СЕКРЕТНЫЕ ФАЙЛЫ

(Окончание. Часть 1)

 

После отмашки вождя дело сдвинулось наконец с мертвой точки. Но параллельно велись переговоры с американцами, которые считали, что звание чемпиона мира должно быть разыграно в турнире (см. письмо Ботвинника в предыдущей статье), в котором Алехин будет таким же соискателем титула, как и все остальные. Более того: приглашая Ботвинника в этот турнир, Ройбен Файн в телеграмме написал, что «если будет принято общее решение, что Алехин (нынешний обладатель мирового титула) не должен играть, то турнир пройдет без него», однако такой радикализм вызвал протест даже у президента Шахматной федерации США.

Ботвинник был вообще против розыгрыша звания чемпиона мира в турнире: «Вы пишете, что существует мнение, что если Алехин сумеет доказать несостоятельность предъявленных ему обвинений, то он будет допущен в турнир, чтобы лишь на равных основаниях с другими оспаривать звание чемпиона мира. Это, однако, будет нарушением исторических традиций, которые обязывают чемпиона защищать свое звание в матче. С искренним уважением, Ботвинник» (проект ответа Файну, который прилагался к письму председателя Спорткомитета Н.Романова зампреду Совнаркома В.Молотову от 25.02.1946 с сообщением о том, что турнир в США для наших шахматистов «временно отпал», так как идет подготовка к матчу Ботвинник – Алехин).

Англичане, известные своей приверженностью к традициям, также выступали за матч и даже, к моему удивлению, оказались его инициаторами. Идею выдвинул редактор «British Chess Magazine» Джулиус Дюмонт, причем продвигал ее очень настойчиво: «Почти год назад редактор обратился в советское посольство с предложением провести этот матч в интересах шахмат. Затем мы воплотили это предложение в письме, которое было направлено в Москву» (№ 4, 1946). Любопытную фразу обронил незадолго до смерти Ботвинник: «Алехин, в свою очередь, проявлял активность через редактора журнала “Бритиш чесс мэгэзин” Дюмонта» («Красная звезда», 17.08.1994). Поскольку именно Дюмонта выберет потом чемпион своим посредником для переговоров о матче, я не исключаю, что тот мог начать действовать… по просьбе самого Алехина!

Ботвинник: «Ситуация была деликатной: во-первых, Алехина ни в коем случае нельзя было приглашать в Москву, ибо это связано было с предварительным расследованием обвинений, и, во-вторых, нежелательно было вступать с ним в прямые переговоры. Я и предложил, чтобы весь матч был проведен в Англии, а переговоры сначала шли через посредство г-на Дюмонта, редактора журнала “Бритиш чесс магазин” (по материалам, опубликованным в журнале, можно было догадаться, что Дюмонт с Алехиным состоят в переписке), и при содействии известного шахматного мастера Д.Томаса. Предложение было принято, и переговоры начались» (из книги «К достижению цели»).

Своим «во-первых» Ботвинник фактически признал правоту слов генерала Мамулова (см. предыдущую статью), что Алехин «при попытке проехать в СССР будет арестован на границе и выдан французским властям». И предложение провести «весь матч» в Лондоне ничего не меняло: Алехина точно так же арестовали бы и выдали французам.

Но если путь к матчу все равно лежал через суд во Франции, то возникает вопрос: к чему такая спешка с переговорами, почему нельзя было дождаться «расследования обвинений»? У меня только одно объяснение: советская сторона хотела застолбить Ботвинника как главного претендента – на случай если Алехина лишат звания чемпиона или он, не дай бог, умрет. Но вот почему исполком ФИДЕ принял потом решение о проведении матча, понять труднее. Да и правомочность такого решения юридически сомнительна: Алехин не являлся чемпионом ФИДЕ, а Ботвинник представлял страну, которая в ФИДЕ тогда не входила…

Рассекреченные документы Спорткомитета СССР, опубликованные недавно Станиславом Гридасовым («Шахмат маленький конспектик», фейсбук, 30.04.2019), помогают проследить дальнейший ход событий. 31 января глава Спорткомитета Н.Романов написал секретарю ЦК КПСС Г.Маленкову: «В связи с организацией матча на первенство мира по шахматам между Ботвинником и Алехиным необходимо решить вопрос о порядке вызова Алехина на матч».

