ВИЗА ОТ ВЧК
Помните, в книге «Александр Алехин» Котов пишет: «В моем архиве хранится фотокопия паспорта, выданного Алехину для выезда за рубеж»? К счастью, она не пропала, и мы можем наконец увидеть этот раритет. Жаль, Котов не указал, откуда у него копия: ведь оригинал-то явно из архива Алехина. Вероятно, в первые годы он его носил в бумажнике – от пребывания в сложенном виде документ распался по сгибам на восемь частей, которые кто-то склеил при помощи папиросной бумаги…
Документ интересный, даже сенсационный. Но чтобы это понять, пришлось повозиться. Я же не сказал главного: фотокопия негативная! Неудивительно, что Котов привел только текст за подписью Карахана, хотя там много другой информации, да еще и неизвестная фотография Алехина: он не смог прочитать текст на печатях и штампах, а фотография являла собой белое пятно, на котором смутно проступал лик с пустыми глазницами. Я и сам разобрал слова (увы, не все) и «проявил» снимок, только сканировав его и увеличив изображение на экране.
Удостоверение, выданное Алехину перед выездом за границу, до и после «проявки» на компьютере. Публикуется впервые.
На снимке Алехин выглядит очень респектабельно, не по-пролетарски: в шляпе, с коротко подстриженными, «офицерскими», усиками – к слову, с ними он на большинстве фотографий, начиная с турнира в Мангейме и примерно до 1922 года.
Прежде чем перейти к документу, заглянем в роман «Белые и черные». По словам Котова, первым, кого Алехин встретил в Париже, был Тартаковер. И что он ему показал? Правильно: свой советский паспорт. А кем подписанный? Караханом! Эта фамилия – свидетельство того, что Котов уже тогда имел фотокопию. Но если так, зачем было выдумывать про указанное в паспорте «разрешение выехать на международные турниры в Гаагу, Будапешт» и что он «действителен на несколько лет», а в уста Тартаковера вкладывать фразу: «Ты ведь здесь в командировке»? Ответ напрашивается: Котов хотел убедить читателя в том, что цель выезда Алехина за рубеж была чисто шахматной!
Вот этот фрагмент:
«– Ты молодец! Не каждому удается убежать от большевиков, – похвалил друга Тартаковер.
– Как – убежать?! – изумился Алехин.
– Ножками, – усмехнулся Савелий и перебрал пальцами по столу, имитируя быстрый бег.
Алехин пожал плечами, вынул из бокового кармана большой потрепанный бумажник, очевидно, приспособленный для советских миллионных и миллиардных банкнот, и протянул Тартаковеру сложенную вдвое бумагу. Тот прочитал:
– Советский паспорт… Разрешение выехать на международные турниры в Гаагу, Будапешт… Действителен на несколько лет.
Тартаковер долго и внимательно изучал документ, выданный неизвестной ему и, судя по сообщениям газет, жуткой властью.
“Нар-ком-ин-дел, – по складам прочитал Тартаковер. – Карахан”», – с трудом разобрал он подпись. – Это кто такой?
– Народный комиссар по иностранным делам, – разъяснил Алехин. – Сокращенно: наркоминдел».
Фотография Алехина с его удостоверения. Публикуется впервые.
Что ж, начнем изучать эту «сложенную вдвое бумагу». Как оказалось, в книге «Александр Алехин» Котов процитировал ее неточно: убрал официальную шапку и название документа («удостоверение», а не паспорт), списал с ошибкой название наркомата («Иностранных дел» вместо «по Иностранным делам») и просклонял фамилию и имя-отчество Алехина. Все слова и цифры, вписанные от руки, я выделил курсивом.
Российская Социалистическая
ФЕДЕРАТИВНАЯ
Советская Республика
Народный Комиссариат
по Иностранным Делам
ОТДЕЛ ВИЗ
Апреля 19 1921 г.
№ 705
Москва
Удостоверение.
Народный Комиссариат по Иностранным Делам не встречает препятствий к проезду в Латвию через Себеж гражданина Алехин Александр Александрович, что подписью и приложением руки удостоверяется.
