|
|
|
|
|
|
|
|
| |
|
|
|
|
|
|
|
Как я искал очки в стоге сена
После окончания 1-го курса я поехал в дом отдыха от маминой работы. Когда-то я с сестрой был рядом, в пионерлагере, а здесь отдыхал наш двоюродный дядя. Нас поселили в небольшом отдельном домике. Я привёз с собой из Москвы маленькие грампластинки с песнями зарубежных групп и заводил их во время танцев, выполняя фактически роль диджея. Туда приходили местные парни и пытались нас задирать, но до прямых стычек не дошло. На танцах я познакомился с симпатичной девушкой, работавшей поваром в пионерлагере. Она была немного старше меня и выше ростом. На второй день, ночью, я уже оказался у неё на кухне, где меня в темноте разглядел начальник пионерлагеря. Но скоро закончилась смена, и я пошёл её провожать. Постоял возле автобусов, забитых пионерами, но адреса у неё не взял, хотя, вернувшись в Москву, пытался через маму навести об этой девушке справки.
- Ты к ней в Расторгуево не наездишься, - успокоил мне сосед по комнате, который вначале пытался конкурировать со мной, но увидев, что я не даю сказать ему и слова, ретировался, забрав свою куртку, которую она накинула себе на плечи.
Я постоянно играл с кем-то в шахматы и даже шашки в то время, как мои соседи ежедневно собирали деньги на бутылочку и занимались промискуитетом. Сердце моё было давно занято, и эти забавы меня мало интересовали. Как-то мы целой компанией отправились кататься на лодках, вылезли на краю поля, где возвышались стога сена и начали резвиться в одном из них. В то время я ещё старался не носить очки постоянно и держал их в кармане пиджака. Когда мы подплыли к лодочной станции, я обнаружил, что где-то их оборонил. Тогда я вернулся по извилистому берегу к месту, где мы барахтались в стоге сена, но обнаружил, что их там очень много и они совершенно не отличимы друг от друга.
Мой приятель, с которым мы пытались ловить рыбу на самодельные удочки и ходили в клуб, где он играл на аккордеоне, а я пытался исполнить что-нибудь из репертуара школьных уроков пения, отдал мне свои слабые очки с разбитым стеклом. Вскоре он уехал, оставив мне свою самодельную удочку более высокого качества, чем моя.
Я задержался на одну ночь после других. На смену моим весёлым соседям наш домик заселили новые девушки и парни. После завтрака в главном здании дома отдыха я забрал из радиорубки, на танцплощадке, свои грампластинки и поехал в Москву. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-17152 |
|
|
|
|
«Муки и радости» переводчика (Сирия)
Когда группа переводчиков, призванных на срочную военную службу, приехала в Дамаск, с нами встретился начальник отдела кадров. Все ребята, кроме меня, были из среднеазиатских республик, поэтому он, наверное, обратился лично ко мне:
- Если ты, поработав в «Интуристе», думаешь, что сразу здесь заговоришь, то ты ошибаешься.
Конечно, нас, филологов, параллельно обучали военному переводу, но он затрагивал лишь общевойсковую лексику. Специфику ПВО с её сложной техникой мне только предстояло освоить. Во время первых двух месяцев службы в Дамаске, откуда я ежедневно ездил на аэродром в пустыне, я сразу признался советнику командира зенитно-ракетной бригады, пожилому интеллигентному полковнику, что плохо понимаю сирийский диалект.
- Ничего страшного, - успокоил он меня. – Главное то, что говорю генералу я.
За свой перевод на арабский я ручался: литературный язык я знал хорошо. Кроме того, моя безудержная трескотня с сирийскими офицерами в автобусе в течение долгой дороги на аэродром, видимо, окончательно развязала мне язык, потому что во время очередной беседы советника с генералом, тот дважды обратился ко мне, называя по имени:
- Вы стали переводить лучше.
Когда меня перевели из Дамаска в Хомс, главный инженер зенитно-ракетной бригады, подполковник, которого я имел несчастье несколько раз обыграть в шахматы, в моём присутствии сказал про меня своему советнику:
- Переводчик плохой.
Здесь мне сразу вспоминается известная шутка своих коллег: «Береводчик блёхо» (арабы не выговаривают «п» и смягчают «л»). После этого сирийский офицер высмеивал каждую мою речевую ошибку или неверное произношение звуков. Правда, однажды хоть и с недовольным выражением лица, он всё-таки помог восстановить электричество в квартире, где я жил с женой и двумя маленькими дочерями. Сам он немного говорил по-русски и делал это весьма забавно. Однажды советник спросил его:
- Где ключи?
- Ключи в портфеле, - ответил тот, - портфель в машине, машина возле дома, дом в городе.
Раздался общий смех.
Командир бригады, пожилой дивизионный генерал, поначалу относился ко мне весьма иронически, указывая на мои ошибки в речи. Поэтому меня удивило, когда он вдруг увидел меня идущим по улице и довёз сам на машине до дома (он жил где-то поблизости от нас со своими двумя жёнами). Через год его повысили до должности командира дивизии (вернувшись в Сирию спустя три года я выяснил, что он стал командующим войсками военного округа). Его советский переводчик отсутствовал, а местный только болтал, ничего не делая. Мне пришлось дома за полсуток перевести длинный план боевой подготовки дивизии (мой начальник дал мне в помощь одного капитана, который чертил рамки для таблиц). На следующее утро генерал, сидя за рулём машины, поехал со мной и своим советником в Дамаск. Там мы зашли в кабинет главкома ВВС и ПВО Сирии, и тот, не читая, утвердил перевод плана, написанный моей рукой. Затем генерал пригласил нас в служебный ресторан, где обедали работники Генштаба САР в высоких званиях. После этой поездки мой начальник вдруг спросил меня:
- Что ты скажешь, если тебе предложат должность переводчика советника командира дивизии?
- Я останусь с Вами, - ответил я.
Но ко мне никто не обратился. Дело в том, что моя должность уже была майорской, хотя я числился лейтенантом (ошибка выяснилась только после окончательного расчёта с Министерством обороны СССР; оказалось, что ещё накануне загранкомандировки мне присвоили очередное звание старшего лейтенанта, а моё представление на него, написанное начальником и отправленное в Москву, ненужным).
Новый командир бригады начал знакомство с советником рассказом о том, что он переведён из Хамы, где долго работал с нашими специалистами, и что владеет русским языком. Всё это он говорил по-арабски (потом в беседах с нами он предпочитал русский). Затем прошёл митинг, где надо было перед личным составом штабных служб выступить с речью. Текст её и перевод мы написали заранее. С трибуны, оснащённой микрофонами, советник читал по предложению, а я вслед за ним дикторским голосом, выработанном ещё в «Интуристе», озвучивал перевод. После митинга ко мне подошёл незнакомый сирийский офицер и, улыбнувшись, сделал комплимент:
- Когда Вы читали перевод, Вас на слух невозможно было отличить от настоящего араба.
Через некоторое время генерал сказал мне по-русски в присутствии моего начальника:
- Я много работал с советскими переводчиками – обычно они умеют делать что-то одно: либо неплохо понимают, либо хорошо говорят. Вы делаете и то, и другое.
Специально для нового генерала мне пришлось перевести на арабский целую книгу с описанием новой для него техники. Затем я увидел, что старшина при штабе печатает мой перевод на пишущей машинке. Я подошёл к нему, с удовлетворением отметил, что генерал, сверяя мой перевод с русским текстом, исправил лишь несколько терминов, и даже немного попечатал сам, пока старшина ушёл на обед. Спустя три года я узнал, что нашего генерала перевели на должность заместителя командира дивизии.
Когда я приехал в Сирию во вторую загранкомандировку, я несколько подзабыл разговорную речь, о чём сообщил своему шефу. Воспользовавшись моей откровенностью, он через некоторое время сказал мне:
- Чем неправильно переводить, лучше бы помог мне в работе.
И я разделил с ним ряд функций: составлял отчёты о командировках, сочинял и печатал на пишущей машинке все письма сирийской стороне, вёл учет специалистов, ходил сам в Генштаб САР и местный ОВИР и т.д. В пути мой шеф называл меня своим штурманом (все дорожные знаки в Сирии были написаны на арабском и английском языках, к тому же я хорошо знал Хомс, где в военных колледжах работало много наших русистов), а в других городах шутя представлял меня следующим образом:
- Это мой переводчик и начальник штаба, аналитик, полуэкстрасенс.
Работы у нас было много, потому что мы отвечали за русистов в военных учебных заведениях, Дамасском, Алеппском и Латакийском университетах, в Институте русского языка (в г. Телль, возле Дамаска), а также за наших спортивных тренеров, музыкантов и работников театра.
В Аппарате экономсоветника в течение многих лет работал сирийский водитель, бывший старшина, который обычно помогал нам при улаживании дел с дорожной полицией. Со мной он чаще говорил на арабском, хотя немного знал и русский. Если мы вместе ехали куда-то, он любил вспоминать о своей прежней работе, при этом неоднократно рассказывал о наших переводчиках, которые мне, по его словам, не чета. Я не спорил с ним: раз это говорит носитель языка, значит, ему видней. Однако когда мы в очередной раз в присутствии нашего адвоката уладили неприятное дело с дорожной полицией, он вдруг признался мне:
- Я знал, что если ты поедешь с нами, то всё будет хорошо.
Прошло два с половиной года, и он неожиданно сказал по-русски моему начальнику (я стоял рядом с ними):
- Он сейчас лучший переводчик, лучше его нет. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-17157 |
|
|
|
|
За творчеством коллеги я слежу,
Пусть без желания впадать во все подробности,
И вот что в заключение скажу:
Талантлив и умрёт он не от скромности!
Есть ряд воспоминаний неплохих,
Когда -не столько о себе, как про других... |
|
|
| номер сообщения: 23-57-17158 |
|
|
|
|
Всё-таки рассказывая о себе, я стараюсь говорить и плохое и хорошее, соблюдая баланс между самовосхвалением и самоиронией (я и так всю жизнь умирал от скромности, а теперь надоело). Скажем, в этой вспоминалке (я ещё здесь опустил высказывание нашего старшего переводчика - не переводчика экономсоветника, который уже в первый год моей работы в Сирии в глаза назвал меня "гением письменного перевода"; тогда бы ваше эпиграмма стала ещё жёстче) показана трудная дорога становления переводчика. Примерно как в ранних фильмах Джекки Чана (и многих других), где вначале все его бьют, а потом он бьёт всех. В общем диалектика развития личности, преодолевающей неуверенность в себе, комплексы и заморочки. Вы же заострили вопрос на самовосхвалении, словно не заметив в ней таких фраз (критики и самокритики): "плохо понимаю сирийский диалект", "переводчик плохой", "высмеивал каждую мою речевую ошибку или неверное произношение звуков", "относился ко мне весьма иронически", "подзабыл разговорную речь", "чем неправильно переводить, лучше бы помог мне в работе", "неоднократно рассказывал о наших переводчиках, которые мне, по его словам, не чета". Будто вы не читали мемуаров известных людей, которые представляют собой сплошное самовосхваление и самолюбование (я самый умный и честный, а все вокруг дураки, бездари и жулики; я предвидел всё заранее, но меня не послушались и т.п.).
