Спасибо, но трёхсерийный «Опасный поворот» (1972) я рассматривал в вспоминалке "О советских сериалах" (всё, что больше 2 серий относится уже к мини-сериалам).
Пришлось заново просмотреть вспоминалку "О советских сериалах". Мысль написать отдельную тему о телеспектаклях возникла у меня только после того, как уважаемый Казус упомянул фильмы-спектакли "Мартин Иден" и "Тайна Эдвина Друда", поэтому что-то могло ошибочно попасть в сериалы, как "Опасный поворот". Сейчас там, вроде бы, остались одни фильмы. Заодно добавил в последнюю вспоминалку 17-серийную телепостановку "День за днём" (1971-73).
«Не надо о войне», - сказал мне дед,
Ему исполнилось так много лет,
Что, кажется, не помнит ничего:
Как в танке, что сгорел, спасли его,
Как в госпитале месяц он лежал
И подошёл к нему их генерал
Вручить награду за тяжёлый бой.
Уволенный, поехал он домой,
Везде развалины и женский плач,
Повесил в шкаф он лейтенантский плащ,
Устроился работать на завод.
Так жизнь прошла его за годом год,
За это время потерял жену
И говорить не хочет про войну.
Но видит каждый день цветные сны,
Как будто вместе с ним все спасены,
Теперь сидят на танковой броне,
Не говоря ни слова о войне.
Прежде чем выступить на круглом столе в 2011 г. и неоднократно съездить в Казахстан, о чём я рассказывал раньше, я с небольшими перерывами десять лет проработал в разных архивах и опубликовал несколько статей, учась новой профессии у более опытных товарищей. В Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ) я тут же познакомился с учёным из Германии, который подсказал мне номера необходимых для прочтения дел. Сам он занимался историей Средней Азии и свободно говорил по-русски. Казалось, он знал всех других постоянных посетителей бывшего партархива. Более того, из какой бы страны они ни был, он начинал говорить с ними на их языке. В тех делах, номера которых он мне подсказал, можно было найти информацию о работе моего родного деда на посту председателя ЦИК (1920 г.) и СНК Туркестанской АССР (1922-24 гг.).
В архиве собралась дружная компания историков, которые знали, кто я, но относились ко мне как к своему коллеге. Однажды мы собрались за обедом в столовой РГАСПИ. Среди моих новых знакомых был француз, который писал диссертацию о трёх репрессированных национальных деятелях СССР, в том числе моём дедушке. Американец занимался положением ветеранов войны в современной России. В нашу компанию также входили две молодые женщины из Великобритании. Все говорили по-русски, а они, хоть и знали язык, но стеснялись и предпочитали общаться на английском.
- А почему ты произносишь слово black как «блак», а не «блэк»? – спросил немец одну из девушек, с веснушками и в очках, которая, к моему большому удивлению, писала диссертацию о сёстрах В.И. Ленина.
- Я из Шотландии, - ответила она. С этой девушкой я общался отдельно, раз мы даже обедали вдвоём.
Затем меня познакомили с другой женщиной, доктором исторических наук. Она предложила мне подготовить несколько архивных документов, касающихся моего деда, и прокомментировать их для сборника «Россия и Центральная Азия. 1905-1925 гг.» (издан в Караганде в 2005 г.). Чуть позже мы написали вместе статью о деятельности деда в качестве полномочного представителя Исполкома Коминтерна в Монголии (1924-25 гг.). Она была опубликована там в 2010 г. на русском языке в сборнике, экземпляры которого впоследствии мы получили по почте.
Но ещё раньше я поработал в фонде Коминтерна, в том же здании. Материала оказалось очень много, потому что мой дед, будучи заместителем заведующего Восточным отделом Исполкома Коминтерна, писал пространные отчёты своему шефу в Москве, которым был Ф.Ф. Ильин, известный под псевдонимом Раскольников (будущий невозвращенец, автор «Открытого письма Сталину»). Женщина, сидевшая в читальном зале, вдруг попросила меня пройти в один из кабинетов архива. Там я познакомился с работником фонда Коминтерна, который предложил мне написать статью о деде для Германии. Редакцией русского текста занимался не только он, но и заместитель директора РГАСПИ, который на полях своей рукой внёс в него несколько дополнений из архивных документов. Затем я перевёл статью на английский язык. Вскоре мне позвонили и сказали, что из Германии приехал человек, который занимался журналом «Historische Kommunismus-Forschung». Вначале я увидел этого импозантного мужчину в читальном зале с переводчиком французского языка и сразу понял, кто он. Потом мы все собрались в кабинете моего знакомого из фонда Коминтерна. Здесь уже я переводил его слова немцу на английский. Мою статью последний прочитал и остался ею доволен, сделав всего несколько мелких замечаний. Он также попросил меня написать на английском краткие биографии всех упомянутых в статье лиц. В конце разговора работник архива протянул ему какую-то книгу и попросил перевести с немецкого одно довольно лёгкое предложение. Когда-то давно я пытался самостоятельно выучить этот язык, поэтому не дождавшись того, как немец переведёт его на английский, я это сделал сразу на русском.
- А Вы говорили мне, что я полиглот. Вот кто полиглот, - засмеялся немец, указывая на меня.
По его просьбе я послал ему по обычной и электронной почте русский и английский тексты и биографии. В 2003 г. я увидел сборник с моей статьёй в витрине читального зала РГАСПИ и сделал с неё ксерокопию. Доклады (все разные) на круглом столе, четырех конференциях в Казахстане и эссе о личной жизни родного деда я уже писал самостоятельно. Доклады были опубликованы в печати, а эссе я разместил в Интернете.
