Что ни судьба, то трагедия (часть 13)

(Продолжение. Часть 12)

«ВЫ ЗНАКОМЫ С ЭТИМ ШАХМАТИСТОМ-ТЕОРЕТИКОМ?
ЭТО ЖЕ ГЕНИЙ!»

В автобиографическом романе Анастасии Ивановны Цветаевой «AMOR» (писавшемся «на Дальнем Востоке, в зоне, в часы отдыха, после десятичасового рабочего дня») есть глава «Искушение юностью», которую ваш покорный слуга читал, упиваясь каждой строкой!
Завязка. К главной героине романа по имени Ника приходит «кем-то присланный» юноша, двумя годами старше ее сына Сережи (тому был уже девятнадцатый год).
«Юноша долго снимал калоши и что-то силился произнести, пока она поняла, что он – заика, и увидела его: поднятый на нее взгляд был смел, умен, радостен, и в нем ликовал заплетающийся, как заикание, рвущийся к преодолению юмор: молчанье первой встречи, которое сейчас, вот сейчас, оно же не может иначе! он, слишком много слышав о ней, знает – все сейчас перейдет в дружбу! Взгляд был голубой, лицо узкое, рот – девствен? детский? – и в комнате, от рукопожатия, стало весело, они засмеялись, он рассказал о себе: шахматист, теоретик. Живет с мамой и теткой, мама – друг, тетка? смешная она! Она же не понимает его, а – старается воспитать – и они снова смеются. Волосы у него сзади подстрижены (тетка велела), спереди – высоко надо лбом, густо и пышно, гребень не проберет, русые. Волнистые. Он пишет стихи.
– Маяковского любите?
Оно вылетает через судорожность заикания, повелительно.
– Ну, еще бы!
Он презирает стихи – все эти, ну, понимаете? Понимает! Через час кажется, что он никогда не выходил от нее, тут родился… Когда он ушел под утро, все не попадая в калоши и ужасно над этим смеясь (а соседи спят, надо тихо, а он не может), она знала, что жизнь ей прислала такого друга – а был ли такой? Обожает ее, каждое слово – предчувствует. Все похоже! Непонятно – 36, 20! Стало волшебно жить…
Женя из семьи материнской, художника, знаменитого, русского, по отцу еврей. С отцом давно врозь. Отца Женя чтит, мать – любит. Мать и тетка – революционерки. Их, детей, было двое: Дима и он, Женя, девять и восемь лет им было, когда мать, тетка и они – шла война – в красном поезде – рельсы через лед переставили – должны были в обход врага переехать замерзшую реку… Могли провалиться под лед. Но мальчики знали, что – (Дима сказал Жене) – мы будем живы! Мы умереть не должны! Значит, спасутся все!
И поезд прошел через лед. Но с той ночи Женя стал заикаться. Двенадцати лет умер Дима. Женя один с тех пор. В день смерти ездят к нему на могилу…(Померкнув, он замолчал. Смотрел потерявшимся взглядом). Ника попросила сказать стихи. Заулыбался – и стал заикаться. Стихи были странные «боль-быль», бредово-филологические…».
Да, вот так – годами ищешь хоть какие-то сведения о загадочном Жене Сомове в подшивках отечественной шахматной прессы далеких 20-30-х годов, а сведения эти, оказывается, можно почерпнуть в изданной фактически в наше время – в 1991-м, великолепной автобиографической прозе великой Женщины Анастасии Цветаевой!..
«Женя вошел к Нике – домой, ходил с ней всюду, день за днем, месяц за месяцем. Сережа, поудивившись, привык. Он жалел Женю и уважал за непонятливость его и за шахматы. Вскоре, постаравшись понять, восхитилась и Ника: он в четырнадцать лет получил первую категорию с буквой «А»! Из Германии он принес ей открытку тех лет. «Многоуважаемый мастер» – писали ему о его этюде – (он их печатал), хоть мастером не был тогда. Он не любит играть: ведь играть можно сразу с двадцатью и с пятьюдесятью, с одним – неинтересно. Этюды, да! В них он и живет. Есть поэзия в шахматах, есть проза. Он – теоретик, поэт. (Нет, не надо, пожалуйста, ни к кому, кто увлекается шахматами!). Не к шахматистам пойдемте, куда хотите, я с вами всюду пойду!
Несколько раз увидела его за шахматами (и к кому же было вести его, чтоб понять, как не к тем, кто слыл – шахматистом, из знакомых?). Это дополняло веру в него. Один их них, на ее рассказ о нем:
– Вы знакомы с этим шахматистом-теоретиком? Это же гений!».

Анастасия Цветаева, 1927 год (фото: Феодосийский музей Марины и Анастасии Цветаевых).

Когда «Женя вошел к Нике – домой»? Это где-то 1930-й год – если исходить из указанной ею арифметики возраста: «Непонятно, 36, 20!». А на тот момент наш герой, согласно колоссальной этюдной базе ван дер Хейдена, один лишь раз опубликовался в Германии, в журнале, издававшемся рабочим шахматным союзом этой страны и рассылавшемся бесплатно. Вот, собственно, мы и вычислили, о каком этюде Жени упоминает Ника!