Заместитель Народного Комиссара Л.Карахан
Заведывающий Отделом [нрзб]
Подписи скреплены круглой печатью отдела виз. Как мы видим, документ имеет № 705 и датирован 19 апреля. Откуда ж Котов взял № 01139 и дату 23 апреля, указанные в его книгах? (Курьезный факт: опечатка из 2-го издания «Шахматного наследия» – 29 апреля перекочевала в шабуровского «Алехина».) А это номер визы и дата ее выдачи… думаете, отделом виз наркомата? Как бы не так: он только выдавал удостоверение на своем бланке, а визу давала Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией – ВЧК, и без ее штампа бумага, вероятно, не имела силы!
Виза № 01139 – 23/IV 21 г.
На право проследовать до пограничного пункта Себеж
в Латвию
Алехин А.А.
Согласовано Н.К.И.Д. № [прочерк]
Начальник Особого Отдела В.Ч.К. В.Менжинский
Начальник Иностранного Отдела Я.Давыдов
Поверх этого штампа еще один, поменьше, с надписью: Пограничное особое – Отдел виз. Но внутри можно разобрать только дату: 5/V 1921 г.
Без этой визы ВЧК удостоверение, вероятно, не имело силы! Буква «Ч» почти стерлась, поэтому Котов и не узнал зловещую аббревиатуру. Публикуется впервые.
Справа вверху три штампа на литовском языке. Первый – с визой № 554, на ней печать Литовского представительства в Латвии. Действительна с 21 по 28 мая. Маршрут: из Риги через [нрзб] в Берлин. Надпись на втором штампе: «Въезд 25 V 1921 Йонишкис», на третьем: «Вирбалис 25 -5 1921 Выезд». Йонишкис – это город на границе Латвии с Литвой, Вирбалис – город на границе Литвы с Германией (знаменитое Вержболово – пограничная станция между Российской империей и Пруссией до Первой мировой войны).
Удивило, конечно, что на бумаге нет ни латвийских, ни немецких штампов. И как Алехин с таким «паспортом» добрался до Франции?.. Всё прояснилось, когда я неожиданно нашел в своем архиве… другой ксерокс этого же «паспорта» (откуда он, ума не приложу). Оказалось, у него имелась оборотная сторона! И стоящие на ней штампы Латвийской миссии в России и Представительства Литвы в России показывают, что латвийскую и литовскую визы Алехин получил еще в Москве, в один и тот же день – 29 апреля. Качество ксерокса плохое, но кое-что разобрать можно. Хорошо видна подпись Юргиса Балтрушайтиса под литовской визой, что легко объяснимо: этот выдающийся поэт-символист был дипломатом, а с 27 апреля 1921 года – поверенным в делах Литовской Республики в Москве.
На обратной стороне удостоверения – въездные визы: латвийская (справа вверху), литовская (слева вверху) и немецкая (справа внизу). Под литовской отчетливо видна подпись Юргиса Балтрушайтиса. Публикуется впервые.
Самая ценная виза – в нижнем правом углу: немецкая. «Господину Александру Алехину. Для поездок в Германию и обратно через любой официально утвержденный пограничный пункт Германии». Пункт назначения – Берлин. Выдана в Риге 21 мая. Действительна до 21 июня. Цель путешествия: шахматный турнир. Вверху штамп с датой пересечения немецкой (точнее, прусской) границы: 25 мая 1921.
На дополнительной странице – польская виза для проезда через Польский коридор, который отделил после Первой мировой войны Восточную Пруссию от основной территории Германии. Публикуется впервые.
Алехин задержался на две недели в Риге, куда он прибыл 11 мая, не только для получения немецкой визы. Польская миссия в Латвии выдала ему 23 мая транзитную визу № 384 для проезда через Польский коридор, который отделил после Первой мировой войны Восточную Пруссию от основной территории Германии. В Берлине Алехин появился 28 мая, а не в июне (Шабуров). А «Deutsche Schachzeitung» лишь в июле сообщил, что Алехину, «к счастью, удалось выбраться из советской России». Точнее был Эмануил Ласкер, написав в «De Telegraaf» (20.06.1921), что Алехину «после нескольких месяцев подготовки удалось сбежать из советского рая (Sovjet paradijs)»!
Фрагмент шахматного отдела Эмануила Ласкера в голландской газете «De Telegraaf» с сообщением, что Алехину «удалось сбежать из советского рая»!
Подведем итоги. Котов упустил важную деталь: разрешением на выезд Алехин обязан не только Карахану, но и Менжинскому. Упустил вряд ли намеренно: буквы В.Ч.К. на штампе едва видны, а без них понять, чья это подпись, невозможно.
