ChessPro

Слуги вошли поглядеть на мертвого императора
и застыли на пороге, а император сказал им:
– Здравствуйте!
Ханс Кристиан Андерсен
«Соловей»

Мне позвонил Миша Савинов.
– У ФИДЕ с АШП, – деловито сказал Миша, – состоялась встреча. Заметь – не первая. Подробности на сайте. Тебе нужно письменно ответить на мои вопросы. Вопросы я уже выслал по электронной почте. Когда сделаешь?

В такие минуты со мной творится что-то непонятное. Стоит мне услышать предложение о новой работе, как я тут же впадаю в ступор. Вслух – молчу, а про себя соображаю: «Ну, с такой трудной работой мне никогда не справиться. Я ее либо совсем не сделаю, либо сделаю плохо. А чтобы к сроку поспеть – об этом и речи быть не может. Надо отказываться». Но отказываться не очень хочется. Мало ли что – можно испортить отношения с работодателем. Или: деньги хорошие предлагают, зачем же их мимо себя пускать? Вот в таких муках и происходит напряженная внутренняя борьба. А вслух – молчок. И если предлагающий работу терпелив, то пауза может затянуться.
На этот раз пауза длилась особенно долго. Я молчал, а Миша – тот звонил с казенного телефона, мог и подождать.

Шаг в сторону. Есть люди, перед которыми я благоговею, а есть – перед которыми испытываю комплекс неполноценности. Чувства эти совершенно разные.
К примеру, перед Максимом Ноткиным я благоговею.

Образцовый журналист Миша Савинов (с Каспаровым)

Максим – душа-человек. Он со всеми ладит. Даже если человек ему несимпатичен (такие, думаю, все же есть), Максим никогда этого не покажет, и человек об этом никогда не догадается. У меня же – всё наоборот: даже с людьми, которые, в общем-то, неплохо ко мне относятся, сумею так разругаться, что потом и не помиришься. Когда работал в «64», у меня несколько раз срывались авторы «с крючка» – и всё из-за моего скверного характера. Не раз думал: пропал материал, статьи не будет – ничуть; Максим вставал на мое место и выправлял ситуацию. Что он говорил авторам – не знаю; наверное, то, что они меня «не так поняли».
А вот Миша Савинов вызывает во мне сильнейший комплекс неполноценности. Потому что Миша может всё то, чего не могу я. Даже не так, а: я не умею все то, что умеет Миша.
Прежде всего: Миша в совершенстве владеет английским. И читает, и говорит – от иностранца не отличить. Даже ведет собственную колонку на престижном американском сайте Chesscafe.com. Я же по-английски – ни бум-бум. До такой степени ни бум-бум, что становится противно. А с другой стороны – чего вы хотите: 10 классов спортшколы – суровая школа жизни. Такую школу нельзя было пройти без потерь. Я по дороге потерял английский язык – или просто выдумываю себе оправдание?

Душка Ноткин

Миша долго жил в Норвегии; будучи студентом, объездил всю Европу – и не ту, которая «курица не птица, Болгария не заграница», а самую что ни на есть Западную – Францию, Голландию, Италию. Побывал в Америке. Меня в нежном возрасте не пустили как раз в Болгарию. Но об этом лучше как-нибудь в другой раз.
Миша ловок в обращении с компьютером. И не только с компьютером, а и со всякой другой наипервейшей журналистской техникой: факсом, модемом, цифровым фотоаппаратом. Я же этого фотоаппарата попросту боюсь, снимаю как старый дед на «мыльницу» и долго потом гадаю: в фокусе – не в фокусе, ярко или темно. Уже все сроки прошли, а я только-только пленки из проявки забираю – такие вот чудеса оперативности.
Вообще-то фотоаппарат ерунда, главное – что Миша выглядит так, как должен выглядеть настоящий журналист. В его одежде множество карманчиков – для всяких нужных мелочей, что должны быть под рукой у настоящего журналиста. В руке – небольшая дорожная сумка со всем необходимым. Миша строен, подтянут. Мобилен. Вроде только-только взял интервью – а вот уже и перегнал его в ноутбук, и перевел на английский, и оно – свеженькое, двуязычное – лежит на сайте: читайте! Улыбчив и остроумен. А посмотрите на меня? Пузо торчит, говорю либо мало и хмуро, либо хамлю всем без разбора. Сколько ни пытался брать с собой в поездку только самое необходимое – гляжу, опять набивается два чемодана вещей и продуктов. И – без ноутбука, без цифрового фотоаппарата, мешочник мешочником, еду куда-то, пыжусь, изображаю из себя журналиста.
А журналист-то Миша, а вовсе не я.

