ЛХаритон: Не знаю, какова в целом новая книга Сосонко, но то, что он написал о Тале, весьма слабо. Опять старые перепевы из старых острот.
Не могу согласиться. Вижу в этом отрывке из новой книги Сосонко не только и не столько "перепевы из старых острот" Таля, сколько еще одну попытку понять этого, на мой взгляд, совершенно загадочного человека.
Загадочного - потому что при всей своей общительности, доброжелательности и дружелюбии, при том, что у него было множество приятелей и даже друзей, Таль, на мой взгляд, был человеком очень и очень закрытым, не склонным к так называемым "задушевным беседам". И мало кому открывался. Если открывался вообще.
...есть такая очень известная фотография с матча на первенство мира 60-го года Ботвинник - Таль, она была опубликована в разных шахматных журналах и книгах. Матч проходил в помещении театра имени Пушкина, а напротив театра на бульваре стояла демонстрационная доска, и на ней воспроизводились ходы для тех болельщиков, которым не удалось попасть в зал. Так вот на фото - эта самая доска, а перед ней толпа, а тот человек в шляпе, который передвигает на доске фигуру, это и есть Володя Тарасевич.
Так вот, автор очерка вчера сообщил мне, что именно эта фотография помещена на обложке новой книги Генны Сосонко (и в публикации на ЧессПро).
Согласен. Прочитал с большим интересом отрывок из эссе о Тале на ЧессПро.
Не думаю, что можно называть старым перепевом старой остроты такой рассказ:
Поздним летним вечером затянувшегося застолья Бессел Кок, не помню уж по какому случаю, спросил Таля: «Tell me Misha, is it true, that oral love is forbidden in the Soviet Union?» Не успел Кок закончить вопроса, как Миша в тон ему ответил: «No, Bessel. It is not forbidden. It is just not recommended!».
СС: ....
Загадочного - потому что при всей своей общительности, доброжелательности и дружелюбии, при том, что у него было множество приятелей и даже друзей, Таль, на мой взгляд, был человеком очень и очень закрытым, не склонным к так называемым "задушевным беседам". И мало кому открывался. Если открывался вообще.
....
В СРСР було не дуже безпечно вести "задушевные беседы", особливо людям очень и очень склонным к так называемым.
__________________________
Шахматная партия не лотерея. Проблему мотивации решает НОКАУТ
Обращу внимание на цитату из Каспарова на обложке книги, написанной Сосонко. Какая скромность с обеих сторон! О Сосонко говорить не приходится. А Каспаров уступает Генне пальму первенства. Впервые он не " видится" себе первым. Ни пищущим о шахматах,ни играющим писателем.
ЛХаритон: Обращу внимание на цитату из Каспарова на обложке книги, написанной Сосонко. Какая скромность с обеих сторон! О Сосонко говорить не приходится. А Каспаров уступает Генне пальму первенства. Впервые он не " видится" себе первым. Ни пищущим о шахматах,ни играющим писателем.
Уважаемый Лев, Каспаров, совершенно очевидно, говорит об умении писать. А что касается издателя, поместившего эту фразу на обложку, то его тоже можно понять. Лишняя реклама не помешает.
Почитатель: А уж за появление в неподходящий момент на улице Архипова вполне можно было вылететь с работы.
Честно говоря, я немного удивлен. На улице Архипова я бывал много раз. И без всяких последствий. Тут дело в том, что шахматный клуб "Буревестник" находился рядом, на проезде Серова. И нередко по воскресеньям мы с моим другом Эдиком Р. после партии шли выпивать. Сначала спускались вниз, потом поворачивали налево, на углу заходили в магазин, брали. И по улице Архипова поднимались вверх, на Маросейку, где находилась чебуречная.
При этом, когда мы проходили мимо синагоги, Эдик неизменно делал мне замечание:
- Не стыдно тебе, идешь мимо святого места и куришь?
А я неизменно отвечал:
- А тебе не стыдно две бутылки мимо святого места проносить?
И мы шли дальше.
Во 1-ых, воскресенье - момент скорее "подходящий", чем "неподходящий". Еврейская пасха, допустим, может приходиться на воскресенье?
