснейших новаторских этюдов, завоевавших высокие отличия на крупнейших конкурсах в 30-е. Играл он тогда практически в силу мастера, демонстрируя эту мастерскую хватку прежде всего в чемпионатах родной Армении: один раз поделил 1-2 места с Каспаряном, а на следующий год занял чистое 1-е, оставив за спиной друга и соавтора.
После войны Александр Павлович (переехавший в Москву весной 40-го), к сожалению, от этюдного творчества отошел, да и в турнирах играл все реже. Но при случае засиживался за доской с собратьями по искусству – Д.Ойстрахом, Я.Флиером… А вот с одним из своих близких друзей Тиграном Петросяном композитор не сыграл ни одной партии, но это у них был такой уговор. «Сблизила их, – пишет Ю.Святослав в сборнике «Александр Долуханян. Воспоминания и статьи» (М., 1988), – поистине юношеская любовь к футболу (оба были страстными болельщиками «Спартака», не пропускали ни одного его матча, невзирая на капризы погоды) и к… нардам. За этой игрой они часто просиживали до поздней ночи».
…15 января 1968 года Александр Павлович собрался ехать в подмосковный Дом композиторов «Руза» к своему другу Эдуарду Колмановскому. В «Рузу» был путь и супруги автора «Хотят ли русские войны» и других замечательных песен Тамары Наумовны, доцента одного из столичных вузов, принимавшей в тот день экзамены. Эти экзаменационные дела ее задержали, выехали уже под вечер. Опытнейший классный водитель, Александр Павлович в сумерках слишком поздно заметил на дороге трамбовавший снежный покров каток и врезался в него. Погибли и композитор, и его пассажирка.
…О коллективном произведении, «ошибочно опубликованном под одной фамилией Г.Каспаряна», Каминер в судейском отчете написал следующее: «Оригинально медленное отступление белых по вертикали (точнее – по горизонтали – В.Н); к недостаткам этюда следует отнести искусственность построения и легкость решения». По всей видимости, это последнее, что вышло из-под пера Сергея Михайловича. А его друг и соавтор Женя Сомов позднее подвергнет сомнению корректность коллективного этюда…
№5
А.Долуханов, Г.Каспарян, В.Корольков
Всесоюзный конкурс клуба ш.ш. мастерства ВЦСПС, 1938 г.
2-й похвальный отзыв
Выигрыш 1.Ke1 (король приступил к прокладке пути для своей ладьи) 1...h5 (чтобы вражеский король не выскочил через h2, но белые начеку!) 2.h4! Ba2 3.Rd1
(конечно, черную ладью нельзя срубить из-за мгновенного пата) 3...Bb1 4.Kf1 (но не 4.h3 Ba2 с цугцвангом и ничьей) 4...Ba2 5.Re1 Bb1 6.Kg1 Ba2 7.Rf1 Bb1 8.Kh1! Ba2 9.Rg1 Bb1 10.h3! (вот теперь в самый раз!) 10...Ba2 11.Kh2 Rxg1 12.Kxg1. И вот в том же №4 «Шахмат в СССР» за 1939 год Сомов-Насимович усомнился: «Не видно, однако, выигрыша за белых после 3...Rb1 вместо Bb1, напр.: 4.Rxb1 Bxb1 5.Kd1 Bc2+ 6.Kc1 Bd1 , и брать слона нельзя из-за пата. Если же белый король пойдет вправо, чтобы забрать пешку h5, то черный слон успевает попасть на поле f5, после чего выиграть белые не могут. Прорыв на с4 ничего не дает». Теперь откроем каспаряновский сборник «Этюды, статьи, анализы» (ФиС, 1988), где Генрих Моисеевич, деликатно не упомянув про это «опровержение», дал ремарку к 3-му ходу черных – «размен ладей (в случае 3...Rb1 – В.Н.) проигрывает – см. финал» и после 12.Kxg1 пояснил: «Белые выигрывают следующим образом: 12...Bb1 13.Kh2 Bc2 14.Kg3 Bd1 15.Kf4 Be2 16.Kg5 Bf1 17.Kxh5 Bxh3 18.Kg5 Bg4 19.Kf4 Bh5 20.Ke3 Bg6 21.Kxf3 Bh5+ 22.Ke3 Bg6 23.f4 Bf5 24.h5 Bh7 25.h6 Bg6 26.Kd4 Bh7 27.Kc5 Bg6 28.c4 bc 29.Kxc4 Bh7 30.Kc5 Bg6 31.b5 ». Евгений был неправ!