...Надо было что-то отвечать – пауза становилась неприличной. Я решил пока не говорить ни да ни нет, а прощупать обстановку. Изобразить из себя писателя в зените славы, а дальше действовать по ситуации.
– Миша, подумай сам: какое ФИДЕ, какое АШП? Что я в этом понимаю? – я кокетничал напропалую. – Всё, что могу сказать про АШП и ФИДЕ, – что на сайте АШП с днем рождения поздравляют только гроссмейстеров, а на сайте ФИДЕ – всех, кто хоть как-то отметился в рейтинг-листе.

– АШП отстаивает интересы игроков, – мягко напомнил Миша.
– Тем более. Ну какой из меня игрок? Над моими ходами еще 10-летний Свидлер смеялся, а 12-летний Крамник обыграл меня в двадцать ходов – черными мат поставил, и это еще не худшая моя партия!
– Но ты колумнист нашего сайта, – прибегнул к тяжелой артиллерии Миша. Он работает на сайте е3е5.com.
– Колумнист-то колумнист, – я тогда еще не вполне понимал значение этого слова, – но только по женским шахматам. Звони элите.

– Понял, – просто ответил Миша и повесил трубку. Я остался один; дух противоречия, тяжелый и злой, поднимался во мне и начал душить.
«Небось, и вправду элите сейчас звонить начнет. А меня почему не стал упрашивать? Я бы еще поломался для виду, а потом бы согласился, – в тот момент я уже очухался и понял, что работа пустяковая. – Сделаю-ка Мише сюрприз. Он непременно будет еще звонить и упрашивать, а я ему скажу: я уже всё сделал! И он обрадуется».
Я полез в интернет за вопросами. И быстренько написал все ответы.
Но Миша так и не позвонил. Сперва я еще ждал звонка, а когда понял, что его не будет, сгреб написанное и отправил в мусорную корзину. Корзина у меня недалеко – в углу монитора. Потом подумал – и ответ на один вопрос все-таки из корзины вытащил. Вопрос был такой:
«Как Вам кажется, нужно ли включать АШП-тур в систему розыгрыша звания чемпиона мира?»
Мне стало неловко, когда я это прочитал. «Ну, как же так, – думаю, – как можно задавать десятый по важности вопрос, не задав девять первых? Да на такой вопрос и отвечать никто не захочет. Ведь совершенно же ясно, о чем сперва надо было спросить. Чемпиона (лучше сказать – короля) какого рода вы держите в уме? Это надо выяснить прежде всего, так ведь? О каком короле идет речь? Таком, как Ботвинник? Как Каспаров? Или как Касымжанов? Хотите ли вы выбирать короля раз в три года? Раз в год? Или как придется? Ваш король, он кем должен быть? Господом богом? Ярким лидером? Обычным человеком?» И только договорившись, о каком короле идет речь, можно спрашивать, стоит ли цеплять АШП-тур к розыгрышу звания чемпиона мира. Хотя как раз тогда ответ будет ясен заранее.

