|
|
Мат в три хода Та самая задача, составленная Oтакаром в тюрьме в Пльзене, опубликованная в «Шахове умени» в 1946-м. 1.Be5 Kd2 ( 1...Kf2 2.Qf3+ Kxg1 3.Ne2# ) 2.Bf4+ Ke1 3.Nh3#.
Чешского антифашиста гестаповцы этапировали сначала в немецкий город Байройт, а затем в столицу рейха, в каторжную тюрьму Плетцензее. 18 марта 1943-го несломленному зверскими пытками Отакару объявили смертный приговор.
А он, слепив, как и в узилище «Na Boreh» Пльзеня хлебные шахматы, все так же продолжал сочинять композиции. И сумел передать на волю несколько своих трехходовок для конкурса, который его коллеги организовали в оккупированной Праге. В самую интересную из этих задач вкралось побочное решение. Но судья конкурса Мирослав Соукуп все равно отметил ее первым призом. Эту историю в свое время поведал журнал «Ческословенски шах»… А трехходовка из камеры смертников так и публиковалась с изъяном. Уже в наше время ее исправил композитор из Тамбовской области А.Карин.
Мат в три хода 1.Bxg6! Kxd1 2.Re1+ dxe1Q 3.Qxe1# , 1...Bxg6 2.Rxc4 + Kxd1 3.Qf3# , 1...fxg3 2.Rxc4+ Kxd1 3.Bxh5#., 1...c3 2.Qd3+! Kxd3 3.Ne1#
Возле этого неприметного здания – «Дома смерти» – 13 июля 1943-го тюремные палачи накинули петлю на шею 49-летнего чешского антифашиста и замечательного шахматного композитора.
А спустя год и 4 месяца здесь же, во дворе Плетцензее встретил свой смертный час граф Фридрих-Вернер фон дер Шуленбург, бывший шеф сотрудника немецкой дипмиссии в СССР, фигурировавшего в спецсообщении Ежова Сталину о «террористах в резиновой промышленности» (см. 11-ю часть).
«ЕДВА ВОЛОЧИЛ НОГИ ПО ЗЕМЛЕ…»
В связи с нарастанием напряженности в отношениях Третьего рейха и СССР советская контрразведка все более плотно опекала в Москве немецкое посольство, конкретно этим занималось подразделение, которым руководил капитан Василий Рясной. Незадолго до своей смерти – а прожил он дай Бог каждому – 91 год, этот ветеран спецслужб, когда-то занимавший высокие генеральские должности в МГБ и МВД, много интересного поведал Теодору Гладкову, автору книг о знаменитых советских разведчиках.
Из рассказа Рясного:
– Штат германского посольства достигал двухсот человек. Только у военного атташе генерал-майора Эриха Кестринга было около двадцати сотрудников. Мы точно знали, что шпионажем занимались почти все. Нам также было известно, что представителем немецких спецслужб был советник посольства, глава его консульского отдела Генхард фон Вальтер. У него была любовница со странным именем Пуся – красивая, стройная блондинка лет тридцати, по должности – технический сотрудник аппарата Кестринга. Вдвоем фон Вальтер и Пуся вертели всем персоналом посольства, кроме, разумеется, трех-четырех самых высокопоставленных дипломатов…
Стоп! А не тот ли это сотрудник германского посольства Вальтер, который, по сценарию энкавэдэшников, передал два револьвера для «совершения террористического акта над тов. Сталиным» бывшим начальником технического отдела Главрезины Сергеем Каминером сотоварищи?! Конечно, неплохо бы взглянуть на поименный список дипломатов того предвоенного немецкого посольства, чтоб удостовериться – вдруг там было два сотрудника с такой фамилией, или даже три? В почти 900-страничной книге «Тайны дипломатии Третьего рейха. 1944-1955. Документы из следственных дел», изданной в 2011-м международным общественным фондом «Демократия» при поддержке Фонда «Президентский центр Б.Н.Ельцина», я нашел такой список и убедился, что у Гебхарда (не Генхарда, как записал Гладков со слов Рясного) фон Вальтера не было однофамильцев в посольстве. И значит, отпадают все сомнения – какой именно немецкий дипломат с улицы Станиславского (тогдашнее название Леонтьевского переулка, где посольство располагалось), значился в том самом спецсообщении Ежова Сталину!
«Тайны дипломатии…», из показаний консульского секретаря Виктора Эйзенгарта (30 декабря 1945 г., Берлин):
«Гезантшафтрат» – советник посольства в Москве фон Вальтер, в возрасте 50 лет, среднего роста, шатен, худощавый, подвижный, особых примет не имеет, уроженец Рейнской провинции (Германия), последнее время работал советником посольства в гор. Анкара (Турция), арестован англичанами, сейчас находится в лагере гор. Ноймюнстер, Шлезвиг-Гольдштейн. В германском посольстве работал в приемной Шуленбурга».
… В конце апреля 1941-го руководитель немецкой дипмиссии в Москве фон дер Шуленбург на аудиенции у Гитлера попытался еще раз предостеречь фюрера от решения ринуться на Советский Союз; граф и его ближайшее окружение в посольстве в Москве считали это гибельным для Германии. Но Гитлер будто его не слышал. А когда старый дипломат уже направился к дверям, небрежно бросил ему вослед: «И вот еще что, граф Шуленбург, я не собираюсь вести войну против России».
30-го граф вернулся в Москву. Его встречали сотрудники посольства, и как вспоминал один из встречавших – Густав Хильгер, Шуленбург отвел его на аэродроме в сторону и прошептал: «Жребий брошен. Война – дело решенное. Он – Гитлер – только что намеренно солгал мне».
В этом кадре из киносюжета о встрече в Москве почтенного графа (после его безрезультатной аудиенции у Гитлера) справа от Шуленбурга такой же рослый человек в шляпе и в очках – это и есть Хильгер, 2-й советник посольства.