Работа моя затруднялась тем, что личное и архивное уголовное дела моего деда находились почему-то в Казахстане, хотя последние одиннадцать лет он работал заместителем председателя Совнаркома РСФСР и в 1938 г. был расстрелян в Коммунарке. Но сохранилось его персональное дело, которое прислали для ознакомления из Йошкар-Олы. В нём оказались и все реабилитационные документы, которые совпали с теми, что содержались в архивном уголовном деле. Его читала моя ныне покойная тётя, проживавшая в Алма-Ате, которой отксерили отдельные страницы (мы по почте обменялись с нею имеющимися у нас материалами).
Что касается Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ), то я нашёл в нём около десяти документов, касающихся назначений деда на различные должности. Там же, в отдельном помещении, я ознакомился с документами из фонда Наркомата по делам национальностей РСФСР, который возглавлял И.В. Сталин. Дело в том, что в 1920-22 гг. мой дед работал в нём его вторым заместителем. Там я нашёл мало интересного (вероятно потому, что в 1921 г. он был послан полномочным представителем этого наркомата в Азербайджан).
Зато во втором здании ГАРФ на Бережковской наб., 26 мне сразу же вручили отдельную папку с данными о протоколах заседаний СНК РСФСР, которые вёл или в которых участвовал мой дед. За изучением их я провёл почти год. Тема Совнаркома РСФСР в исторической науке не исследована, поэтому я старался всё время затрагивать её в своих докладах в Казахстане (до 1936 г. входил в состав РСФСР в качестве автономной республики) как имеющую новизну для историков.
Также я прочитал в Центральном архиве ФСБ уголовное дело моей мамы, которая в 1949-53 гг. находилась в ссылке в Казахстане, там же мне помогли установить подробности заключения и смерти в возрасте 20 лет её сводного брата. Ещё на один запрос ФСБ я получил ответ из «архива Департамента КНБ Республики Казахстан по г. Алматы» о том, что ознакомиться с уголовным делом дедушки я могу лишь у них.
На фото слева - Джаганша Досмухамедов, рядом с ним - моя двоюродная бабушка Ольга Константиновна Пушкарёва
Август Иванович Поднек, муж моей двоюродной бабушки Татьяны Константиновны Пушкарёвой
Работа в архивах № 2
Выясняя место расстрела родного деда, которое долгое время скрывалось, я узнал о том, что Управление ФСБ по г. Москве и Московской области рассекретило архивное уголовного дело мужа моей двоюродной бабушки Джаганши Досмухамедова, председателя Западного отделения Алаш-Орды во время Гражданской войны. Его выдали мне для ознакомления в читальном зале ГАРФ. Там в течение месяца я его полностью переписал. В конце я спросил, можно ли мне скопировать фотографию деда. Тут же позвонили в отдел, и в бюро пропусков ко мне вышла приятная женщина.
- Возьмите это фото, отсканируйте и верните мне.
Я был крайне удивлён таким доверием к незнакомому ей человеку и взял это страшное фото, снятое в фас и профиль, где мой двоюродный дед, которому тогда было всего 50 лет, выглядел, как глубокий старик.
- К нам приезжали из Казахстана, но мы отказали в выдаче дела, - призналась женщина. – Вы первый, кто его прочитал.
Фотографию я вернул ей уже на следующий день.
Неизвестно почему, Джаганша Досмухамедов (расстрелян в Бутово в 1938 г.) во время нескольких допросов подробно изложил свою биографию, начиная с Февральской революции 1917 г. До этого сведений о нём было очень мало. В Казахстане путали его с однофамильцем Халелем Досмухамедовым, который закончил Санкт-Петербургскую военно-медицинскую академию; называя их родными братьями, утверждали, что Джаганша, перенеся за год до ареста инсульт, забыл, где учился (не в Московском, а Санкт-Петербургском университете); путали между собой жён дедушек. Наконец, из Казахстана приехал полковник в отставке, возглавлявший фонд Досмухамедова. Мы пошли с ним вместе в Архив города Москвы, он дал официальное письмо от своего фонда, а с документами уже работал я. Мне сделали их очень качественные и дорогие фотокопии, доказывающие, что Джаганша закончил юридический факультет Московского университета. Ещё ко мне приезжал из Казахстана пожилой человек, вместе с которым мы сходили в ателье и сделали копии фотографий Джаганши из семейного альбома. Всё это в конце концов оказалось в Джамбейте, последней столице Западного отделения Алаш-Орды.
А до этого мы вместе с моим соавтором, упомянутым в предыдущей вспоминалке, написали статью. Я целиком изложил материал архивного уголовного отдела, сопроводив его подробнейшими комментариями, которые по количеству страниц лишь немного уступали основному тексту. Мой соавтор сделала в статью ряд вставок, чтобы придать ей более научный вид, и договорилась о размещении её на сайте www.kyrgyz.ru. Благодаря этому, статья (опубликована в 2004 г.) получила широкую аудиторию и на неё до сих пор часто ссылаются в статьях и книгах. Вскоре мне позвонили из Джамбейты и пригласили приехать к ним.
- Мы Вам всё оплатим, - уговаривала меня женщина по телефону.
Мучимый сомнениями, я отказался.
