25 июня экс-чемпиону мира исполняется сорок. В нынешних шахматах это если и не время подведения итогов, то повод задуматься над жизнью и карьерой.

ГОДА ДВА-ТРИ ЕЩЕ ТОЧНО ПОИГРАЮ

- Сорок… Раньше в шахматах это было временем расцвета карьеры, сейчас же спортивная жизнь спрессована так, что пора уже задуматься о финишной ленточке. Тем более, что вы сами несколько раз упоминали данный возраст как критический.

- Никогда не говорил, что как только стукнет сорок, сразу уйду. Это скорее рубеж, после которого действительно стоит все осмыслить. Могу сказать, что играть до старости точно не планирую, поскольку очень не хочется испытать, каково это: опускаться на все более и более низкие уровни после того, как побывал на самом верху. По качеству игры – в том числе. Пока планку удерживаю, буду играть, потом уйду.

Важно ведь еще получать удовольствие от процесса. Хотя удовольствие, наверное, слово не совсем правильное, шахматы сегодня – тяжелейшая работа. Однако драйв и интерес так или иначе должны присутствовать. Как только они начнут пропадать – сразу закончу. Потому что играю в шахматы не ради денег, а из-за понимания: что-то еще могу.

- Кто вам все-таки ближе: Каспаров, завершивший карьеру в 42, или Ананд, выигравший матч за звание чемпиона мира в 43 и продолжающий добиваться наивысших достижений?

- Здeсь многое зависит от физиологии. Ананд – человек с ярко выраженным буддистским подходом к жизни, предполагающим разумную трату энергии, плавное течение событий. Плюс такой восстанавливаемости, как у Виши, нет больше ни у кого. Я же в этом плане ближе к Каспарову – гораздо более эмоционален, отдаю больше энергии. И я видел, как он играл свой последний турнир в Линаресе – человеку было реально тяжело, пот просто тек по лицу.

- Тут еще, наверное, весьма энергозатратный стиль игры давал себя знать?

- Наверное, но не это основное. Кто-то очень верно сказал, что возраст – это не количество прожитых лет, а количество пережитых. Интенсивность жизни и карьеры, все эти матчи на первенство мира... Борис Спасский как-то заметил, что матч за мировую корону отнимает 3 года жизни. Если я играл их четырежды, то мне получается уже не 40, а 52! (улыбается)

В общем, думаю, года 2-3 еще точно поиграю, а вот дальше загадывать бы уже не стал. Геллер когда-то сказал, что годы в принципе не проблема, надо только все больше и больше работать. Но у меня семья, дети, социальные проекты, мне трудно найти столько времени. Поэтому, скорее всего, в 45, как Ананд, держать топ-уровень уже не получится, а тогда – зачем?

- Думаю, что фраза Геллера в принципе верна, но очень уж сегодняшняя шахматная работа отличается от той, что была во времена Ефима Петровича. Вспомните, с какой любовью Лев Полугаевский рассказывал о шлифовании варианта своего имени. Творческие находки приносили ему даже большее удовлетворение, чем набранные потом очки. А сегодня что: поставил позицию на компьютер и успевай только запоминать...

- Не совсем так: какие-то свои идеи ты все-таки придумываешь, но шлифует их действительно машина. Все равно, если я буду сейчас работать по 10 часов день, то продержусь еще долго, но где их взять, эти 10 часов?! Отказаться от детских лет дочери и сына? Или задвинуть все остальное, что есть в жизни?

- В другой интеллектуальной игре – «Что? Где? Когда?», к которой я имею некоторое отношение, тоже считается, что при сопоставимом классе соперников все решают именно энергетика и концентрация...

- Которая, в свою очередь, тоже во многом зависит от наличия необходимой энергии.

- Да, но я хотел продолжить: в шахматах есть ведь такой специфический компонент, как специальные знания. Не сводит ли все остальное на нет банально лучшее знакомство с дебютным вариантом?

- Все зависит от того, насколько лучшее (улыбается). На том уровне, на котором играю я, необходимые дебютные знания есть у всех. Более того, во времена моей молодости эти знания приходилось накапливать вручную – читая книги, изучая «Информаторы», анализируя те или иные позиции. И поэтому больший опыт мог компенсировать меньшую энергию.