В сети растиражированы фото, на которых этот уроженец Москвы, с детства свободно говоривший по-русски, выполняет обязанности переводчика при встречах в Берлине Гитлера и Молотова, Молотова и Риббентропа. Именно Хильгер сопровождал Шуленбурга, когда 22 июня после 4 часов утра они вдвоем прибыли в Кремль передать Молотову заявление немецкого правительства… На следующий день по указанию Молотова переводчик Павлов вновь встретился с Шуленбургом и услышал от него: «Я не в состоянии сделать что-либо. Это конец Германии». При этом у графа на глаза навернулись слезы.
«Тень Сталина», Хильгер и преступник №1
А вот найти в инете фотографию Гебхарда фон Вальтера оказалось непросто. Все-таки после долгих поисков мне удалось обнаружить на одном из немецких сайтов снимок «подельника» Каминера – без датировки, но, похоже, послевоенный.
Сравните с нижеследующим кадром из той же кинохроники о встрече Шуленбурга его ближайшими сотрудниками на московском аэродроме. Напрашивается: человек слева от посла сильно похож на гезантшафтрата Вальтера…
В 2012-м в Москве вышла на русском и немецком языках книга с материалами международной конференции, посвященной жизни и трагической судьбе Шуленбурга.
И там можно прочесть, что контакты с москвичами были для посла весьма затруднительны, поскольку, как он в 1938-м поделился в письме к одной из своих старых берлинских приятельниц, у него «за спиной постоянно торчали три тайных агента». Имена их в этой книге не указаны. Остается только гадать…
Очевидно, самым ценным сотрудником опекавшего немецкое посольство контрразведывательного подразделения под началом капитана Рясного был «Колонист» – он же Николай Кузнецов, он же, впоследствии, лейтенант Пауль Зиберт, лично укокошивший на оккупированной гитлеровцами Украине 11 вражеских генералов и крупных фашистских чиновников.
В предвоенную пору Кузнецов, по легенде – инженер-испытатель московского авиационного завода №22 Рудольф Вильгельмович Шмидт, успешно внедрился в среду немецких дипломатов, и список его контрразведывательных достижений был впечатляющим. Так, благодаря «Рудольфу Шмидту» был составлен точный план апартаментов Шуленбурга в Чистом переулке вплоть до детального описания кабинета посла, а в квартире военно-морского атташе Норберта фон Баумбаха вскрыли сейф и пересняли секретные бумаги.
И вот что интересно – не из донесений ли владельца этого паспорта, особо засекреченного спецагента Лубянки исходил Рясной, когда, напомним, в разговоре с писателем Гладковым назвал фон Вальтера представителем немецких спецслужб? Или в Центре получили эти сведения от своей берлинской резидентуры, располагавшей разветвленной сетью агентов-антифашистов? Но то, что легендированный как инженер-испытатель Шмидт спецагент Николай Кузнецов разрабатывал и дипломата из ближайшего окружения немецкого посла по фамилии Вальтер – вряд ли подлежит сомнению.
Рясной не знал, что у его «соседей» – разведки Генштаба в аппарате посольства Германии есть свой человек, заместитель заведующего отделом торговой политики Герхард Кегель. В своих записках разведчика-антифашиста («В бурях нашего века», М., 1987 г.) он как-то уклончиво пишет, что считал Вальтера «возможным агентом фашистской партии и гестапо». И вот еще что можно прочесть у Кегеля: оказывается, Вальтер был «доверенным лицом американской разведки в посольстве фашистской Германии», о чем он, Кегель, много лет спустя после войны прочел в мемуарах Чарльза Болена, известного американского дипломата. Болен пишет это не с чьих-то слов; именно он, отвечая в предвоенном посольстве США в Москве «за добычу сведений», контачил со своим «источником» фон Вальтером.
В 53-м Болен вновь приехал в Москву – уже как глава американского посольства.
А два года спустя в советскую столицу прибыл с историческим визитом – устанавливать дипломатические отношения с условием освобождения немецких военнопленных – Конрад Аденауэр.
В делегацию был включен в качестве секретаря и Гебхард фон Вальтер, как имеющий немалый опыт дипломатической работы в России. Переговоры канцлера ФРГ и советских руководителей протекали напряженно, одним днем, естественно, не обошлись. Возможно, американский посол Болен и его старый знакомый Вальтер нашли тогда время хотя бы накоротке повстречаться и вспомнить былое…
«За германо-советскую дружбу!» Аденауэр чокается с Молотовым, слева от канцлера – Хрущев, справа – Булганин
В инете это фото снабжено подписью «Аденауэр (во время визита 1955 года) разговаривает с неопознанным человеком». Но мне представляется, что «старик с берегов Рейна» (так называет Аденауэра в своих мемуарах Вилли Брандт) разговаривает здесь с человеком, сильно похожим на его земляка фон Вальтера, также уроженца земель Рейна.