Обсуждались два варианта. Первый: «Прямой вызов Ботвинником Алехина путем посылки письма через НКВД». Проект письма: «Сожалею, что война помешала организации нашего матча в 1939 г., настоящим я вновь вызываю Вас на матч на первенство мира по шахматам».

Второй вариант: «Вызов Алехина на матч через Британскую шахматную федерацию». Вот проект письма ее президенту г-ну Дербиширу: «В настоящее время Московский шахматный клуб готов ассигновать на организацию моего матча на первенство мира с чемпионом мира Алехиным 55.000 рублей (примерно 10.000 долларов)». К слову, Ботвинник наладил контакт с Дербиширом заранее, поздравив с избранием на пост президента и рассказав о своей жизни во время войны (см. его письмо в «British Chess Magazine» № 2, 1945).

Выбрали второй вариант. Из письма Томаса советскому послу Караваеву (от 23.02.1946), которое я нашел в ГАРФе: «Благодарю Вас за присылку письма г-на Ботвинника и копии его письма г-ну Дербиширу – оба от 2 февраля. Содержание этих писем меня очень интересует, и я очень надеюсь, что Британская шахматная федерация найдет возможность содействовать выполнению проекта г-на Ботвинника».

Удивляет, конечно, как долго шли письма из Москвы до своих адресатов. В итоге Алехин узнал о вызове Ботвинника только в начале марта! И лишь тогда, уже после ответа Алехина, на письме «видных советских мастеров» с просьбой «разрешить т. Ботвиннику оспаривать у Алехина первенство мира по шахматам» (см. предыдущую статью) была начертана резолюция: «Решено. Д.Смирнов. 9.III.46». Д.Г.Смирнов – это инспектор управления кадров ЦК ВКП(б)…

 

Резолюция на письме «видных советских мастеров» Молотову от 1 декабря 1945 года. Решение последовало только через три месяца – после согласия Алехина! Публикуется впервые.

 

Перенесемся теперь в Эшторил, где жил чемпион. Вот отрывок из статьи «Поверженный король» португальского шахматиста Франсишку Люпи, помогавшего Алехину в последний год жизни («Chess World», 1.10.1946):

 

«Я поехал в Эшторил и попытался его подбодрить. Мы сразу же приступили к работе (над партиями турнира в Гастингсе; здесь и далее курсивные вставки принадлежат мне. – С.В.). И были почти в конце партий Тартаковера, с головой погрузившись в позицию на доске, когда постучали в дверь. Как сейчас вижу: он поднимается и неверными шагами идет к двери, чтобы получить телеграмму от г-на Дербишира из Ноттингема:

“Москва предлагает значительную сумму, чтобы матч на первенство мира по шахматам между вами и Ботвинником игрался в Англии, и предлагает вам назначить кого-нибудь своим представителем в Англии и проработать все детали ответной телеграммы”.

Это вызвало у Алехина второй сердечный приступ. Он с трудом преодолел шок, не в силах поверить, что скоро вернется в большой шахматный мир. Он тут же ответил г-ну Дербиширу, что принимает вызов, если Ботвинник согласен на условия 1939 года. Бедный Алехин! Он согласился бы на любые условия. Через несколько дней Михаил Ботвинник сам отправил письмо через британское посольство в Лиссабоне. Текст был на русском языке с приложением английской версии:

“Чемпионат мира.

Г-н А.Алехин!

Я сожалею, что война помешала организации нашего матча в 1939 году. Но при этом я снова вызываю Вас на матч за мировое шахматное первенство.

Если Вы согласны, уполномоченный мною представитель и Московский шахматный клуб проведут переговоры с Вами или с Вашим представителем по вопросу об условиях, дате и месте проведения матча, желательно с участием Британской шахматной федерации.

Я жду Вашего ответа, в котором также прошу Вас высказать ваши пожелания относительно даты и места проведения матча. Очень прошу Вас послать ответную телеграмму, с последующим почтовым подтверждением, в Московский шахматный клуб.

4 февраля 1946 года.

(подпись) Михаил Ботвинник”».