Содержание и стиль изложения моих вспоминалок в пост-постмодернизме (метамодернизме) называются "новой искренностью" (говорить только правду, плохую и хорошую). Привыкайте, старик, не отставайте от жизни. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-17159 |
|
|
|
|
«Болезни зубов, челюстей и рта»
Думаю, это произошло из-за постоянного холода в нашей палате. Ложась спать, я оставлял на себе рубашку и носки, засовывал с трёх концов одеяло и покрывало под матрац и, слегка отогнув ближний край этого самодельного кармана, залезал вовнутрь. В 4-ом классе холод привёл меня к воспалению надкостницы – периоститу челюсти. В том, что это было именно так, я уверен, потому что все мои последующие зубные проблемы на протяжении жизни имели одну причину – переохлаждение.
Тогда на неблагополучное состояние моей десны сразу обратил внимание хирург-стоматолог, который удалил мне больной молочный зуб в платной поликлинике, находившейся на площади Ногина. Это произошло в воскресенье, а уже в понедельник, к вечеру, у меня образовался флюс. Мой приятель, который занимал соседнюю кровать, поставил в проходе между нами единственный на всю спальню электрический калорифер и несколько раз за ночь вставал, чтобы согревать на ней шарф и прикладывать к моей раздувшейся щеке, чего делать было нельзя. Вечером следующего дня, после работы, мама забрала меня из интерната и снова отвезла на площадь Ногина. Никакая анестезия при воспалении надкостницы не помогает, поэтому, когда мне резали скальпелем десну, я кричал, не переставая.
Затем эту болезненную операцию повторили в районной поликлинике и детской стоматологической больнице, в Кунцево, куда меня положили с подозрением на кисту. Кормили нас только жидкой пищей. Навещала меня двоюродная бабушка. Каждый раз она передавала мне один и тот же виноградный сок, поэтому я до сих пор предпочитаю ему яблочный. Это была окраина Москвы. Под окнами, на площади, как-то устроили салют - поставили орудия и стреляли из них в тёмное небо. По больничным коридорам ходили дети, похожие на инопланетян – у них из щёк торчали спицы. Дома я вычитал в книге И.М. Старобинского «Болезни зубов, челюстей и рта», что их вставляют при остеомиелите, следующей после периостита челюсти стадии. Среди этих детей был улыбчивый мальчик, потерявший глаз прямо в больнице – игрался и вышиб его, ударившись о выступ на металлической кровати.
В нашей палате лежали ребята разных возрастов, в основном, старше меня. К одному из них пускали родителей: у него была саркома. Однажды он неудачно упал с качелей, ударившись щекой о землю. Операция не помогла, он так и ходил с большим красным пятном на щеке. Все мы понимали, что он скоро умрёт, но старались не касаться этой темы. Основным занятием в нашей палате было чтение. Родные передавали нам книги, а мы ими обменивались. Благодаря Дневнику читателя, который я, подражая старшей сестре, веду с 9-летнего возраста, я могу перечислить те книги, которые прочитал я:
Ж. Верн - Архипелаг в огне. Робур-завоеватель. Север против юга
Ан. Кожевников – Записки истребителя
В. Арсеньев – Дерсу Узала
Г. Фивег - Солнце доктора Бракка
Н. Шпанов – В новогоднюю ночь. Дело Оле Ансена. Личное счастье Нила Кручинина
Н. Муравьёва – Виктор Гюго (ЖЗЛ)
Я. Гашек – Похождении бравого солдата Швейка во время мировой войны
К. Андреев – Три жизни Жюля Верна (ЖЗЛ)
Л. Левандовский – Максимилиан Робеспьер (ЖЗЛ)
Л. Буссенар – Капитан Сорви-голова
Следует отметить, что книги из серии «Жизнь замечательных людей» были из ведомственной библиотеки моей мамы. Врач, отвечавший за нашу палату, в течение двух месяцев производил манипуляции с моей десной – в частности, закачивал с помощью шприца в углубление, оставшееся от удалённого молочного зуба, какую-то жидкость и спрашивал меня, распирает десну или нет. Наконец, меня выписали, так и не сделав никакой операции.
В больнице я ухитрился простудиться из-за постоянно открытой фрамуги и пролежал дома ещё месяц. Когда я вернулась в интернат, наша учительница поцеловала меня в щёчку. И даже одноклассники были рады моему возвращению, хотя недолюбливали меня за то, что я был отличником, а главное, не давал им, из-за моей глупой пионерской принципиальности, списывать у меня домашние задания. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-17160 |
|
|
|
|
О литературах стран Азии и Африки
Из арабской литературы всем известна восьмитомная «Книга тысячи и одной ночи», изданная у нас в 1958-60 гг. В «Библиотеке всемирной литературы» имеется почти 800-страничная «Арабская поэзия средних веков». Стихи Абу-ль-Аля аль-Маарри (X-XI вв.) в ней перевёл Арсений Тарковский. В.Н. Кирпиченко, одна из преподавательниц нашего института, специализировалась на египетской литературе и участвовала в переводе романа «Зеркала» Нагиба Махфуза ещё до того, как он стал Нобелевским лауреатом в 1988 г.
Из того, что я прочитал, мне понравились «Чудеса Индии" Бузурга ибн Шахрияра (X века), сборники новелл арабских писателей, большинство которых тоже перевели наши преподаватели, и роман «Парус и буря» Ханны Мины. Как-то во время второй загранкомандировки в Сирии я сопровождал в качестве переводчика важного чиновника из Министерства культуры СССР. Во время экскурсии по Латакии гид сказал:
- В нашем городе живёт писатель Ханна Мина.
Древнейшим литературным памятником Китая является «Ши-цзин» - «Книга песен» (XI-VI вв. до н. э.). Величайшими поэтами VIII века были Ду Фу и Ли Бо. Многие стихотворения последнего перевела Анна Ахматова. Четырьмя классическими романами китайской литературной традиции являются следующие: Ши Найань «Речные заводи», Ло Гуаньчжун «Троецарствие», У Чэнъэнь «Путешествие на Запад» и Цао Сюэцинь «Сон в красном тереме». К ним примыкают следующие романы: Ли Юй «Полуночник Вэйян, или Подстилка из плоти», Ланьлинский насмешник (анонимный автор) «Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй», Ли Жучжэнь «Цветы в зеркале» и У Цзинцзы «Неофициальная история конфуцианцев». Первые два из них весьма эротичны. Роман «Троецарствие» я проглотил ещё в 10-ом классе. С тех пор по отдельным его эпизодам в Китае было поставлено несколько фильмов. Один из последних – «Битва у Красной скалы» в 2 сериях. Кто читал "Трактат о военном искусстве" Сунь-цзы (VI-V вв. до н.э.), тот с удовольствием ознакомится с его применением на практике полководцами "Троецарствия". Прекрасный язык всех романов, отличные переводы, в т.ч. стихотворных вставок. По своим литературным достоинствам и цене в букинистических магазинах первенство принадлежит роману «Сон в красном тереме». В 2000 г. Нобелевским лауреатом по литературе стал Гао Синцзянь, проживающий в Париже китайский прозаик и драматург, а в 2012 г. - Мо Янь.
Из китайских прозаиков XX века, помимо классика Лу Синя, мне запомнились Лао Шэ и Ба Цзинь (первый, правда, с неприятной стороны). Преподавательница, которая вела у нас курс «Основы литературной критики», зачитала нам список произведений, по которым следовало написать что-то вроде критической статьи. Мне достались «Записки о Кошачьем городе» (Роман и рассказы) Лао Шэ. Я зачитал свою рецензию в зале перед всеми филологами нашего курса, моё выступление преподавательнице не особо понравилось, и она сделала по нему ряд замечаний. Я же с присущим мне упрямством (по этому поводу ректор нашего института однажды шутя сказал мне по телефону, что я «упрям, как два арабских хима́ра», т.е. осла) почти ничего в нём не исправил и получил оценку «хорошо», единственную в приложении к моему диплому. На 5-ом курсе некоторые выпускники специально пересдавали экзамены, чтобы получить красный диплом. Мне это не понадобилось, тем более оказалось, что, кроме меня, он никому не нужен.
В Турции Нобелевскую премию по литературе получил Орхан Памук (2006). Из известных писателей там ещё следует упомянуть Орхана Кемаля, Назыма Хикмета, Сабахаттина Али, Факира Байкурта, Яшара Кемаля и Азиза Несина. Что касается меня, то я даже прочитал «Книгу моего деда Коркута» (памятник средневекового огузского героического эпоса).
В японской литературе заметное место принадлежит сочинениям двух придворных дам - «Повести о Гэндзи» Мурасаки Сикибу и «Запискам у изголовья» Сэй-Сёнагон (обе X-XI вв.), а также автору трёхстиший (хокку) - Мацуо Басё (XVII века). У них есть такие известные писатели, как Фтабатэй Симэй, Рюноскэ Акутагава, Кобо Абэ, Юкио Мисима и Харуки Мураками. Нобелевскую премию по литературе получили Ясунари Кавабата (1968) и Кэндзабуро Оэ (1994).
Персидская литература славилась своими великими средневековыми поэтами: Рудаки, Омаром Хайямом, Руми, Саади, Хафизом, Джами и, конечно же, Фирдоуси, автором поэмы «Шахнаме».
Величие древнеиндийской литературы выразилось в «Махабхарате», «Рамаяне», «Панчатантре» и драмах Калидасы. У них также есть свой лауреат Нобелевской премии – Рабиндранат Тагор (1913).
Что касается африканского континента, то в Нигерии Нобелевскую премию по литературе получили Воле Шойинка (1986), в ЮАР - Надин Гордимер (1991) и Джон Кутзее (2003), а в Танзании – Абдулразак Гурна (2021), проживающий в Великобритании. Из «Истории литератур стран Азии и Африки» мне также запомнился нигерийский писатель Чинуа Ачебе. Успехом пользовались тогда антирасистские романы Питера Абрахамса (ЮАР) – «Тропою грома», «Венок Майклу Удомо» и «Живущие в ночи». Роман «Тропою грома» мы читали в институте на английском, шутя называя его "Пасасандрой" («The path of thunder»). |
|
|
| номер сообщения: 23-57-17161 |
|
|
|
|
«Синьор Помидор»
В том же 4-ом классе я впервые увидел нашего с сестрой отца. Он пришёл к нам на старую квартиру со своим молодым и весёлым другом. Мама в коридоре тихо сказала мне: «Это твой отец», и я подумал вначале на него. Но он сходил в магазин, принёс мне несколько бутылок лимонада и ушёл, а с нами остался невыразительный, краснощёкий мужчина (потом для него нашлось обидное прозвище – «Синьор Помидор»). Он рассказал мне, что во время войны служил связистом и его контузило, поэтому он был туг на ухо. Затем как-то ночью он шёл по нашей траншее, и ему вонзил в спину нож вражеский лазутчик. Потом он рассказал жуткую историю, как погиб его племянник, мой тёзка. Он выпал из окна, отец успел ухватить парня за обе руки, но не смог удержать.