В 1957-м Болен покинул советскую столицу. А десятилетие спустя получил от Москвы агреман как посол ФРГ в СССР не кто иной, как фон Вальтер! «В его душе, пишет в своих мемуарах тогдашний пресс-секретарь немецкого посольства Андреас Майер-Ландрут (впоследствии он сам был послом ФРГ в нашей стране, причем дважды) – глубокое понимание России и русских сочеталось со здоровым «капиталистическим» самосознанием, а все это вместе взятое он умело приправлял рейнским юмором и жизнерадостностью. Во время праздничного банкета в честь открытия в Москве выставки архитектуры в ресторане «Прага», – пишет далее Майер-Ландрут, – русские решили его (фон Вальтера – В.Н.) проверить и начали свое прощупывание. Когда ораторы, сменяясь, произносили традиционные тосты: «За мир», «За наших детей», «За германо-советскую дружбу», причем обязательным условием было пить до дна, и для проверки бокал надо было переворачивать вверх дном – посол с воодушевлением участвовал во всем этом, прислонившись спиной к своего рода балюстраде, позади которой на стене была изображена впечатляющая панорама города на Влтаве… Постепенно дело дошло до того, что пустые бокалы начали бросать прямо «в реку Влтаву», то есть за балюстраду, где они со звоном разбивались. В конце концов нам с коллегой пришлось подхватить посла под руки слева и справа и вывести наружу, причем он едва волочил ноги по земле. Почетные гости из Бонна были в ужасе, зато все русские – в полном восторге: ведь он праздновал вместе с ними и пил, как они, по-русски, без претензии на то, что он «другой», «лучше них», что он «держит ситуацию под контролем». Гебхарда фон Вальтера и в дальнейшем все уважали и почитали. Он прекрасно со всеми ладил и считался человеком открытого нрава. Когда через некоторое время в Москве стало известно о написанном им и теперь опубликованном в очередном номере журнала «Ежеквартальные тетради по современной истории» меморандуме, который он в первой половине 1941 года направил в Главный штаб германской армии, то даже заклятые враги всего немецкого и особенно Западной Германии выразили ему свое уважение. В этом меморандуме, – подчеркивает мемуарист, – он предостерегал против нападения Германии на Россию, причем особо указывал на русский патриотизм».
Вот, вспомнилось – в тему… Шагаю я однажды по Калининскому мимо главного входа «Праги» в кафешку на самообслуживании, где можно было зажевать бутерброд с ветчиной, вкус которой простой люд у нас в Барнауле – а это были 80-е годы – уже давно забыл. И тут у парадного крыльца «Праги» мгновенно сосредотачиваются любопытствующие. Что такое?! Замедляю шаг…
Откуда-то звучит повелительное из мегафона:
– Машину посла республики такой-то (одной из крохотных африканских стран) – к подъезду!
И выводят швейцары с какого-то, видимо, раута упившегося вдрабадан соответствующей загадочно-далекому континенту внешности человека в шикарнейшем костюме-тройке и вежливо укладывают на заднее сиденье длиннющей, как бы не в три наших «москвичонка», иномарки. «Малость перебрал!» – сочувственно бросает кто-то из толпы…
ШИРОКОПЛЕЧИЙ «ФОРМАЛИСТ» С ФИГУРОЙ АТЛЕТА
И ЗАВЕЩАНИЕ ОДНОГО ИЗ ЕГО КРИТИКОВ,
МОСКОВСКОГО ЭТЮДИСТА СЕРГЕЯ КАМИНЕРА
Вопросец для викторины: назовите двух известных шахматистов, неоднократных чемпионов своих стран – апологетов Фрейда, ставших вузовскими профессорами в области психиатрии и психоанализа.
Да, конечно, сразу же приходит на ум Ройбен Файн, многократный победитель открытых чемпионатов США, автор классического труда по психоанализу. А кто второй? Не будем томить… Профессор медицинского факультета одного из старейших в старушке-Европе Сарагосского университета Рамон Рей Ардид!
Тот самый, что в 1944-м с почетным счетом проиграл коротенький матч Алехину и умолял чемпиона мира, о чем сам Ардид рассказывал Пабло Морану, «порежимить»...
Впрочем, о многолетнем чемпионе Испании (а это он на снимке) мы вспомнили вообще-то по другому поводу. Дело в том, что на склоне лет он оставил воспоминания об одном великом этюдисте …
«Я впервые услышал о Ринке, – цитируем статью профессора Ардида в №69 альманаха «Endgame» за 1983 год, – будучи еще юношей, только-только увлекшимся шахматами. Мой отец, пехотный полковник, был командиром военной части, в ее библиотеке я обнаружил несколько шахматных книг. Одна из них, «150 окончаний», меня сильно впечатлила; подлинные произведения искусства, что я нашел среди лучших работ великого композитора, стимулировали мое дальнейшее изучение окончаний и предопределили мое восхищение Ринком.
Через десять лет я победил в чемпионате Испании (1930 год) и начал вести шахматный отдел в барселонской газете «La vanguardia»… И вскоре был удивлен и обрадован, получив письмо от Ринка: он поздравлял меня со званием чемпиона и отмечал мой очевидный интерес к этюдам. Я ему, разумеется, ответил, у нас возникли теплые дружеские отношения, остававшиеся таковыми вплоть до его кончины в возрасте 82 лет 18 февраля 1952 года. Обычно мы обменивались письмами раз в две недели. Превосходный почерк Ринка радовал глаз. Он присылал мне свои новые этюды для публикации, при этом его письма изобиловали любопытными комментариями в присущем ему элегантном стиле о наиболее значимых событиях в мире шахмат. Бывая в Барселоне, я неоднократно с ним встречался…».
Добавим, что в эти барселонские встречи Ардид наверняка показывал Ринку собственные этюдные опусы, и вот, пожалуй, лучший из них:
Рей Ардид
Испанский конкурс,1937 г.
1-й почетный отзыв
Ничья 1.h7! Bxh7 ( 1...Kxh7 2.Nf8+ Kh8 3.Ng6+ с вечным шахом) 2.Ne5+ Kh5 3.fxg4+ Kh4 4.Nbc4! Nxc4 (после 4...Nf7? черные матец схлопочут, хотя и проведут пешку в ферзи: 5.g6! Nxe5 6.Nxe5 Bg8 7.Nf7 a2 8.Ng5 a1Q 9.g3# ) 5.Ng6+ Bxg6 6.g3+ Kh3 –пат. Возможно, это профессор так красиво обработал концовочку одной из своих партий.