 

Заметили? Это письмо очень похоже на телеграмму из романа «Белые и черные», которая с легкой руки Котова стала хрестоматийной: «Я сожалею, что война помешала нашему матчу в 1939 году. Я вновь вызываю Вас на матч за мировое первенство. Если Вы согласны, я жду Вашего ответа, в котором прошу Вас указать Ваше мнение о времени и месте матча. 4 февраля 1946 года. Михаил Ботвинник».

 

Страница книги П.Морана «A.Alekhine: Agony of a Chess Genius» со статьей Ф.Люпи «Поверженный король» («Chess World», 1.10.1946), где, в отличие от романа «Белые и черные», приведен полный текст письма Ботвинника.

 

Судя по дате, перед нами одно и то же письмо – но как непохожи тексты! И дело тут не в стилистике – перевод есть перевод, а в отсутствии очень важного абзаца, из которого видно (потому-то Котов его и снял!), что Ботвинник, понимая «токсичность» Алехина, не хотел с ним прямых переговоров, выставив вместо себя Московский шахматный клуб.

Но я процитировал Люпи не только ради этого абзаца. Помните, Ботвинник пишет, что о готовности играть матч «на согласованных ранее условиях» Алехин заявил еще осенью 1945 года? Но, как мы видим, согласие на эти условия он дал лишь в ответной телеграмме Дербиширу – в начале марта 1946-го! Точнее даже, не дал согласие, а сам напомнил о них, оговорив, что «принимает вызов, если Ботвинник согласен на условия 1939 года». Однако условия, предложенные Москвой и опубликованные в мартовском номере «Chess», только внешне напоминали те, о которых они договорились в Амстердаме:

«Ботвинник написал президенту Британской шахматной федерации г-ну Дербиширу, что Московский шахматный клуб готов финансировать матч на первенство мира Ботвинник – Алехин и выделить 10 000 долларов (2500 фунтов стерлингов). Две трети идут победителю, а остальное должно пойти на расходы. БШФ организует весь матч. Г-н Дербишир планирует начать матч во время турнира в Ноттингеме в августе».

 

То есть проигравший не получит ни цента! «Так, так!! А где 7000, обещанные Алехину в 1938 году?» – написал Бронштейн на листке, вложенном в этот номер «Chess», который я нашел в его архиве. Действительно, Ботвинник при встрече посулил Алехину совсем иное (см. книгу «К достижению цели»):

 

«Призовой фонд – 10 тысяч долларов (не так уж много, ведь будет экономия на моей доле приза – мне-то денег не надо).

– А сколько должны получить вы? – спросил я.

– Две трети в случае победы, – ответил Алехин.

Это несколько затрудняло мою задачу: проще было просить твердую сумму, независимо от результата матча.

– То есть шесть тысяч семьсот долларов?

– Да, конечно.

– Эта сумма достаточна и при ином исходе матча?

Алехин засмеялся и кивнул головой».

 

В 1938 году Михаил Моисеевич готов был вовсе отказаться от приза, лишь бы сыграть матч (собственно, Эйве играл на таких же условиях, и наградой ему был лавровый венок, а все деньги получил Алехин). В 1946-м ситуация изменилась, и уже он мог диктовать условия чемпиону мира!..

 

Если бы не эта записка из архива Бронштейна, я бы вряд ли заметил разницу между теми условиями матча, которые Ботвинник посулил Алехину в 1938 году, и теми, что советская сторона предложила ему в 1946-м…

 

Котов, вероятно, был не в курсе, что о требовании Москвы играть матч в Англии чемпион узнал еще из телеграммы Дербишира. «Что за вопрос “о месте матча”?! – восклицает у него в романе Алехин, читая письмо Ботвинника и «сквозь слезы» глядя «на весточку, равную по стоимости жизни». – Я же говорил в 1939 году: Москва, только Москва». Ага, как же! Алехин и тогда хотел играть там лишь первую половину матча, понимая, что только окончание матча в Лондоне может гарантировать ему свободный выезд из СССР. Он давно всё понял про большевиков. «Керес незадолго до своей смерти рассказывал мне, – поведал Виктор Корчной, – что перед войной Алехин был в Эстонии и говорил им: “Бегите отсюда быстрее, пока большевики не пришли!”». А по словам Хеуэра, в один из «моментов истины» Керес ему сказал: «В Испании я спросил Алехина: “Если я вернусь домой, снимут ли мне русские голову?” Алехин ответил: “Да, снимут”».