Не будем гадать, какие обязательства взял на себя Алехин, получая визу. Какое это имеет значение? Он готов был дать любые обещания, только бы вырваться из России, где над ним довлела злополучная одесская расписка: хотя дело, заведенное на него в ВЧК, формально закрыли, его в любой момент могли возобновить «по вновь открывшимся обстоятельствам». Думаю, иллюзий на этот счет у Алехина быть не могло: опыт совместной, бок о бок, работы с большевиками в Одессе и Наркомате внутренних дел показал ему, что от расправы не застрахован никто.
КТО СТОЯЛ ЗА СПИНОЙ РАДЕКА?
То, что на документе, разрешающем выезд Алехина за границу, стоят подписи Карахана и Менжинского, не дает ответа на главный вопрос: кто санкционировал это решение? Не могли же замнаркома НКИД и начальник Особого отдела ВЧК выпустить его за рубеж самолично? У каждого был свой начальник, который мог строго спросить за своеволие, а над ними еще и ЦК РКП(б) с Совнаркомом, где тоже ведь могли «не понять», почему в таком важном деле не посоветовались с верхами? Это ж не рядовой гражданин, а гениальный шахматист, чемпион страны… Напомню, что в том же 1921 году вопрос о выезде Александра Блока на лечение в Финляндию обсуждался на заседании политбюро ЦК и был решен отрицательно!
Мюллер и Павельчак в своей книге называют Карла Радека, что выглядит правдоподобно (он был членом ЦК РКП(б) и Исполкома Коминтерна): «Г-жа Алехина имела хорошие связи с русскими властями и была на приеме у Ленина (16 ноября 1920 года, о чем есть запись в журнале посещений: «Ленин беседует с швейцарской журналисткой А.Рюэгг»; здесь и далее курсивные вставки принадлежат мне. – С.В.). Когда ее поездка подошла к концу, она обратилась к властям России с просьбой дать разрешение на выезд ее мужу, от которого она ждала ребенка. Разрешение дал Радек: “Пусть Алехин контрреволюционер, в шахматах он – гений. Этот дар он может проявить только за пределами России”».
Были сказаны эти слова или нет, доподлинно неизвестно (ссылки на источник информации в книге нет), но сам факт обращения к властям не Алехина, а его жены говорит о той роли, которую сыграла Анна-Лиза Рюэгг в деле спасения Алехина для мировых шахмат. Без нее он вряд ли сумел бы вырваться из России и, несмотря на всё свое искусство мимикрии, рано или поздно попал бы под «красное колесо»…
Но почему разрешение дал именно Карл Радек, если Анна-Лиза обратилась «к властям России»? Обратись она прямо к нему (когда Рюэгг в 1920-м приехала в Россию, Радек был секретарем Коминтерна), авторы так и написали бы… Я еще долго ломал бы над этим голову, если б не увидел статью Дмитрия Городина «…А рядом в шахматы играют» (журнал «Семь искусств» № 6–7, 2019) и не прочел ее «от корки до корки»: давненько не встречал работу на шахматно-литературно-историческую тему, где было бы так мало ошибок (да их практически нет) и так много интересных находок.
Одна из находок, похоже, ставит точку в вопросе, кто же санкционировал выезд Алехина. Городин откопал ее не в каком-то закрытом архиве, а в книге «В.И.Ленин. Биографическая хроника» (т. 10, 1979). Сейчас она выложена в интернете, что, кстати, позволило уточнить цитату (в статье не было вопросительных знаков): «Ленин получает записку (на немецком яз.) швейцарской журналистки А.Рюэгг от 13 апреля 1921 г. с просьбой принять ее перед отъездом в Швейцарию; на записке делает подчеркивание, пишет: “Рюгг ?? просит свидания, напомнить”». А уже 19 апреля, как мы знаем, Алехин получил разрешение на выезд!
Теперь пазл сложился. Поскольку в дневнике посещений Ленина второй встречи с Рюэгг не значится, выходит, он попросил встретиться с ней Радека, своего доверенного человека по делам Коминтерна. Судя по вопросительным знакам, Ленин не помнил, кто такая «Рюгг», и тем более не знал, для чего она «просит свидания».
Фрагмент картины И.Бродского «Торжественное открытие ІІ конгресса Коминтерна во дворце Урицкого в Ленинграде». Рядом с Лениным на трибуне сидит Карл Радек.