И вот что Ардид пишет далее о своем великом друге:
«Он был француз по национальности (насколько мне известно, он родился в Страсбурге в 1869-м),но тот факт, что он родом из Эльзаса, придавал ему заметный немецкий налет. С фигурой атлета, широкоплечий, краснощекий, он казался мне чуть ли не гигантом… По профессии он был химик. Несколько лет проработал в Барселоне… затем переехал в Бадалону, индустриальный городок неподалеку от Барселоны, где и оставался до конца жизни. Он был женат, сын – тоже Генри, хотя и не стал поклонником шахмат, неизменно помогал отцу в издании и корректуре его книг – «300 Fins de partie», «700 Fins de partie», «1414 Fins de partie» – последняя вобрала в себя все произведения мастера, это итог его долгой и плодотворной жизни. Книга вышла из печати за 6 дней до смерти Ринка, и сигнальный ее экземпляр, по последнему желанию умирающего, был положен в гроб Ринка под его руку.
Он был нервным, подвижным, человеком, глубоко увлеченным, исключительно галантным и даже ласковым. Часто ездил в Лион, где совместно с братьями владел элегантным кафе. Лето обычно проводил в вилле на французской Ривьере…
Я бы не сказал, что Ринк был скромен. Он чувствовал свою гениальность и, кроме И.Бергера, перед кем он преклонялся, считая его основоположником современного этюда, не выказывал особого восхищения другими создателями художественных этюдов. Но здесь я должен упомянуть маленькую слабость Ринка: он проявлял определенный антагонизм по отношению к А.Троицкому, хотя и сознавал, что тот его немного превосходит вдохновенными идеями своих искрометных композиций. Он никогда не упускал случая атаковать Троицкого, указывал, что произведения Троицкого неравноценны, что он их не «отрабатывает», и поэтому они полны ошибок и опровержений».
«Главное в творчестве Ринка – универсальность. Он изучал эндшпиль во всех его направлениях, ставя искусство и красоту на службу практике, теории… (Рей Ардид).
Ну, а что же Алексей Алексеевич, не упускал ли он случая контратаковать Ринка?
В преамбуле к своему «Сборнику шахматных этюдов», изданному в 1934-м, Троицкий пишет: «…в самое недавнее время у нас можно слышать сожаления о том, что Ринк отвернулся от комбинации и культивирует «чисто механические» этюды. Эти сетования знаменуют собою начавшееся у нас движение в пользу теснейшего сближения этюда с задачей – внесением в этюд задачных идей.
По поводу этих высказываний мне хотелось бы сказать следующее. Можно только приветствовать стремление обогатить этюд идеями из нового источника, каковым может стать задача. Но вместе с тем категорически должны быть осуждены попытки сузить, ограничить пользование идеями из старого источника, каковым до сих пор являлась практическая партия, так как ведь исторически этюд развился именно из эндшпиля. Оторвать этюд от партии – мысль совсем неудачная. Так называемые «механические» этюды Ринка – это этюды с чисто позиционной игрой. Как справедливо заметил Майзелис в предисловии к русскому переводу «Теории и практики эндшпиля» Бергера, «бороться против таких этюдов значит разрушать фундамент, на котором зиждется все этюдное творчество».
Как видим, тут нет и намека на антагонизм к зарубежному собрату «во этюдах», совсем наоборот – Троицкий его ЗАЩИЩАЕТ!
При этом не называя конкретно имена оппонентов Ринка из числа неофитов, а первым из них открыл огонь по мэтру из Бадалоны Тигран Горгиев.
Меня еще в школьные годы поразила одна из его нетленок (2-й приз грековских «Шахмат», 1929 г.), которую он как раз и сочинил в пику ринковским этюдам «с чисто позиционной игрой» и это ею, 6-фигурной воздушной миниатюрой пленился великий Василий Платов: «как образец подлинной борьбы фигур является шедевром». Идею этого шедевра я где-то за один вечерок, в ущерб подготовке к контрольной по алгебре, сумел отобразить в двух эхо-вариантах, а тут как раз наткнулся в «Шахматах в СССР» на объяву – в Днепропетровске проводят международный конкурс, причем судья не кто иной, как Горгиев, в этом городе и проживавший! Но срок практически истек…
Все же запечатываю в конверт «авиа» листок из школьной тетради в клеточку с диаграммкой своего опуса, бегом до почтового ящика! Успею ли? Вдруг на каком-то отрезке авиапути от Сибири до пункта назначения будет нелетная погода? И вот через какое-то время приходит мне конверт с украинскими марками и с предварительными итогами конкурса, машинопись, размноженная на гектографе. Первый приз – у Велимира Каландадзе (Грузия). Ура – у меня второй! Но… почему не первый? О, юношеский максимализм!
В.Каландадзе
1-й приз по предварительным итогам конкурса «Днепровской правды», 1967 г.
Выигрыш 1.Rc7 Ra8+ 2.Kb5! ( 2.Kb6? g1Q+ ) 2...Rb8+ 3.Ka5 Ra8+ 4.Kb4 Rb8+ 5.Kc3! Rc8 6.Rxc8+ Kg7 7.Rg8+ Kh6 8.Rd8! ( 8.Kxd2? g1Q 9.Rxg1 – пат) 8...d1N+! ( 8...d1Q 9.Ng8+ Kg7 10.Rxd1 ) 9.Kd2! ( 9.Rxd1? g1Q ) 9...g1Q 10.Rh8+ Kg7 11.Rg8+ Kxf6 12.Rxg1 Nb2 13.Rg4. Здорово! Проходит еще какое-то время, по дороге в школу покупаю в киоске маленький рижский журнальчик «Шахматы» в ярко-красной, хорошо помню, обложечке, сразу же открываю последнюю страничку (этюдную рубрику там вел Анатолий Кузнецов) и...остановись, мгновенье! В обзоре конкурсов напечатан мой этюд как получивший высшее отличие!!
В.Нейштадт
«Днепровская правда», 1967 г.
