Там дали нам карточки в столовую, 200 рублей стипендии и двух преподавательниц.
Одна из них - Лидия Корнеевна Чуковская, румяная, с юными сияющими близорукими глазами, но совсем седая. Мы не знали, что ее мужа расстреляли, а брата убили на фронте. Она занималось с нами литературоведением. Мне дала тему "Пушкин о Баратынском, научила работать с источниками, справочниками, проникновенно прочла "Осень" Баратынского, объяснив, что это реквием по Пушкину, "Тишину" Некрасова, где и не пахло "революционным демократом", каким его преподносили, стихи Гумилева, Сологуба, Пастернака, Ахматовой. Мои горизонты сразу раздвинулись, поэзия Серебряного века постепенно стала для меня и великой и по-домашнему родной.
Блока мне еще раньше прочел Корней Иванович. "О доблестях, о подвигах, о славе..." После этих великих стихов я не успокоился, пока не добыл у знакомых и не прочел все три его белых тома. На Брюсова наткнулся сам в школьной библиотеке... А поэзия Мандельштама стала для нас, подростков, нужнейшей духовной пищей. Выискивали его стихи и похожую на них прозу везде, где только могли.
Другая преподавательница - Надежда Яковлевна Мандельштам. В кожанке, носатая, быстрая, с вечной папиросой во рту. Похожа на нестарую и скорее добрую Бабу Ягу. В пустом классе школы имени Шумилова, арендованном ЦДХВД, она усадила нас троих за столы: "Ну, вундеркинды проклятые! Поэтов из вас не выйдет. Но я обязана заниматься с вами, а то останусь без карточек на хлеб и зарплаты. Получать их зря не хочу. Кем бы вы ни стали, иностранный язык вам не помешает. Какой язык хотите изучать?"
Глядим на нее с обожанием. Вот это педагог!
"Выбирайте! - предложила она.- Французский: прекрасная проза, так себе поэзия. Немецкий: прекрасная поэзия, так себе проза. Английский: прекрасная поэзия, прекрасная проза.
"Английский!" - просим хором. "Shut the door" - приказала Н.Я. "Чего-чего?" - растерялись мы. "Shut the door!" - повторила она, указав на дверь. Закрываем дверь. "Open the door!" - мы ее открываем. То же пришлось проделать с одним, с другим окном.
"Чтоб усвоить английское произношение,- продолжала она по-русски, - надо на время потерять всякий стыд. Каждый звук старайтесь произносить не по-людски. Лайте! Блейте! Шипите! Высовывайте язык! Потом этого делать будет не нужно. А пока - хау-хау! уай-уай!" Радостно лаем вместе с ней и узнаем, что при этом произносим: "Как-как? Почему-почему?" Потом принялись блеять: "Бэ-эк!". Оказалось, говорим слово "Назад!"
Корней Иванович был не только «добрым дедушкой Корнеем», как его часто представляют по сказкам. Он мог быть вспыльчивым, внезапным, язвительным, саркастичным, страстным и порывистым, мог кричать и топать ногами. Никто не знал заранее, как он отреагирует, как себя поведет, что сделает в следующую минуту. Даже в весьма почтенном возрасте «патриарх детской литературы» мог вдруг повести себя неожиданно, «несоответственно своему высокому статусу». Когда на одном из «костров», который Чуковский традиционно устраивал в Переделкине, Агния Барто спросила: «Ну что, дети, кто лучше всех знает “Мойдодыра”?», седой классик детской литературы во весь голос заорал: «Я!!!»
Cube2: ..Чтоб войти не во всем открытый,
Протестантский, прибранный рай,
А туда, где разбойник и мытарь
И блудница крикнут: вставай!
мой любимый его стих
Однако: "всем открытый" вроде бы как раз тот, где "разбойник и мытарь и блудница". К.Леонтьев называл это "розовым (читай: либерально-прекраснодушным) христианством" Достоевского.
Протестантский же рай - рай Кальвина и Лютера - был, напротив, для горсточки избранных.
Кальвин и Лютер - это две большие-пребольшие разницы. В лютеранстве нет доктрины предопределения к спасению. «Бог всё предвидит, но не всё предопределяет».