Во 2-ых, не исключаю, Вам больше повезло с начальником отдела кадров. Наш, был дело, лично ездил выслеживать. И одного таки застукал - небось и в кипе был - уволили.
СС: Да, это все довольно очевидно.
Очевидно и другое. Данаилов под фальшивым прикрытием "авторского права" хочет установить порядок, по которому сайты должны платить организаторам турниров за право транслировать партии. А может и не только сайты, а и печатные издания. Аппетит приходит во время еды.
Почитатель: Еврейская пасха, допустим, может приходиться на воскресенье?
Еврейская пасха вообще-то длится в Москве 8 дней, так что не менее чем одно воскресенье она непременно включает.
Или вы спрашиваете про первый день? Тогда ответ - смотря что считать первым днем.
Собственно день - может, но не часто. Примерно раз в 9 лет.
А вот [первый] вечер, когда Седер - нет, не может.
Вон оно что... Ну, тогда своё "во 1-ых" забираю назад. Просто вид у Семёна с Эдиком внушал полное доверие: один с сигаретой, второй при двух бутылках - ясное дело, "наши люди".
Остроты этих людей в чем-то схожи: не зная, что и кем сказано, можно ошибиться в первоисточнике. (Из книги Сосонко).
И верно.
Светловский ответ на вопрос — что такое «ерш»? — «когда смешивают не бутылки, а собутыльников», перекликается с талевским: «официант! — смените собеседника!»
Вторая фраза хороша, и хорошо известна по «Апельсинам из Марокко».
Полный аналог первой находим у американцев, которые слыхом не слыхивали о Светлове:
Вечеринка с коктейлями: сборище, где коктейли смешивают людей. (Webster’s Unafraid Dictionary, 1966).
Светловское — «от него удивительно пахнет президиумом» и талевское об одном гроссмейстере-трудяге: «когда я стою рядом с его партией, я чувствую запах пота».
Образец (ставший достоянием школяров со времен Эразма, если не раньше):
«Гром Демосфеновых речей пахнет светильником его ночных трудов» (соперник Демосфена Пифей в изложении Лукиана).
Остроты этих людей в чем-то схожи: не зная, что и кем сказано, можно ошибиться в первоисточнике. (Из книги Сосонко).
И верно.
Похожие ощущения из последнего Ткаченко:
Помните фразу из фильма "Осенний марафон": "собака кричала нечеловеческим голосом"?
Не знаю, кто как, а я вспомнил "Летучую мышь":
- ... вдруг Эмма как закричит нечеловеческим голосом!
- Но, дорогой, ты же сказал, что Эмма - собака...
- А ты хочешь, чтобы собака кричала человеческим голосом???
Фильм Яна Фрида, как и "Осенний марафон", вышел в 1979 г. В немецком либретто этой сцены, по-моему, нет.
И спасение пришло. Оно пришло в голосе Алексея Николаевича Толстого, который громко говорил за дверью:
- Подождите меня здесь одну минуту, я сейчас вернусь. Я только поговорю с этим, с Маршаком. Куда вы пойдете, при чем здесь Иван Уксусов? В его рассказе коза закричала нечеловеческим голосом. Ну, идите куда хотите. Я лично не буду бегать по коридорам и искать вас. Успеете меня здесь застать - приходите, а нет - так прощайте.
Писатель Иван Уксусов сочинял безразмерные романы, а прославился одной-единственной фразой - "Коза закричала нечеловеческим голосом...". Ее выхватил и вставил в свой устный рассказ Ираклий Андроников. Обкатав этот рассказ в дружеских компаниях, на эстраде и перед телекамерами, Ираклий Луарсабович принес его в середине 70-х в "Литгазету". Рукопись набрали, поставили на полосу. И как назло на прилавках появилась новая книга легендарного Уксусова. Грешным делом я думал, что его давным-давно нет на свете, и был спокоен. И вдруг такой сюрприз! Но полоса сдана под пресс: ни серьезной правки, ни самых скромных оговорок без вселенского бенца уже не внести. И тут звонит телефон.