1-й приз
Выигрыш Приведу решение этюда, после чего расскажу, как так получилось с его возвышением.. 1.Rf5+ Rf4! 2.Rxf4+ Kg3 3.Be5 Ng6 4.Re4+ Kf3 5.Re1 Kf2 6.Bg3+! Kxg3 7.Rg1+ или 2...Ke3 3.Bg5 Ne6 4.Rg4+ ( 4.Rf5+? – тут ладье не убежать – 4...Ke4 5.Rb5 Nd4+ ) 4...Kf3 5.Rg1 Kf2 6.Be3+! Kxe3 7.Re1+. Ну и вот, как я выяснил много позднее, у первоначального лауреата нашлось побочное решение:
7.Nh5+! (7.Rg8+) 7...Kh7 ( 7...Kxh6 8.Kxd2 g1Q 9.Rh8+ Kg6 10.Rg8+ ) 8.Rd8 g1Q 9.Nf6+.
Если пробить по базе Харольда ван дер Хейдена – Велимир Иосифович, дай Бог ему здоровья, вскоре исправил свой этюд, но не смог сохранить его великолепный первозданный вид, слишком серьезным оказался дефект на 7-м ходу…
Первым призом, прибывшим в сибирскую глубинку с далеких берегов Днепра, оказался маленький аккуратный будильничек, и я сразу же гордо водрузил его на тумбочку в изголовье. Затем, умакнув перо в чернила, сел писать письмо Тиграну Борисовичу с горячими признаниями, что вот как раз благодаря его книге «Избранные этюды» я и увлекся этюдами и теперь занимаюсь ими по будням в свободное от занятий в школе время, а уж в выходные – так вообще с утра до позднего вечера… Мой «крестный отец» не замедлил с ответом, где наставлял барнаульского школьника в том духе, что, мол, этюды этюдами, но учеба в школе сейчас для меня главнее и я уже сейчас должен всерьез задуматься – кем стать в этой жизни. Почерк у мастера был таков, что мы всей семьей разбирались в его каракулях в течение недели. Кстати говоря, в «Избранных…» Горгиева, вышедших в Москве в 1959-м, – все те же претензии к Ринку (механицизм и формализм!), что он предъявлял и 30 лет назад в своем большом эссе «Борьба фигур» в «64». Узнав об этой статье, великий Маэстро попросил одессита Марка Гордиана перевести ее на французский, и в ответном письме Марку Филипповичу из Испании, понятно, сквозила обида на молодого советского этюдиста. Об этом рассказал на ChessPro мой одесский коллега Сергей Ткаченко в очерке «Заставил нервничать самого Ринка».
А если многие годы спустя Ринку перевели еще и статью Каминера в сборнике «Советская шахматная композиция» (М., 1937 г.), то он, конечно, вновь занервничал. И этот туда же! «К чести советских композиторов следует заметить, что они критически отнеслись к работам Г.Ринка, дали дружный отпор его механистическим тенденциям». А-ля Горгиев…
Зато другой днепропетровец – Филипп Бондаренко высказывался об уроженце Лиона, прожившем многие годы в Испании, совсем иначе.
«Перелистывая огромный том («1414 этюдов» – В.Н.), поражаешься высокой художественной ценности заключенных в нем произведений. Невольно думаешь, что самый последовательный противник творческого метода Ринка, изучая его труды, воскликнет: «Ты победил, барселонец!» И разве заслуживает осуждения его замечательное творчество, оказавшее огромное влияние на развитие мирового этюда?».
Так пишет Бондаренко в «Галерее шахматных этюдистов» (ФиС, 1968 г.). Кстати, все свои работы по истории этюда, изданные в Москве и его родной Украине (см. Википедию), он мне присылал с дарственными надписями. Я храню ваши книги, дорогой Филипп Семенович…
Это фото Горгиева, как и предыдущее – из югославского альманаха «Проблем» за 1967 год.
Интересно было бы узнать, как отреагировал Тигран Борисович на вышеприведенный абзац из «Галереи шахматных этюдистов» коллеги-земляка?!
Как пример «дружного отпора» Ринку Каминер приводит в своей статье один из этюдов своего закадычного друга:
Е.Сомов-Насимович
«Маgyar Sakkvilag», 1928 г.
Ничья 1.Kd3 Bb2 2.Rg2 Ba1 3.Rg1 Bc2+ (иначе слону так и придется метаться под прессингом ладьи) 4.Kc4 Nb3 5.Rg2 (ладья теперь взялась прессинговать слона белопольного) 5...Na5+! (новый поворот) 6.Kb5 Nc6!! (обе черные фигуры несъедобны) 7.Rg1! Bd4 8.Rc1! Be3 9.Rxc2 Nd4+ 10.Kc4 Nxc2 11.Kd3 с ничьей. Далее Каминер приводит свой замечательный этюд, – в пику «ограниченности Ринка, выразившейся в отказе от использования пешек».
С.Каминер
«Шахматы», 3-й приз, 1925 г.
Выигрыш 1.Nc5+ Kc6 2.d7! Bxd7 3.Nd3 Bg5! (при отступах слона на другие поля черные отдают его за здорово живешь, без всяких надежд на дальнейшее сопротивление: Ba3 (d2,a3), Bh6 – 4.Ne5+ Kd6 5.Nc4+, Nf7+) 4.Ne5+ Kd6 5.Nf7+ Ke6 6.Nxg5+ Kf6 7.Nh7+ Kxg6 8.Nf8+ , приканчивая и другого слона. Одним Ринком в качестве объекта критики Каминер не ограничился. Советским композиторам, как он пишет, вдобавок «пришлось дать резкий отпор и механистическим работам ряда иностранных композиторов с Ф.Прокопом во главе». Ну, а как было обойтись без выпадов в адрес представителей капиталистического Запада? Времена не выбирают. Хвалить, что ли, иностранное в 1937-м?!
 
Страницы из «Советской шахматной композиции» с инвективами Каминера в адрес Ринка и композитора из «буржуазной» Чехословакии Франтишека Прокопа.