Три типа шахматного короля. Памятка

Прототип Ботвинника

1. ГОСПОДЬ БОГ (ботвинниковский тип).
Недосягаем и недоступен. Сидит на вершине холма. В темноте светится. Являет собой сильнейшее духовное начало, при этом не имеет тела. Не отправляет естественные человеческие надобности, не подлежит обсуждению в качестве персонажа светской хроники. Вообще не подлежит обсуждению. Подобно Римскому папе, время от времени пишет цидули своим подданным. В них он то указывает на ошибки, то благословляет – по настроению.
Раз в три года играет так называемые матчи на первенство мира. На самом деле – всего лишь удостаивает аудиенции достойнейшего из своих подданных (претендента). При этом если заболевает Господь бог, то начало матча тут же переносится; если же заболевает претендент, то матч тут же и начинается. Если Господь бог выигрывает матч, то иначе и быть не могло. Если Господь бог проигрывает матч, то на самое малое время уподобляется претенденту. Играется новый матч, и тут уж пощады не жди.
Достоинства: обладает непререкаемым авторитетом, фактически правом вето.
Недостатки: обладает непререкаемым авторитетом, фактически правом вето.
Возможность прицепить АШП-тур к розыгрышу звания короля: смешно даже думать об этом. Путь претендента к встрече с Господом богом – это трехлетний путь Просветления. Просветление же приходит к тому, кто, умерщвляя плоть и укрепляя дух, проводит дни свои в трудах и молитвах. Ну, и при чем здесь АШП-тур?!

Горячий Каспаров

2. ЯРКИЙ ЛИДЕР (каспаровский тип)
Недосягаем, но доступен. Сидит на вершине холма, при этом постоянно спускается вниз – себя показать. В темноте не виден, но на свету светится так, что всем хочется зажмуриться. Невероятно брутален, обладает сверхтелом; духовная же оболочка не бесспорна. Человечен, слишком человечен; постоянный персонаж светской хроники. Подлежит обсуждению, но не прогнозированию.
По большому счету, вообще не нуждается в подданных. Но играть с кем-то надо. Главная идея – выбирать соперников самому, вне всяких правил и регламентов.
Достоинства: очень ярок.
Недостатки: даже слишком.
Возможность прицепить АШП-тур к розыгрышу звания короля: почему бы и нет? Не все ли равно, по какому формальному критерию избирать претендента, если единственный настоящий критерий – воля самого короля. Захочет он сыграть матч с победителем АШП-тура – сыграет с победителем АШП-тура. Не захочет – сыграет с кем-нибудь еще. Или ни с кем не сыграет.

3. ПАРЕНЬ С СОСЕДНЕЙ УЛИЦЫ (касымжановский тип)
Хью Хефнер еще 40 с лишним лет назад четко указал все те принципы, по которому ФИДЕ решило лепить своих чемпионов.

Сосед Касымжанов

«У нее не идеальная грудь. Не слишком длинные ноги. Она не более сексуальна, чем та, с которой ты вчера познакомился в колледже. Она – обычная девчонка, девушка с соседней улицы. Но посмотри, какой она может быть: волнующей, притягательной. Ей повезло: она стала “девушкой ноября”. Смотри внимательнее, парень: может быть, “девушка декабря” живет с тобой по соседству. Смотри в оба, не упусти свой шанс!»
Хью Хефнер – основатель империи «Плейбой».
Достоинства: – .
Недостатки: – .
Возможность прицепить АШП-тур к розыгрышу звания короля: отличная идея! Избирать «парня года» по итогам АШП-тура – что может быть лучше? Только избирать «парня месяца», но нельзя же сразу требовать слишком многого...

...Потом на сайте стали выставлять ответы элитных шахматистов. Я начал читать – и понял, что ошибался, думая, что на этот Мишин вопрос никто отвечать не захочет. Кто-то действительно не захотел – а кто-то все-таки ответил. Ситуация стала еще непонятнее – потому что вряд ли, к примеру, тот король, который сидит в голове Раджабова и тем более Накамуры, хоть сколько-нибудь похож на того короля, что сидит в голове у Широва или Гельфанда. И тогда я вспомнил о герменевтике.
В моей голове сидит не так много сложных слов, но кое-какие еще остались. Они служат напоминанием о моем высшем, так сказать, образовании. Я закончил филологический факультет педагогического университета. По окончании вуза еще некоторое время пугал окружающих непонятными словосочетаниями: «синтаксический параллелизм», «теория бродячих сюжетов», «кумулятивная цепочка» и тому подобное. Потом, как Великан Блюм из горинского «Свифта», понял, что высовываться зазорно, невыгодно, и в целом – не нужно. Я стал усиленно забывать непонятные для нормального уха слова, и это мне блистательно удалось. Уже через год я с трудом подбирал синоним к слову «велосипед», а увидев портрет Потебни, принимал его за композитора Чайковского – как и все вокруг.