В 2012 г. я уже съездил с моим соавтором в Алма-Ату и побывал в Таразе (2014 г.), поэтому, когда в 2017 г. нас пригласили вдвоём в Уральск, административный центр Западно-Казахстанской области, я уже не стал долго раздумывать. Конференция была посвящена не Досмухамедову, а Алаш-Орде в целом (главой её был Алихан Букейханов, депутат Государственной Думы Российской империи 1-го созыва). Поэтому я поехал туда как рядовой участник конференции. Слушатели, присутствовавшие на ней, опять звали меня в Джамбейту, которая находится на расстоянии 140 километров от Уральска, но для поездки туда не было никакой возможности.
Вернувшись в Москву, я через несколько месяцев был вдруг приглашён как внучатый племянник по месту жительства Досмухамедова и моей двоюродной бабушки на Шаболовке. В выставочном зале были собраны документы о репрессированных жителях соседних домов. На одном из столов я обнаружил всё те же фото и документы, полученные организаторами мероприятия напрямую из Джамбейты. Я выступил с подробным рассказом о Джаганше Досмухамедове, а через год участвовал в открытии памятной доски «Последний адрес», где изложил то же самое, но в сокращённом виде.
Во время работы в РГАСПИ мне также удалось изучить личное дело Августа Ивановича Поднека, третьего репрессированного деда, мужа средней сестры. Латыш, вступил в партию большевиков еще в 1913 г., в 1915-1917 гг. находился на каторге; член Госплана СССР, президиума Госплана РСФСР и правления Госбанка; был арестован в 1937 г. в Иркутской области (с 1933 г. занимал должность 1-го заместителя председателя Восточно-Сибирского крайисполкома) и расстрелян. Реабилитирован. Средняя сестра умерла молодой от лейкемии ещё в 1932 г.
Таким образом, мне удалось выяснить печальные подробности биографий всех репрессированных близких родственников - трёх дедов, дяди и мамы и участвовать как представитель нашей семьи в подготовке и церемонии открытия двух мемориальных досок.
Борис Гельфанд «Мой шахматный двадцатый век», М., 2013, 288 стр.
47 памятных партий, сыгранных в ХХ веке (это 1-ый том, ещё будет 2-ой том с партиями ХХI века)
Разделы «Комбинации» и «Окончания»
«Сэнсэй. Книга памяти Юрия Дохояна», М., 2023, 224 стр.
20 партий Ю. Дохояна (в т.ч. одно окончание)
Связанные с тренерской деятельностью Ю. Дохояна 9 партий Г. Каспарова, по одной – Т. Косинцевой и А. Есипенко
Интервью с Ю. Дохояном
Воспоминания учеников, коллег, друзей и близких
Пишу вспоминалку о книгах и фильмах про войну и в который раз натыкаюсь на знаменитую эпиграмму, написанную то ли Казакевичем, то ли Твардовским по поводу пьяной драки писателя М. Бубеннова, автора военного романа "Белая берёза", и драматурга А. Сурова:
Суровый Суров не любил евреев,
Он к ним враждою вечною пылал,
За что его не жаловал Фадеев
И А.Сурков его не одобрял.
Когда же Суров, мрак души развеяв,
На них бросаться чуть поменьше стал,
М.Бубенно́в, насилие содеяв,
Его старинной мебелью долбал.
Певец Берёзы в ж...у драматурга
С великим гневом, словно в Эренбурга,
Столовое вонзает серебро.
Но, следуя теориям привычным,
Лишь как конфликт хорошего с отличным
Расценивает это партбюро.
Михаил Семёнович Бубеннов (1909—1983) — русский советский прозаик и литературный критик, журналист. Лауреат Сталинской премии первой степени (1948). Член ВКП(б) с 1951 года. М. С. Бубеннов родился 8 (21) ноября 1909 года в крестьянской семье в селе Второе Поломошнево (ныне Новичихинский район Алтайского края). Окончил школу-девятилетку (1927), стал сельским учителем, к этому же времени относятся первые публикации. В 1929 году участвовал в I Всесоюзном съезде крестьянских писателей.
Главным произведением Бубеннова стал его военный роман «Белая берёза» (1947) - около 60 прижизненных изданий.
Воспоминания Ивана Дроздова…
Мы были близкими друзьями на протяжении двадцати лет, до самой его смерти. Он многое поведал мне в дружеских беседах. Рассказывал и о том, как ему однажды позвонил по телефону Сталин.
Было это сразу после войны, когда Бубеннов из Риги прислал в журнал «Октябрь» рукопись «Белой березы». Роман стали печатать из номера в номер. Обрадованный Бубеннов вместе с женой Валей приехал в Москву, получил гонорар и снял угол где-то в частном доме под Москвой. Был он в то время болен – мучил туберкулез легких, - беден, не имел никакого имущества. И вдруг телефонный звонок:
– Попросите, пожалуйста, Михаила Семеновича.
Хозяйка отвечала:
– Михаил Семенович отдыхает. Он ночью работал и теперь спит.
– А когда он проснется?
– Через час.
– Хорошо. Я позвоню через час.
Проходит час. И снова звонок:
– Мне нужен Михаил Семенович.
– Я слушаю вас.
– Здравствуйте, Михаил Семенович! С вами говорит Сталин.
Бубеннов рассказывал о своем состоянии в эту минуту. Акцент его, Сталина, но, конечно же, его кто-то разыгрывает. Наверное, какой-нибудь литератор из журнала решил над ним подшутить. И не послать ли его подальше? Но все-таки решил говорить серьезно. Мало ли! А вдруг?… Сталин продолжал:
– Прочитал ваш роман «Белая береза». Замечательную вы написали книгу! Мне думается, это лучшая книга о войне. Поздравляю вас, товарищ Бубеннов. От души поздравляю!