В конце Сергей пишет, что «дать исчерпывающую характеристику развития советского этюда в рамках небольшой статьи не представляется возможным». Но вскоре ему не представится возможным и просто жить на этом свете, так что статья в сборнике «СШК» – фактически его завещание, где он подчеркивает: «Единство содержания и формы обеспечили победу советского этюда. Это нужно учесть, и в погоне за новизной идеи не забывать о втором, не менее важном, факторе – тщательной отделке ее». Но при этом в статье наряду с образцами сочетания обоих важных факторов приводятся, как «бесспорно хорошие по замыслу», и этюды бурно развивавшегося тогда романтического направления. Например, мастодонт, в котором будущий писатель-фантаст в очередной раз попытался удивить мир сложнейшей идеей, а над ее воплощением он упорно работал всю свою долгую-долгую жизнь…
А.Казанцев
«64», 1935
Ничья 1.c7 Nc6 2.Bf5! Na7 3.c8Q Nxc8 4.Qa1 e1Q 5.Bb1 Qd2+ 6.Nc2 f1Q. Как позднее Казанцев сам прокомментирует возникшую на доске ситуацию (применительно уже к своей новой попытке реализовать фантастический замысел), «белые фигуры, сжавшись подобно пружине, грозят смертельным ударом. Черные не должны этого допускать и поэтому не могут разрушить патовую позицию». Собственно, в своей статье-завещании Каминер предвосхитил мудрую максиму дважды мастера – практика и композитора Анатолия Кузнецова, уже звучавшую в нашем повествовании: этюды всякие важны, этюды всякие нужны! В 37-м Сергей, давно уже ничего не сочинявший этюдного, возможно, по просьбе Михаила Барулина написал учебную заметку для «64», в которой к своей семилетней давности миниатюре с ловлей черного слона добавил похожую позицию, где у белых уже не получится неприятельского офицера заарканить:
С.Каминер
«64», 1937 г.
Выигрыш 1.Nbd2 Bf1 2.Bd1 ( 2.Bxf1? b1Q 3.Nxb1 ) 2...Bd3 3.Bb3 b1Q 4.Nxb1 Bxb1 5.Bd5!
С.Каминер
«64», 1937 г.
Могут ли белые выиграть? 1.Nf3 Bf1 2.Nc3 Bh3 3.Bh5 Bf5 4.Bf7 b1Q 5.Nxb1 Bxb1 6.Bd5 Kg2! 7.Kc1 Ba2!
Как бы это не последнее, что сочинил Сергей на шахматной доске.
«Советская шахматная композиция» вышла в свет осенью. И я так думаю, что сигнальный экземпляр Каминеру вручил на своей квартире в Печатниковом переулке (как бы неофициальном композиторском клубе) ответственный редактор этой книги Ефим Россельс. Наступающий 38-й для обоих станет роковым…
ДЕЛО О «ТЕРРОРИСТАХ В РЕЗИНОВОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ»
СКЛЕПАЛИ В ПЛАНОВОМ ПОРЯДКЕ?
…В один из летних вечеров трое журналистов «Алтайской правды» – зав. собкоровской сетью Матвей Рогачков, зав. отделом строительства Иван Прилипченко и их младший коллега, ваш покорный слуга, корреспондент спецвыпуска «Алтайки» на стройке коксомического гиганта близ краевого центра, давно проторенной тропою проследовали в «скворечник» – так в обиходе именовался буфет на втором этаже старейшей барнаульской гостиницы «Алтай». А времена это были горбачевские – середина 80-х, и стартовав с пары стаканов кисловатого «сухенького», мы стали обсуждать едва ли не самое тогда обсуждаемое – только что появившиеся антисталинские публикации в перестроечных изданиях. И вот тут Матвей Иванович, умудренный жизнью ветеран-газетчик, ранее занимавший пост зав. сектора печати в крайкоме КПСС, под градусом разоткровенничался: партийцы с довоенным стажем рассказывали ему, что в 37-38-м на области и края из Москвы спускали планы по выявлению врагов народа. При этом поощрялась и инициатива с мест по превышению контрольных цифр, такое вот развернулось тогда соревнование между территориальными «органами», поощряемое самим руководством страны…
Переваривая услышанное, Иван Демьянович, ветеран Великой Отечественной (ранен был на передовой, кавалер боевых орденов), медленно осушив третий (а может, уже четвертый) стакан, недоверчиво покачал головой, стриженной «под Котовского» до блеска:
– Ну и горазд ты, Матвей, заливать!
А вот какая, к примеру, сводка, подтверждающая, что Матвей Иванович, ныне покойный, отнюдь не «заливал» нам тогда с Демьянычем (и его уже давно нет) в «скворечнике», опубликована в книге «Лубянка. Сталин и Главное управление госбезопасности НКВД 1937-1938» (М., 2004 г.):
Обратите внимание: в Алтайском крае было арестовано народу – согласно директиве заместителя наркома НКВД – в три с лишним раза больше, чем в самой крупной союзной республике. Не за счет ли повышенных обязательств, взятых тогдашним руководителем краевого управления НКВД Серафимом Поповым? О деяниях этого рьяного исполнителя жутких директив из Москвы, разумеется, сгинувшего по окончании Большого террора, не раз писали наши известные алтайские историки-краеведы – Василий Гришаев и другие…
Одобренные партийным ареопагом образцы встречных планов с мест по увеличению лимита по 1-й категории (расстрельной) также приводятся в вышеупомянутом сборнике документов «Лубянка. Сталин…».
Скорее всего, и дело на Каминера и его коллег склепали или по одной из разнарядок сверху, или в результате повышенных обязательств, взятых 8-м отделом 1-го Управления НКВД.