Шаг в сторону. Как меня вообще угораздило попасть на филфак? Ответ: случайно. Моим шахматным тренером был заслуженный тренер СССР Абрам Иосифович Хасин. К старшим классам средней школы стало ясно, что шахматиста из меня не выйдет, но захаживать к знаменитому тренеру я по привычке продолжал. Зашел и в тот день, еще не зная, до какой степени он окажется для меня путеводным. Поздоровался с Хасиным и, разумеется, тут же отправился на кухню.
На кухне, у плиты, стояла дочь Хасина, Аня Дергачева. Рядом на табуретках сидели двое: плохо одетые, смешливые, умеренно молодые люди. Коротко кивнув в мою сторону, они продолжили выяснять, кто из знаменитых режиссеров, Феррери или Пазолини, более мерзкий. Ни «Большую жратву», ни тем более «Сало» я тогда еще не видел; сидящие на табуретах спорили хотя и понарошку, но весьма остроумно. Я заулыбался и потеплел. Над кухней витал дивный запах ирландского рагу; обстановка была раскованной и располагала к живому человеческому общению. Мне всегда нравилось бывать на хасинской кухне.

«Ирландское рагу»

А вам когда-нибудь доводилось готовить ирландское рагу? Напрасно; приготовить его даже проще, нежели «холостяцкий стандарт» – яичницу с ветчиной. Рецепт рагу несложен, количество ингредиентов – свободное, но желательно больше десяти. Главный принцип – все ингредиенты должны быть, как минимум, несвежими. Парадокс, многократно проверенный на практике: чем гаже выглядят исходные продукты, тем вкуснее получится ирландское рагу. Сморщенный баклажан, сомнительный красный перец, помидоры «с бочком», видавшая виды зелень, не первой свежести шампиньоны, заплесневелый сыр (не обязательно тертый, можно и одним куском: все равно расплавится), черствый черный хлеб (лучше ржаной или бородинский) – ничего не выбрасывается, всё идет в котел. Если в глубине морозилки под слоем инея притаилось мясо, неизвестного происхождения и с утерянным сроком закладки, – вы богач, шеф-повар и уважаемый человек. Если же удастся достать из бара заначенную бутылочку дешевенького молдавского красного сухого вина (выливайте в котелок всю жидкость сразу, все равно ведь вне ирландского рагу такую гадость вы пить не станете) – на запах вашей стряпни сбежится весь Университетский проспект. По крайней мере, на запах Аниной стряпни – сбегались.
...Рагу было съедено со скоростью, не оставлявшей надежд никому, кто пришел бы к Ане минуты через три после начала трапезы. Тот из гостей, который побойчее, от итальянских режиссеров перекинул мостик почему-то к поросшим мхом немецким романтикам и как дважды два доказал, что картина романтического двоемирия была Новалисом похабно упрощена. Я не нашел, что возразить. Второй вел себя несколько солиднее. Некоторое время он даже помалкивал, но потом вдруг разразился порцией стихов самого дикого нрава (как позже выяснилось – своих). Я млел и похрюкивал. Мне нравилось всё: еда, люди, разговоры.
– Нравится? – неопределенно спросила Аня.
– Еще бы, – так же неопределенно ответил я.
– Тогда познакомься, – сказала Аня. – Это твои будущие университетские преподаватели. Тот, кто честил немецких романтиков, – Арсений Дежуров. Тот, кто стихи читал, – доцент Тихомиров.
Я пожал плечами. А через пару месяцев Дежуров и Тихомиров действительно стали моими преподавателями, а я сам – студентом филфака. Это было ошибкой. Но даже когда я догадался, что совершил ошибку, – я не стал ее исправлять. И нехотя, без усердия и прилежания, доплыл до берега, имя которому – диплом.