А сейчас включил компьютер – и все тебе преподнесено на блюдечке с голубой каемочкой, успевай только запоминать. Вот и получается, что перевес опыта во многом нивелируется, а преимущества молодости становятся куда более ощутимыми. Энергетика в 20-22 года совсем ведь другая, чем в 40 – по себе могу судить.

Поэтому формулы успеха в шахматах и «Что? Где? Когда?» получаются достаточно схожими. Единственное, что еще добавил бы: победы невозможны без наличия хотя бы малой доли удачи. Иногда ведь разница между хорошим турниром и неважным состоит всего в двух-трех ключевых решениях.

В критической позиции, где не все возможно просчитать до конца, порой хоть монетку подбрасывай, чтобы выбрать один из двух ходов-кандидатов. Так вот, если удача в этот момент на твоей стороне, выберешь правильный, до конца не понимая даже почему, а если нет...

Хотя, совсем уж докапываясь до истины, даже здесь все неслучайно: где-то ты чуть больше подустал, где-то опять же не удержал концентрацию на максимальных скоростях. В спорте высших достижений все всегда решают нюансы, порой даже невидимые невооруженным глазом.

- Возможно ли в таких условиях играть каждую партию каждого турнира с полной выкладкой? Или стоит брать паузы?

- Играть всегда нужно на максимальный результат – иначе это бессмысленная трата времени. Да я и не могу иначе: это уже привычка, выработанная годами.

- Такой перфекционизм вам не вредит?

- Знаете, он все-таки стал уже значительно меньшим. С годами я научился быть более практичным, поскольку перфекционизм требует колоссальной отдачи энергии, которой, как мы уже отметили, теперь уже хватает не всегда. Искать на каждом ходу исключительно лучшее продолжение – изматывающее занятие, доступное только молодым. Но желания выиграть каждую партию у меня точно не убавилось, просто пытаюсь делать это менее энергозатратными методами (улыбается).

САМЫЙ НЕОБЫЧНЫЙ ЧЕМПИОН МИРА

- Знаю, что вас замучили уже подобными вопросами, но, тем не менее, можно ли четко сформулировать, чем Крамник-2015 отличается от Крамника-2000, завоевавшего мировую корону?

- Наверное, можно. Мотивация стала не такой сумасшедшей, энергетика, опять же, не та. Зато понимания игры и опыта стало больше.

- Это житейски понятные вещи. Меня больше интересуют изменения в стиле игры, в подходах к ведению партии.

- По стилю я очень необычный персонаж. Не припоминаю, чтобы у кого-то из чемпионов мира как минимум дважды за карьеру стиль поменялся практически полностью. В девяностые играл в очень активные и агрессивные шахматы, постоянно шел в тактические осложнения. Потом, где-то с 1998 года, все кардинально поменялось – мои партии протекали в сугубо позиционном ключе. Так происходило до 2005 года, когда начал возвращаться к острой игре. Сейчас снова все понемногу меняется в сторону классики. Причем нельзя сказать, что повороты были осознанными или тем более плановыми – сам не могу найти им четкого объяснения.

- Но какие-то причины все равно должны присутствовать.

- В девяностых все, наверное, было связано с тем, что я много работал с Сергеем Долматовым – ярко выраженным позиционным шахматистом. В любой ситуации он первым делом ищет спокойный ход, стремится перейти в эндшпиль.

Почему возвратился к острым шахматам – сказать труднее. Скорее всего, окончательно раскрепостился после потери титула чемпиона мира в 2008 году. Корона – она ко многому обязывает, нужно все время что-то доказывать, при этом риск иногда сводишь к минимуму.

- Что же тогда происходит сейчас, когда вы снова становитесь на позиционные рельсы?

- Ну, во-первых, я понял, что это все-таки – основа моей игры, заложенная еще в детстве. А, во-вторых, соперники-то становятся все моложе, и в сложных, энергозатратных партиях переигрывать их все труднее. К тому же большинство современных молодых талантов – ярко выраженные «счетчики», их полезно затащить в медленную позиционную игру, где я могу использовать свои козыри.

- Могут ли ветераны сегодня только за счет лучшего позиционного понимания добиваться результатов, аналогичных смысловским – Василий Васильевич ведь стал участником финального матча претендентов аж в 63 года?