Радек, видимо, сказал ему о замужестве Рюэгг с Алехиным и о том, что она ждет ребенка, которого хочет рожать на родине, поэтому цель визита была ясна. В какие фразы вождь облек свое согласие, можно лишь гадать. Хотя… А вдруг в те самые, что приведены в книге Мюллера и Павельчака?!
Иначе трудно понять, почему Радек заявил Анне-Лизе, что ее муж, сотрудник Коминтерна и кандидат в члены РКП(б), – «контрреволюционер», то есть фактически объявил его врагом. А вот если предположить, что Радек сообщил Ленину и о заведенном на Алехина деле, тогда всё становится на свои места. Да, после допроса дело было прекращено, но значит ли это, что одесскую расписку не приняли всерьез? Может, кто-то просто дал команду спустить дело на тормозах: доставить его на Лубянку, допросить и отпустить?.. Слово «контрреволюционер», которое Анна-Лиза наверняка передала мужу, показало Алехину, что в ВЧК его объяснениям не поверили. Потому-то он и боялся потом ехать в Россию, несмотря на все уговоры…
Забавная, однако, загогулина вышла. Байку, что Алехина спас Троцкий, знают все, а о том, кто его действительно спас, выяснилось только спустя сто лет!
P.S. А вы знаете, Анна-Лиза могла помочь «контрреволюционеру» вполне осознанно. Как я узнал из статьи Городина, к концу пребывания в России она кардинально изменила свои взгляды. Дмитрий цитирует статью в «New York Times» (10.08.1921) под броским заголовком «Коммунистка покидает красных» и чуть ниже: «Фройляйн Рюэгг, ученица Ленина, возвращается из России и ужасает Швейцарию рассказом о детском голоде» (социалистка Рюэгг приезжала изучать вопросы материнства и младенчества, а «фройляйн» она потому, что брак, заключенный в советской России, на Западе не признавался):
«Фройляйн Анна-Лиза Рюэгг, известная швейцарская коммунистка, ранее проповедовавшая доктрины Ленина и Троцкого в переполненных залах Швейцарии, возвратилась из России, полностью излечившись от коммунизма. На ее встрече с публикой она рассказала, как многие русские на вопрос: “Вы коммунист?” отвечали ей: “Что вы, мы – порядочные люди”.
Инспектируя русские детские дома, она не встретила в них ни одного здорового ребенка. Воровство, по ее словам, стало неизбежностью русской жизни, воруют даже еду в детских домах, поэтому благотворительные организации (из США и Европы), стремящиеся спасти детей и облегчить их бедственное положение, должны быть готовы к неприятным сюрпризам, позволяя коммунистам распределять свою помощь».
«АГЕНТ КОМИНТЕРНА»
Алехина потом упрекали в обмане. Я еще понимаю, когда это делал С.Вайнштейн в 30-е годы: «Заключив авантюрный брак с некой иностранкой и выхлопотав себе обманным путем командировку за границу, он покидает навсегда советские рубежи, заранее твердо решив не возвращаться…» (из предисловия к книге «На путях к высшим шахматным достижениям», 1932). Но что побудило повторить этот же упрек Ботвинника, да еще в статье, посвященной 100-летию Алехина («Правда», 31.10.1992): «При первой же возможности Алехин покидает Родину. И как в 1914 году, чтобы вернуться в Россию, он пошел на подлог, так теперь он снова решился на обман, чтобы уехать из России, и навсегда»? Слов «подлог» и «обман» Ботвиннику, видно, показалось мало, и он вбил еще один гвоздь: «Да, Александр Алехин в шахматах стремился познать истину, а в жизни добивался успеха, нередко забывая о своем достоинстве».
Чтобы, как говорится, «два раза не вставать», скажу здесь: уже в названии статьи – «Блудный сын России» – видно отношение Ботвинника к Алехину. Впервые оно проявилось еще в его статье «Александр Алехин» – почти сразу после кончины чемпиона мира: «Алехин был велик и принципиален в шахматном искусстве, но был мелок и беспринципен как человек» («Огонек» № 19, 1946). Но в дальнейшем Михаил Моисеевич сдерживал себя – все-таки Алехин был одной из икон отечественных шахмат, первым русским чемпионом мира. Но воздух свободы (а так легко, как в начале 90-х, когда рухнул тоталитарный режим, в России никогда не дышалось) сыграл с ним злую шутку, и он дал волю накопившимся чувствам. Такое впечатление, что Ботвинник просто воспользовался поводом, чтобы под шелухой ритуальных слов про «комбинационный гений» и «гения шахмат» побольнее ударить Алехина: «ясна стала заурядность его общего позиционного понимания», «далеко не отличался принципиальностью», «зауряден по своим человеческим качествам», «присущая ему беспринципность»…
Статья Михаила Ботвинника, посвященная 100-летию Алехина, в газете «Правда» (31.10.1992). Второй такой юбилейной статьи о чемпионе мира, думаю, не найти!