- Здравствуйте! - воркует знакомый голос и следом по правилам конферанса раскатывает: - Ан-дро-ников - моя фамилия!
После такого громкого зачина - всего лишь крохотная просьба: убрать буковку в фамилии Уксусова. Какую? Третью. Был Уксусов - станет Укусов. Чтобы никаких претензий. Тем, кто впервые услышит эту фамилию, никогда не догадаться, кто за нею стоит. А те, кто помнит Уксусова, вовсе не заметят перемены или сочтут ее простой опечаткой.
До своего приезда в Петербург в 1901 году Куприн жил в провинции. ... Особенно разнообразна и богата впечатлениями была жизнь Александра Ивановича в Киеве, о которой он по вечерам вспоминал: «... в отдел «Из городских происшествий» давал заметки следующего содержания:
«Вчера на Крещатике прекрасная породистая собака господина Н. попала под колеса конки и, раздавленная, кричала нечеловеческим голосом».
Заметки эти я писал с удовольствием. И, что было самое удивительное, никто — ни редактор, ни читатели — не замечали явного издевательства».
М. Куприна-Иорданская. «Годы молодости» (1960).
Roger: Помните фразу из фильма "Осенний марафон": "собака кричала нечеловеческим голосом"? Не знаю, кто как, а я вспомнил "Летучую мышь"
В том же "Осеннем марафоне" Бузыкин переводит с иностранного "Горестную жизнь плута".
"Горестная жизнь плута" взята из "Записных книжек" Ильфа. Шутка Володина?
Тут на днях в другом треде обсуждалось писательское собрание, осудившее Пастернака.
Вот впечатления Виктора Некрасова:
Прошло без малого 30 лет, а в памяти осталось общее чувство стыда, который нас всех тогда охватил. А из деталей - что председательствовал на собрании вроде бы приличный С.С. Смирнов и выступал всеми нами любимый Б.Слуцкий, который потом всю жизнь каялся.
Сейчас же передо мной полная картина, мерзкая, тошнотворная, которую, как это ни противно, но требуется восстановить.
Начну с того, что С.С. Смирнов не просто вел собрание, а выступил с достаточно пространным докладом о предательстве Пастернака, а за ним выступили еще 13 человек, каждый из которых считал своим долгом напирать на это слово - "предатель"! Я перечислю имена этих людей: Л.Ошанин, К.Зелинский, В.Герасимова, Вик. Перцов, А.Безыменский, Ан. Софронов, С.Антонов, Б.Слуцкий, Г.Николаева, В.Солоухин, С.Баруздин, Л.Мартынов, Б.Полевой. И еще столько же записалось, как сообщил собранию С.С.Смирнов, но за поздним временем выступить всем не удалось. Это ни в коей степени их не обеляет, так как - я думаю - они бы говорили, дай им трибуну, то же, что и предыдущие ораторы, то есть постыдные мерзости. Я их имена тоже перечислю: Евг. Долматовский, Серг. Васильев, Мих. Луконин, Гал. Серебрякова, Павел Богданов, Павел Арский, Павел Лукницкий, Семен Сорин, Вера Инбер, Нина Амегова (? - А.П.), Вл. Дудинцев, Раиса Азарх, Давид Кугультинов.
Страна должна знать своих героев!
Пересказывать то, что говорили эти члены Союза писателей о своем собрате, не буду - противно. Но о тех, кто не краснея дожил до сегодняшнего дня - а их из выступавших осталось только пятеро, - несколько слов все же скажу. Ко всему этому нужно добавить, что незадолго до этого собрания состоялось объединенное заседание президиума правления Союза писателей СССР, Бюро оргкомитета СП РСФСР, президиума московского отделения СП РСФСР. Кто там выступал, не знаю, но именно тогда было принято решение об исключении Б.Пастернака из Союза писателей.
Между прочим, касаясь истории вопроса, С.С. Смирнов сообщил о том, что группа писателей, возмущенных поведением Б.Пастернака, составила письмо, которое предполагалось опубликовать, но возник вопрос - почему письмо подписано только группой московских литераторов, и решено было созвать сегодняшнее совещание, чтоб прозвучал голос всего коллектива московских писателей. Кстати, С.С. Смирнов огласил на собрании фамилии авторов письма, но в стенограмме, к сожалению, сказано только в скобках - "оглашает список".