- Сегодня это гораздо сложнее, если вообще возможно. Прежде всего, за счет большей интенсивности турниров – мы, например, давно забыли об отложенных партиях. Но и за счет явного преобладания счетных позиций тоже, что является результатом всеобщей компьютеризации.

АНАЛОГИИ С МУЗЫКОЙ

- Заканчивая разговор о стиле, уместно будет вспомнить известное высказывание Михаила Таля, в котором он проводил аналогии между шахматистами и композиторами. Помните, Ботвинника Таль сравнивал с Бахом, Смыслова – с Чайковским, а себя – с королем оперетты Кальманом. Вам, учитывая консерваторское образование мамы, не составит труда продолжить ряд?

- Давайте попробуем.

- Какой композитор близок по духу Крамнику?

- Себя оценивать трудно. Тем более – с учетом упомянутых смен стиля. (после паузы) Может быть, Рахманинов.

- Очень точно! Он тоже был разным.

- Да, и к тому же случались у Сергея Васильевича периоды, когда он ничего не мог написать – в этом я его тоже напоминаю (улыбается).

- Переходим к ближайшим соперникам. Карлсен?

- Все сравнивают его с Моцартом, мы даже иногда в шутку зовем его так между собой. Это уже некое клише, хотя шахматы Магнуса совсем не напоминают музыку австрийца. Он скорее технарь.

- Каспаров?

- Не Моцарт точно (улыбается). Может, Бетховен.

- Кстати, Таль тогда сказал, что молодые (имея в виду как раз Каспарова) ближе к более современным композиторам – Прокофьеву, Шостаковичу. Может быть, пора уже и на рок-музыку перейти?

- О, да: Каспаров – это типичный «Раммштайн» (смеется).

- Ананд?

- Вот тут Моцарт отчасти уместен. По легкости, естественности, природному таланту. В части последнего Виши вообще на одном из первых мест в истории шахмат.

- Но при этом он – не гений? Имею в виду одно из ваших интервью, где к сонму гениев были причислены только четверо – Каспаров, Фишер, Капабланка и Таль.

- Это по самой высшей планке. Плюс я имел в виду шахматистов, уже закончивших свои карьеры. Если планку чуть-чуть снизить, то в их число попадут и Ананд, и Карлсен. Причем карьера Магнуса только начинается – лет через десять он вполне может перейти в категорию самых великих.

- Если бы вы были тренером сборной всех времен и народов из десяти досок, кого включили бы в состав? Можете, кстати, быть и играющим тренером.

- Интересно, никогда об этом не задумывался... Первую четверку вы уже перечислили...

- Как рассадили бы ее по доскам?

- Это очень трудно было бы сделать. Да рассадка в данном случае и непринципиальна. Ананд с Карлсеном тоже попадают, а дальше... Точно Карпов. Точно Алехин. Безусловно, Ласкер. А вот на десятое место много претендентов – и Ботвинник, и Смыслов, и многие другие.

- Но исключительно чемпионы мира?

- Почему? Я бы серьезно подумал над кандидатурой Акибы Рубинштейна. Очень знаковая фигура.

- Сыграл бы такой набор звезд как единая команда?

- При их индивидуальной силе это неважно. Всех «порвали» бы на мелкие кусочки.

ВЫИГРЫШ ОЛИМПИАДЫ – ГЛАВНАЯ ЦЕЛЬ ПЕРЕД ЗАВЕРШЕНИЕМ КАРЬЕРЫ

- Не скажите: сборная России последних лет по рейтингу, да и по силе игры опережает всех своих конкурентов, а где победы, которых мы так заждались?

- Это очень печальная история, объяснения которой у меня нет. Уже руки опускаются: что только не пробуем, как ни пытаемся, а каменный цветок не выходит. При этом и сильнейшие все в составе, и играть хотят, стараются, и отношения внутри команды хорошие, но результата нет как нет. Может, мы просто до донышка исчерпали запас фарта, выиграв ранее 11 Олимпиад подряд.

- Не фарт же был тому причиной.