A свой некорректный этюд из конкурса ВЦСПС-38 Каспарян в новой редакции опубликовал на следующий год в «Шахматах в СССР», где он был отмечен первым призом:
№6
Выигрыш 1.Bg5 b3 2.Rd2+ Ka1 3.f7 ( 3.Be3? b2+! 4.Rxb2 Rxf6 5.Bd4 Rf1+ 6.Kc2 a3! 7.Rb1++ Ka2 8.Rxf1 – пат) 3...Rxg5! ( 3...a3 4.Rd1 Rd6 5.f8Q b2+ 6.Kc2+ Rxd1 7.Qxa3# ) 4.f8Q Rg1+ 5.Rd1 Rg2 6.Qa3+ и т. д.
«Главную ценность этюда составляет эффектный конец, совершенно неожиданный при такой простоте материала» – восторженный комментарий судьи конкурса, которым был… все тот же Сомов-Насимович. Евгения самого через несколько лет загребет карающая длань, и он так и не узнает, что Сергея уже нет в живых. Им обоим была уготована страшная участь.
«ПО ПЕРВОМУ ВАРИАНТУ ПЛАНА – ПУТЕМ МЕТАНИЯ БОМБ»…
Этот снимок въезжающего на территорию Кремля ЗИСа-сто первого я нашел на сайте «Старая Москва»
Точной датировки фотографии нет, где-то между 1936-м и 1940-м. Характерная для осенней поры туманная вуаль… Основываясь на записях кремлевских дежурных секретарей, возможно, это Ежов к закату дня едет на очередную встречу со Сталиным 5 сентября 1938-го.
Когда в 18.50 наркомвнудел тем вечером зашел к Сталину, они 15 минут оставались с глазу на глаз. Возможно, хозяин кабинета сразу же углубился в доставленное его питомцем спецсообщение «О террористической группе в резиновой промышленности» от 2 сентября (до этого Ежов был на приеме у вождя более двух недель назад, 20 августа). На спецсообщении был, понятно, гриф «Сов. Секретно», но сейчас и мы с вами, дорогие читатели, можем его прочесть. Текст воспроизводится по первоисточнику (АП РФ Ф.3 Оп. 58.Д. 366. Л. 1-4. Подлинник. Машинопись).
«Секретарю ЦК ВКП (б) тов. Сталину
На основе добытых агентурных и следственных данных 8-м отделом 1 Управления НКВД выявлена террористическая группа из числа участников правотроцкистской организации, существовавшей в резиновой промышленности.
Террористическая группа намечала произвести террористический акт в день авиации 18 августа с. г. на Тушинском аэродроме.
Группа была создана по инициативе одного из руководителей правотроцкистской организации, быв. наркома БРУСКИНА и возглавлялась участником антисоветской организации, быв. главным инженером Главрезины КОМАРОВЫМ.
В состав террористической организации входили КАМИНЕР – быв. нач. технического отдела Главрезины, ПОЛУНИН – инженер Спецотдела Главрезины, ЯНЦ – административно высланный в г. Куйбышев и сотрудник ТАСС КУЗНЕЦОВ.
В мае месяце с. г. БРУСКИН поручил ЛУКАШИНУ подобрать подходящих людей из числа участников антисоветской организации для совершения террористического акта над тов. Сталиным.
Для этой цели ЛУКАШИН привлек КОМАРОВА, который в свою очередь завербовал непосредственных исполнителей террористического акта. Затем ЛУКАШИН связал КОМАРОВА с БРУСКИНЫМ.
По первому варианту плана, разработанного КОМАРОВЫМ, террористическое покушение было намечено совершить путем метания бомб.
Бомбы должен был достать БРУСКИН, но в связи с его арестом этот вариант отпал.
Тогда КОМАРОВ, будучи еще ранее связанным по шпионажу с сотрудником германского посольства ВАЛЬТЕРОМ, договорился с ним об оружии.