До сих пор приходится читать, что «разрешение на выезд, выданное ему, ограничивалось только Латвией и не далее». А из чего это следует? Из того, что Алехину дали визу на выезд в Латвию? Так без этой визы было не обойтись: путь в Берлин лежал через Латвию и Литву. Да и зачем, спрашивается, Алехину с женой-швейцаркой нужна была Латвия? Они что, там жить собирались?
Полноте, господа. То, что цель поездки не Латвия, ни для кого не было секретом. По словам Романовского, еще на олимпиаде «Алехин сказал, что собирается ехать за границу для участия в международных турнирах и подготовки к борьбе с Капабланкой». И мастер А.Поляк, игравший с Алехиным весной 1921-го, пишет, что тот «говорил о предстоящей поездке на турнир в Гаагу». Открываем «Листок шахматного кружка Петрогубкоммуны», начавший выходить той же весной. «Недавно уехал за границу в Шевенинген, а затем в Гаванну маэстро Алехин для участия в предполагающихся там международных турнирах» (15 мая). В Будапеште Алехин «доказал, что в Советской России есть представители, которые в больших международных турнирах являются конкурентами на первое место. От всей души поздравляем нашего соотечественника с блестящей победой» (16 октября). В заметке о турнире в Гааге (27 ноября) он вновь назван «представителем России» и, может быть, впервые – «великим русским маэстро»! Наконец, в письме наркому просвещения А.Луначарскому с просьбой открыть институт шахматного искусства Дуз-Хотимирский, Григорьев и Ненароков заявляют: «Если в настоящее время русский маэстро Александр Алехин одерживает блестящие победы на турнирах за границей, если он, окрыленный успехом, уже протягивает руку к пальме мирового первенства, которую крепко держит в руках гордый и сильный кубинский маэстро Капабланка, то мы постараемся в свою очередь быть достойны этого русского чемпиона на пользу и славу родной нашей стране».
Как видите, Алехин никакой не беглец, не эмигрант и уж тем более не предатель – он «наш соотечественник»! И в 1922 году журнал «Шахматы» (№ 1) продолжает называть его так же, а «общее собрание московских шахматистов» поздравляет с «победами» и желает «успехов». И даже во время турнира в Нью-Йорке (1924) Богатырчук в киевской газете всё еще именует Алехина «шахматистом СССР», хотя уже ходят слухи, что «над своим креслом он выставил трехцветный царский флаг». Но потом отношение к нему изменилось, и причина понятна: «Гроссмейстер А.А.Алехин окончательно обосновался во Франции, от имени которой теперь, по-видимому, и будет всюду выступать» («Известия», 21.02.1925). И когда в 1926 году один журнал дал фотографию совместного сеанса Алехина и Нимцовича под заголовком «Наши за границей», крыленковский рупор «64. Шахматы и шашки в рабочем клубе» перепечатал ее с осуждающим комментарием: «Журнал “Красная Нива”, по простоте душевной, окрестил “советскими шахматистами” небезызвестных “шахэмигрантов”, Алехина и Нимцовича».