Познакомились они с мамой в поезде, где он работал радистом. Она возвращалась в Москву после бериевской амнистии из ссылки в Казахстане, к которой она была приговорена в конце 1949 г. как дочь «врага народа». В их купе играли в шахматы, и наш будущий отец подсел рядом в качестве зрителя. Потом заговорил с мамой. Ей всегда нравились блондины (в дошкольном возрасте у меня были светлые волосы). В какой-то момент она сказала ему:
- А мне никто не пишет.
- Давайте я буду писать Вам, - шутя предложил он.
Встречались они на вокзале, в пустом поезде дальнего следования, точно, как в известном фильме Эльдара Рязанова. Вначале родилась моя сестра, спустя два года я. Но наш отец оказался женатым человеком. Дело закончилось крупным скандалом с участием его супруги, и он ушёл. Отец отличался крайней жадностью. Однажды он принёс моей сестре шоколадку, и она уронила её на пол. Тогда отец подобрал шоколадку, спрятал в карман и больше не доставал. И ещё он часто был навеселе.
Отец и теперь работал начальником узла связи на одном из московских вокзалов. Он остался у нас, я не мог никак заснуть и притворился спящим, а они с мамой о чём-то проговорили всю ночь. На следующее утро привезли мою сестру, красивую и радостную, одетую в вишнёвое вельветовое (в мелкий рубчик) платье, купленное нашей двоюродной тётей в ГДР. Отец побыл немного, потом ушёл. Спустя несколько недель мама позвонила ему на работу. Ей ответили, что его нет на месте. Голос, который это сказал, принадлежал нашему отцу.
Через много лет, когда я учился в институте, она снова позвонила ему на работу. Теперь уже женский голос ответил ей, что два года назад он попал под трамвай. И это была правда: потом мама побывала на его могиле. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-17162 |
|
|
|
|
| Спасибо, Eagle_2. Хорошо написали. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-17163 |
|
|
|
|
| И Вам спасибо. Ждите продолжения) |
|
|
| номер сообщения: 23-57-17164 |
|
|
|
|
Переводчик фельдмаршала Паулюса
Я ходил ещё в детский сад, когда в нашей старой квартире появился новый человек. По своему возрасту дядя Саша (имя его из чувства благодарности за всё, что он для меня сделал, я не изменяю) годился моей маме в отцы. В войну он был одним из переводчиков взятого в плен фельдмаршала Паулюса. У нас дома до сих пор хранится пишущая машинка из его бункера, переделанная на русский шрифт. На фронте он отморозил себе обе ноги, поэтому бинтовал их. Лёжа на кровати, он часто поднимал ноги вверх, уперев их в стену, и держал так в течение долгого времени.
Поначалу дядя Саша был маминым клиентом – диктовал ей с листа перевод текстов из немецких журналов (что-то о сахарной свёкле), а она печатала его на пишущей машинке. Нередко он приходил забирать меня из детского сада, и я по-настоящему гордился им. Однажды, гуляя с нами зимой, он поскользнулся и, неудачно упав, сломал себе правую руку. Придя в очередной раз за мною в детсад, он ничем не мог помочь папам других детей сгребать лопатами снег. Я очень жалел тогда, что он не может показать свою силу. Он часто возил меня в разные районы города, где мы гуляли с ним по улицам, а однажды мы все поехали во Внуковский аэропорт смотреть, как взлетают и садятся самолёты. Там мы пообедали. Помню, на второе была солянка, и я случайно надкусил горошинку чёрного перца. Даже сейчас, когда я пишу эти строки, я словно чувствую во рту её горький вкус.
Кажется, тогда он и научил меня читать, потому что уже в старшей и подготовительной группах детсада меня сажали на стул перед детьми с книгой в руках, и я читал им её вслух не по слогам, а совершенно свободно. Для того времени это было необычно, потому что часть детей приходила в школу, вообще не умея читать. Тогда же я стал переписывать гигантскими печатными буквами «Королевство кривых зеркал» Виталия Губарева (один такой пожелтевший от времени лист формата А4, явно из тех, на которых печатала мама, сохранился до сих пор). Через много лет моя тётя, ведя уроки русского языка и литературы в английской спецшколе, вспоминала эту историю, называя меня «абсолютно грамотным человеком» (с годами, занимаясь больше тремя иностранными языками, чем своим родным, я в значительной степени утратил эти навыки грамотности и сейчас могу делать самые нелепые ошибки).
Так прошло два года. Дядя Саша относился ко мне, как к своему сыну, правда, однажды я несколько раз ткнул его в живот деревянной саблей, и он в гневе сломал её (то же самое я постоянно проделывал с нашей доброй соседкой, но она никак на это не реагировала). Потом они с мамой вдруг начали ссориться, и однажды он ушёл навсегда, оставив в выдвижном ящике шкафа все свои тканевые бинты. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-17165 |
|
|
|
|
Шинная лихорадка
Работая в совместном предприятии, я часто, по указанию сирийского гендиректора, выполнял разные просьбы его друзей и знакомых. Раз я поехал с ними на Ярославский шинный завод на гигантском трейлере, который прибыл в Москву сухопутным путём из Сирии. Ребята спали, а я помогал шофёру, читая дорожные указатели. Когда мы подъехали к заводу, я стал вылезать из машины и, пропустив нижнюю ступеньку, шагнул вниз. В результате я упал, врезавшись локтем правой руки в асфальт, покрытый тонким слоем снега. На мне была дорогая турецкая дублёнка, купленная ещё в Алеппо, но удар был таким сильным, что моя рука повисла, как плеть. Вечером мы пошли гулять и остановились около пары девушек, которые продавали разные мелочи. Один из сирийцев поддерживал меня за руку, боясь, что я снова упаду. Девушки посмотрели на нас, переглянулись и прыснули от смеха.
- Почему они смеются? - спросил один из сирийцев.
- Они подумали, что мы…, - тут я вместо известных мне крепких словечек, которым я научился за долгие годы пребывания в их стране, употребил редкое литературное слово, но, к счастью, они его не знали.
На следующий день шофёр, ночевавший в кабине трейлера, а не с нами, в гостинице, пожаловался нам, что к нему подходили какие-то тёмные личности и требовали с него мзду за стоянку, но он ничего им не заплатил. Сирийцы расписали на листе бумаги количество нужных им покрышек и камер, посчитали общую сумму, и я заполнил на себя пустой бланк доверенности с печатями и подписями (покупка производилась от имени нашего совместного предприятия).
- О, как хорошо, - сказала мне бухгалтер завода, принимая наличные деньги, - сегодня мы можем выдать рабочим зарплату.
Потом сирийцы стали загружать трейлер. Когда мы выезжали из города, все дружно загалдели. Я присоединился к общему веселью и, на мгновение забыв о взятых на себя штурманских обязанностях, допустил ошибку – не заметил на дорожной развязке знак с указанием поворота на Москву. Проехав несколько километров по незнакомой местности, мы остановились. Я вылез из трейлера и спросил у людей, стоявших на обочине, можно ли где-нибудь впереди свернуть на дорогу, ведущую в Москву.
- Нет, - сказал один из них, - там, дальше, идут ремонтные работы.
Пришлось нам возвращаться к дорожной развязке. Водитель долго ругался и сказал, что возьмёт с меня деньги за израсходованный впустую бензин. В пути он отошёл и больше этот вопрос не поднимал.
Вернувшись в Москву, я осмотрел свою правую руку и ужаснулся: на ней был гигантский кровоподтёк. Тогда я пошёл к своему другу-мануальщику, который жил в том же районе, и он сделал мне массаж локтя и области, прилегающей к нему, с втиранием медвежьего жира.
- Так Вы могли потерять руку, - укорял он меня, но его лечение оказалось весьма эффективным.
Я ещё дважды сопровождал сирийцев в Ярославль. Добирались мы туда разными способами – на трейлере, поездом и на междугороднем автобусе, стоя всю дорогу. Но больше с нами никаких приключений не произошло. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-17166 |
|
|
|
|
Обсценная лексика
Изучая сирийский диалект, я не мог обойти стороной такую специфическую его область, как ругательства. С первого года пребывания в Сирии я записывал их вслед за шофером ПАЗика, на котором ездили наши военные специалисты. Когда-то за коммунистические взгляды он был разжалован из офицеров, поэтому ругал их особенно изощренно. Раз он подъехал со мной к своему дому, вышел его брат, который возглавлял местную ячейку компартии. Из осторожности я остался в автобусе (были соответствующие инструкции при выезде).
Оказалось, ругательства в сирийском диалекте так многочисленны, что нередко образуют длинные синонимические ряды. Часть из них я нашёл в Большом арабско-русском словаре, значит, всё-таки они были не такими крутыми, как наш мат. Ругались вокруг, несмотря на присущую сирийцам вежливость, многие – солдаты, офицеры, таксисты, уличные мальчишки и даже женщины-христианки, одетые в дорогие меха.
В отличие от русского языка, в речи с арабами я не стеснялся прибегать к обсценной лексике. Когда я работал в совместном российско-сирийском предприятии, к его гендиректору часто приходили друзья и знакомые. В разговоре с ними я, хулиганя, употреблял отдельные крепкие слова, чем повергал их в ступор: они никак не ожидали от иностранца такого богатого запаса слов, хотя сами тоже начинали изучение русского языка с мата. Однажды ко мне подошла жена руководителя фирмы и зачем-то попросила меня научить её нескольким арабским ругательствам. Я написал ей печатными буквами одно, но самое длинное и забористое. В тот же день она зачитала его по бумажке своему мужу. Говорили, что он дико покраснел и тоже впал в ступор. Через несколько дней, проходя мимо, он мне строго сказал по-русски:
- Не надо учить девушек ругаться.
Больше я этого не делал. Впрочем, он хорошо относился ко мне (сам он раньше служил в сирийском спецназе) и, когда я увольнялся, чтобы перейти на работу в первый свой банк, он сказал мне тоже по-русски:
- Если тебе там не понравится, возвращайся назад.