 

Ботвинник пишет, что переговоры шли «со скрипом: оппозиция вновь открыла огонь». В мемуарах он ограничился намеком, но спустя годы прямо назвал главного «оппозиционера» – экс-председателя Всесоюзной шахматной секции Бориса Вайнштейна: «Тот был страшный человек, просто страшный, меня ненавидел, он не хотел, что­бы я стал чемпионом мира. Когда обсуждался мой матч с Алехиным, то, не­смотря на решение Сталина, он, пользуясь тем, что был начальником планово-финансового отдела КГБ (точнее, НКВД), ис­пользовал свои связи, чтобы мешать моим переговорам с Алехиным» (из книги Г.Сосонко «Мои показания», 2003). Показательно, что журнал «Soviet Chess Chronicle», которым руководил Вайнштейн, даже не сообщил о смерти Алехина, хотя выходил до июля 1946 года…

На «страшные» козни, которые чинила ему «оппозиция», Ботвинник не пожалел места в своих мемуарах. Сначала его вызвал глава Спорткомитета Романов и сообщил, «что матч с Алехиным играть нельзя – так считают французские коммунисты». Ботвинник в ответ: «Что, Николай Николаевич, решение правительства об организации матча с Алехиным отменено?» – «Нет, нет, всё в порядке…» Потом, опять у Романова, его стали расспрашивать о «связях с белоэмигрантами» и «иностранными дипломатами в Москве». Ботвинник: «Кто-то, видимо, хотел, чтобы матч Алехин – Ботвинник не состоялся, но что делать – решение правительства отменить нельзя. Вот и возникла идея “давить” на Ботвинника, а вдруг сам откажется… Пришел домой и написал заявление в ЦК – ну и досталось же бедному Николаю Николаевичу!»

За дымовой завесой этих историй, не стоящих выеденного яйца, но занимающих в книге более двух страниц, Михаил Моисеевич умудрился не привести ни одного письма, ни одной детали переговоров с Алехиным и англичанами. Упомянул только, что Дербишир предлагал начать матч в августе, но он не был с этим согласен… Финальная точка вообще шедевр: «Не помню, успели ли отправить мой ответ в Англию».

Как выяснилось, Ботвиннику было что скрывать.

 

К ДОСТИЖЕНИЮ ЦЕЛИ!

 

Проект «Плана подготовки М.М.Ботвинника к матчу с Алехиным» Юрий Шабуров нашел в ГАРФе, и его статья «Тайное оружие Ботвинника: Керес и бутерброд с икрой» («The Chess Herald – Шахматный вестник» № 1, 1994) стала сенсацией в шахматном мире, благо журнал выходил на двух языках. С тех пор документ часто цитировали, но целиком воспроизвел, кажется, только Владимир Мощенко в своем замечательном романе «Сало Флор. Горький чешский шоколад» (2015). А текст интересен именно деталями!

Хорошо, что я не поленился съездить в ГАРФ и увидел документ собственными глазами. Оказалось, Шабуров допустил ряд ошибок: во II-м варианте, в пункте 3 вместо июня указал июль; пропустил слово «мастер» у Гольдберга; в «Личных нуждах Ботвинника», в пункте 1 вместо «для обследования» написал «для обслуживания»; про мелкие неточности я уж и не говорю… Но главное – он не сообщил, что несколько слов в документе вписаны от руки, а это позволило мне установить его автора!

 

Проект.

 

ПЛАН ПОДГОТОВКИ

М.М.БОТВИННИКА к матчу с АЛЕХИНЫМ.

 

I-й вариант (начало матча 12 августа 1946 года).

 

1. Подписание соглашения о матче – около 1 апреля.

2. Закрытый матч с Кересом (20 партий), 10 мая – 1 июля.

3. Приезд в Англию 15 июля.

4. Начало матча 12 августа.

5. Аналитическая и спортивная работа Ботвинника (фамилия вписана фиолетовыми чернилами) с Рагозиным по особой программе.

Этот вариант предлагает Дербишер; он крайне невыгоден для нас, так как мало остается времени для подготовки, и на него можно пойти лишь при крайних обстоятельствах. В этом случае Рагозин не будет участвовать в турнирах.

 

II-й вариант (начало матча 3 февраля 1947 года).