У Дежурова есть свой собственный сайт, он так и называется: dezhurov.ru. Там много чего понаписано интересного: про Абрама Иосифовича Хасина, и про Аню Дергачеву, и про доцента Тихомирова (сейчас, поди, уже доктора наук), и про самую главную нашу общую подругу Зухру (вообще-то ее звали Диля, но правильно было называть ее Зухра или – уменьшительно-ласкательно – Зухруша, с ударением на второе «у»). Только про меня там нет ни строчки. В дежуровских хрониках я оказался заведомо второстепенным персонажем.
Но вернемся к герменевтике. Герменевтику нам преподавал доцент Махлин, один из крупнейших в стране исследователей творчества М.М.Бахтина. Бахтиноведение было делом всей его жизни, но курс философии литературы не мог состоять из одного Бахтина, и в качестве добавки Махлин рассказывал нам всякую всячину. Про древнегреческих философов-педерастов, про древнеримских философов-педерастов, про скандинавских философов-фашистов, про немецких философов, вобравших в себя вышеперечисленные качества и к тому же отличавшихся особой склонностью к суициду. Ну и про герменевтику, конечно, – все эти милые люди в изложении доцента Махлина в той или иной степени были герменевтами.
Рассказывал Махлин примерно так:

– Герменевтика – великая наука, родившаяся в средние века. Вы об этом знали? Я так и думал. В то время латинский и древнегреческий языки уже были мертвы. А великие тексты, написанные на этих языках, по-прежнему живы. Что прикажете делать? Как изучать эти тексты, кто-нибудь знает? Кто из вас вообще владеет латинским языком? Я так и думал.
(А чего тут думать – зачет по латинскому языку в нашем университете состоял в том, что каждый из нас, лоботрясов, должен был вызубрить 300 (триста) крылатых латинских выражений. Вызубрил – доставай зачетку. Нечего и говорить, что даже те, кто смог набить свою память тремястами более или менее известными цитатами, нисколько не приблизились к чтению Цицерона в подлиннике. Так что доцент Махлин мог глумиться над нами совершенно беспрепятственно.)
– Герменевтика возникла как искусство перевода, перевода с прекрасных, но мертвых древних языков на европейские языки средних веков. Но одного перевода было мало, требовались толкователи, то есть – интерпретаторы. Интерпретаторы (тут доцент Махлин делался похожим на раввина, рассказывающего, как Ирад родил Мехияэля, а Мехияэль, в свою очередь, – Метушаэля, Метушаэль же – Лемеха, и так до четырнадцатого колена) не просто переводили текст, но и объясняли, как правильно его понимать. За неправильное понимание текста (тут доцент Махлин жестом профессионального фокусника тыкал пальцем в кого-то из нас) могли и сжечь. И только в XX веке Гадамер... В этой аудитории кто-нибудь читал Ганса Георга Гадамера?
Нет, в этой аудитории никто не читал Ганса Георга Гадамера.
Доцент Махлин делал вдох, равный по шуму Ниагарскому водопаду, а по выразительности – не имеющий себе равных. Очевидно, он хотел, чтобы мы сами осознали всю глубину своего падения, раз пренебрегли таким выдающимся герменевтом, как Ганс Георг Гадамер. О том, что ни Гуссерля, ни Хайдеггера мы, разумеется, тоже не читали, доценту Махлину еще предстояло узнать.
С минуту он раздумывал, что с нами, лоботрясами, делать (явно склоняясь к средневековому способу воздействия). Приняв решение, доцент Махлин рявкнул:
– А ну, закрыли все глаза!!!
Мы закрыли глаза.
– Быстро представили себе корову!!!
Ручаться не могу, но думаю, что все или почти все действительно стали напрягаться и с закрытыми глазами представлять себе корову.
– Смотрите на корову и слушайте меня!!! У кого-то из вас корова рогатая, а у кого-то – безрогая. У кого-то – пятнистая, а у кого-то – гладкая. У кого-то – яловая, а у кого-то – стельная. Видите???
Я, не разлепляя век, удивился. Моя корова мрачно жевала траву и смотрела на меня в упор, не мигая. Я видел одну только коровью морду, пожалуй, с рогами; разглядеть, какое у моей коровы вымя, я решительно не мог. Ждать, пока корова повернется ко мне боком, я тоже не мог. Может, это вообще был бык.
Между тем доцент Махлин перестал орать и заговорил нормальным человеческим голосом:
– Так вот, Ганс Георг Гадамер провозгласил, что «не все обязаны думать и говорить одно и тоже, “прекрасный ответ” не говорит ровным счетом ничего». (Понятно, что это цитата, но я до сих пор не знаю, что же точно означает этот «прекрасный ответ». Наверное, какое-то сложное немецкое слово, вроде «истинного знания» или чего-то в этом роде. Немцы большие мастера всё запутывать.) Вы можете считать, что ваша корова – прекрасна, а корова вашего соседа – безобразна, но ваша задача, задача герменевтов – не навязывать во что бы то ни стало свою «прекрасную корову», а попытаться понять безобразную корову другого. Ибо герменевтика есть великая наука о понимании.
Так я услышал сказанное, и так записал. Уже потом я прочел и Гадамера, и Хайдеггера, и старика Шлейермахера. Понял немного. Все эти их «пред-понимания» и «пред-имения» – сам черт не разберет. Наверное, лучше всего читать ученых немцев в оригинале – а я немецким владею так же хорошо, как и английским.
Но кое-что я все же понял. Во всей этой ученой тарабарщине есть немалый практический смысл. Простой пример: Карибский кризис. Наши завезли ракеты на Кубу, американцы тоже большие молодцы: вот-вот нажмут на красную кнопочку. У нас есть свой, по терминологии Гадамера, «прекрасный ответ», у американцев – свой, не хуже. И в общем, понятно, что если мужчины этим «ответом» воспользуются, то шарику конец.
Вот такая ситуация. Мы в СССР считаем, что мы правы, мы владеем истинным знанием; наша «корова» прекрасная, а американская – безобразная. Американцы того же мнения, но с обратным знаком. И что? А именно то, что и говорил Гадамер: «прекрасный ответ» побоку. Не он важен, если только принимающие решения находятся в своем уме. А важно другое: желание и способность договориться.
Это никоим образом не компромисс – потому что компромисс начинается с сомнения: «да, скорее всего, правда на моей стороне, хотя... с другой стороны... возможно...», и пошло-поехало. Здесь же ситуация иная: ты по-прежнему уверен и в своей абсолютной правоте, и в абсолютной неправоте твоих противников, и вообще – ты прекрасен, а они – безобразны.
Это именно расстановка приоритетов. Выражение «есть вещи поважнее мира» в какой-то момент теряет смысл. Всё как на ладони:

либо ты стоишь на своем, и тогда твоя правота – последняя (и весьма кратковременная) субстанция этого мира, либо ты сворачиваешь свой «прекрасный ответ» и примиряешься с тем, что безобразный другой начинает жить рядом с тобой. Твоя правота померкнет – но жизнь продолжится.