Ну да, формально точнее было заменить "протестантский" на "лютеранский". Но в тогдашней России протестантизм и был на 90% лютеранским, так что не суть.
Мне смутно помнится, кстати, что по КЗОТу оплачивались не более трех подряд неиспользованных отпусков (или даже двух?). И что по этой причине я однажды отпуск таки взял, и при этом мне действительно оплатили пару до того неиспользованных, а это была приличная сумма.
Почитатель: Мне смутно помнится, кстати, что по КЗОТу оплачивались не более трех подряд неиспользованных отпусков (или даже двух?). И что по этой причине я однажды отпуск таки взял, и при этом мне действительно оплатили пару до того неиспользованных, а это была приличная сумма.
Так и отпуска были какие-то сумасшедшие. А в наших мичиганских палестинах у Ю.А. на её административной работе (считай, почти государственной) сначала накапливался день отпуска за месяц (и этого не хватало). Когда она проработала на этом месте десять лет, стали давать полтора дня за месяц (и это она уже не может использовать).
Evgeny Gleizerov: Кальвин и Лютер - это две большие-пребольшие разницы. В лютеранстве нет доктрины предопределения к спасению. «Бог всё предвидит, но не всё предопределяет».
Ну да, формально точнее было заменить "протестантский" на "лютеранский". Но в тогдашней России протестантизм и был на 90% лютеранским, так что не суть.
Я не говорил о предопределении. Рай и в лютеранстве вовсе не общедоступный, поскольку одно из условий спасения - благодать Божия, которая кому дается, а кому нет, и "заслужить" его (в т.ч. покаянием, как у Достоевского) невозможно.
Самый общедоступный рай - католический, т.к. высоко ценятся "добрые дела" и есть Чистилище. Плюс предполагается посредничество (фактически - заступничество) Церкви.
Общедоступный протестантский рай существовал тогда разве что в самых либеральных протестантских конфессиях Америки. Как "прибранный", чистенький и добропорядочный до скуки он изображен в сатирах Марка Твена; подозреваю, что в этом виде и представлял его себе Гумилев.
nict46: Я не говорил о предопределении. Рай и в лютеранстве вовсе не общедоступный, поскольку одно из условий спасения - благодать Божия, которая кому дается, а кому нет, и "заслужить" его (в т.ч. покаянием, как у Достоевского) невозможно
Я, конечно, не теолог (и вообще не верующий ни в каком смысле). Но, насколько мне известно, заслужить спасение в лютеранстве именно можно и даже необходимо, но не делами, а исключительно верой. Всякому искренне верующему во Христа, по классической лютеранской теологии, даруется спасение. Можно, конечно, сказать, что сама по себе вера возможна лишь по благодати Божьей, но, насколько мне известно, на этом лютеране акцента не делают.
nict46: Я не говорил о предопределении. Рай и в лютеранстве вовсе не общедоступный, поскольку одно из условий спасения - благодать Божия, которая кому дается, а кому нет, и "заслужить" его (в т.ч. покаянием, как у Достоевского) невозможно
Я, конечно, не теолог (и вообще не верующий ни в каком смысле). Но, насколько мне известно, заслужить спасение в лютеранстве именно можно и даже необходимо, но не делами, а исключительно верой. Всякому искренне верующему во Христа, по классической лютеранской теологии, даруется спасение. Можно, конечно, сказать, что сама по себе вера возможна лишь по благодати Божьей, но, насколько мне известно, на этом лютеране акцента не делают.
Спасение достигается: верой, Писанием, благодатью. Причем ни у кого нет гарантии не только в том, что ему дарована благодать, но и в том, что вера его достаточно сильна. Религиозное сознание верующего протестанта более тревожно, чем католика или православного, у которых есть подмога в ритуалах и церковном авторитете; это одна из причин большего числа самоубийств среди них (по крайней мере, так было во времена Гумилева).
jenya: Сложность полигамии и для мужчин, и для женщин - в перекрёстных браках. У тебя три жены, две из которых одновременно замужем за другими мужчинами, у которых они тоже не единственные. Разведёшься, как имущество делить?