Сталин сделал паузу, а Бубеннов не знал, что отвечать и надо ли отвечать. На мгновение пришла мысль: поднимут на смех в редакции, будут повторять каждое произнесенное им сейчас слово и хохотать до упаду. Но все же ответил:
– Благодарю вас, товарищ Сталин. Мне лестно это слышать.
– Как вы живете, Михаил Семенович? Есть ли у вас квартира? Какая у вас семья?
– Семья у меня небольшая – жена и дочь, а квартиры нет. Добрые люди приютили нас.
Снова мелькнула мысль: вот эти «добрые люди» особенно поднимут на смех. Сталин продолжал:
– Такой писатель, как вы, достоин того, чтобы иметь хорошие условия жизни. Я позвоню в Моссовет, попрошу предоставить вам квартиру. Завтра наведайтесь к председателю Моссовета – он что-нибудь для вас сделает.
Помедлив, заключил:
– Желаю успеха! До свидания.
Бубеннов ничего не сказал близким, полетел в редакцию. Ходил по отделам, заглядывал в лица. Нет, никто над ним не смеялся. Зашел к главному редактору, Федору Ивановичу Панферову, осторожно рассказал ему о звонке Сталина. Тут же добавил:
– Может, разыграл кто?
– Ну, такие шуточки исключены.
И позвонил в Моссовет. Там сказали:
– Пусть Бубеннов придет за ордером на квартиру.
Этот эпизод Михаил Семенович рассказывал мне не однажды. Мы сидели в его роскошном кабинете в доме напротив «Третьяковки». В квартире четыре комнаты, и кухня больше любой из комнат, а по коридору можно кататься на велосипеде. Сталин же подарил ему и дачу в поселке «Внуково». Умел «отец народов» одаривать, щедрость проявлял восточную.
Однако и то верно: пошла вскоре по разным языкам, странам и народам прекрасная книга о войне – «Белая береза», и потекли миллионы рублей в казну государства от трудов писателя Бубеннова. Я стоял у книжного шкафа в его квартире, разглядывал ряды все новых и новых изданий – несколько десятков тут было, и все – в прекрасных обложках, на белой гладкой бумаге. Лучшие художники оформляли книги, ювелирную отделку придавали им полиграфисты. А он ведь потом написал и другие романы, и те приносили доход государству, украшали частные и публичные библиотеки. Нет, недаром Михаил Семенович жил в прекрасной квартире, имел от государства хорошую дачу!
Моя старшая сестра родилась через десять лет после окончания войны, я – спустя двенадцать. Хотя единственный в нашей семье уцелевший от сталинских репрессий мужчина, племянник Джаганши Досмухамедова, был комиссован ещё во время советско-финской войны 1939-40 гг. (пуля прошла вдоль его правой руки), об этом времени представители старшего поколения вспоминали постоянно. Война была для них хоть и вчерашним, но совсем недавним событием. И это невольно передавалось и нам, родившимся после неё. О войне говорили книги, фильмы, теле- и радиопередачи, песни. Она появлялась всё время в наших детских рисунках и играх.
Повесть Бориса Васильева «А зори здесь тихие…» я прочитал ещё в журнале «Юность» в августе 1969 г. (после 4-го класса), но она не произвела на меня такого неизгладимого впечатления, как фильм (1972). Через два года, уже в 9-ом классе, мы читали его новый роман «В списках не значился». Фильм по нему, под другим названием «Я – русский солдат», вышел уже в России в 1995 г. Но как писатель мне больше нравился Василь Быков. Фильмы по его повестям были очень хороши - «Третья ракета» (1963), «Альпийская баллада» (1965), «Восхождение» (1976), «Знак беды» (1986) и другие.
В 1970 г. появился роман Юрия Бондарева «Горячий снег», по которому через два года поставили великолепный фильм. Позже я прочитал его более ранние произведения – романы «Батальоны просят огня» (1959) и «Тишина» (1962), а также повесть «Последние залпы» (1959). Все они были экранизованы (1985, 1963 и 1961). Потом вышел роман «Берег» (1975) и фильм по нему (1983). В 10-ом классе мы читали давнее произведение Георгия Бакланова «Июль 41 года» (1964). В отличие от сочинений Бондарева, в нём не было романтики и оно показался мне чересчур жёстким. Хотя художественный телефильм «Был месяц май» (1970), поставленный по его рассказу «По чём фунт лиха» (1962), мне очень нравился.
Вообще фильмы о войне казались мне лучше, чем литературные произведения, по которым они ставились. Рассказ «Судьба человека» (1956) и отрывки из «Они сражались за Родину» Михаила Шолохова, прочитанные мною в «Роман-газете», были фактически заслонены мощными экранизациями Сергея Бондарчука (1959 и 1975). На выпускном экзамене, в сочинение на тему «Советские писатели о Великой Отечественной войне», я вставил эпизоды боя из фильма «Они сражались за Родину».