Но я не вернулся: меня затянула работа в банках и турфирмах. На этом закончилась моя карьера переводчика арабского языка. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-17167 |
|
|
|
|
«Книжный стяжатель»
Когда в начале 1970 г. (я учился в 5-ом классе) мы переехали из маленькой каморки в квартире с соседями в новую двухкомнатную, в букинистическом отделе книжного магазина, расположенного через дорогу, можно было купить не только нашу классику, но и сочинения Голсуорси, Уэллса, Келлермана, Гюго, Золя и других известных зарубежных писателей. Затем всё куда-то исчезло. Началась макулатурная кампания, которая взвинтила и так высокие на чёрном рынке цены на книги выше разумных пределов. По ним и пришлось нам их покупать по возвращении из Сирии. Начали мы сразу с собраний сочинений Конан Дойля и Беляева. За ними последовали в разные годы ещё тридцать пять: Бальзака, Мериме, Гюго, Мопассана, Стендаля, Жюля Верна, Агаты Кристи, Уэллса, Шекспира, Вальтера Скотта, Стивенсона, Грэма Грина, Купера, Эдгара По, Драйзера, Джека Лондона, Хейли, Уоллеса, Фейхтвангера, Ремарка, Цвейга, Кафки, Гессе, Гамсуна, Хмелевской, Достоевского, Александра Грина, Куприна, Каверина, Бажова, Симонова, Пикуля, Солженицына, Горького и Алексея Толстого (последние два достались мне от покойной старшей сестры бабушки).
Отдельные книги, в том числе шахматные, мы покупали в Сирии (их продавали библиотекарши) и в специализированных магазинах для русских в Дамаске и Алеппо. Туда они поступали по линии так наз. «Межкниги» (Всесоюзного внешнеторгового объединения «Международная книга»). В них продавалось всё, включая очередные тома подписных изданий. Невероятное количество книг создавало проблемы с неизбежным перевесом при авиаперелётах. Какие-то книги мы вывозили сами, что-то я отправлял жене с нашими русистами (один из них доставил целую коробку, зато прожил со своей семьёй несколько дней в нашей квартире). За два месяца до окончания моей работы в Сирии жена с детьми уехала, взяв 50 кг дополнительного веса, который был положен мне при отъезде в окончательный расчёт (здесь я воспользовался хорошим отношением ко мне заместителя Торгпреда по экономическим вопросам, потому что, узнав о таком нарушении всех инструкций, главбух выразил крайнее неудовольствие). При этом у меня скопилось ещё много книг. Часть их я подарил или оставил в квартире. Наиболее ценные я принёс в коробке библиотекарше, которая иногда ещё подрабатывала в отделе кадров, сидя неподалёку от меня. И она за один вечер распродала их почти все. Ещё у меня осталось много книг на арабском языке о разведке, которые я читал вслух жене, переводя прямо с листа. Я пошёл в магазин, где их покупал, и сказал продавцу.
- У меня большой перевес. Я их все прочитал. Можно их вернуть со скидкой?
Продавец взял у меня из рук книги, пересчитал их общую стоимость (цены были написаны на мягких обложках карандашом его же рукой) и заплатил мне ровно половину.
- Если у Вас перевес, сходите на почту и отправьте книги несопровождаемым грузом. Это недорого, - сказал он мне на прощание.
Но я не последовал его совету. Переводчик, который отвечал за авиаперелёты работников Торгпредства, обычно оформлял весь их багаж вместе и, благодаря суммированию веса каждого, могло что-то оставаться. Моя тяжеленая коробка, доверху набитая книгами, проскочила последней.
Что касается шахматных книг, то собирать я их начал, ещё когда учился в институте. Часть из них я приобретал в магазине «Спортивная книга» на Сретенке, выменивал на художественные или покупал с рук. В 90-е гг. я нашёл оптового продавца, который дружил когда-то с известным мастером и шахматным литератором Яковом Рохлиным, и многие книги из его личной библиотеки перекочевали к нему. Кое-что продавалось в книжном киоске Центрального Шахматного Клуба на Гоголевском бульваре. Параллельно я пользовался услугами магазина “ChessOK” и «Российского Шахматного Дома». В первом я покупал новые книги, во втором - старые. Сейчас я всё приобретаю через интернет-магазины «Лабиринт» и «Читай-город», но не в таких огромных количествах, как раньше, а раз в месяц, после получения пенсии, и всего одну шахматную книгу. Только в день рождения, благодаря подаркам дочерей, я могу позволить себе разговеться. Таким образом, за последние 45 лет мне удалось собрать около двух тысяч шахматных книг (не считая журналов, в том числе столетней давности). Больше всего я ценю югославские Шахматные Информаторы (имеются №№ 1-122, за 1966-2014 гг.) и пятитомную «Энциклопедию шахматных дебютов», нидерландские ежегодники New In Chess, сборники партий довоенных чемпионатов СССР (есть все, за исключением Десятого) и ряд старых книг, которые ещё не переизданы. Из новых я до сих пор покупаю всё, что выходит, кроме детских и шахматной композиции, которой никогда особо не интересовался (есть совсем немного по этюдам).
Что касается других книг, то их даже зрительно в несколько раз больше (благо мы сейчас живём с женой одни в трёхкомнатной квартире, и места для них хватает). Помимо художественной литературы (собраний сочинений и отдельных томов), это книги по истории, в том числе Великой Отечественной войны, произведения почти всех знаменитых философов мира, многотомные энциклопедии, словари и справочники по всем отраслям знаний, не считая научно-популярной и чисто развлекательной литературы.
В одной турфирме я в обеденный перерыв посещал все книжные магазины в округе, не пропускал я и лоточников. Один из них, ставший моим приятелем, ещё издалека шутливо приветствовал меня:
- А вот идёт книжный стяжатель.
Девушка из бухгалтерии, рядом с которой я сидел, видя, как я выкладываю на стол свои покупки, говорила:
- Я вижу, если ты не покупаешь в обед новых книг, то день для тебя напрасно прожит.
В другой турфирме я делал то же самое, благо рядом находился магазин «Библио-Глобус» (там я однажды выронил кошелёк, вижу, охранник высоко держит его в одной руке, подошёл, описал, что в нём есть, и получил обратно). При входе в офис, рядом с секретаршей, я как-то встретил одного из немногих мужчин, работавших в фирме, который сказал:
- Смотрите, человек покупает не сигареты и спиртное, а книги. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-17169 |
|
|
|
|
Eagle_2: «Книжный стяжатель»
Что касается шахматных книг, то собирать я их начал, ещё когда учился в институте. Часть из них я приобретал в магазине «Спортивная книга» на Сретенке, выменивал на художественные или покупал с рук.
. |
1. По поводу «добывания» шахматных книг в СССР. В 1976 был в Одессе (как раз во время Одесского шахматного международного) и в один из дней поехали на книжный рынок («книжная барахолка»). Там были все возможные шахматные книги, НО…цены. Запомнилось, что учебник Ласкера (издания 20х-30х годов) стоил что-то около 30 руб., а Нимцович под 70. Что это означало в то время можно прочитать у г. Измайловой. Так, что денег, увы, хватило только на «каких-то» поэтов (Ахматова, Цветаева).
2. Но, «чёрную серию» (за исключением Фишера) покупали на Сретенке. Подтверждаю. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-17170 |
|
|
|
|
| А я собирал шахматные книги в основном путём товарообмена. Например Фишера из ВШМ, я обменял на "Баязед" Пикуля. Мне было не жалко отдавать подобную литературу. Только один раз мне повезло. У меня была знакомая, которая почему-то думала, что я положил на неё глаз, а её мама работала главбухом в книжном. Таким образом я поимел по госцене несколько хороших шахматных книг, в том числе "Мыслитель" из ВШМ. А например мою любимую "300 избранных партий Алехина" вообще поимел за 3 рубля. У нас на работе был мужик, ни ухом, ни рылом в шахматах, но у него была эта книга. Он меня долго мурыжил, но как-то по пьянке смиловился... |
|
|
| номер сообщения: 23-57-17172 |
|
|
|
|
На Сретенке вообще можно было купить вновь выходящие книги вплоть до 90-х гг., включая серию "Теория дебютов". Что касается старых книг из "ТД", то их можно было выменять в шахматном отделе букинистического магазина в Столешниковом переулке. Там можно было менять только шахматные книги на шахматные. Помню, я принёс туда новое издание "Учебника шахматной игры" Ласкера, которое туристы купили мне в валютной "Березке". Продавщица разрешила мне выбрать две книги из серии "ТД" (их особо не продавали с рук, берегли). Я взял самую толстую - "Испанскую партию" Суэтина и "Новоиндийскую защиту" Геллера.
"Информаторы" я в количествах брал у одного шахматиста, который жил около магазина "Дружба" (напротив "Москвы"), где торговали книгами из соцстран. Потом у разных жучков. Первые два тома, особо дефицитные, я заказывал через "Российский Шахматный Дом". |
|
|
| номер сообщения: 23-57-17173 |
|
|
|
|
Красные и белые
Мои бабушки, три сестры, родились в одном небольшом сибирском городке, в семье служащего железной дороги. Средняя сестра умерла в 32 года от лейкемии, младшая – когда я учился на 1-ом курсе, а старшая, которая вышла замуж ещё до революции, дожила до 1986 г. и скончалась в возрасте 93 лет. Мужья всех трёх занимали высокие государственные должности, были незаконно репрессированы (расстреляны в 1938 г.) и реабилитированы посмертно.
Во время Гражданской войны в их город входили то красные, то белые, то анархисты. Однажды вечером к ним постучали. Открыли засов. На пороге стоял вооружённый человек в кожаной куртке, красноармеец. Его спрятали за печкой. Спустя пятнадцать минут к ним ворвались колчаковцы и начали обыск.
- В доме есть мужчины? – спросили они вдову (супруг её потерял зубы, натёр десну, и у него возникла раковая опухоль, от которой он умер).
- Нет, только я и мои дочери, - ответила она.
Вскоре они ушли, не догадавшись посмотреть за печкой, где прикрывшись дровами, лежал красноармеец. Когда город заняли большевики, спасённый ими человек, который оказался комиссаром, приехал с возом дров и огромными буханками хлеба, ценившимися тогда на вес золота.
Ещё одним ярким (на ум сразу приходит «Открытая книга» Каверина) воспоминанием в жизни бабушки, младшей из сестёр, было то, как она влюбилась в одного гимназиста и он назначил ей свидание на скамейке, в парке. Они встретились, и тот по секрету сказал её, что собирается жениться на другой и приглашает её на свадьбу. Бабушка согласилась прийти, но вскоре по стране пронеслись две революции, потом Гражданская война, он вступил в ряды белых и был убит в одном из боёв с красными.
Вскоре, спасаясь от голода, семья уехала в Ташкент, где бабушка познакомилась с моим дедом, который случайно оказался с ней на лечении в местной больнице. Живая, весёлая и общительная, девушка сразу понравилась ему и, уезжая в Москву, он оставил ей свой адрес и телефон. Несмотря на настойчивые ухаживания и даже предложение одного летчика выйти за него замуж, бабушка поехала в Москву. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-17176 |
|
|
|
|
Как я нарушал ст. 153 УК РСФСР
О том, чтобы заниматься репетиторством, я даже не задумывался. У меня и так уже были заняты три вечера – по вторникам и четвергам я ходил на каратэ, а в среду вёл занятия на Высших курсах иностранных языков (ВКИЯ) при Госкомитете по внешнеэкономическим связям (ещё два урока на них я проводил по утрам). Неожиданно одна симпатичная девушка, с которой я учился на 10-месячных курсах в Институте повышения квалификации «Интуриста» (впоследствии я ей тоже помог, связав с моим учеником на курсах, который занимался загранкомандировками), сказала, что одна её знакомая хочет изучать арабский язык. С последней мы встретились в метро и стали договариваться о цене.