- И он тоже, причем иногда - в ярко выраженном виде. А потом пошла какая-то черная полоса. Например, на Олимпиаде в Турции, где мы объективно играли сильнее всех, совершенно по-дурацки проиграли в конце Америке и остались вторыми по дополнительным показателям. Причем из-за того, что Бангладеш сыграл в последнем туре вничью с более сильной Боснией, чья победа была нам нужна. Сюр, да и только.

- Может, стоить в церковь сходить?

- Честно, не знаю. Но надо думать: вот опять ребята только что провалили командный чемпионат мира. Хотя подходили к нему с самыми серьезными намерениями.

- А не надо ли, наоборот, расслабиться и просто поиграть в шахматы, как умеете?

- Могу раскрыть небольшой секрет: пытались и так. В Тромсё, где неудачно начали, вызвал партнеров на разговор и сказал: мы слишком напряжены, давайте попробуем подвигать фигуры в удовольствие, действовать так, как это обычно происходит в личных турнирах.

Но одно дело сказать, другое – сделать. Серия неудач становится все длиннее и давит все большим грузом, сковывает. Плюс еще именно с нами все без исключения играют с повышенной мотивацией. Не знаю, почему, однако это факт.

Я выиграл три Олимпиады в девяностые и с тех пор, как обрезало: пять турниров без побед, хоть и были два серебра. Очень хочу переломить ситуацию в следующем году в Баку. Выигрыш Олимпиады становится для меня едва ли не главной целью перед завершением карьеры. Турниром года уж точно – буду пытаться подойти к Баку-2016 в оптимальной форме.

КАРТЫ И "НАРКОТИКИ"

- Если бы вам предложили сейчас переместиться лет на 50 назад и поиграть в шахматы в докомпьютерные времена, согласились бы?

- Знаете, сейчас шахматы более интересные – они сложнее, динамичнее, острее. Но это хорошо для зрителей, а для игроков тогда все было гораздо проще. Поэтому, наверное, согласился бы, не раздумывая (улыбается).

Вспомнил сейчас свой первый Линарес – 93-го года. Какое же это было счастье по сравнению с нынешними турнирами! Подготовка к партии длилась час, максимум два. Мы с моим тогдашним тренером Виталием Цешковским чуть-чуть «покидаем» фигуры, придет в голову какая-нибудь идейка – все отлично, можно идти играть.

Сейчас два часа «простукиваешь» вариант с компьютером и вдруг понимаешь – не проходит. И это тоже не проходит. И это. В итоге подготовка во время турнира занимает практически все время между партиями.

- А как строится рабочий день гроссмейстера экстра-класса между соревнованиями?

- Это по ситуации. Компьютер у меня работает постоянно – что-то ставлю, проверяю, шлифую. Сам же по-разному: иногда плотно сижу рядом, иногда ухожу и смотрю только конечный результат.

Строгого графика тренировок у меня нет, но занимаюсь шахматами довольно много. Хотя, к сожалению, урывками – час здесь, полтора там и так далее. Не обремененная семьями и иными заботами молодежь может сидеть у машины по восемь часов подряд, у меня так не получается.

- Молодость, молодость... Помню, когда сам в юном возрасте играл в шахматных турнирах, мы могли несколько ночей подряд напролет проводить за картами, и сил на сам турнир при этом вполне хватало. Вам тоже, насколько знаю, не чужды были подобные развлечения?

- Бывало, бывало...

- Сейчас это уже исключено?

- Опыт, он тем и хорош, что позволяет верно оценивать какие-то вещи и находить оптимальный алгоритм для достижения цели. Иногда, когда не идет, нужно, как говорят шахматисты, «сломать фишку». Может быть, даже посредством ночного загула. Ты будешь чувствовать себя тяжело с физической точки зрения, зато перезагрузишься эмоционально.

Другое дело, что в молодости подобные вещи происходили спонтанно, чаще всего – из-за обычного разгильдяйства или жажды новых впечатлений, а сейчас исключительно осознанно и крайне редко.

- Карты в каком-то виде остаются в вашей жизни?

- В крайне незначительном. Покер не очень люблю, скучно, а старый добрый белот практически ушел вместе со старшим поколением. Сейчас для молодых загул – это не ночь за карточным столом, а лишние часы в интернете.

- И как же вы тогда коротаете свободное время?