Особо надо сказать о трилогии Константина Симонова «Живые и мёртвые» (1959, 1962 и 1971). В детстве я смотрел экранизации двух первый частей её, поставленные Александром Столпером в 1964 и 1967 гг. Прочитал же я их не сразу, например, «Солдатами не рождаются» (фильм по нему назывался по-другому - «Возмездие»), когда учился на 3-ем курсе, а «Последнее лето» - только в 1984 г., во время срочной военной службы в Сирии. Здесь уровень произведений и их экранизаций был одинаково высоким. В Хомсе, в библиотеке клуба, куда приходили советские военные специалисты, преобладали книги соответствующей тематики: «Двое в степи» и «Весна на Одере» Эммануила Казакевича, «Белая берёза» Михаила Бубеннова, «Танки идут ромбом» Анатолия Ананьева, «Война» Ивана Стаднюка, «Седьмой крест» и «Мёртвые остаются молодыми» Анны Зегерс.
Что касается других произведений о войне, то перечислю только поставленные по ним фильмы. Это «Два бойца» (1943), «Сын полка» (1946), «Молодая гвардия» (1948), «Повесть о настоящем человеке» (1948), «Звезда» (1949), «Солдаты» (1956, «В окопах Сталинграда» Виктора Некрасова; фильм в конце 1950-х гг. запрещён, вновь показан в 1991), «Летят журавли» (1957), «Балтийское небо» (1960), «В трудный час» (1961), «Иваново детство» (1962), «Зимнее утро» (1966), «Сильные духом» (1967), «На войне как на войне» (1968), «Проверка на дорогах» (1971, выпущен на экран в 1986), «Судьба» (1977), «Дачная поездка сержанта Цыбули» (1979), «Сашка» (1981), «Шёл четвёртый год войны…» (1983), «Приступить к ликвидации» (1983) и «Торпедоносцы» (1983).
Хочется сказать и о таких прекрасных фильмах, как «Жди меня» (1943), «В 6 часов вечера после войны» (1944), «Небесный тихоход» (1945), «Подвиг разведчика» (1947), «Смелые люди» (1950), «Бессмертный гарнизон» (1956), «Баллада о солдате» (1959), «Жажда» (1959), «Майские звёзды» (1959), «На семи ветрах» (1962), «Жаворонок» (1964), «Отец солдата» (1964), «Верность» (1965), «Проверено – мин нет» (1965), «Женя, Женечка и «Катюша» (1967), «Хроника пикирующего бомбардировщика» (1967), «Разведчики» (1968), «Это было в разведке» (1969), «Белорусский вокзал» (1970), «Ижорский батальон» (1972), «Командир счастливой «Щуки» (1972), «В бой идут одни «старики» (1973), «Следую своим курсом» (1974), «Помни имя своё» (1974), «Аты-баты, шли солдаты…» (1976), «Кадкина всякий знает» (1976), «Солдат и слон» (1977), «Тактика бега на длинную дистанцию» (1978), «Аллегро с огнём» (1979), «Мерседес» уходит от погони» (1980), «Вторжение» (1980), «Александр Маленький» (1981), «В небе «ночные ведьмы» (1981), «Ожидание полковника Шалыгина» (1981), «Если враг не сдаётся» (1983) и «Дважды рождённый» (1983).
И несмотря на мою уже известную читателю неприязнь к 1985 г. как началу наших бед, следует упомянуть, наверное, самый страшный фильм о войне – «Иди и смотри» Элема Климова. Тогда же, пока ещё в традиционном стиле, были поставлены кинокартины «Порох» и «Контрудар».
Сэнсэй. Книга памяти Юрия Дохояна», М., 2023, с. 81:
Речь идёт о столичной спортивной школе-интернате № 9. Родители Дохояна с Алтая переехали в Тулу и теперь могли видеться с ним гораздо чаще - и на каникулах, и по выходным.
Вот что пишет об этой спортшколе Евгений Бареев, который там тоже учился:
Можно, конечно, идеализировать годы, проведенные в интернате, но, безусловно, это место довольно страшное, и жизнь там была страшная. В свое время Артур Юсупов заставил меня прочитать произведение английского писателя Голдинга "Повелитель мух". Автор поселил маленьких детей (кажется, только мальчиков) одних на острове. К концу повествования мало кто из них остался в живых.
Далее он пишет о "довольно мягкой дедовщине" в школе. Если вспомнить, в ответ на возмущение Кванта действиями интернатского отряда охраны порядка (ООП) я говорил о том же:
Eagle_2 10.07.2022 | 14:04:44
Ну да, внешне такое поведение некоторых членов ООП напоминало дедовщину в армии. Но это не значит, что все бывшие дедЫ потом поголовно становились преступниками.
И ещё любопытная деталь - на той же с. 81 помещено фото нашего форумчанина Михаила Красенкова и Евгения Бареева, который ниже его на две головы (Бареев: "Я был в то время метр сорок ростом и 25 килограммов весом").
Большинство свадеб, на которых я побывал, относились к студенческому времени. Однажды летом мне позвонила та дочь маминой подруги, которая назвала моё детское увлечение составлением энциклопедий «любовью к системе». Оказывается, теперь она жила в паре автобусных остановок от нашего дома. Приглашение было сделано не заранее, а в момент празднования свадьбы. Я приехал к ней, что-то поел и выпил, затем начал танцевать (обычно я это делал, не давая себе отдыха). Старшую сестру, которая была свидетелем на этой свадьбе, я уже не застал. Все, кроме невесты, мне были незнакомы, поэтому я мало что запомнил.