- За 45 минут английского берут 5 рублей, - сказал я. – За арабский должно быть больше.
- Хорошо, - согласилась она, – пусть будет 7.50, тогда за полтора часа выйдет 15 рублей.
Здание, в котором она работала, располагалось недалеко от «Интуриста». Я приходил к ней в 18:15, заглядывал в комнату, где она сидела, и мы шли заниматься в их библиотеку. Судя по словарям, которые лежали на столе, их учреждение имело отношение к нефтяной промышленности. Арабским она решила заниматься, потому что её оформляли в загранкомандировку в Ирак. Училась она охотно и с усердием. Все мои записи, сделанные ужасным почерком (по-арабски я пишу понятнее, чем по по-русски), она аккуратно переписывала в другую тетрадь и тщательно заучивала. Однажды она напросилась ко мне на занятия ВКИЯ, посидела с нами и сказала, что мне следует построже спрашивать с моих учеников. Один из них, капитан, тут же подвёз её на своих «Жигулях» до метро (девушка она была привлекательная и даже сквозь стёкла очков, которые она не снимала, было видно, что у неё красивые глаза).
Спустя какое-то время она уехала в Ирак и прислала мне открытку. Жена была недовольна этим (я, несмотря на то, что мы занимались всё время одни да ещё после работы, не допускал даже намеков на какие-либо отношения, выходящие за рамки деловых), поэтому я не ответил. Спустя несколько месяцев я получил вторую открытку и поступил так же. На этом наша односторонняя переписка прекратилась.
Тогда в «Интуристе» моя зарплата уже составляла не 144 рубля в месяц, как в начале, а 156. На ВКИЯ мне платили 75, с этой ученицей у меня выходило за четыре урока 60. Таким образом, получалось чистыми деньгами около 250 рублей в месяц. О том, что я тружусь сразу на трёх работах, я однажды обмолвился нашему сенсею.
- И всё в яму, - заметил он, улыбаясь.
Затем ко мне обратился пожилой швейцар в гостинице «Космос», у которого дочь была замужем за египтянином. Он выдержал всего несколько занятий, а потом сказал:
- Вы всё правильно преподаёте, но в моём возрасте учить арабский тяжело. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-17178 |
|
|
|
|
Короткие юбки
В начальной школе мы ещё застали дубовые, единые со скамьями парты с откидными крышками и вырезками под ручки и чернильницы. Во 2-ом классе их установили прямо в рекреации спального корпуса, потому что в школьном шёл ремонт. Раньше они стояли отдельно, а теперь их соединили переходом, хотя мы всё равно, чтобы срезать угол между двумя зданиями, съёжившись от холода, перебегали зимой из одного корпуса в другой по улице. Вскоре парты заменили столами, а вместо держателей пера и пёрышек появились сначала самописки, которые частенько подтекали, оставляя на указательном пальце чернильное пятно, а потом удобные шариковые ручки.
Форму мальчики носили серого цвета (позже её сменили на более симпатичную, тёмно-синюю, но мы это время уже не застали), а девочки – чёрную с белым фартуком на праздники и коричневым – в будни. К ней подшивались, как в армии, белые подворотнички. К субботе, когда после уроков мы разъезжались по домам, они представляли собой жалкое зрелище. Пионерские галстуки, а потом и комсомольские значки носили только на форменных пиджаках и фартуках. «Домашняя» одежда, которую тоже выдавали в интернате, была немного разнообразнее, например, зелёные вельветовые костюмы со слегка расклешёнными брюками были вполне хороши. Ученики из семей побогаче носили даже что-то модное, и мы молча завидовали им. В старших классах девочки начали носить очень короткие юбки, что было красиво, но заставляло некоторых, самых любознательных мальчиков постоянно дежурить на лестнице, чтобы увидеть нечто большее, чем просто голые ноги. Брюки в то время девочки надевали редко. Что касается обуви, то ребята ходили в полуботинках и сандалиях, а кеды оставляли для уроков физкультуры. Девочки носили туфли, босоножки и чешки соответственно.
Длинные волосы я стал отращивать в 7-ом классе, начиная с весны. 1-го сентября я пришёл ещё более обросшим, но в течение недели меня и других одноклассников отправили стричься. Девочкам разрешалось иметь длинные волосы, но они должны были быть собраны в пучок или хвостик. Серёжки и какие-либо ювелирные украшения им носить не позволяли. Что касается маникюра и макияжа, то он был запрещён. Только на праздничные и танцевальные вечера девочки приходили накрашенными.
Наручные часы у меня, чуть ли не первого, появились уже в 5-ом классе (впоследствии я привёз из загранкомандировки в Сирии японские часы Casio с будильником и калькулятором, которыми так же гордился). Массивные, с белым циферблатом, календарём и глубокой царапиной на стекле, эти часы мне достались от умершего двоюродного дяди. Они были удобны, чтобы следить за временем на уроках, но создавали впечатление, что они длятся дольше, чем положенные 45 минут.
Многие ребята курили, я этим баловался немного в 10-ом классе, но, поступив в институт, перестал. Выпивали редко, потому что особой возможности для этого в интернате не было. Зато в трудовом лагере отыгрались за все годы. Даже мы с моим одноклассником отметились, получив за это четыре наряда вне очереди и общественное порицание. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-17179 |
|
|
|
|
Отрадное
Район, в котором мы живём, несмотря на своё название, никогда не был особо радостным. Раньше здесь проходила железная дорога, рядом с которой простирались сплошные болота. Их осушили, рельсы и шпалы убрали и построили дома, которые уже успели состариться. Долгое время здесь не было метро. Чтобы попасть в центр, на работу, приходилось ехать в переполненном автобусе до станции м. «Свиблово», находящейся на другой линии. Наконец, появилось метро, но Отрадное по вечерам оставалось пустынным районом. В лихие 90-е гг. в нём часто случались убийства, и спустя два десятилетия они продолжают происходить в Отрадном и прилегающих к нему районах (дело сестёр Хачатурян 2018 г. в Бибирево, на общем для нас Алтуфьевском шоссе). В 2014 г. на улице Отрадная десятиклассник открыл стрельбу в школе, убив двоих и ранив одного человека. В 2015 г. в начале той же улицы недавний школьник нанёс своей бывшей девушке, 19-летней студентке, более десяти ножевых ранений. На месте убийства, рядом с автобусной парковкой, ещё долго лежали цветы. В 2017 г. на соседней с нами улице, в подъезде своего дома, была застрелена девушка, сотрудница банка.
Впрочем, люди умирали у нас и сами: то скончался какой-то бомж, живший под лестницей, на первом этаже, то вымерли один за другим местные алкаши из нашего и соседних зданий. Раз зашёл ненадолго к своим знакомым. Довольно молодой мужчина, который не знал кода, пробормотал что-то невнятное (казалось, у него были затруднения с речью) и последовал за мной. Примерно через час, спускаясь по лестнице вниз, я услышал в подъезде голоса людей и увидел недавно вошедшего со мной в дом мужчину уже мёртвым. Он лежал, лицом вверх, прямо на ступеньках (голова выше, ноги ниже). На первом этаже милиция опрашивала жителей дома, все говорили, что умерший мужчина им незнаком. У подъезда наготове стояла синяя «труповозка» с надписью «Специальная». Сердечная недостаточность, инсульт, передоз – я так и не смог выяснить потом у своих знакомых.
В другой раз я там же решил спуститься на лифте. Выхожу на первом этаже и не понимаю, что происходит. Из-за пара ничего не видно: где-то прорвало трубу, с потолка хлещет горячая вода и, спускаясь по ступеням вниз, заливает подъезд. Вижу, что посуху на улицу мне не выйти. Снимаю зимние сапоги и носки, закатываю наверх брюки и иду по воде. Слава богу, из-за мороза на улице она не горячая, а тёплая. Выхожу из подъезда, сажусь на скамейку и обуваюсь. Проходящие мимо люди удивляются, не понимая, почему я в сильный мороз вышел на улицу босой. Звоню знакомым по мобильному телефону, говорю, что у них в подъезде потоп.
Ходить по улицам у нас было небезопасно. Как-то, под Новый год, из высотного дома в меня кинули пустую бутылку. Она разбилась поблизости, и рядом с моими ногами закрутилось её горлышко с металлическим кольцом, оставшимся от открытой пробки. Пару раз в нескольких метрах от меня взрывался наполненный водой целлофановый пакет, а затем совсем рядом упало целое кашпо с пустыми цветочными горшками. На одной из улиц сверху на детскую коляску сбросили конфорку от электроплиты. Маленькая девочка погибла. Чаще всего это делали, развлекаясь, безмозглые дети, игнорирующие законы физики. Однажды мальчишки кинули сверху в старшую сестру жены яйцо (в её районе). Оно попало ей на зимнюю шапку, но всё равно вызвало сотрясение мозга.
Как-то я вышел из дома и, радостно засмотревшись на весеннее солнышко, ступил носком зимнего сапога в выемку на тротуаре. В результате падения на проезжую часть я получил разрыв связок правой ноги. Хирург районной поликлиники, в молодости работавший в военном госпитале в Ницце, вылечил меня, сделав несколько дорогих иностранных уколов прямо в ногу. Во второй раз я не стал ждать очереди, а просто заглянул к нему в кабинет и начал говорить по-французски. Никто меня, конечно, не остановил (к иностранцам у нас относятся с пиететом), и медсестра, которой в прошлый раз не было, вначале вообще не поняла, что происходит. Так я неоднократно проникал в его кабинет без очереди и по другим вопросам. Однажды помощь хирурга понадобилась моей жене, и я с нею передал ему записку на французском языке, чтобы он сразу понял, от кого она. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-17180 |
|
|
|
|
Вы поселились в Отрадном сравнительно давно- ещё до появления там метро.
За прошедшее время, особенно в последние 5-7 лет, здесь многое изменилось в лучшую сторону. Сейчас это оживлённый, вполне благоустроенный и культурный район современной Москвы- ничем не похожий на пресловутый Гарлем Нью-Йорка начала Великой депрессии.
Любые Ваши нападки на СССР, Россию и Москву (и Вы это знаете!) вызывают
радость у бывших советских граждан, ьставших эмигрантами и нашими коллегами по сайту... |
|
|
| номер сообщения: 23-57-17181 |
|
|
|
|
Об общественных науках
Изучение общественных дисциплин начиналось с истории КПСС, где приходилось конспектировать однообразные, скучные работы Ленина. Только потом, когда я занялся историей СССР сталинского периода, я понял, что от этого предмета мне никуда не уйти.
- А что было потом с Зиновьевым и Каменевым? – спросил я двоюродную бабушку, поскольку об их судьбе в учебнике ничего не сообщалось.