 

1. Подписание соглашения о матче около 1 апреля.

2. Участие в международном турнире в Москве, 10 мая – 10 июня.

3. Участие в матче СССР – Англия, 22–26 июня.

4. Участие в матче СССР – США, 1–4 сентября.

5. Закрытый матч с Кересом, 1 октября – 20 ноября.

6. Приезд в Англию – 6 января 1947 г.

7. Начало матча 3 февраля 1947 г.

8. Аналитическая и спортивная работа Ботвинника (фамилия вписана фиолетовыми чернилами) с Рагозиным по особой программе.

Этот вариант наиболее целесообразен. В этом случае Рагозин также будет играть в международном турнире в Москве и, кроме того, матч с Бондаревским (на звание гроссмейстера).

 

Обеспечение подготовки.

 

1. Трехнедельное («недельное» вписано фиолетовыми чернилами поверх «месячного») пребывание (с 15 марта) Ботвинника и Рагозина в доме отдыха «Сосны», а в дальнейшем Ботвинник и Рагозин могут в любое время и на любой срок приезжать в дом отдыха. Здесь будет проходить подготовка и тренировка. (Мы просим разрешения на единовременный приезд семей в дом отдыха.) Кроме того, необходимо пребывание Ботвинника и Рагозина в санатории, сроком на 1 месяц.

2. Для подготовки к матчу Ботвиннику (до конца матча) нужен Рагозин. Он будет помогать по всем вопросам творческого характера и до приезда Рохлина возьмет на себя организационные дела.

Рохлин (после своего приезда) будет отвечать за организацию матча. В помощь к нему можно привлечь мастера Гольдберга и Германа.

За библиографическую работу будут отвечать Греков и Майзелис.

Необходимо обеспечить участие Кереса (см. план подготовки).

3. Валюта в сумме 200 долларов для закупки иностранных книг и журналов.

4. Исправная автомашина с обслуживанием.

 

Личные нужды Ботвинника.

 

1. Помещение матери в терапевтическое или нервное отделение Кремлевской больницы для обследования здоровья, а в дальнейшем устроить на постоянное пребывание в хороших условиях. Сейчас она находится в психиатрической больнице им. Ганнушкина (в тяжелых условиях). Справка из больницы о возможности ее содержания в нервном или общем отделении есть.

2. Отпуск с сохранением содержания по Наркомату (НКЭС) по 1 января (I-й вариант) или по 1 июня (II-й вариант) 1947 года.

3. Отпуск жене по Большому театру на время матча.

4. Материальная помощь – ____ рублей ежемесячно.

5. Увеличение продовольственного лимита из следующего расчета: 2 кгр. сливочного масла, 1,5 кгр. зернистой икры, 5 кгр. фруктов, 2 кгр. шоколада.

6. Снабжение промтоварами (по прилагаемому списку), которые необходимы для приезда с семьей в Англию.

7. Летнее пребывание семьи (жены и ребенка) в доме отдыха.

8. Желательно получение квартиры большей площади.

 

Личные нужды Рагозина.

 

1. Обеспечение квартирой в Москве до 1 мая с.г.

2. Отпуск с сохранением содержания по Наркомату (НК ИНД. стр.) на те же сроки, что у Ботвинника.

3. Материальная помощь – ____ рублей ежемесячно.

4. Обеспечение продовольственным лимитом – 500 рублей.

5. Обеспечение промтоварным снабжением.

6. Прикрепление (с семьей – жена и ребенок) к Лечсанупру Кремля.

7. Летнее пребывание семьи в доме отдыха.

 

Список промтоваров, необходимых для экипировки Ботвинника

с семьей перед поездкой в Англию.

 

I. Мужские вещи:

1. Летний костюм – 1

2. Вечерний костюм – 1

3. Демисезонное пальто – 1

4. Зимнее пальто – 1

5. Летнее пальто – 1

6. Полуботинки – 2 п.

7. Верхние рубашки – 4

8. Летние рубашки – 4

9. Шляпа – 1

II. Дамские вещи:

1. Демисезонное пальто – 1

2. Меховое пальто – 1

3. Вечерний туалет – 1

4. Дневной туалет – 3

III. Белье и детские вещи.

 

На Западе всё недоумевают: в чем причина советской гегемонии на шахматном Олимпе? Господи, да посели Решевского или Файна на годик в дом отдыха, да дай в помощники пару гроссмейстеров, да в придачу пяток мастеров, и всё это за государственный счет… Эх, какие бы чемпионы могли вырасти!