- Самыми разными способами. Во-первых, очень люблю спорт в качестве болельщика. Особенно хоккей. Очень переживал за питерский СКА – из-за Геннадия Николаевича Тимченко, с которым у нас сложились весьма теплые отношения. Это вообще светлый человек, поэтому я очень рад, что его СКА наконец-то выиграл Кубок Гагарина.

Что касается всего остального, то, как и все нормальные люди, люблю почитать хорошую книжку, посмотреть новый фильм, сходить на концерт или в музей. Хотя у меня есть своя проблема.

- И в чем же она состоит?

- Я – информационный наркоман. Люблю впитывать самую разную информацию из самых разных областей – экономики, политики, науки, спорта. Если, занимаясь шахматами, подустал, то на полчаса ухожу в интернет и просто знакомлюсь с последними новостями. Сразу освежает. Звучит, конечно, странно, но это действительно так.

- Информацию черпаете в каких-то практических целях?

- Если назвать знакомство с большим миром практической целью – то да. Шахматы – особый мирок, в него можно уйти с головой, как Фишер, и не вернуться, поэтому расширение жизненного пространства необходимо.

- С кем из мировой шахматной элиты интереснее всего обсуждать нешахматные проблемы?

- Очень часто общаюсь с Борей Гельфандом – интересы у нас совпадают в значительно большей степени, чем с молодыми. Лева Аронян – весьма разносторонний человек. У Саши Грищука всегда есть собственный взгляд на разные вещи. Мне вообще интереснее с теми людьми, которые не просто владеют информацией, но и стараются проанализировать ее, осмыслить, сделать собственные выводы.

- А ваша жена что-то в шахматах понимает? Должна ведь, поскольку писала о них?

- Да, она одно время увлекалась шахматами и играет где-то в силу третьего разряда. Но больше любит музыку.

- Футбольный тренер Гус Хиддинк рассказывал, что благодаря своей подруге Элизабет он сделал большое открытие: понял, что законы созданы для того, чтобы их нарушать. А ваша супруга сильно поменяла ваши взгляды на жизнь?

- Сильно. Это трудно четко сформулировать, но она привила мне некие новые культурные и социальные коды. А также заметно по-человечески смягчила. Я стал гораздо более спокойным. И, оставаясь русским по сути, гораздо лучше понимаю и воспринимаю теперь европейскую традицию. Что в значительной степени обогащает.

РАНЬШЕ ДОСТАТОК ГАРАНТИРОВАЛО ПОПАДАНИЕ В ТОП-10, СЕЙЧАС – В ТОП-50

- Какая партия станет визитной карточкой гроссмейстера Крамника в будущих шахматных энциклопедиях?

- Одну выбрать трудно – хотя бы из-за того, что стиль кардинально менялся. Можно попробовать найти характерные партии для каждого творческого периода. В 90-ые такой, наверное, является победа черными над Каспаровым в 1996 году в Дос-Эрманасе. Кстати, это единственная результативная партия между нами, где выиграли черные, все остальные единички на счету белых.

Были, правда, еще в тот период две яркие победы черными над Топаловым – в 1995 и 1997 годах, а также выигрыш у Каспарова в 1994-м в быстрые шахматы, их бы я тоже выделил.

В следующем жизненном отрезке отметил бы последнюю партию матча на первенство мира с Леко – важнее ее трудно что-либо придумать в спортивном отношении, однако и качество игры получилось выдающимся. Дальше тоже были очень хорошие партии – хотя бы победа над Анандом в Вейк-ан-Зее.

Если честно, мне вообще трудно выбирать, когда нет четких критериев. Всегда с трудом отвечал на вопросы о любимом писателе или композиторе. Тем более, что в разные периоды у тебя разные предпочтения. Вот десятку, как с шахматными гениями, составить можно, а выбрать из них кого-то одного... Так, собственно, и с партиями.

- Каким деньгам, заработанным за время своей карьеры, вы были особенно рады?

- Деньги – они ведь всегда гарнир, а не основное блюдо. Получить главный приз после матча с Каспаровым было очень приятно. Но разве в деньгах там было дело?! Пусть они и вывели меня на совсем другой уровень финансовой обеспеченности.

- Можете теперь повторить вслед за Михаилом Турецким, руководителем известного хора: «Отныне я никогда не буду бедным»?