Окончательно маски были сброшены в декабре 1926 года, когда чемпион СССР Боголюбов заявил о выходе из советского гражданства. Реакция Крыленко была жесткой: «Считая, что гражданин Боголюбов, пойдя по стопам Алехина и явившись не первым, а может быть, и не последним ренегатом в этой области, сам поставил себя вне рядов шахматных организаций СССР, – шахсекция постановляет: 1) лишить гражданина Е.Д.Боголюбова звания шахматного чемпиона СССР; 2) гражданина Е.Д.Боголюбова из числа членов шахматной организации СССР исключить…»
Представляю, что испытал Алехин. Из постановления о Боголюбове он узнал не только о том, что является для шахсекции «ренегатом», но и что «она не сочла возможным вступать в какие бы то ни было переговоры с Алехиным об участии его в международном турнире в Москве, считая этого мастера чуждым и враждебным Советской власти элементом». Какие переговоры?! Увидев в «Шахматном листке» свое имя в списке предполагаемых участников, он сразу написал письмо Григорьеву, в котором, по словам Котова (имевшего это письмо), просил «устроить так, чтобы ему не присылали приглашение» на турнир, «так как ему не хочется отвечать отказом»: «До начала будущего года я вообще не собираюсь участвовать в шахматных состязаниях, так как всецело поглощен подготовкой к экзаменам на доктора права, каковые буду сдавать в конце ноября сего года». Подоплека письма понятна: Алехин опасался, что его отказ воспримут как демонстративный шаг. То есть в тот момент сжигать мосты он явно не хотел…
Позднее выяснилось, что экзамены были лишь предлогом. Вот запись в дневнике Сергея Прокофьева от 22 декабря 1925 года: «Выехал (из Амстердама) рано утром… Случайно в мой вагон сел Алехин, с которым проразговаривали всю дорогу, главным образом о только что закончившемся московском турнире, на который Алехин не решился поехать: побоялся большевиков» (из книги «Дневник. 1907–1933 (часть вторая)», Париж, 2002).
А недавно я прочитал признание Эмануила Ласкера, сделанное им во время выступления в Гамбурге («Deutsche Schachblätter» № 2, 1926). Речь идет как раз о турнире в Москве: «Ласкер попробовал стать посредником между ним (Алехиным) и влиятельным Крыленко. “Это можно сделать”, – сказал тот. Алехин даже получил охранную грамоту за подписью двух министров (кстати, Боголюбов тоже запросил и получил ее перед возвращением в Россию; в 1924 году), но он все-таки не приехал».
Всё ясно: в советские гарантии Алехин не верил и опасался ехать в Москву без «охранной грамоты» в виде французского паспорта. Он получил его только в конце 1927 года (документ о натурализации датирован 5 ноября), хотя хлопотать о подданстве начал в 1924-м. Об этом я узнал из статьи Дени Тейссу на сайте chesshistory.com (цитируемые ниже документы можно найти по ссылке https://alekhine-nb.blogspot.com/p/facts.html). Во Французском национальном архиве в Пьерфит-сюр-Сен он изучил дело о натурализации и выяснил, что «с 1924 по 1927 год Алехин несколько раз пытался стать французским гражданином и, в конце концов, получил гражданство благодаря помощи Фернана Гаварри, президента Французской шахматной федерации». Причиной прежних отказов, помимо подозрительно частых поездок за границу, было то, что его подозревали в большевизме.
Основания для этого были. Французы, зная о службе Алехина в Коминтерне, отказали ему сначала во въездной визе и дали ее только через полгода, в январе 1921-го, «но ему пришлось взять на себя обязательство не вести коммунистическую пропаганду» (из книги Мюллера и Павельчака). Тем не менее он был под наблюдением. Из отчета префекта парижской полиции от 19.12.1924: «В апреле 1922 года об Алехине сообщалось, как о “большевике, наделенном Советами специальной миссией во Франции”». Я знаю, что в Российском государственном военном архиве, в фонде Главного управления национальной безопасности Франции, было личное дело Алехина. В начале 2000-х, перед отправкой фонда во Францию (он попал к нам после войны из Германии в качестве трофея), с него была сделана фотокопия. Однако в 2012 году на просьбу ознакомиться с ней мне ответили, что такой фотокопии нет, хотя я точно указал: фонд 1, опись 1, дело 9259…
P.S. В 1922-м Алехина считали «большевиком» не только во Франции. Испанская газета «El Sol» (23.05.1922) посвятила ему статью под названием… «The Bolshevik Chess Player»! Правда, журналист откровенно хихикает:
«Алехин, великий русский шахматист, задержан на границе. Его гражданство вызвало подозрения у нашей полиции, которая часто дружелюбна, но часто склонна к подозрениям, особенно когда они неоправданны. Есть даже газета, приписывающая Алехину видное место в коммунистической партии. Нельзя отрицать, что он отлично практикует коммунистическую идею: каждый день сметает с трона одного-двух королей, хотя полиции следует учитывать тот факт, что он хорошо охраняет своего. Похоже, они боятся пропаганды, которую мастер мог бы вести путем “перемещения древесины” (как говорят французы) среди мирных членов мадридского казино, организовавших лекцию и двенадцать партий вслепую. (…) Только через три дня, после вмешательства его мадридских шахматных друзей, Алехин смог продолжить свое путешествие».
Продолжение следует