Ведь согласно спецсообщению Ежова Сталину, именно этот отдел, державший в энкавэдэшной узде всю промышленность страны, собрал «агентурные и следственные данные» по «террористической группе в резиновой промышленности», а сколько им всего было выявлено работников одного только наркомтяжпрома, якобы замышлявших покушения на жизнь товарища Сталина и других членов партийного ареопага – бог весть…
Так, за несколько месяцев до ареста Каминера и его «группы», 18 февраля 1938-го арестовали, также как «террориста», Алексея Грум-Гржимайло, главного инженера Главкаучука НКТП.
Алексей Владимирович, родственник известного российского путешественника и географа Григория Грумм-Гржимайло, по обвинению в участии в контрреволюционно-террористической организации расстрелян 22 августа 1938-го.
Выходит, по замыслу «литераторов»-энкавэдэшников в Главкаучуке была своя подобная организация, а у соседей-смежников в Главрезине – своя. Может, у Грум-Гржимайло и Каминера и кабинеты-то были дверь в дверь…
БЫЛО ЛИ ВЫПОЛНЕНО РАСПОРЯЖЕНИЕ СТАЛИНА
ИЗБИТЬ НЕМЦА ВАЛЬТЕРА?
«Подельнику» Каминера – гезантшафтрату с улицы Станиславского сильно повезло, что он после обмена советских дипломатов на немецких трудился на Ближнем Востоке (в дипмиссиях в Триполи, Анкаре), а не в центральном аппарате МИДа на Вильгельмштрассе, как, к примеру, многолетний начальник канцелярии германского посольства в Москве Иоганн Ламла. Тот по окончании войны был задержан в немецком городке Бад-Берке в Тюрингии сотрудниками «Смерша», получил по обвинению в совершении преступлений, предусмотренных статьями 58-6 ч.1 и 58-2 УК РСФСР, высшую меру наказания, затем «вышку» заменили на 25 лет ИТЛ, в 49-м – умер в одном из лагерей, в Джезказгане. Окажись и Вальтер в поле доступности советской контрразведки – его, скорее, ожидало то же самое. А он, напомним, был арестован англичанами…
На допросах Ламла, в частности, рассказал про Вальтера, что тот давал ему задание «установить контакт по разведывательной работе со шведским посольством в Москве, заиметь там свою агентуру, через которую получать интересующие германское посольство данные разведывательного характера о Советском Союзе». Всего в вышеупомянутой книге «Тайны дипломатии Третьего рейха» приведено 5 протоколов обстоятельных допросов Ламла, но нигде он не говорит, что поручавший ему разведывательные задания Вальтер в 1938-м арестовывался советскими спецслужбами. А уж если бы ближайшего помощника посла какое-то время подержали бы в тюрьме на Лубянке – так, наверное, Ламла, начальник посольской канцелярии, знал бы об этом. Но как тогда понимать рукописную помету Сталина на спецсообщении Ежова «О террористической группе в резиновой промышленности» – «NB. (избить Вальтера)»? Что же, его должны были отметелить где-то на территории столицы? Но, возможно, распоряжение вождя так и не смогли выполнить, если гезантшафтрата насторожили плотным наружным наблюдением и он остерегался в одиночку передвигаться на своих двоих по московским улицам и площадям…
Ценнейший агент Главного разведывательного управления Герхард Кегель также ничего не пишет в своих мемуарах о том, что в 38-м Вальтер арестовывался советской контрразведкой…
Вечером 20 июня 41-го Кегель на очередной встрече со своим куратором Павлом Ивановичем (полковником Главного разведывательного управления Константином Леонтьевым) рассказал: только что прибывший из Берлина его приятель дипкурьер перед тем, как срочно вернуться на Вильгельмштрассе, доверительно ему шепнул: война начнется в самые ближайшие дни. «Мое твердое убеждение, – поделился Кегель с Павлом Ивановичем, – что нападение произойдет в субботу 21 июня или в воскресенье 22-го».
А в субботу, рискуя жизнью (не забудем про трех тайных агентов в посольстве, которые там пасли, конечно, не только Шуленбурга…), Герхард смог после обеда незаметно покинуть рабочий кабинет и договорился по телефону с Центрального телеграфа на Горького о новой встрече с Павлом Ивановичем. Этот номер телефона был служебный, звонить по нему наш агент мог только в крайнем случае. Экстренная встреча состоялась вечером, Кегель сообщил, что во дворе посольства спешно жгут секретные документы. «До начала войны остались считанные часы, если учесть, что по приказу Гитлера его агрессивные армии всегда начинали свои действия на рассвете…». Герхард буквально умолял куратора, чтобы тот передал своему руководству: за точность этих сведений он, Кегель, ручается головой. Полковник Леонтьев, конечно, передал… Бесстрашный немецкий антифашист выполнил свой долг до конца, а как отнеслись к его донесениям кремлевские вожди – известно.
Автор книги «Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии 1938-1939» (М., 1991), немецкий историк Ингеборг Фляйшхауэр пишет, что служащие посольства в Москве «неоднократно оказывались втянутыми в показательные судебные процессы, их обвиняли в шпионской деятельности, как, например, журналиста и пресс-атташе Вильгельма Баумана (прибалтийского немца) и военного атташе Эрнста Кестринга. Послу приходилось вызволять своих сотрудников из сетей сталинского правосудия и одновременно по возможности защищать от выдворения в Германию, где некоторых из них ожидали аналогичные преследования».