Шахматы есть отражение жизни (эту банальность не я придумал). У шахматистов – свой шарик, зримо тяготеющий к монархии. Общественное шахматное устройство, при котором трон то ли пустует, то ли вообще упразднен, не приживается; народ хочет короля. Короля выбирает элита. А у нынешней элиты – свой карибский кризис, и никто сейчас не знает: этот кризис – он близок к завершению, или Сан-Луис – это всего лишь отсрочка. Но тогда это отсрочка перед... чем?
Смотрите, где мы оказались. У Каспарова свой «прекрасный ответ», при котором он более прав, чем все остальные. Так? У Крамника – свой «прекрасный ответ», у Ананда – свой, у Пономарева – свой, у Широва – свой. У Топалова, Морозевича, Леко, Иванчука – свои. Далее. Когда мы говорим «Каспаров», то подразумеваем, что у него есть: приближенные гроссмейстеры, его поддерживающие, приближенные журналисты, его поддерживающие, поклонники-почитатели, его поддерживающие, – короче, войско. Так? У Крамника – свое войско, у Ананда – свое. И т.д. Война всех против всех. А посредине, глядите – уже выжженная земля.
Я никогда не скрывал, что являюсь ярым поклонником Владимира Крамника. Соответственно, его аргументы казались мне убедительными, а аргументы его противников – неубедительными. Более того, мне и до сих пор так кажется. Крамник обыграл Каспарова в матче. Так? Так. Завоевал свое звание в матче. Повалил при этом самого сильного противника из всех возможных. Так? так. Ну, вот он и хочет, если отдавать свое звание, то тоже только в матче. Причем же здесь его турнирные неудачи? Ни при чем. (В конце концов, Петросян в пору своего чемпионства в турнирах тоже не блистал, однако никому не приходило в голову лишить его за это звания чемпиона мира.) Крамник ждет сильного матчевого соперника, а покуда в матче его никто не обыграл, считает себя чемпионом мира. Убедительная логика? Для меня – убедительная. И вот я вижу, как со своей убедительной логикой Крамник тянет наш шахматный шарик в пропасть. И другие элитные шахматисты со своими, для кого-то не менее убедительными логиками тянут наш шарик туда же. И очень может статься, что серьезных соревновательных шахмат скоро не будет. Будут шахматы в детском саду, шахматы в средней школе, шахматы на парковой скамейке и шахматы в игровой зоне интернета, а еще – шахматы для увеселения почтеннейшей публики, приехавшей отдохнуть на воды или, скажем, подписать важные бумаги. Впрочем, почему будут? Всё это уже было: турниры в Остенде, гамбит Райса... Шахматист, напоминающий одновременно шута и гувернера – мы к этому хотим вернуться?
...В конце первой части Третьей симфонии Шнитке оркестр исторгает из себя такой истошный вопль, что, хотя все предупреждены, становится не по себе: жутко. Кажется, что после этого никакая музыка уже невозможна. Ничего подобного: впереди еще три больших части, и еще много чего в них будет намешано. Легкий флирт и глубокое горе, злость, радость, разудалое веселье и сразу же следом – отчаяние, граничащее с помешательством.

А в самом конце – тихая-тихая надежда: всё образуется, жизнь всё перемелет и снова пойдет своим чередом.
Шахматный мир переживает такое время, когда уже не важно, кто из великих шахматистов прав, а кто – еще более прав. Важно лишь, чтобы жизнь серьезных шахмат продолжилась.
Семь рыцарей Клетчатого стола и еще одна рыцарша. Восемь претендентов на престол. В них вся наша надежда.