- Нет. Мне кажется, что в современном мире подобное вообще никто не может сказать. Рухнуть может что угодно и где угодно. Но уверенность в том, что испытывать нужду никогда не придется, все же лелею. И знаете почему?

- Нет. Расскажите.

- Потому что пословицу «Не имей сто рублей, а имей сто друзей» никто не отменял. У меня есть хорошие друзья, которые всегда помогут, в том числе и с работой. Тем более, что к деньгам отношусь довольно спокойно – может быть потому, что жизнь сложилась удачно: начал ведь прилично зарабатывать еще в юности, попав в 17 лет в мировую десятку. А когда нет проблемы, нет и мыслей о ней.

- Мировая десятка – это та зона, которая гарантирует безбедное существование? Или черта все-таки проходит ниже?

- У каждого свои представления о безбедном существовании. Но по сравнению с девяностыми времена в шахматах заметно улучшились. И пристойно обеспечить себя могут человек 50, не меньше, в то время как тогда речь шла именно о 10-15.

- За счет чего же наступила такая райская жизнь?

- До конца сам не понимаю. Есть только догадка: если посмотреть на верхушку рейтинга, то там небывалое разнообразие стран. В той же первой десятке всего пара россиян, в то время когда всегда их было минимум 4-5 (я уж промолчу о временах Советского Союза!), зато представлены Норвегия, Италия, Штаты, Болгария, Армения, Индия, Голландия, на подходе Франция и Китай, только что были Израиль, Азербайджан, Англия.

В общем, география – широчайшая. А когда в твоей стране есть яркий лидер, всегда появляются желающие организовать под него турнир. Поэтому мы и имеем сейчас бум соревнований высшего ранга.

Плюс в шахматном мире сейчас куда более здоровая атмосфера, чем в девяностых – начале нулевых, скандалов стало гораздо меньше, никто не перетягивает одеяло на себя. Да и титул теперь снова один, что очень немаловажно, даже более, чем я думал, играя объединительный матч. Все знают, кто чемпион, есть четкая структура, все упорядочено. В общем, за всю мою карьеру сейчас лучшие времена.

- Если бы вам разрешили пережить эту карьеру заново, но уже с учетом нынешнего опыта, многое бы поменяли?

- Конечно. Ошибок было столько!

- При том, что карьера-то одна из самых успешных?

- С сегодняшним пониманием и той энергией, что была в юности, она была бы гораздо более успешной! Минимум + 50 пунктов рейтинга независимо от всего остального. Знаете, чего мне тогда особенно не хватало?

- Чего же?

- Присутствия рядом такого человека, как Никитин у Каспарова или Фурман у Карпова. Мудрого наставника, который бы вел по жизни, подсказывал в трудных ситуациях, позволяя учиться на чужих просчетах, а не на собственной шкуре. Я всего добивался методом проб и ошибок – будь я нынешний тренером у меня семнадцатилетнего, многие вещи просто категорически запретил бы делать.

С другой стороны, если говорить в общем и целом, никаких сожалений у меня нет: все развивалось достаточно удачно и успешно.

КАК ШАХМАТНЫЙ МИР ЕДВА НЕ ПОТЕРЯЛ КАСПАРОВА С КРАМНИКОМ ОДНОВРЕМЕННО

- А были такие случаи в жизни, когда можно было, выдохнув, сказать: «Бог уберег!»?

- Совсем уж критических, наверное, нет. Но непростых моментов хватало. В 90-х я жил в Москве, без всякой охраны, в обычном спальном районе, поэтому вполне мог оказаться в ситуации Артура Юсупова, которого ограбили и чуть не убили в собственной квартире. Деньги-то кое-какие уже были. Но, слава богу, ничего серьезного не произошло.

- И тем не менее, любой человек вспомнит моменты, когда ему было очень страшно?

- У меня самый острый связан не с криминалитетом или каким-то скандалом, а с обычной поездкой из Линареса в аэропорт, когда шахматный мир мог одновременно потерять и меня, и Каспарова.

- С этого места поподробнее, пожалуйста!