Затем меня с сестрой пригласила на свадьбу её бывшая одноклассница. Раньше мы иногда гуляли по Москве втроём, раз я провожал её до дома под мелким осенним дождём и даже ненадолго зашёл к ней. Она училась на психологическом факультете МГУ, в центре Москвы, неподалеку от моего института. Свадьба была в ресторане гостиницы «Спутник» на Ленинском проспекте. Жених оказался интеллигентным молодым человеком. Снова я не знал никого из гостей, кроме невесты. Заскучав, я вышел ещё с одним парнем из банкетного зала в общий и попробовал танцевать. Но никто, кроме двух девиц вульгарного вида, к нам не присоединился, и мы вернулись назад.
Потом вышла замуж мама, следом за ней женился я, а затем моя сестра. Все это случилось в январе, феврале и марте 1978 г. (хороший пример синхронизации, описанный мною в соответствующей вспоминалке).
Следующая свадьба тоже праздновалась в ресторане, в большом актовом зале. Пригласил меня начальник охраны первого, казахского, банка, бывший полковник милиции. Сын его (мама была русская), очень красивый парень, работал на моей первоначальной должности пресс-секретаря. На свадьбе меня поразило обилие молодых, стройных девушек Я всё понял, когда их стали представлять другим гостям:
- Экс-чемпионка мира по спортивной гимнастике… Чемпионка Европы по аэробике… Экс-чемпионка мира по художественной гимнастике…
Такими же титулами обладали и двое новобрачных. Я перетанцевал со всеми из спортсменок, а также с сестрой жениха, на вид школьницей.
Перед началом свадьбы я узнал, что новобрачные едут по контракту в Кувейт, и пообщался на арабском с их знакомым Ахмедом, который пришёл на свадьбу со своей русской женой. При вручении подарков гостями начальник охраны, весельчак и балагур (обычно на днях рождения, проходивших в банке, он услаждал слух присутствующих чтением рубай Омара Хайяма и вообще был тамадой), подошёл ко мне и попросил:
- В., скажи приветствие на арабском, а Ахмед пусть переведёт.
Я встал и начал говорить на литературном языке, как это принято на торжественных мероприятиях. Ахмед слегка замешкался, и переводить на русский очень бойко начала его жена. Это было эффектно, но мне показалось, что большинство гостей не поняли, почему я вдруг заговорил на арабском.
Через некоторое время я узнал, что жених, находясь в Кувейте, погиб. Общаясь по телефону с его отцом, я, конечно, избегал этой больной темы. Зато узнал, что он уже нянчит ребёночка своей дочери, с которой я когда-то танцевал на той памятной свадьбе сына.
Первый, казахский, банк отличался своим хлебосольством. В дни рождения сотрудников накрывался длинный стол, заставленный разнообразной едой и напитками. Начальник охраны, как я уже говорил в предыдущей вспоминалке, декламировал рубаи Омара Хайяма, остальные произносили тосты. Я выбрал необычный способ приветствия каждого виновника торжества – с юмором характеризовал его как специалиста и человека.
- У переводчиков большой запас слов, - говорила председатель правления. Её сын (однажды я с ним даже встретился) работал в другом банке, тоже имея языковое образование.
Поначалу мои отношения с ней были натянутыми. Раз я зашёл в её кабинет с готовым письменным заданием. Через пару часов я ей принёс ещё один документ.
- Вы так и будете ко мне заходить с каждой бумажкой? – резко сказала она.
Сидевший за столом, напротив неё, первый заместитель правления, с сочувствием посмотрел на мгновенно изменившееся выражение моего лица. В другой раз я принёс пакет документов, но в спешке вложил их в файл в перевёрнутом виде.
- Вы что, нарочно их неправильно вставили? – спросила она недовольным голосом.
А в то время я был уже не только начальником отдела, но и членом правления банка и заместителем председателя кредитного комитета.
Надо, конечно, признать, что кроме хорошего, работящего главного бухгалтера-мужчины и первого заместителя председателя правления, который был доктором экономических наук, но не имел опыта практической работы в банках, учиться мне было не у кого. Что касается председателя правления, то она не владела компьютером, поэтому просила меня, либо одну из девушек, выпускницу экономического факультета МГУ, печатать под её диктовку. Тут я, конечно, не мог не заметить, что она пишет сложные учредительные документы банка, не пользуясь никакими шпаргалками. К тому же до этого она работала в Центробанке и имела степень кандидата экономических наук. И тогда я стал в принципиальных вопросах, касающихся работы, поддерживать её мнение (а оно нередко расходилось с тем, что говорили её заместители, а главное - владелец банка, который ежедневно находился на работе). Она увидела во мне союзника, и её отношение постепенно стало меняться. Вскоре я, якобы, в качестве кадровика, занялся оформлением её пенсии, а также всего за два десятиминутных сеанса прекратил мучившие её боли в желудке. Дело в том, что в это время я ездил каждые выходные на виллу «Здоровье» в Сокольниках, где бесплатно занимался экстрасенсорикой (см. соответствующую вспоминалку). В банке с помощью бесконтактной диагностики я определил все болевые точки и следы бывших операций у многих сотрудниц, и в тот момент находился на пике биоэнергетической силы.
Отношение председателя правления ко мне настолько изменилось, что она за мои ошибки лишь слегка журила меня, а за небольшие упущения других сотрудников спрашивала очень строго. Характерный пример – мы сидим на кухне с симпатичной 20-летней выпускницей банковского колледжа и пьём чай. Заходит председатель правления и буквально выгоняет её с кухни на рабочее место. Мне же не говорит ни слова, как будто меня там нет.