Так кто же та пятерка погромщиков, которая дожила до сегодняшнего дня? Перечислю - Л.Ошанин, А.Софронов, С.Антонов, В.Солоухин, С.Баруздин.
Лев Ошанин выступал первым в тот памятный день и говорил дольше всех. Не уступил ему по пространности своей речи и Корнелий Люцианович Зелинский, говоривший, что сейчас на Западе, откуда он только что приехал, имя Бориса Пастернака - это, мол, синоним войны (!). Вслед за ним Александр Безыменский, старый лысый комсомолец, выразил восторг выступлением кагэбэшника Семичастного, тогда первого секретаря комсомола, на массовом митинге во Дворце спорта. Когда он сравнил Пастернака сначала с паршивой овцой, а потом со свиньей - это вызвало, мол, овации у многотысячной комсомольской аудитории. Выступавший вслед за ними А.Софронов беззастенчиво признался, что "Доктора Живаго" не читал, тем не менее свое выступление закончил словами: "Не хочет быть советским человеком, советским писателем - вон из страны!"
За ним вышел на трибуну здравствующий ныне Сергей Антонов, который тоже закончил требованием лишить Б.Пастернака советского гражданства. Говорил он и о том, что покойный Нобель наверняка переворачивается в гробу, узнав, какому негодяю достались завещанные им деньги. И о том, что, получив от московских писателей письмо, где было сказано, что он стреляет по своим, Пастернак просто перетащил свою пушку за границу и стал палить оттуда.
Вообще общий тон всех выступлений задан был докладом С.С. Смирнова. Борису Пастернаку, дескать, кое-кто незаслуженно курит фимиам, сам роман "Доктор Живаго" - просто слабая книга, но философия ее антисоветская, а автор люто ненавидит Октябрьскую революцию. И все в разных выражениях говорили одно и то же.
Ныне здравствующий Владимир Солоухин поставил вопрос о том, не следует ли нынешнему внутреннему эмигранту Б.Пастернаку стать по-настоящему эмигрантом? "Вот тут-то и будет для него настоящая казнь, - сказал он. - Он там ничего не сможет рассказать интересного. И через месяц его выбросят, как съеденное яйцо, как выжатый лимон. И тогда это будет настоящая казнь за предательство, которое он совершил".
Короче всех, нужно сказать, было выступление С.Баруздина, нынешнего редактора "Дружбы народов". Короткое, но не менее энергичное. "Есть хорошая русская пословица, - сказал он, - собачьего нрава не изменишь! Мне кажется, что самое правильное - убраться Пастернаку из нашей страны поскорее". И это сказал человек, который печатает сейчас в своем журнале "Детей Арбата" Рыбакова, где так много говорится о студентах, клевещущих и доносящих друг на друга.
Под самый занавес собрания тявкнула со своего места престарелая Вера Инбер. Уцепившись за фразу из резолюции, зачитанную Лесючевским: "Давно оторвавшийся от жизни и народа, самовлюбленный эстет и декадент", она потребовала исправления - эстет и декадент это чисто литературное определение. Это не заключает в себе будущего предательства. Это слабо сказано".
Вот так протекало и закончилось единогласным принятием резолюции это позорное, но, увы, действительно историческое собрание. Многим хотелось бы его забыть. Но такое не забывается. Не настало ли время заговорить об этом в полный голос? И в первую очередь тем, кто тогда не постеснялся это сделать.
СС: Удивительно и намерение Данаилова ввести в обязательном порядке "софийские правила". Удивительно потому, что есть правила ФИДЕ, и, пока они не изменены, "софийские правила" в официальных соревнованиях незаконны.
На ближайшем заседании комиссии по Чемпионатам Мира и Олимпиадам будет рассмотрен вопрос о введении софийских правил на всех этапах розыгрыша Чемпионата Мира.
СС: Тут на днях в другом треде обсуждалось писательское собрание, осудившее Пастернака.
Причем мне представляется, что все (или почти все) осуждавшие не кривили душой. Они именно так и думали.