 

Первая страница «Плана подготовки М.М.Ботвинника к матчу с Алехиным» (1946). Публикуется впервые.

 

Но речь не об этом. Больше всего меня поразило то, что Ботвинник хотел привлечь для подготовки Кереса! Причем обратите внимание на формулировку: «Необходимо обеспечить участие», то есть попросту – заставить. Ботвинник знал, что делал: Керес не мог отказаться. В годы войны он играл в немецких турнирах и оказался на крючке у НКВД. Его вызывали на допросы, не разрешили сыграть в первом послевоенном чемпионате страны и в радиоматче с американцами, но самое обидное – не пустили на турнир в Гронингене (1946). По странному совпадению, первое выступление Кереса на всесоюзной арене (открытый чемпионат Грузии) состоялось после того, как Ботвинник договорился о матче с Алехиным – в марте 1946-го…

Ботвинник пишет: «меня несколько коробило, что Алехин не выполнил договоренности и раскрыл наши секретные переговоры». Еще бы не коробило: ведь Михаил Моисеевич затеял их за спиной Кереса – тот, как победитель АВРО-турнира, имел право на матч с Алехиным и даже заручился его согласием. Хеуэр: «Когда корреспондент эстонской газеты “Uus Eesti” дозвонился Кересу по окончании турнира, тот ответил: “Алехин согласен. Появились даже слухи, что АВРО готова финансировать это соревнование. Завтра состоятся более подробные переговоры насчет условий – где, как и когда…” Однако начало переговоров было малообещающим. Алехин заставил представителей АВРО и своего юного оппонента прождать 15 минут. Разговор явно не клеился. В тот же день Керес покинул Голландию».

И вот теперь, спустя семь лет, Паулю предстояло узнать, почему Алехин тогда опоздал и почему «не клеился разговор»: именно в тот момент чемпион мира встречался в соседнем отеле с Ботвинником, и они обо всем договорились…

По мнению Ботвинника, «Керес после матч-турнира сорок первого года не имел особых прав…» Однако в 1943 году Алехин сам предложил Кересу сыграть матч (но тот отказался, посчитав неподходящими время и обстоятельства), а в феврале 1944-го заявил, что «видит в Кересе главного кандидата на звание чемпиона мира; в качестве других кандидатов он назвал Решевского и Файна» («Chess Review», май 1944). Но уже в ноябре Алехин вдруг «выразил готовность» сыграть с… Ботвинником!

Объяснение этому кульбиту дал сам Ботвинник: Алехин «догадывался, что обвинений не избежать. Чемпион мира пришел к очевидному решению: предложить свой матч с советским чемпионом. Это защитило бы его от всех нападок». Таким образом, решение Алехина было не спортивным, а конъюнктурным. Он понимал, что пока не предстанет перед французским судом, ни Решевский, ни Файн, ни тем более Эйве играть с ним не будут. А вот Ботвинник будет! Алехин, как мы знаем, не отличался принципиальностью, что дважды использовал Ботвинник: в 1938-м, когда гарантией призового фонда подбил чемпиона на закулисную сделку, и в 1946-м, когда, выступив в качестве палочки-выручалочки, получил право диктовать Алехину условия матча.

А теперь вдумайтесь: Ботвинник требует в спарринг-партнеры не кого-нибудь, а Кереса – главного, по мнению Алехина, кандидата на матч с ним. Он сознаёт: стань об этом известно, – скандала не избежать. Поэтому специально оговаривает – «закрытый матч». Но условия-то серьезные: 20 партий, почти два месяца игры… Постойте, да ведь это же финальный матч претендентов! Только играемый в тренировочных целях одного из соперников.

Неудивительно, что Ботвинник ни словом не обмолвился о существовании такого плана. А в мемориальной статье о Кересе написал: «После АВРО-турнира права Пауля играть матч с чемпионом мира Алехиным стали очевидными… Конечно, Паулю не повезло в его шахматной карьере. В другое время, вероятно, он стал бы чемпионом мира».