Боясь вызвать подозрение частыми отлучками из Москвы для конспиративных встреч с ВАЛЬТЕРОМ, КОМАРОВ связал с ним участника террористической группы ЯНЦА, не имеющего определенных занятий и постоянного места жительства.
ЯНЦ, встретившись три раза с ВАЛЬТЕРОМ, информировал его о ходе подготовки террористического акта.
ВАЛЬТЕР условился с ЯНЦЕМ 18 августа, в день намечавшегося террористического акта, встретиться между 6-7 часами утра на ст. Пушкино и передать ему два револьвера.
В целях конспирации ВАЛЬТЕР не назвал ЯНЦУ свою настоящую фамилию, а представился как ЛЕМКЕ.
Получив револьверы, ЯНЦ должен был немедленно выехать в г. Москву и явиться на квартиру КАМИНЕРА, где остальные участники террористической группы должны были его ожидать для того, чтобы вооружившись, вместе отправиться на Тушинский аэродром.
Утром 17 августа КАМИНЕР специально посетил ЯНЦА на ст. Пушкино с тем, чтобы договориться о времени доставки оружия.
Билеты на аэродром КАМИНЕР в этот же день достал через своего знакомого КУЗЬМИНА.
К вечеру 17 августа участники террористической группы (за исключением ЯНЦА) собрались на квартире КАМИНЕРА для уточнения действия каждого, где и были арестованы.
Все участники террористической группы сознались. Их показания подтверждены допросом быв. нач. Главрезины ЛУКАШИНА и быв. нач. Главкаучука БЕЛОВА.
Следствие продолжается.
Нач. 3 отдела 1 управления НКВД СССР майор государственной безопасности ГРИГОРЬЕВ».
1-я Мещанская, дом 43. Фото начала 30-х из фондов ГНМА имени Щусева. По этому адресу в квартире №3 бывшего особняка купчихи Н.Кузнецовой жил Каминер. Здесь у него наверняка бывал Евгений Сомов. Здесь, как следует из вышеприведенного «сценария» за подписью майора ГБ Григорьева, Сергея 17 августа арестовали вместе с другими участниками «террористической группы в резиновой промышленности».
Интересовавшийся вопросами шахматного миропорядка, болевший за Ботвинника и следивший за его турнирными успехами вождь едва ли знал имена ведущих советских шахматных композиторов, один из которых и фигурировал в спецсообщении как чуть ли не главарь группы, замышлявшей совершить террористический акт над тов. Сталиным. Вряд ли и наркомвнудел знал, что этот самый Каминер является автором классических шахматных этюдов, хотя ведь и Николай Иванович не был равнодушен к любимой игре Ильича и еще многих-многих виднейших партийцев. У Льва Разгона можно прочесть, что Сталин, бывало, проверял шахматную форму своего питомца на даче. Но сие имело место быть в ту пору, когда Хозяин ласково называл зоркоглазого батыра «ежевичкой», чуть ли не безгранично ему доверяя. Однако в сентябре-то 1938-го тому уже и не мечталось о товарищеских поединках за 64-клеточной доской с вождем, решившим, наконец, как любил выражаться горец Ибрагим («Угрюм-река»), «убрать з места» Ежова по своей испытанной методе и свалить при этом на него вину за «перегибы» в массовых репрессиях. Вождь назначил своего бывшего шахматного партнера в довесок еще и наркомом водных дел, усадил к нему в первые замы на Лубянке своего нового любимца – Лаврентия Берия, и тот уже вскоре станет там полновластным хозяином и начнет одного за другим арестовывать подручных Ежова (в центральном аппарате и на местах) и заменять их своими подручными.
Подвергавшийся в ту пору зверским пыткам в Бутырской тюрьме бывший разведчик-нелегал Дмитрий Быстролетов в мемуарах «Пир бессмертных» рассказывает, как однажды ранним утром при завершении ночного мучительного допроса «вдруг дверь сзади меня растворилась. Соловьев вскочил, вытянулся и щелкнул каблуками:
– Товарищ народный комиссар, допрос арестованного шпиона Быстролетова ведет следователь капитан госбезопасности Соловьев.
Ежов подошел к столу. Я изумился: так сильно он поседел и пожелтел за это время. Стал другим человеком.