Скажу осторожнее - многие.
Upd. Оказывается, давно уже опубликованы документы ЦК по "делу Пастернака". Не знал. Хотя кое-что из этих секретных документов читал еще лет тридцать назад
А за мною шум погони... Борис Пастернак и власть. 1956 - 1972 гг.: Документы
Под ред. В.Ю. Афиани и Н.Г. Томилиной. М.: РОССПЭН. - 432 с.
Год издания: 2001
СС: Удивительно и намерение Данаилова ввести в обязательном порядке "софийские правила". Удивительно потому, что есть правила ФИДЕ, и, пока они не изменены, "софийские правила" в официальных соревнованиях незаконны.
На ближайшем заседании комиссии по Чемпионатам Мира и Олимпиадам будет рассмотрен вопрос о введении софийских правил на всех этапах розыгрыша Чемпионата Мира.
Ну, если Данаилов пошел законным путем, через ФИДЕ, то претензии к нему остаются только по сути дела.
Хочется немного проиллюстрировать вот эти слова В.Некрасова:
Перечислю - Л.Ошанин, А.Софронов, С.Антонов, В.Солоухин, С.Баруздин.
Лев Ошанин выступал первым в тот памятный день и говорил дольше всех.
Из выступления Ошанина.
Я хочу рассказать только один маленький штрих, который меня совершенно потряс.
Это было в 1945 году, когда в первый раз в Союзе писателей вручались медали «За доблестный труд в Отечественной войне». Вы все помните обстановку в стране, обстановку необычайного единства, вы помните то ощущение праздника, когда наконец прозвучал салют Победы.
Тогда, встретив в клубе Пастернака, я ему говорю: «Б. Л., завтра будут вручать медаль, и в списке я видел вашу фамилию, так что вам надо быть здесь в клубе», на что он ответил: «Я, может быть, пришлю сына».
В этом было такое пренебрежение не только к правительственной награде, но и к той огромной радости, к тому духу единства, которым был полон народ!
...........
Вы помните, что Пастернак вдруг, сочиняя разные вещи, написал несколько строчек о Ленине, и настоящих.
(Голос с места: А вы сразу умилились...) Видимо, товарищ, подавший голос, в ту пору умилился...
Из выступления Софронова.
Нам иногда кажется, что за пределами Москвы, за пределами Советского Союза мало интересуются подробностями нашей литературы. Оказывается, это не так. Даже там, в этом небольшом чилийском городе Вальпараисо, писатель Дельмаг был очень подробно информирован о некоторых событиях нашей литературы. Так, он сказал мне: «Странно вы себя ведете с Борисом Пастернаком, он ваш враг». Я книгу не читал тогда и сейчас не читал. Я говорю: «Знаете, это очень странный человек, заблуждающийся, с ложной философией, у нас его считают несколько юродивым». Он говорит: «Бросьте, какой он юродивый! Он совсем не юродивый. Он всю свою политическую программу — программу отрицания Октябрьской революции — изложил очень ясно, очень подробно и очень зловредно для вас, потому что эта книжка (а она распространялась до получения Нобелевской премии уже в течение полутора лет главным образом на английском и даже на русском языке) приносит здесь вред и является знаменем антисоветской пропаганды».
И мы в этом убедились не один раз — и в Сант-Яго и в Буэнос-Айресе, где задавали нам соответствующие вопросы на пресс-конференциях и т. д. Это для нас большой и тяжелый урок, он тяжелый еще и потому, что мы в какой-то степени с запозданием решаем этот вопрос. Вчера я выступал в авиационной Академии, меня окружили после выступления военные и спрашивали: «Что же вы, писатели, проморгали, когда все это было давным-давно известно... (Голоса: Правильно спросили!)
.............