При работе над «Пактом…» доктор Фляйшхауэр получила доступ к личному архиву графа Шуленбурга, до этого лишь частично известного историкам. И, может, ей известно, приходилось ли послу вызволять «из сетей сталинского правосудия» и фон Вальтера, одновременно защищая его от выдворения. А что, если гезантшафтрат вообще не проходил по судебному процессу над Каминером и другими «террористами» из Главрезины? То, что было сфабриковано в спецсообщении Ежова Сталину, в окончательном варианте могли ведь и поменять. К примеру, из этого спецсообщения следует, что бывший главный инженер Главрезины Комаров, «будучи еще ранее связанным по шпионажу с сотрудником германского посольства Вальтером, договорился с ним об оружии» и что «к вечеру 17 августа участники террористической группы (за исключением Янца) собрались на квартире Каминера для уточнения действия каждого, где и были арестованы». Но в «Мартирологе», отображенном в инете, приводятся данные, что Комаров был арестован не 17 августа, а 11 днями раньше – 6-го. Однако осужден был позже Каминера и других «террористов» из Главрезины, 3 октября 38-го ( и в тот же день, естественно, приговор привели в исполнение) по обвинению – внимание! – в шпионаже. Выходит, участие в контрреволюционной террористической организации, замыслившей застрелить Сталина, «сценаристы» почему-то решили на Комарова все же не вешать. Может, им надо было улучшать показатели по количеству пойманных «чисто» шпионов?
Непосредственный начальник Каминера в Главрезине Лукашин, которому нарком Брускин «поручил подобрать подходящих людей из числа участников антисоветской организации для совершения террористического акта над тов. Сталиным», был арестован еще раньше Комарова – 30 июля 38-го.
Как и в сотнях тысяч других сфабрикованных энкавэдэшниками дел, в спецсообщении от Ежова, которое на полном серьезе, судя по его ремаркам, воспринял мудрый вождь, вообще нет правдоподобия. Слушайте, как так: «организатор теракта» Лукашин и Комаров уже арестованы, а будущие «исполнители теракта» спустя две недели как ни в чем не бывало спокойненько собираются на квартире у Каминера «для уточнения действий»…
ДЕНЬ, ПОХОЖИЙ НА ДРУГИЕ ДНИ БОЛЬШОГО ТЕРРОРА
Утром 27 сентября 1938 года к подъезду здания Военной Коллегии Верховного суда СССР доставили 74 обвиняемых по 1-й категории из списка «Москва-Центр».
«Расстрельный дом» – так назвали в народе владения ВСВК на Никольской, 23
Поднялись на третий этаж. В зале заседаний на своих местах уже находились, кроме, естественно, бессменного председателя ВКВС Василия Ульриха, бригвоенюристы, члены коллегии Детистов и Дмитриев, военюрист 2-го ранга Козлова (секретарь).
По данным сайта общества «Мемориал» (memo.ru), в тот день ВСВК решала судьбу и кандидатов на ВМН по списку, завизированному членами партийного ареопага еще 12 сентября. Так что даже если слушание каждого дела продолжалось всего-то не более 5-10 минут, коллегия во главе с маленьким розовощеким человечком с небольшими подстриженными усиками управилась только к вечеру.
№29 в расстрельном списке «Москва-Центр» Сергею Королеву Ульрих зачитал решение ВКВС: «…приговорить к десяти годам тюремного заключения…». По записям дежурных секретарей в приемной Сталина, вождь перед этим судебным заседанием председателя ВКВС к себе не вызывал, и, значит, никаких указаний Ульриху насчет замены будущему Генеральному конструктору 1-й категории на «десятку» не давал. В тот день из списка «Москва-Центр» избежали 1-й категории, по-видимому, еще 14 человек. Каминера и также проходивших по делу «террористов» Главрезины Лукашина, Полунина и Янца это не коснулось. А вот значившийся в том списке под №33 – очевидно, «подельник» Каминера из ТАССа Кузнецов также избежал тогда ВМН. И в «Мартирологе» ни один расстрелянный с такими именем, отчеством и фамилией – Павел Александрович Кузнецов сотрудником ТАССа не является…
По закону 1934 года смертный приговор предписывалось приводить в исполнение немедленно по вынесении этого приговора. Все, за кем на том заседании Ульрих и его помощники закрепили 1-ю категорию, узнали об этом, как предписывалось, уже непосредственно на месте казни, а это наверняка был спецобъект НКВД в Варсонофьевском переулке. В обитых цинком подвалах под гаражом автобазы №1 НКВД расстрельная команда в кожаных фартуках взялась за свое привычное дело… После чего тела погрузили в грузовики, а их маршрут был тоже привычным – до неприметного указателя «24 километр» на Старо-Калужском шоссе, далее свороток в глубь леса до забора, перевитого колючей проволокой, где начинался еще один спецобъект НКВД – «Коммунарка».
Тем же вечером грузовики вернулись в гараж, кузова замыли из шлангов, по двору потекли кровавые ручьи. Заканчивался день, похожий на другие дни Большого Террора…
«Участники террористической группы в резиновой промышленности» посмертно реабилитированы:
Начальник Главрезины наркомата тяжелой промышленности, кандидат технических наук Сергей Филиппович Лукашин (1905-1939) – 27 июня 1956 г.
Главный инженер Главрезины Всеволод Николаевич Комаров (1904-1938) – 1 февраля 1958 г.
Начальник технического отдела Главрезины Сергей Михайлович Каминер (1906-1938) – 11 июля 1956 г.
Инженер Спецотдела Главрезины Юрий Африканович Полунин (1907-1938) – 17 ноября 1956 г.
Николай Емельянович Янц (1890-1938), на момент ареста нигде не работал – 28 марта 1957 г.
…Гебхард фон Вальтер (1902-1982) возглавлял германское посольство в СССР всего ничего. Хотя на раутах и «гудел» по-нашенски, от души, в 1968-м его заменили. И это было связано, по-видимому, не с уже критическим для дипломата такого ранга возрастом, а с серьезным поворотом министра иностранных дел, а затем и федерального канцлера Вилли Брандта и его команды в политике по отношению к СССР и другим соцтстранам. В этот поворот – новую восточную политику фон Вальтер, сотрудник посольства в Москве еще при нацистском режиме в Германии, не вписывался…
Продолжение следует
|
четверг, 25.04.2024