 

В 2008 году Игорь Ботвинник предпринял попытку обелить своего двоюродного дядю, заявив на страницах «64–ШО» (№ 4): «скорее всего, план составлен каким-то чиновником из СК». Рассчитано на простаков. Хотел бы я увидеть чиновника Спорткомитета, который по собственной инициативе посмел бы хлопотать о «получении квартиры большей площади» для Ботвинника, а о его матери написать, что «она находится в психиатрической больнице им. Ганнушкина»! А взять фразу: «Мы просим разрешения на единовременный приезд семей в дом отдыха». Это кто просит: тоже «какой-то чиновник из СК»? Или все-таки Ботвинник с Рагозиным, перечислению личных нужд которых посвящена целая страница?

В подтверждение своей версии Игорь Юльевич привел слова Ботвинника, сказанные им якобы еще при жизни: «Какие идиоты! Как я мог планировать закрытый тренировочный матч с моим главным соперником Кересом, да еще из 20 партий!» Начнем с того, что зимой 1946-го Керес был не «главным соперником» Ботвинника, а изгоем, которому не разрешали играть в турнирах. Далее: а что мешало «вспомнить» дядины слова раньше? И наконец, почему сам Михаил Моисеевич не выступил в печати с опровержением – ведь статья Шабурова увидела свет в январе 1994-го, более чем за год до его смерти? Ответ очевиден: Ботвиннику нечего было возразить. Шабуров указал всё: фонд 7576, опись 21, дело 89.

Племянник лукавил, утверждая, что «под планом не было подписи». Была! Но… «Нижняя половина третьей страницы документа оказалась аккуратно оторвана, – пишет Шабуров. – А ведь на ней должны были находиться визы-подписи тех, кто составил и одобрил этот план: Ботвинника, Рагозина и т.д. Без такого официального оформления документы не включались в папки-дела, подлежащие хранению в государственных архивах. Видимо, позднее кто-то решил сохранить в тайне круг лиц, участвовавших в подготовке документа».

 

Третья страница «Плана подготовки М.М.Ботвинника к матчу с Алехиным» (1946). Отчетливо видно, что нижняя половина аккуратно оторвана. Публикуется впервые.

 

Кажется, мне удалось узнать, когда это случилось. «Лист-заверитель дела» датирован 5.04.93 (вероятно, дата передачи документа в ГАРФ). В нем только одна запись: «нижняя часть листа 6 обрезана. 11.05.94». Шабуров отыскал дело в декабре 1993 года. Вот между апрелем и декабрем кто-то и оторвал подписи. А заодно – разблюдовку пункта «III. Белье и детские вещи», от которого осталось одно название.

Но убрать все следы не удалось. Помните, я пишу о вставках фиолетовыми чернилами? Так вот: они сделаны рукой Ботвинника – можете сами убедиться в этом, сравнив их с его автографами тех лет!

 

Фрагмент первой страницы. Нетрудно убедиться, что вставки фиолетовыми чернилами сделаны Ботвинником!

 

Наконец, в статье Гридасова, похоже, есть прямое указание на Ботвинника, как автора плана: «25 февраля 1946 года Романов пишет Молотову, что турнир в США для наших представителей “временно отпал”, так как идет подготовка к матчу Ботвинник – Алехин. Ботвинник на сей счет “составил подробный отчет”. Романов просит “Ваших указаний”». Уверен, что «подробный отчет» – это и есть план подготовки. Осталось найти указания Молотова, чтобы иметь полную картину…

 

ВМЕСТО ЭПИТАФИИ

 

До сих пор идут споры: кто победил бы в матче – Алехин или Ботвинник? Каждый верит в победу своего кумира, и переубедить фанатов практически невозможно. Тем паче что хватает аргументов и «за», и «против». Не претендуя на истину в последней инстанции, выскажу все же одно соображение, которое заставляет усомниться в победе Ботвинника.

Судя по детальному плану подготовки и привлечению целой команды специалистов, он всерьез был настроен на матч с Алехиным (в отличие, думаю, от спортивного руководства, которое, как и до войны, боялось ответственности за возможный проигрыш). Залог успеха в любой борьбе – это вера в себя. Но план со всей очевидностью показывает, что Ботвинник не был уверен в своем превосходстве, зато Алехина побаивался.