Мы должны больше внимания обращать на нашу молодежь. Ко мне пришли два юноши — одному 20, другому 23 года. Они сказали: «Вы нас не пугайтесь, мы из салона Пастернака». Я сказал им, что я не пугаюсь. И они дали стихи. У каждого по 20—30 стихотворений. Среди них по одному стихотворению о целине, а остальное пастернаковский сплав. Кто эти юноши? Один с завода, другой из колхоза... Так где же встретили вы этот логический индивидуализм, антисоветчину, какой ветер вас туда занес? Я спросил: «Как на вас повлиял Пастернак?» Они сказали, что нет, он говорит, что писатель должен служить поэзии. Я тогда понял, откуда у этих неустойчивых ребятишек такое настроение. Мне потом сказали, что они ревизионисты. Но я все-таки напечатал одно стихотворение. Это наши советские ребята.
И надо иметь в виду, что у Пастернака были знакомства, дружба, и Пастернак несомненно влиял на какую-то часть творческой молодежи. (Голоса: Правильно!)
Из выступления Антонова.
Пять мудрецов, которые заседают в Шведской Академии словесности и которые решают эти вопросы, — они уже не первый раз присуждают Нобелевские премии за литературу людям, которые на это имеют не очень много права. Для того чтобы вести эту недостойную игру, этим пяти мудрецам из Шведской Академии словесности приходится каждый год выискивать в разных концах земного шара подходящие фигуры, — я бы сказал, с одной стороны, популярные, и, с другой стороны, фигуры, которые были бы марионетками, петрушками для того, чтобы вести такую низкую политиканскую работу.
Чем дальше идет время, тем труднее найти такие фигуры, потому что силы мира растут, и фигуры, которым присуждаются Нобелевские премии по литературе в последние годы, все снижаются. Примером этого может служить фигура Камю — коллаборациониста французского, о котором сами французы со стыдом вспоминают сейчас.
И очень жалко, что в 1958 году такой фигурой, такой петрушкой для того, чтобы вести грязную, антисоветскую работу, — была выбрана фигура человека, который существовал в нашей советской писательской организации. Нашли фигуру Пастернака! Те 40 или 50 тысяч американских долларов, которые получил Пастернак, — это не премия, это благодарность за соучастие в преступлении против мира и покоя на планете, против социализма, против коммунизма. Вот что это такое!
Из выступления Солоухина.
Сейчас идет разговор — поскольку он является внутренним эмигрантом, то не стоит ли ему стать на самом деле эмигрантом? В связи с этим мне вспомнилась такая аналогия. Когда наша партия критиковала ревизионистскую политику Югославии, то были разговоры — а вдруг она окончательно шатнется и уйдет в тот лагерь. И мудрый Мао Дзе-дун в устном выступлении сказал, что этого никогда не будет потому, что американцам нужно, чтобы она была в нашем лагере.
И вот Пастернак, когда станет настоящим эмигрантом, — он там не будет нужен. И нам он не нужен, и о нем скоро забудут. Когда какая-нибудь американская миллионерша попадет в автомобильную катастрофу, то будут о ней шуметь, а Пастернака совершенно забудут. Вот тут и будет для него настоящая казнь. Он там ничего не сможет рассказать интересного, и через месяц его выбросят как съеденное яйцо, как выжатый лимон. И тогда это будет настоящая казнь за предательство, которое он совершил.
Из выступления Баруздина.
Товарищи, завтра исполняется неделя, как наш народ узнал о деле Пастернака, и вот об этом стоит сказать, потому что народ в том понятии, в каком мы понимаем советского человека, не знал Пастернака как писателя. Он узнал его как предателя. И нет ничего более страшного для человека, для писателя быть узнанным своим народом на 41-м году жизни Советской власти только как предатель. Вот самое позорное, что есть в Пастернаке.
Два слова о письме Пастернака. Товарищи, что можно говорить о человеке, который черным по белому в суровый час своей жизни пишет: «...честь, оказанную мне, современному писателю, живущему в России и, следовательно, советскому...» Вот все, что есть советского в Пастернаке, только то, что он живет в России, где есть Советская власть. Пастернак об этом сам сказал, и наверняка это письмо будет известно за пределами нашего собрания. Что можно после этого требовать? Есть хорошая русская пословица: «Собачьего нрава не изменишь». Мне кажется, что самое правильное — убраться Пастернаку из нашей страны поскорее.
Еврейская пасха, допустим, может приходиться на воскресенье?