Король Вишванатан Первый Легитимный. Бесспорно, самый легитимный из всех, кто приедет в Сан-Луис. Его легитимность приближается к 100%, но не достигает ее. Потому что в любой момент может вернуться Каспаров Гарри Кимович и сказать: «Извините, ребята, но у меня с вашим королем счет “+18”». И кто что ему возразит? Никто ничего. Все опустят голову, как будто в медицинской карте короля, прежде безупречной, вдруг обнаружилась некая стыдная болезнь.
Король Веселин Первый Воинственный. Воинственный и непонятный. Сев на престол, он, разумеется, не станет играть никакой объединительный матч с Крамником – или все-таки сыграет? И договариваться с ФИДЕ он не будет – или очень даже договорится?! Тогда казначеем Всемирной шахматной торгово-закупочной федерации назначат Сильвио Данаилова. Федерация, в свою очередь, учредит где-нибудь в Золотых Песках круглосуточный телевизионный канал, с условным названием «Шахматный магазин на диване». И на шахматистов прольется телевизионный золотой дождь. Ложкой дегтя станут непомерные штрафы за предложение ничьей.
Король Петер Первый Нормализованный. Спортсмен, он заведет моду на пробежки до, после и во время партии. При нем в шахматных клубах появятся пристройки с гимнастическими залами. Легко согласится на матч с Крамником, обыграет его, затем объединит все светлые умы и будет править еще лет шестьдесят. Подданные по примеру Его Величества все до единого обретут цветущий вид, белозубую улыбку, упругие мускулы, безукоризненные манеры. Лишь кучка диссидентов, скучающих по тому бардаку, что царил до Сан-Луиса, будут вздыхать по-стариковски и жаловаться на жизнь без соли и перца. Но их никто не станет слушать.
Король Александр Первый Запредельный. При нем конь обретет право ходить не только буквой «Г», но и буквой «Д». Девиз «Анархия – мать порядка» заменит устаревший «Gens una sumus», а штаб-квартира ФИДЕ переедет в город Кропоткин.
Король Петр Первый Ясное Солнышко. Умница, покровитель искусств, он в первый же после завоевания короны вечер созовет на ярмарочную площадь музыкантов, поэтов и шутов. Будет пировать с ними всю ночь, а наутро без сожалений откажется от трона и уедет в Ленинградскую область выращивать капусту.
Король Майкл Первый Тишайший. Проведет две-три реформы: вроде той, чтобы к окончанию первого контроля игрокам подавали горячий чай прямо на столик, – дабы те, пребывая в цейтноте, не тратили драгоценные секунды на вставание и поиск буфета. В остальном его царствование пройдет тихо, без всплесков. Но и без зарева пожарищ.
Король Рустам Первый Неожиданный, да продлит аллах его дни.
Королева Юдит Первая и последняя. После ее победы история шахмат в том виде, в каком они существовали последние пятьсот лет, закончится; глобусы шахматного мира отправятся в утильсырье, а на плоских картах появится глубокая жирная черта: «Сан-Луис, конец вселенной. Дальше ничего нет».
Можете считать меня женоненавистником, но если победит Юдит, то было бы лучше, если бы этого турнира и всего объединительного процесса не было бы вовсе. Пусть уж мужчины воюют, как воевали прежде, тупо упершись лбами и не желая ни на шаг отойти назад. «Я люблю женщин для того, что они соответственное имеют сложение моей нежности». Александр Радищев. Правильно. А не для того, чтобы они играли в шахматы и вообще умничали.

* * *
Вот и закончилась моя интроспекция (интроспекция – это глядение внутрь себя, вызванное какими-либо внешними причинами). Я начал с цитаты из сказки Ханса Кристиана Андерсена «Соловей». Придворные приходят оплакать своего императора. Они думают, что он умер, а он выздоровел и говорит им: «Здравствуйте!» Что будет дальше, мы никогда не узнаем: история кончается. А интересно было бы узнать, чем она продолжится. Что ответили императору придворные? Ведь они уже свыклись с мыслью, что императора нет и в ближайшее время не будет. А он, оказывается, есть и делает им ручкой. А император – что скажет он после своего «здравствуйте»? Он прежний – но и не совсем прежний, а в чем-то даже и совсем другой, чем был прежде. Какие будут его первые шаги, как он станет царствовать? Неизвестно. Андерсен поставил точку – его история закончилась.
Наша история продолжается.
Пусть продолжается.

Последние турниры

Чемпионат России
СуперФинал

Крамник - Fritz

Мемориал Таля

Топалов - Крамник

Томск. Высшая лига

Майнц

Россия - Китай

Все материалы
ChessPro

Здравствуйте, Ваше Величество!

(интроспекция, вызванная стартующим вскоре турниром в Сан-Луисе)

Образцовый журналист Миша Савинов (с Каспаровым)

Душка Ноткин

Прототип Ботвинника

Горячий Каспаров

Сосед Касымжанов

«Ирландское рагу»

* * *