- Их тоже расстреляли, - ответила она (мужа её, который находился на противоположной большевикам стороне, репрессировали, поэтому когда я однажды спросил её о красных, она назвала их обыкновенными бандитами).
Про тех же политических деятелей, с добавлением Троцкого, я спросил бабушку (деда-коммуниста расстреляли даже раньше его родственника, который когда-то возглавлял местное правительство, сотрудничавшее с Колчаком; обоих впоследствии реабилитировали).
- Я с ними всеми танцевала, - сказала она. – Умнейшие люди.
Основы научного атеизма читал мужчина с характерной фамилией Никонов, однако экзамен принимала симпатичная, но весьма суровая девушка (возможно, аспирантка), сидевшая на расстоянии от него, за отдельным столиком.
- Не говорите про анимизм, если ничего в нём не понимаете, - сказала она мне.
Затем я подошел к преподавателю, показал аккуратно написанные конспекты первоисточников, и он поставил мне «отлично».
Политэкономия была достаточно сложной наукой, недаром один из наших преподавателей арабского языка шутил:
- Мне бы не хотелось познакомиться с девушкой, которая понимает политэкономию.
Вопреки расхожему мнению, что умная женщина обычно представляет собой иссушённое наукой существо, обязательно в очках, политэкономию капитализма, а также экономику арабских стран нам читала просто красавица.
Потом были лекции по марксистско-ленинской эстетике, но студенты узнали, что по этому предмету не будет зачета и перестали ходить на занятия. В результате его убрали из расписания.
Научный коммунизм меня не заинтересовал, а вот марксистско-ленинскую философию, особенно диалектический материализм, я изучал с удовольствием. Тот же преподаватель арабского языка, любитель Гегеля (как позднее и я), часто говорил нам о так наз. гносеологической обработке. По его словам, она сводилась к следующему: чтобы познать какое-то явление, надо учитывать только самое главное, существенное, отбросив предварительно все частные случаи и исключения – камень в огород оппонентам, которые пытаются утопить в последних любую дискуссию (известная софистическая уловка «концентрация на частностях»).
К философии я неожиданно вернулся, работая в Управлении. Дело в том, что я параллельно преподавал арабский на трёхгодичных Высших курсах иностранных языков при Госкомитете по внешнеэкономическим связям. Поскольку некоторые женщины в нашем отделе очень ревниво относились к отлучкам на работе других сотрудников и чуть что бегали жаловаться в отдел кадров, мы с начальником придумали мне следующую маскировку: два утра я прикрывал, якобы, посещением со средней дочерью логопеда, а один вечер - занятиями в Университете марксизма-ленинизма при ЦДСА (в компартии я не состоял). До этого я ему говорил про аспирантуру ВКИМО СССР (бывшего Института военных переводчиков), к которой я собирался прикрепиться, поэтому он сказал:
- Заодно кандидатский минимум по философии сдашь.
Потом, когда я уже приступил к учебе, я узнал, что кандидатский минимум следует сдавать по принадлежности. В результате я отучился год, сдал ради тренировки диамат и вторично уехал в загранкомандировку в Сирию.
Через много лет я опять заинтересовался философией, только теперь я читал не учебные пособия, а первоисточники, купив сочинения почти всех известных философов. Как-то на одном литературном форуме написали: «Во всём виноват постмодерн». Тогда я решил выяснить, что представляет собой это философское течение, и, руководствуясь выработанным мною с детства принципом тотального овладения новым материалом, прочитал сочинения большинства главных постмодернистов и постструктуралистов – Делёза, Гваттари, Нанси, Лиотара, Барта, Лакана, Деррида, Джеймисона и других. Особенно мне понравились произведения Жана Бодрийяра (1929-2007) - про симулякры, виртуальную реальность и т.п. (недавно я закончил чтение уже девятого его сочинения). Не успел я разобраться с эти течением, как незаметно появилось новое - пост-постмодернизм (метамодернизм), о котором я тоже прочитал книгу. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-17182 |
|
|
|
|
Теневая сторона «Интуриста»
Работа в «Интуристе» была ответственной и нервной, но при относительно низкой зарплате начинающих гидов-переводчиков, каким был я, позволяла держаться на должном материальном уровне, благодаря подаркам. Их полагалось сдавать, но делали это редко, а начальство не сильно настаивало. Раз кто-то принёс подаренную ему бутылку виски.
- Спаивают нас капиталисты, - пошутил руководитель отдела и не стал её отбирать.
Был, правда, при мне случай, когда одну переводчицу увидели утром выходящей из номера руководителя её туристической группы. В результате обыска у неё дома изъяли большую для того времени сумму в разной валюте и тут же уволили.
Для меня, библиофила, лучшим подарком была книга, причём вполне определённая. Часто посещая со своей группой в разных городах валютные «Берёзки», кто-нибудь из туристов говорил, что хочет сделать мне подарок. Тогда я подводил его к книжному отделу, просил показать нам «Мастера и Маргариту» Михаила Булгакова, и он шёл к кассе платить (советскому человеку это делать запрещалось). Книги в валютных «Берёзках» продавались только с 15-процентной надбавкой, так что для туриста это был недорогой подарок. Зато на чёрном рынке роман тогда стоил 30 рублей, и его можно было обменять на несколько других книг.
Как водится, вокруг моих туристов, вертелись «женщины с низкой социальной ответственностью», валютчики, фарцовщики и другие тёмный личности. Одну такую я увидел возле бара, на первом этаже гостиницы «Прибалтийская» в Ленинграде. Это был молодой вариант Попандопуло из фильма «Свадьба в Малиновке», в тёмных очках, с голым торсом, обвешенный красивыми поясами и разнообразными сувенирами. Он вальяжно прохаживался вдоль бара, туда и обратно, представляя собой живую рекламу продаваемых товаров. Все эти люди проникали в гостиницы разными путями. Самым законным из них было записаться с паспортом в качестве гостей к кому-нибудь из проживающих в отеле и уйти из него до 23:00, либо использовать обходные пути. Недаром служебное удостоверение работника «Интуриста», которое никто не раскрывал и показывал лишь его легко узнаваемую обложку, стоило на чёрном рынке 600 рублей: с ним свободно пропускали в любую гостиницу и другие места, куда не мог войти обычный советский гражданин (даже в нейтральную зону аэропорта «Шереметьево-2», не имея на руках загранпаспорта и авиабилета; это было необходимо, когда туристы завтракали перед вылетом самолёта).
Что касается «ночных бабочек», то они везде ходили по двое, знали несколько фраз на разных языках, включая арабский, были в курсе графика прибытия новых туристических групп и вели себя раскованно, но более и менее благопристойно. Раз в гостинице «Прибалтийская», рядом с главным рестораном, в котором мы с группой встречали Новый год, я в полутьме разглядел их сразу два десятка. Они сидели вдоль стен, справа и слева от входа. В то время (конец 70-х - начало 80-х гг.) их услуги оценивались в 100 баксов или 300 рублей (в более позднем фильме «Интердевочка» доллар меняли уже 1 к 4).
Туристы мои веселились вовсю, поэтому я невольно попадал с ними в ночные бары и рестораны, в том числе валютные, которые не входили в официальную программу тура (в Москве, например, в гостинице «Салют» показывали танец живота, а в ресторане «Баку» была наиболее близкая к арабской еда; в сочинской гостинице «Жемчужина» представление напоминало полустриптиз). Впрочем, и я не оставался у них в долгу, частенько помогая им выпутываться из почти безвыходных ситуаций. У некоторых гидов-переводчиков туристы даже умирали, а у меня только раз у одного пожилого мужчины был сердечный приступ в гостинице (надо учесть, конечно, что в «Интуристе» я проработал чуть больше двух лет, из которых почти год проучился на курсах в Институте повышения квалификации). Среди арабов попадались ярые антисоветчики, но они не находили поддержки у других туристов. Некоторые из них, не раз побывавшие в СССР, прилетали и тут же куда-то исчезали, возвращаясь только в день обратного рейса. У них была своя, индивидуальная программа тура. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-17183 |
|
|
|
|
О зарубежной драматургии
На 3-ем курсе профессор Н.А. Фёдоров (1925-2016) с филологического факультета МГУ читал нам «Историю литератур Европы и Америки ХХ века». Перед началом своего курса он продиктовал список произведений, с которыми надо было ознакомиться. В отношении пьес он указал не только их авторов и названия, но и театры, на сцене которых они идут. Легче всего это оказалось в случае с Теннесси Уильямсом: тогда в Москве одновременно показывали восемь его пьес. Купив билеты, мы с женой пошли в Центральный академический театр Советской Армии на драму «Орфей спускается в ад». Вначале спектакля внезапно раздались громкие аплодисменты зрителей, и на сцену вышла народная артистка СССР Людмила Касаткина, игравшая роль Лейди Торренс. Затем мы приехали в филиал МХАТа на ул. Москвина смотреть драму Эдварда Олби «Всё кончено». Однако её вдруг заменили на пьесу «Сладкоголосая птица юности» Теннесси Уильямса. Хотя я смотрел эту постановку по ТВ, увидеть её воочию было настоящим наслаждением. Роль принцессы Космонополис исполняла народная артистка СССР Ангелина Степанова (в прошлом жена писателя Александра Фадеева). Ее хрипловатый, но зычный голос и величественные манеры буквально приковывали внимание зрителей. Чанса Уэйна играл Игорь Васильев, который уже прославился в роли барона Георга фон Шлоссера (полковника абвера) в пятисерийном телефильме «Вариант «Омега».
С того времени Теннесси Уильямс стал моим любимым драматургом. Позднее я прочитал все его произведения, которые были переведены на русский язык. Однажды я дал почитать сборники пьес Артура Миллера и Теннесси Уильямса одной сотруднице своего возраста, с которой я работал в турфирме.
- Ну, как? – спросил я, когда она вернула мне обе книги.
- Артур Миллер понравился, а Теннесси Уильямс – нет: сплошные сопли.
- Ну так это неоромантизм, – разочаровано заметил я.
Терпеть не могу это отвратительное слово «сопли». Если бы оно прозвучало из уст 20-летней девушки, не имевшей высшего гуманитарного образования, это было бы ещё понятно, а так можно навесить их, например, на произведения Виктора Гюго, Стефана Цвейга, Эриха Марии Ремарка и других авторов, посчитав их чем-то слезоточивым и потому недостойным внимания.
Помимо этих двух авторов, я прочитал сборники пьес Жана-Поля Сартра, Мориса Метерлинка, Юджина О’Нила и Жана Ануя, добавив к ним «Калигулу» Альбера Камю, «Что случилось в зоопарке» Эдварда Олби и «Коралл» Георга Кайзера. Большое впечатление на меня произвели пьесы Бертольда Брехта, особенно «Добрый человек из Сезуана» и «Жизнь Галилея».