– Признается?
– У меня все они признаются. Работаю в таком разрезе, товарищ народный комиссар!
– Правильно. В пользу скольких держав?
– Четырех, товарищ народный комиссар.
Ежов косо посмотрел на меня, наши взгляды встретились. Узнал ли он?
– Мало.
И маленький человечек со шрамом на лице – Русский Марат, как он любил величать себя, – засеменил из комнаты».
Дмитрий Быстролетов в течение ряда лет исключительно эффективно работал за «бугром» на нелегальном положении как штатный сотрудник иностранного отдела ОГПУ, добыл для Родины дипломатические коды Англии, Германии, Италии, Финляндии, Франции, ценные новейшие технологии и образцы вооружений, контролировал личную переписку Гитлера и Муссолини.
При получении одного из заданий на Лубянке получил теплое напутствие лично от Ежова, обнявшего разведчика и трижды его поцеловавшего – в губы и щеки. В конце 1936-го возвратился в Москву, в центральный аппарат разведки.
От затеянной Ежовым чистки внутри НКВД, казалось, легко отделался. Как феноменальный полиглот (знал 22 иностранных языка) спланировал на тепленькое местечко – зав. бюро переводов Всесоюзной торговой палаты, но спустя полгода, 17 сентября был арестован. И мог появиться на новенького в камере, в которой уже находился Каминер. В «Пире бессмертных» Дмитрий Александрович подробно описывает, как его пытал все тот же следователь Соловьев (его Быстролетов в мемуарах именует Жабой):
«Он встал и подошел ко мне. Остановился. Я замер. Два парня крепко скрутили мне руки.
Трах…
Одним ловким, сильным и метким ударом Жаба выбил мне несколько зубов. Я выплюнул их на ковер вместе с кровью и слюной.
Трах…
Выплюнул зубы с другой стороны.
Трах…Трах…Трах…
Жаба повернулся ко мне вполоборота и стал рантами и каблуками сапог бить меня спереди по костям голеней. Это было очень больно, и я даже не заметил, как практикант (один из подручных Соловьева по фамилии Шукшин – В.Н.) стал на колени, расшнуровал мои ботинки и снял их.
– Смотри дальше, фашистская гадина!
Жаба начал каблуками топтать мне пальцы на ногах…».
В отличие от выдающегося этюдиста, выдающемуся разведчику «повезло» – избежал «первой категории», все тот же Ульрих объявил ему срок в 20 лет с конфискацией имущества, последующим поражением в правах и т. д.
Рассказывая о скитаниях по тюрьмам, разведчик вспоминает об одном из своих шахматных партнеров из числа сокамерников, генерале Романове, бывшем начальнике Трофейного управления. «Я всегда ему проигрывал, потому что не люблю эту сидячую игру. Но раз выиграл, и генерал, привыкший к легким победам, стал оспаривать мою. Смешно вспомнить, но мы подрались ! Да, да, – два интеллигентных человека подрались из-за шахмат в камере внутренней тюрьмы ОГПУ! Генерал колотил кулаками в дверь и кричал, а я совал ему кулаком под жирные бока. Потом надзиратели нас долго стыдили».
…Сильно поседевший и пожелтевший, беспробудно пьянствовавший и предававшийся другим порокам Ежов, вероятно, появлялся и на допросах Каминера, ведь доставленное «русским Маратом» 5 сентября Хозяину спецсообщение завершалось словами «следствие продолжается». Видимо, какие-то показания из его фигурантов (хотя «все участники террористической группы сознались») следователи-жабы еще выбивали. Кстати, на первом листе того спецсообщения имеются рукописные пометы Сталина: «NB. Вальтер (немец)» и «NB. (избить Вальтера)». Какую же Вальтер («в целях конспирации назвавшийся как Лемке») занимал должность в германском посольстве? В спецсообщении не уточняется.
Но вашему покорному слуге удалось установить, что этот самый Вальтер-Лемке – не кто иной, как вновь появившийся в Москве – много лет спустя после Второй мировой – опытнейший немецкий дипломат, которому при вручении верительной грамоты пожал руку тогдашний Председатель Верховного Совета СССР Николай Викторович Подгорный…
Продолжение следует
|
среда, 24.04.2024