- Не помню уже точно, какой это был год – по-моему, 96-й. Или 98-й. Очередной турнир в Линаресе закончился, мы улетали на следующий день довольно рано, а до аэропорта там ехать часа три. Поэтому выехали мы с Каспаровым часов в шесть утра, в одной машине. И водитель, как потом выяснилось, на приличной скорости просто уснул за рулем.

Мы сидим, разговариваем о чем-то, ничего не замечая, поскольку водитель был в темных очках. Дорога пустая, поэтому 120 километров на спидометре кажутся вполне естественными. Тут впереди возникает машина и мы к ней начинаем стремительно приближаться. Остается несколько метров, а мы летим прямо в нее!

Каспаров при этом был на переднем сиденье (что могло обойтись гораздо дороже), я – на заднем, но угрозу мы почувствовали абсолютно одновременно, синхронно подскочив. Наши резкие движения разбудили водителя, и он успел буквально в последнюю секунду вывернуть руль.

Каспаров, как человек горячий, высказал шоферу все, что думает по его поводу. А тот остановил машину, дрожащими руками налил себе кофе из термоса и несколько минут элементарно успокаивался. Потом уже доехали до места назначения без приключений, но свои ощущения в критическую секунду помню до сих пор.

- Не знаю, были ли у вас сравнимые ощущения в шахматах, где вы видели, наверное, уже все. Может ли вас что-то еще в любимой игре удивить?

- Безусловно. В шахматах, как в медицине, идет постоянное развитие и некая переоценка ценностей. Какие-то, казавшиеся незыблемыми, варианты умирают, какие-то, наоборот, обретают новую жизнь после имевшей место полной отбраковки.

- Но это – частности. А если говорить о глобальных вещах?

- Глобально вряд ли уже что-то может оказаться неожиданным – слишком много я уже знаю о шахматах. Хотя есть некоторые вещи метафизического, сказал бы, характера, которые пониманию так и не поддаются.

- Например?

- Например, фантастические игровые отрезки, встречающиеся в биографиях сильнейших шахматистов. Турниры, проведенные в невиданную силу, которая потом вдруг уходит – не совсем, естественно, но возвращаясь к обычным отметкам. Как объяснить такие взлеты, как, например, у Каруаны во время его феноменальной серии?

Кто-то может посчитать, что я ухожу куда-то в эзотерику, но мне кажется, что есть некая аура, позволяющая в какие-то моменты вырабатывать подавляющую соперника энергетику. В такие периоды у тебя складывается абсолютно все.

Я тоже временами подобное ощущал и не мог объяснить: почему вдруг противник на ровном месте грубо ошибся, почему «заходят» абсолютно все дебюты и добываются абсолютно все очки. Сейчас, кстати, подобное время у Карлсена: при всем его высочайшем классе и прекрасной игре он добивается даже большего, собирая все, что только возможно.

Иногда же все бывает наоборот – ты вроде и готовился здорово, и чувствуешь себя хорошо, а все валится из рук. Как у меня год назад, когда потерял около 50 единиц рейтинга.

- Я бы еще вспомнил ваш матч с Анандом, где явно все шло не так, как должно было бы.

- Да, и тогда тоже. Очень необычное чувство, когда ты играешь турнир во вполне нормальной форме, а соперники вдруг начинают выдавать против тебя запредельные партии. Проигрываешь белыми человеку с рейтингом 2650, начинаешь потом смотреть, а ты, оказывается, и не ошибался особо. Просто получил в ответ серию гениальных ходов, которые раньше у твоего оппонента в таком концентрированном виде вообще не случались!

Когда за полгода подобное происходит несколько раз, поневоле поверишь в эзотерику. И почувствуешь себя беспомощным.

- Черные периоды можно прервать самому или приходится ждать, когда некие метафизические силы оставят тебя в покое?

- Они сами по себе в какой-то момент заканчиваются. Ты же разве что переосмыслить что-то можешь. Хотя я вот в последний раз взял перерыв на два-три месяца, и все потом вошло в свою колею. То есть, опять же понадобилось время.

- Столь необъяснимые вещи сильно действуют на психику?

- Это, конечно, очень неприятно. Тебя словно придавили с небес и сказали: вот твое место, сиди и не дергайся. Пока не выпьешь чашу до дна, ничего не изменится.

ГЛАВНАЯ БЕДА ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

- Ваш секрет успеха в шахматах мы уже услышали. А если спроецировать его на жизнь в целом?