Еще в его книге меня, помню, удивила фраза: «Я был не согласен со сроком матча (август 1946-го), ибо мало времени оставалось на непосредственную, практическую подготовку». Но в плане-то еще круче: «Этот вариант предлагает Дербишир, он крайне невыгоден для нас, так как мало остается времени для подготовки, и на него можно пойти лишь при крайних обстоятельствах». И это пишет человек, который, по его собственным словам, с 1943 года готовился к матчу с Алехиным!

Хотя понять Ботвинника можно. Он же не знал, в каком плачевном состоянии находится Алехин, а его результаты в 1941–1943 годах выглядели устрашающе: почти сплошь 1-е места (лишь однажды 2–3-е) и всего шесть поражений в девяти турнирах. Да и недавние – в ноябре 1945-го – сеансы на Канарских островах показали, что чемпиону по силам большие нагрузки: из 180 партий он проиграл только девять!

Но это ведь не повод для паники? Ботвинник, как никто, владел искусством подготовки и умел настраиваться на жесткую, бескомпромиссную борьбу. Почему же он так нервничал? Почему любой ценой хотел оттянуть начало матча?..

Думаю, основная проблема была не в шахматах, а в психологии. В отличие от Алехина с его колоссальным опытом длительных матчей, Ботвинник к тому времени сыграл всего два серьезных матча (тренировочный с Рагозиным не в счет), причем небольшие: с Флором – 12 партий, с Левенфишем – 13. Оба закончились вничью, но поединок с Левенфишем выявил психологическую уязвимость Ботвинника: из четырех последних партий он проиграл три! Вот откуда мандраж перед матчем с Алехиным, вот почему необходим был именно Керес: Ботвинник хотел испытать себя в долгом единоборстве с соперником уровня чемпиона мира.

Но кто мог предсказать результат этого единоборства? Хорошо, если удастся победить, а если нет? Вот лишние полгода и пригодятся, чтобы проанализировать ошибки, подготовить новые дебютные схемы… Ведь Ботвинник понимал, что у него только одна попытка, осечки в матче с Алехиным быть не может. И это его пугало. Как оказалось, не зря. Завоевав в 1948 году – в матч-турнире – шахматную корону, Ботвинник потом не выиграл ни одного матча в ранге чемпиона мира: он побеждал только в матчах-реваншах, детально изучив проигранный матч и… слабые места противника. Поэтому с уверенностью можно сказать только одно: вот имей Ботвинник в запасе матч-реванш, в нем бы он не оставил Алехину никаких шансов!

 

…Вызов Ботвиника принято считать чуть ли не гуманитарной акцией: мол, в трудную минуту, когда от Алехина все отвернулись, родина-мать протянула руку своему заблудшему сыну. Но достаточно почитать письмо «видных советских мастеров», чтобы убедиться в том, насколько далеко это от действительности: «Мы считаем, что матч с Алехиным ни в какой мере не меняет нашего к нему отношения и не реабилитирует его в глазах общественности. Единственная цель матча – это завоевание нашим чемпионом Михаилом Ботвинником звания чемпиона мира по шахматам».

Увы! Горькая правда в том, что сам по себе Алехин никому не был нужен: всем, включая родину-мать, нужен был только его титул. Конечно, открыто об этом не говорили. Ботвинник настаивал на своем матче с Алехиным, упирая на то, что договорился с ним (правда, втихаря) еще до войны. Американцы же попросту предлагали разыграть алехинский титул в турнире, при случае исключив из него самого чемпиона. Конфликт интересов был неизбежен.

Смерть Алехина, как ни странно, была выгодна всем. В том числе Ботвиннику. Согласием на матч с ним Алехин уже сыграл свою роль, возведя Ботвинника в ранг главного кандидата, что затрудняло коронацию Эйве. А выиграть матч-турнир Ботвиннику, имевшему за плечами опыт матч-турнира на звание абсолютного чемпиона СССР, было гораздо проще, чем матч у Алехина – хоть и затравленного, но всё еще грозного…

Лучшую эпитафию Алехину задолго до его смерти – а собственно, чем смерть гениального творца отличается от крушения? – написал Зноско-Боровский: «Крушение Алехина (в матче с Эйве) ярче его побед демонстрирует истинный его рост. От него осталась только тень. Но и тени Гулливера достаточно, чтобы покрыть всю страну лилипутов».