Должен признаться, что я вообще люблю читать пьесы. Как-то мне попалась в руки книга «Эсхил. Софокл. Еврипид. Трагедии. Переводы Д. С. Мережковского». Это подвигло меня к тому, чтобы прочитать все сохранившиеся трагедии этих авторов, а затем и Сенеки. От них я обратился к сборникам комедий Аристофана, Менандра, Плавта и Теренция. Из драматургии Древней Греции и Рима на меня самое большое впечатление произвели трагедии Еврипида, которые своим красноречием, по моему мнению, не уступают лучшим пьесам Шекспира. Что касается французских драматургов, то Бомарше и Мольера я читал ещё в школьном возрасти, а Корнеля, Расина и Ростана - сравнительно недавно. То же самое можно сказать о пьесах Гауптмана, Беккета и Гамсуна. Изучая биографию Шекспира, я заинтересовался творчеством его знаменитого современника Томаса Кида и прочитал «Испанскую трагедию». И конечно же, ещё в школьном возрасте не обошёл вниманием пьесы Оскара Уайльда, Бернарда Шоу, Виктора Гюго и Александра Дюма-отца.
Что касается театров, то в тот же период я посмотрел трагедию «Коварство и любовь» Шиллера (до этого я прочитал его пьесы «Разбойники» и «Мария Стюарт») с Владимиром Кореневым в главной роли, а в студенческое время – «Проделки Скапена» Мольера, где этого пройдоху блестяще сыграл Валерий Носик.
Чтобы закончить с этой темой, надо вспомнить и об оперных постановках. В Театре имени С.М. Кирова (ныне - Мариинском), будучи со своими туристами, я смотрел «Травиату» Верди, а в Большом театре, ещё учась в интернате, – «Пиковую даму» Чайковского (с Зурабом Анджапаридзе и Галиной Вишневской в главных ролях). Там же, совсем маленьким, я видел оперу Римского-Корсакова «Сказка о царе Салтане». Когда я вернулся домой, меня спросили:
- Ну, что тебе больше всего понравилось в театре?
- Колбаса «Сервелат» в буфете, - честно ответил я. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-17184 |
|
|
|
|
Ещё раз о зарубежной литературе ХХ века
Возвращаясь к лекциям профессора Н.А. Фёдорова (см. предыдущую вспоминалку), нельзя обойти вниманием достаточно сложную прозу Жана-Поля Сартра и вполне доступные сочинения Альбера Камю и Нормана Мейлера. Среди других писателей-экзистенциалистов я выделил Айрис Мёрдок с её многочисленными (я прочитал не менее десяти) романами. Захватывающие сюжеты, неожиданная любовь, как громом с ясного неба поражающая её героев, изображение всяких сексуальных девиаций и великолепный слог (она ещё и философ-экзистенциалист). Забавно мнение Юрия Нагибина о ней и Джойс Кэрол Оутс, высказанное им в его «Дневнике: «И как у всех пишущих баб, чтоб им пусто было, герои без конца потеют, смердят и блюют. Это, конечно, не случайность, а желание создать «мужскую» прозу. Тем же отличаются препротивные романы Мёрдок».
Из произведений западноевропейских писателей ХХ века мне больше всего понравились следующие: роман-эпопея «Семья Тибо» Роже Мартена дю Гара (до того, как он начал изображать социалистическое движение), «Борьба за огонь», «Пещерный лев» и «Вамирэх» Жозефа Рони-старшего, «Семья Буссардель» Филиппа Эриа, «Путешествие на край ночи» Луи-Фердинанда Селина, «Фальшивомонетчики» Андре Жида (последних двух авторов, по известным причинам, у нас не издавали); «Портрет художника в юности» Джеймса Джойса, «Трое в лодке, не считая собаки» и его продолжение «Трое на четырёх колёсах» Джерома Клапка Джерома, рассказы Сомерсета Моэма, «Сага о Форсайтах» и «Новеллы» Джона Голсуорси, «Дипломат» и его продолжение «Горы и оружие» Джеймса Олдриджа, «Цитадель» и «Юные годы» Арчибальда Кронина, «Слепящая тьма» Артура Кестлера, «1984» Джорджа Оруэлла; «Тихий американец» Грэма Грина, романы Теодора Драйзера, «Кентавр» Джона Апдайка, «Убить пересмешника» Харпер Ли, «Над пропастью во ржи» Джерома Сэлинджера, «Богач, бедняк» и «Нищий, вор» Ирвина Шоу, «Приключения Весли Джексона» Уильяма Сарояна, «Лови момент» и «Между небом и землей» Сола Беллоу; «Рассказы о животных» Эрнеста Сетон-Томпсона, «Ганнибал» Джека Линдсея; «Долина грохочущих копыт» Генриха Бёлля, «Братья Шелленберг» и «Туннель» Бернгарда Келлермана, «Мёртвые остаются молодыми» Анны Зегерс, «Приключения Вернера Хольта» Дитера Нолля; «Ослепление» Элиаса Канетти, «Назову себя Гантенбайн» и «Homo Фабер» Макса Фриша, «Кот и полицейский» Итало Кальвино, «Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны» Ярослава Гашека; все произведения Андрэ Моруа, Ирвинга Стоуна, Франца Кафки, Стефана Цвейга, Карела Чапека, Кальмана Миксата, Эриха Марии Ремарка и Лиона Фейхтвангера (недавно я перечитал его десятитомное собрание сочинений и понял, что теперь он мне нравится даже больше, чем в детстве и юности).
«Подросток былых времён» Франсуа Мориака показался мне скучноватым, а гепталогия «В поисках утраченного времени» Марселя Пруста такой длинный, что я побоялся за неё даже взяться (фильм «Любовь Свана», снятый по её мотивам, я, конечно, посмотрел). Недавно перечитал «Фиесту (И восходит солнце), «Прощай, оружие!» и «По ком звонит колокол» Эрнста Хемингуэя и, наконец, понял, что это не мой писатель (однако книгу с его повестью «Старик и море» и рассказами в своей библиотеке сохранил). Часть упомянутых выше произведений мы читали на занятиях по английскому языку в институте. Здесь, по общему мнению однокурсников, лидировала повесть «Над пропастью во ржи» Джерома Сэлинджера.
Особо надо сказать о писателях-неоромантиках, к которым относятся Рафаэль Сабатини, Джозеф Конрад, Джек Лондон, Генри Райдер Хаггард, Редьярд Киплинг, Этель Лилиан Войнич, Артур Конан Дойль, Герман Гессе и Кнут Гамсун (я прочитал его шеститомное собрание сочинений от корки до корки). Успехом пользовались так наз. «производственные романы» Артура Хейли «Отель», «Аэропорт» и «Колёса». Уже в наше время из любопытства прочитал «Алхимика» и «Вероника решает умереть» Пауло Коэльо. Если бы я не был знаком с произведениями писателей-экзистенциалистов, я бы не заметил, что в «Алхимике» в очень наивной форме выражено большинство их давно известных идей. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-17185 |
|
|
|
|
Невидимая сила
Уже в конце 5-го курса института меня с девушкой из нашей арабской группы послали в одно из управлений Генштаба ВС СССР как возможное место работы. У меня тогда были амбиции продолжить занятия научной деятельностью, и я отказался. К тому же оно находилось далеко от моего дома. Кто же знал, что спустя пять лет я попал в это Управление, уже по рекомендации моего одногруппника.
Потом кто-то мне сказал, что в «Интуристе» дополнительно набирают переводчиков восточных языков, и я сам пошёл туда. Начальник отдела кадров затем приехал в институт, и я в числе других подписал бумагу о моём распределении. Я уже успокоился, когда наша преподавательница, которая часто помогала мне с подработкой, договорилась о моём трудоустройстве в арабской редакции журнала «Советская женщина». Более того, она для верности написала за меня контрольный перевод, хотя я готов был сделать это сам. Я успешно прошёл собеседование у главного редактора, очень деловой и серьёзной женщины. Но тут нашла коса на камень. «Интурист ухватился за то, что я уже подписал бумагу о моём распределении и не согласился меня отпустить. В результате в арабскую редакцию журнала пошёл работать мой одногруппник.
После окончания Олимпиады-80 и положенного всем, кто работал на ней, отпуска я явился в «Интурист». Начальница восточной группы встретила меня такими словами:
- Ну что, Вы побороли своё нежелание работать у нас?
Тогда мне казалось, что журнал «Советская женщина» больше подходит мне, поскольку письменный перевод у меня получался лучше, чем устный, а поэтому и больше мне нравился.
Эта коллизия запомнилась начальнику нашего отдела – когда через два года я сообщил ему, что меня призывают в армию, он недовольно сказал:
- Это Вы сделали так нарочно.
Однако всё произошло вне моей воли, и работа в «Интуристе» теперь мне нравилась. А когда я успел за полтора месяца до отъезда в Сирию и увольнения из «Интуриста», получить от него трёхкомнатную квартиру, я понял, что бесполезно биться лбом в стену: кто-то, более сильный, чем я, ведёт меня по жизни, и не нужно ему сопротивляться. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-17186 |
|
|
|
|
Издержки лицедейства
В 1-ом классе нас привезли в районный клуб, где мы должны были выступить со своими номерами. Я выучил стихотворение про Зою Космодемьянскую, которое мне понравилось ещё в летнем детском саду. Я вышел на сцену. Зал был переполнен взрослыми людьми, которые ждали, когда я начну своё выступление. Но я молчал и не произнёс ни одного слова, пока наша учительница не увела меня за кулисы. Что касается стихотворения, то оно настолько завладело моим детским сознанием, что я на своей парте выковырял ногтем огромную букву, с которой оно начиналось. Меня повели к завучу.
- Это он, наверное, написал первую букву своего имени, - сказала она нашей учительнице, но это было не так.
Парту скоро закрасили, но эта буква всё равно просвечивала, напоминая о моём странном поступке.
В другой раз мы всем классом выступали в каком-то концертном зале с песней о Грузии, а дочь киноактрисы Ариадны Шенгелая, которая училась с нами, говорила вступительный текст. Эту сцену репетировали столько раз, что я до сегодняшнего дня помню наизусть те слова, которая девочка произносила на грузинском языке. Потом где-то ещё мы отдельной группой пели известную песню «За туманом»:
Понимаешь, это странно, очень странно,
Но такой уж я законченный чудак:
Я гоняюсь за туманом, за туманом,
И с собою мне не справиться никак.
Однажды нас привезли на «Мосфильм», где по повести Анатолия Алексина «Мой брат играет на кларнете» снималась кинокартина, получившая потом название «Сестра музыканта». Нам выдали какие-то выцветшие рубашки вместо наших и запустили в один из съёмочных павильонов, где мы должны были хором приветствовать солистку школьного джаза Алину, пассию студента Консерватории Лёвы. Повторяя множество раз одну и ту же сцену, мы изнывали от жара осветительных приборов. Впоследствии некоторые из моих однокурсников снимались в массовых сценах фильма «Ночь над Чили».