Одна и та же новелла Гофмана лежит в основе оперы ("Сказки Гофмана") и балета ("Коппелия"). В опере Коппелиус создаёт волшебные очки, герой их надевает и влюбляется в куклу. Она кажется ему прекрасной девушкой. Дальше очки случайно слетают, и он видит уродливую правду. В балете Коппелиус создаёт куклу, герой в неё влюбляется, но главная пуэнта в том, что кукла как-будто оживает, и у Коппелиуса есть счастливые полчаса, когда он думает, что своим волшебством он смог создать живое существо. Как Пигмалион с Афродитой. Опера - про иллюзию в любви, а балет - про иллюзию в творчестве. Короче, всё не слава богу. Как тут быть оптимистом? Как там у Довлатова: "Байрон был молодой, красивый, зажиточный и талантливый. И он был пессимист. А ты - старый, нищий, уродливый и бездарный. И ты - оптимист!"
jenya: А ты - старый, нищий, уродливый и бездарный. И ты - оптимист!
Лучшая похвала советской системе и скрытый мотив бесконечной ностальгии по СССР "простого (пост)советского человека". В сущности, эта нотка есть даже у Дм. Быкова как почтение перед "советским проектом". Кстати: не потому ли Быков упорно отказывается считать Довлатова писателем первого ряда?
У Быкова почтение не просто перед советским, а перед раннесоветским проектом. Только он обеспечивал требуемый данной поэтической натурой градус романтического людоедства.
nict46:упорно отказывается считать Довлатова писателем первого ряда?
А кто соглашается?
Во-первых, читатели (те, для которых вообще существует понятие иерархии в литературе), во-вторых, (почти) все авторитетные критики. А в-третьих, много ли кого еще цитируют из авторов довлатовского поколения, и даже более ранних, писавших после 30-х?
Evgeny Gleizerov: У Быкова почтение не просто перед советским, а перед раннесоветским проектом. Только он обеспечивал требуемый данной поэтической натурой градус романтического людоедства.
"...никогда в России не будет всеобщего благополучия. Всегда это будет страна таких коллективных и масштабных неустройств. ... Но отказ от каких-то сверхчеловеческих безумных проектов для России смертелен, потому что тогда не будет ничего".
Это сказано конкретно о Королеве и космическом проекте. И можно себе представить, что бы по этому поводу сказал Довлатов.
nict46: Во-первых, читатели (те, для которых вообще существует понятие иерархии в литературе), во-вторых, (почти) все авторитетные критики. А в-третьих, много ли кого еще цитируют из авторов довлатовского поколения, и даже более ранних, писавших после 30-х?
На мой взгляд, цитируемость - не лучший показатель, поскольку в этом случае в поколении Довлатова Эдуард Успенский - глыба первейшего ряда.
Мне нравится стиль Довлатова, его юмор (отчасти), но, кмк, это хороший, качественный, искрометный журналист.
Plast2019: Широта популярности раннего Зощенко зашкаливала похлеще довлатовской.
Потому что Зощенко и есть писатель первого ряда, причем в поколении, давшем наибольшее число прозаиков первого ряда в XX веке.
Довлатов до этого поколения, имхо, не дотягивает, но и никто после Шаламова до него не дотягивал.
nict46: Во-первых, читатели (те, для которых вообще существует понятие иерархии в литературе), во-вторых, (почти) все авторитетные критики. А в-третьих, много ли кого еще цитируют из авторов довлатовского поколения, и даже более ранних, писавших после 30-х?
На мой взгляд, цитируемость - не лучший показатель, поскольку в этом случае в поколении Довлатова Эдуард Успенский - глыба первейшего ряда.
Мне нравится стиль Довлатова, его юмор (отчасти), но, кмк, это хороший, качественный, искрометный журналист.
Популярность Успенского - это популярность анимации по его книгам, а не Успенского-прозаика, хотя бы и детского.
По Дм. Быкову Довлатов не прозаик, а рассказчик.
Аберрация, несколько сходная с аберрацией весьма уважаемых авторов 2-й пол. XX в., которые в дилогии Ильфа-Петрова видели просто неплохую юмористическую книгу, а не один из шедевров русской литературы.