- В жизни, как, впрочем, и в шахматах, универсального рецепта нет. У каждого человека свой характер, свой менталитет. Главное – адекватно оценивать себя и свои возможности.

- А вот Таль, помнится, говорил, что лучше себя переоценивать, чем недооценивать.

- Это правда. Но еще лучше – оценивать максимально адекватно. Когда я начал учиться это делать, многие вещи в жизни стали на свои места.

- Интересно, как вы этому научились?

- Думаю, помогло увлечение восточной философией. Во-первых, она дала возможность спокойнее смотреть на мир, во-вторых, позволила выйти из оболочки своего «я» с соответствующими проблемами, желаниями, эмоциями, и спокойно, даже отстраненно взглянуть на себя и своих соперников. Это в любом случае приходит с годами – в молодости даже мысли о чем-то подобном не посещают.

Кстати, мои приятели-теннисисты тоже говорят, что с возрастом их игра становится более продуманной – раньше просто били со всей дури, не задумываясь о стратегии, теперь же пытаются следовать выстроенному плану на игру.

- Три ваших главных «не люблю»?

- Ответ на этот вопрос может получиться очень длинным. Начну с того, что с годами стал не то что более толерантным, но более спокойным точно. Если чего-то не люблю, то просто отворачиваюсь, стараюсь не иметь с этим дела.

Раньше мое воспитание было во многом советским: если видишь зло, с ним обязательно надо бороться. Помните классическое: «У верблюда два горба, потому что жизнь борьба!»?

- Удивляюсь, что вы это еще застали.

- Но я все-таки прожил в Советском Союзе целых 16 лет. Так вот, со временем понял, что ты все равно никому ничего не докажешь. Люди в большинстве своем просто не хотят настоящей правды, они предпочитают то, что комфортно для их мировосприятия. И в этом, кстати, едва ли не главная беда человечества.

В свое время сжег немалое количество нервов, пытаясь доказывать истину – причем не на эмоциональном уровне, а при помощи фактов и логики. Но постепенно понял, что все усилия уходят в пустоту. Даже стопроцентные логические доводы и факты не сбивают оппонентов с той позиции, на которой они хотят стоять.

Поэтому теперь ни на что не жалуюсь и ничего никому не объясняю. А логику оставляю только для тех, кто готов ее воспринимать и может поменять свои представления, для людей с гибким и критическим мышлением. К сожалению, таких крайне мало. Но зато с ними очень интересно: ведь и ты должен быть готов принять что-то, отличающееся от твоих взглядов.

- Как вы определяете нужных собеседников? На взгляд?

- Нет, но в ходе разговора все быстро становится понятно. Если логические доводы идут мимо, беседу быстро сворачиваю – она бессмысленна. Тратить силы на борьбу с тем, что, безусловно, сильнее, просто неразумно.

Но вернемся к вашему вопросу: есть много вещей, которые я не люблю, но отношусь к ним достаточно спокойно. Просто они за забором, который я для себя выстроил. Весь опыт моей борьбы с несправедливостью говорит о том, что пострадаю только сам. Такое уже было, когда на год выбывал из строя по состоянию здоровья.

- И все же: что для вас хуже всего?

- Наверное, негибкость ума, неспособность к восприятию другой точки зрения, твердолобая упертость в своей правоте. Очень боюсь людей, подчиняющих свои действия некой идеологии, фанатиков, воспринимающих мир исключительно в черно-белых цветах, не желающих прислушиваться к другому мнению.

Дискуссия, обогащающая обе стороны – лучшее, что есть в этом мире. И если бы все были к ней готовы, мы жили бы совсем иначе. Сейчас же есть возможность легко промывать мозги людям, а те, к сожалению, не утруждают себя, чтобы проделать элементарный логический анализ...

Причем такими методами действуют везде, в любой стране мира. А в результате развязываются многочисленные конфликты, легко получающие одобрение в массах. Или создаются такие жуткие вещи, как ИГИЛ. Все это очень печально. Боюсь, что ХХI век не обойдется без очень большой войны.

- То есть, тревожат вас исключительно глобальные проблемы?

- Да, потому что против них мой заборчик недостаточен. А вот со всем остальным он вполне себе справится.