После нашествия кредиторов из другого банка, описанного в вспоминалке «Как нас держали в заложниках (лихие 90-е)», арендодатель в сопровождении двух работников принадлежавшей ему компьютерной фирмы снова пришёл в подвал, куда он нас выселил, требовать арендную плату. Через некоторое время он вернулся к себе, а его спутники остались, чтобы мешать нам работать. Тогда я вспылил, ударил кулаком по столу и начал кричать на них (включил, как говорят, иррациональное):
- Что вы здесь делаете? Убирайтесь отсюда! Вы кто такие - бандиты, рэкетиры? Ну-ка, быстро пошли на выход!
Не выдержав такого мощного психологического напора, они быстренько ретировались. Бывшая моя подчинённая, которая перешла в бухгалтерию, захлопала в ладоши.
- Я вижу, у вас появился неформальный лидер, - ревниво заметила председатель правления.
Потом я перешёл в другой банк, она - тоже. Затем я полгода сидел дома, и она позвала меня на должность своего помощника в банке, в который она только что была назначена заместителем председателя правления. Я встретился с ней там, мы почти договорились, но через неделю она сказала мне по телефону:
- К сожалению, выяснилось, что здесь приходится задерживаться допоздна, а я знаю, тебя не устраивает ненормированный рабочий день.
Я отработал ещё в двух банках и как-то снова позвонил справиться о её здоровье. Боли в желудке у неё возобновились. Одна женщина, с которой она доверчиво делилась своими идеями, подсидела её в банке, в результате она ушла на преподавание в Финансовую Академию.
- В., тебе что-нибудь надо? – спросила она меня дважды. Я ответил, что звоню ей без какой-либо цели. И это была правда: к тому времени я уже перешёл в туристический бизнес.
Последней авантюрой банка перед сменой хозяина была безналичная покупка акций АО «МММ» на сумму в 50 миллионов рублей. В пятницу мы перевели туда деньги, а в понедельник эта пирамида рухнула. Чуть раньше, в субботу, мы купили с женой акций на 2,2 миллиона при моей ежемесячной зарплате в 600 тысяч. Какие-то деньги на них потеряли также первый заместитель председателя правления и некоторые наши приятели. Позднее мы вообще лишились остатка сбережений, отдав 500 тысяч рублей ИЧП «Властелина», причём знакомая старшей сестры моей жены, бывшая посредником в этом деле, получила машину, но с ней развёлся муж, родственники которого из-за неё тоже потеряли свои деньги.
На следующее утро по поручению руководства я поехал в АО «МММ» и, вернувшись, начал рассказывать об увиденном в столовой во время обеда (кормили нас бесплатно, для приготовления еды взяли двух симпатичных женщин):
- Я приехал и увидел там бесконечную очередь людей, чтобы войти в здание. Она поднималась на верхний этаж.
- И тогда Вы вернулись? – спросила жена владельца банка, управляющая делами, которая тоже сидела за столом.
- Нет, мне удалось зайти вовнутрь.
- Правда? – удивлённо воскликнула она.
- Да, я прошёл мимо очереди и заглянул в комнату, где сидели работники «МММ». Одна из девушек с рацией в руках пошла со мной наверх мимо охраны, вооружённой автоматами, и провела в комнату, где сидел очень любезный мужчина. Он выслушал меня и признался: «Да, мы получили ваш денежный перевод и были очень удивлены».
Далее я рассказал, что выполнил порученное мне задание, касавшееся некоторых деталей этого перевода, но опустил окончание разговора.
- Мы можем вернуть вам деньги, – заявил вдруг он.
- А как вы это сделаете?
- Ну, я знаю, что в банках есть такие депозиты… - намекнул он мне.
Я сразу понял, что могу с помощью этого человека вернуть не только деньги банка, но и свои, личные, но мгновенно прикинул, что в нашем неблагополучном банке этот его депозит с высокими, как он надеется, процентными ставками, будет быстро проеден и тогда эти люди с автоматами придут в первую очередь ко мне. Я сделал вид, что не понял, о чём он говорит, и, поблагодарив его, ушёл.
- Ничего, - сказала мне председатель правления через несколько дней, когда все поняли, что 50 миллионов рублей нам не вернуть, - зато теперь у тебя есть хоть и отрицательной, но опыт работы с ценными бумагами.
- Конечно, я уже терял деньги, - сказал мне хозяин банка со спокойной улыбкой, - но чтобы так быстро. Знаю, что ты лично тоже понёс убытки.
Думаю, что в тот день он уже начал договариваться о продаже банка другому владельцу.
Чуть раньше к нам несколько раз приезжали двое владельцев магазина, которые удачно покупали и продавали акции АО «МММ» и просили открыть им так наз. кредитную линию. Вскоре по распоряжению председателя правления банка я поехал с этими ребятами в их магазин.
- А какой вы можете предложить залог? - спросил я, осмотрев два больших торговых зала.
- Товары.
- Т.е. вы хотите, чтобы мы открыли вам кредитную линию под залог товаров в обороте?
- Да.
- А эти товары принадлежат вам?
- Нет, все товары у нас на комиссии.
Когда я вернулся в банк, председатель правления выслушала меня и удовлетворённо сказала:
- О, как ты профессионально их раскрутил.
После этого в трёх других банках я занимался плановой и аналитической деятельностью, а здесь мне пришлось, как говорится, работать в поле. Зато теперь есть о чём вспомнить.