В 4-ом классе я запомнил несколько юморесок, которые слышал по радио, и вполне успешно выступил с ними перед классом на часто проводившихся командных конкурсах. Однажды в актовом зале интерната я рассказывал очередную юмореску о каком-то смешном происшествии на трибуне футбольного стадиона. Всё было бы хорошо, если бы я случайно не заменил одно приличное слово таким, которое звучит вполне безобидно в повседневной жизни, но шокирует, если его произнести со сцены (сейчас и мат никого не удивит). За это слово с нашей команды сняли баллы. Но самое неприятное было, что в зале, среди моих одноклассников, находилась моя детская любовь, о которой я рассказывал в вспоминалке «Дела сердечные», и в течение моего выступления мы всё время смотрели друг другу в глаза.
Однажды я сыграл в сцене из пьесы Мольера «Скупой», поставленной на французском языке. Мне досталась роль Валера, из которой я запомнил лишь одну сентенцию, принадлежащую Сократу: «Il faut manger pour vivre, et non pas vivre pour manger» (Надо есть, чтобы жить, а не жить, чтобы есть). Об этом спектакле через много лет я вдруг рассказал на вступительном экзамене по французскому языку в институте.
В интернате постоянно работала пожилая женщина-режиссёр, которая ставила с нами спектакли. Я тоже участвовал в одном из них, посвящённом Парижской Коммуне. В нём я играл враждебного ей солдата-версальца без слов. Однако я принял ещё и посильное участие в оформлении этого спектакля (см. вспоминалку «Мои художества»).
Понятно, что для выступления со сцены нужны не только определённые способности, но и кураж, которым я не обладал. Поэтому я с завистью смотрел, как моя будущая жена совершенно спокойно читает наизусть в актовом зале, перед всей школой, длинные стихотворения. Спустя четыре года мы пришли с ней на концерт в наш самодеятельный студенческий театр на улице Герцена. Ранее я смотрел там одноактную пьесу «История с метранпажем», написанную Александром Вампиловым, и был поражён великолепной игрой наших студентов. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-17187 |
|
|
|
|
О любви и дружбе
Система образования в Сирии напоминает французскую. Дети учатся двенадцать лет, до восемнадцати. Начальная школа продолжается шесть, подготовительная и средняя – три года каждая. Отучившиеся девять лет в армии служат сержантами, двенадцать - старшими сержантами. Звание лейтенанта получают выпускники инженерных и медицинских вузов. Однажды разговаривал с сирийским переводчиком, кандидатом филологических наук, который жаловался, что служит в армии всего лишь в звании старшего сержанта.
Браки военных с иностранками, в том числе женщинами из Советского Союза, были запрещены. Многие из них учились у нас в вузах или заканчивали курсы. Они встречались с нашими женщинами, которые рожали от них детей. Однажды во время поездки из Дамаска к месту службы, на аэродроме, мне сказали:
- Посмотри на того капитана, который сидит у окна. Он плачет, потому что у него в России остался сын - Артур.
Другие использовали хитрость – вместо них женились их гражданские братья, правда, те не всегда держали своё слово, и их жёны оставались с ними. На том же аэродроме служил один капитан, хорошо говоривший по-русски. Через какое-то время я встретил его в Хомсе, в своей бригаде. Другой офицер, тоже переводчик, сказал мне:
- Всё, скоро его уволят из армии: узнали, что он женился на русской.
Многие офицеры, отучившиеся в наших вузах, совмещали свои прямые обязанности с работой переводчиков, поскольку их не хватало (даже мой начальник отдавал меня на продолжительное время лётчикам и периодически – советнику командира батальона радиоэлектронной борьбы). Однажды мы ездили с одним майором по делам службы в окрестностях Хомса. О нём рассказывали, что во время учёбы в Советском Союзе он был первым по русскому языку. За всю дорогу он допустил лишь одну неточность, сказав слово «непрямой» вместо «кривой». Когда он впервые вошёл в комнату, я подумал, что он русский, поскольку говорил он вообще без акцента. Правда, и он, прочитав мой письменный перевод с русского, сделал мне комплимент:
- У нас не каждый офицер может так грамотно писать на арабском.
В целом, сирийцы очень быстро овладевали русским языком. У арабов выучить означает запомнить наизусть, поэтому память у них отличная. Когда я работал на гражданском контракте, мы с шефом однажды присутствовали на вечере русского языка в Военной академии имени Асада. Слушатели 1-го курса говорили так бойко, что мы просто дивились на них. Впрочем, и наши преподаватели русского языка, которые жили в городе и постоянно общались с соседями, тоже неплохо освоили сирийский диалект. Их женщины дружили с нашими русистками, приходили в гости и старались помочь всем, чем могли. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-17188 |
|
|
|
|
Братья наши меньшие
В детстве у моей старшей сестры, которая жила с бабушкой и тётей, было две черепахи – одна большая, другая маленькая. Мы строили для них на полу туннели из коробок и книг, а также впрягали большую черепаху в собранную из металлического конструктора тележку с пластмассовыми колесиками и сажали в неё маленькую (однажды я сделал себе из этого конструктора рыцарский шлем с забралом, догадавшись просто согнуть детали). В Хомсе у нас тоже была черепаха. Зимой она будила нас по утрам тем, что стучалась головой о горящую всю ночь мазутную печку: ей мешал непривычный для нашей страны выпуклый панцирь (в Сирии живут черепахи пустынные, не зелёного, как у нас, а песочного цвета). В Дамаске во время второй загранкомандировки я увидел ползущую по тротуару огромную черепаху. Рядом стоял мужчина и наблюдал за ней. Я спросил у него:
- Можно я возьму её для детей?
Он согласился, я положил её в целлофановый пакет и понёс домой. Жила она на газоне, в нашем садике. Уезжая, я передал её своему второму начальнику для его сына. При жилдоме Аппарата экономсоветника была гигантская черепаха, с большой треугольной выщерблиной на панцире, на которой катались дети.
В нашем доме, в Москве, перебывали рыбки, хомячки, крупные золотистые и миниатюрные сунгурики, морские свинки и крысы. Последние, в диком виде, одолевали нас в двух квартирах - Хомса и Дамаска, которые размещались в полуподвальном помещении. Ещё одна жила в тумбочке стола нашей сотрудницы в том банке, где арендодатель за неуплату выселил нас в подвал (см. вспоминалку «Как нас держали в заложниках (лихие 90-е)». Наши же крысики оказались самыми лучшими домашними питомцами, преданными и ласковыми, с интеллектом на уровне собачьего, несмотря на небольшие размеры. Обычно они не лижут руки, как собаки. Специально выведенный крысик сибирской породы - Рон, который прожил дольше всех (два года четыре месяца, за что ещё мы называли его Мафусаилом) стал обижать своего младшего собрата. Мы втроём находились в этот момент на двуспальной кровати. Я, лёжа головой на подушке, резко отбросил его в сторону, сантиметров на тридцать. Он подбежал и виновато лизнул меня в руку. Я даже сейчас стыжусь своего поступка. Через наши руки прошло шесть таких удивительных созданий, но, к сожалению, мы отказались от этих настоящих друзей человека из-за их частых лёгочных болезней и короткой продолжительности жизни.
В двухкомнатной квартире, где живёт мой взрослый племянник со своими родителями, он устроил настоящий зоопарк – собака, кошка сфинкс с пятью котятами, сова сипуха, канадская белка, сухопутная черепаха и две водяные, богомол, скорпион, шиншилла, индоутка, крысики, одна рыбка-петушок, геккон, кролик, мадагаскарские тараканы, канадская молочная змея длиной 1,1 метра (она - не ядовитая, поэтому свободно ползает по квартире), свинорылая змея, маленький волнистый попугайчик и несколько корелл, гигантская улитка, ящерица агама, сверчки (они разбегаются по квартире и трещат), лысая морская свинка, гусь и игуана длиной полтора метра (живет уже 15 лет). С двумя последними мой племянник гуляет на улице, в своём районе. Гусь любит приставать к женщинам, что создаёт удобный повод для знакомства. Однако иногда он действует так напористо, что заставляет их бежать наутёк или вскакивать на скамейку и кричать «караул». |
|
|
| номер сообщения: 23-57-17189 |
|
|
|
|
О зарубежной фантастике
Раньше радио у нас работало круглосуточно. По нему передавали новости, сводки погоды, классическую музыку и прекрасные радиопостановки. Среди них выделялась драматическая версия романа-антиутопии «451 градус по Фаренгейту» Рэя Брэдбери. Дальше меня не могли не заинтересовать его «Марсианские хроники» и рассказы. За ним последовали фантастические произведения Курта Воннегута, Артура Кларка, Айзека Азимова, Роберта Шекли, Клиффорда Саймака, Хола Клемента и Джека Финнея. Из британских авторов мне нравился Кристофер Прист (роман «Опрокинутый мир» и связанная с творчеством Герберта Уэллса, полная невероятных приключений и страшных опасностей «Машина пространства").
Особое место всегда занимал «Солярис» Станислава Лема, благодаря шедевру Андрея Тарковского и менее известному двухсерийному телеспектаклю, опередившему его на четыре года. В нём Криса Кельвина сыграл Василий Лановой, а Снаута – Владимир Этуш. Я учился тогда в 4-ом классе, и эта постановка вообще показалась мне страшноватой.
Конечно же, параллельно читались фантастические произведения Жюля Верна, Артура Конан Дойля, Джека Лондона («Алая чума», «Железная пята», "Межзвездный скиталец") и Герберта Уэллса.
И здесь нельзя обойти вниманием произведения латиноамериканских писателей, которые относят к так наз. магическому (или фантастическому) реализму: лауреатов Нобелевской премии по литературе Мигеля Анхеля Астуриаса (1967), Габриэля Гарсиа Маркеса (1982) и Марио Варгаса Льосы (2010), а также Хуана Рульфо, Карлоса Фуэнтеса, Хулио Кортасара, Хорхе Луиса Борхеса, Адольфо Биой Касареса, Мигеля Отеро Сильвы, Эрнесто Сабато, Жоржи Амаду, Алехо Карпентьера, Хуана Карлоса Онетти и других. Произведения малой формы этих авторов и собственно фантастов соседствовали у нас в одних и тех же сборниках.
Хулио Кортасар начинал с великолепных рассказов и повестей, затем структура и содержание его произведений настолько усложнились, что они стали трудными для восприятия («вплоть до распада формы», как выразился о них кто-то из литературных критиков). Габриэль Гарсиа Маркес, достигнув вершины в своём романе «Сто лет одиночества», который, по моему мнению, стал одним из лучших в ХХ веке, до конца жизни оставался как писатель на очень высоком уровне. Я не так давно прочитал все его поздние романы и сборники рассказов. Написаны они так же прекрасно, как и его более ранние произведения.
Что касается фэнтези, то этот жанр меня совершенно не заинтересовал, я о нём мало что знаю, и поэтому не могу судить верно. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-17190 |
|
|
| |
|
|
|
|
|
|
|
| Copyright chesspro.ru 2004-2024 гг. |
|
|
|