Конечно, свойственная мне любовь к системе не могла не проявиться в отношении такой важной для меня игры, как шахматы. Посещая в 8-ом классе Московский Дворец пионеров, я понял, что мне не хватает знания шахматных начал. Вспомнив тот факт, что выдающийся венгерский мастер Рудольф Харузек (1873-1900) переписал дебютно-теоретическое руководство по шахматам «Хандбух» за неимением средств на его покупку, я решил создать своё.
Во время летних каникул я приобрёл четыре общих тетради в клетку по 96 листов в каждой. Первые две из них я посвятил открытым и полуоткрытым началам, а остальные - закрытым. В дачной библиотеке я взял первую часть двухтомника Пауля Кереса «Теория шахматных дебютов. Открытые дебюты» (Таллин, 1949), два сборника партий ХХ и ХХI первенств СССР по шахматам (М., 1954 и 1955), а также старинный «Курс дебютов» В.И. Ненарокова (М.-Л., 1928). Позже одноклассник дал мне на время книгу «300 партий-миниатюр» А.Я. Ройзмана (Минск, 1972). Из имеющихся в моём распоряжении книг и журналов я выписал все партии до 20-го хода включительно (тогда этого было достаточно), распределив их по разным тетрадям в зависимости от сыгранных в них дебютов. Вернувшись в Москву, я то же самое проделал со знаменитым сборником «300 избранных партий Алехина с его собственными примечаниями» (М., 1954) и «Курсом дебютов» В.Н. Панова (М., 1957), а также книгой «Избранные партии 1926-1946» М.М. Ботвинника (Л., 1949) из библиотеки на маминой работе.
Так возник обширный «Курс шахматных дебютов», который я пополнял новыми партиями в течение многих лет. Это были не соединённые вместе дебютные справочники, а сборники партий, подобные тем, что уже в настоящее время издавал А.Е. Карпов (часть их – в сотрудничестве с Н.М. Калиниченко) в виде серии книг с общим названием «Учитесь играть защиту Каро-Канн (испанскую партию, английское начало, ферзевый гамбит, сицилианскую защиту)». Это был мой второй после написания рукописных биографических энциклопедий (словарей) труд, в котором применялся принцип тотального овладения новым материалом - при переписывании и систематизации больших массивов информации их непроизвольное запоминание. Сходный процесс происходил, когда я в дошкольном возрасте переписывал гигантскими печатными буквами «Королевство кривых зеркал» Виталия Губарева, о чём я рассказывал раньше. То, что в педагогике называется формированием орфографической грамотности методом непроизвольного запоминания слов при списывании текстов.
Дома у меня в то время было всего пять шахматных книг - «Чигорин» Е.А. Васюкова, А.Ю. Наркевича и А.С. Никитина (М., 1972) из серии ВШМ, «Учебник шахматной игры» И.Л. Майзелиса и М.М. Юдовича (М., 1950), «250 ловушек и комбинаций» и «Отказанный ферзевый гамбит» Я.И. Нейштадта (М., 1973 и М., 1967), «Программа подготовки юных шахматистов II разряда» (М., 1971), составленная В.Е. Голенищевым, а также довольно много рижских журналов «Шахматы» (к студенческим временам они занимали уже целую книжную полку). По отказанному ферзевому гамбиту, ввиду наличия упомянутой монографии Я.И. Нейштадта, я ограничился тем, что только выписывал партии из журналов. По остальным книгам, находившимся дома, мною был составлен рукописный дебютный указатель.
На эту работу ушли все три месяца летних каникул. Бабушка и тётя, конечно, ругались на меня из-за того, что я, будучи на даче, совсем не гуляю, но я остановился лишь в тот день, когда поставил в своей работе последнюю точку. В начале сентября я приехал в Московский Дворец пионеров записаться в очередной турнир. Тренер недобро посмотрел на меня и сказал:
- Мест больше нет. А то тут все хотят стать Фишером.
Больше я туда не возвращался.
Однако мой труд напрасно не пропал: в будущем он позволил мне уверенно разыгрывать начала в личных и командных соревнованиях и подвиг меня на написание дебютных статей для журнала «64-Шахматное обозрение». Что касается четырёх общих тетрадей, в которые я также вкладывал вырезки из газет и ненужных мне журналов, отчего они неимоверно разбухли, то со временем у меня была собрана такая гигантская шахматная библиотека, включая первоначально использованные для рукописного «Курса дебютов» книги, что я их за ненадобностью просто уничтожил. То же самое я сделал и со своей дебютной картотекой, которая при наличии современных компьютерных баз была чересчур громоздкой и неудобной в работе.
Мне в шахматной секции пытались поставить карокан, я его играл в турнирах и были книжки по нему. Видимо, понравилось больше открытых начал, так что потом я стал играть староиндийку и пирцауфимцева и за чёрных и с белой руки.
__________________________
Audiatur et altera pars
Quantrinas: Мне в шахматной секции пытались поставить карокан, я его играл в турнирах и были книжки по нему. Видимо, понравилось больше открытых начал, так что потом я стал играть староиндийку и пирцауфимцева и за чёрных и с белой руки.
Тогда Вам может быть и это интересно. Тем более, что Магнус играл:
__________________________
Чем дальше общество отделяется от правды, тем больше оно ненавидит тех, кто ее говорит.
Залез в "Дневник шахматиста". Там результаты партий и дебюты записаны:
За чёрных - защита двух коней, староиндийская защита, защита Пирца-Уфимцева и защита Алёхина
За белых - английское начало, неправильное начало, игра против сицилианской защиты и защиты Филидора
- Басова по Пристли
