Что ни судьба, то трагедия (часть 20)

(Окончание. Часть 19)

НИЩИЙ САДОВНИК МЕЖДУНАРОДНОГО РЕЛИГИОЗНОГО БРАТСТВА, ПЕРЕЖИВШИЙ МНОГОЕ И МНОГИХ

На пути следования Селезнева к Атлантическому побережью потребовалась пересадка в Париже.

И Алексей Сергеевич упросил своего сопровождающего заглянуть на минутку в русский шахматный кружок имени Петра Потемкина. А там, просияв, обнял его председатель клуба Евгений Зноско-Боровский!

Вот это встреча! Евгений, друг! (один из своих этюдов-первенцев Селезнев опубликовал в 1910-м с посвящением этому яркому деятелю петербургского шахматного союза, маэстро европейского класса, талантливому литератору). Эмигрировав в 1917-м, Зноско, как и Алехин, и Боголь подвергался нападкам Крыленко.

Консерватория им. Рахманинова – там был клуб им. Потемкина

В конце 40-х и в 50-е годы русский шахматный клуб имени Потемкина располагался в одном из помещений частной Парижской русской консерватории имени С.Рахманинова, о чем шахматистам ди-пи мог рассказать приезжавший в 49-м на турнир в Ольденбург Николас Россолимо.

Через час сопровождающий занервничал: пора было на вокзал… Они еще раз напоследок обнялись, у обоих были влажные глаза.

В вагоне Алексей Сергеевич снова заплакал. «Был он очарованный странник, тихий и скромный бродяга» – так, вспомнил Зноско, откликнулся на смерть Пети Потемкина собрат-эмигрант Дон-Аминадо. Но Петр незадолго до своей внезапной смерти смог купить себе в Париже жилье, у него была любимая работа. «Бродяга» – это уж точно про таких как он, Селезнев. Ни родины, ни семьи, ни угла…

Понятно, это всего лишь реконструкция возможной встречи Селезнева и Евгения Зноско-Боровского осенью 1950-го. Но нет сомнения, что Алексей Сергеевич не упустил тогда шанса побывать в клубе имени Потемкина, где он вполне мог встретить и Виктора Кана (чемпиона Франции 1934 года), с которым они одновременно, еще в начале века пришли в московский кружок, сыграли тысячу партий – серьезных, легких, на пари. Весной 1914-го двум Алексеям – Алехину и Селезневу и их другу Кану, молодым московским первокатегорникам, выпала честь сопровождать Капабланку в Серпухов, где великий «кубанец» провел сеанс одновременной игры…

О житие Селезнева в Бордо я многое узнал от французских коллег – Алена Бьенаба и его тезки Алена Паллье. Оба – известные шахматные композиторы, журналисты, историки, добрые отзывчивые люди.

Ален Бьенаб живет в Бордо, и ему легче было навести справки о Селезневе в местном отделении религиозного сообщества. «Сотрудницы «Les petites soeurs des pauvres», – сообщил Ален, – нашли запись о нем в «Книге учета прибывших». Селезнев был зарегистрирован 5 октября 1950 года. Он не имел ничего с собой… Имя его записано как OLCHSA Selesniew, а рядом маленькими буквами – Seleznew Alexis. Профессию он указал по прибытии – юрист!? (вообще-то Алексей Сергеевич в 1912-м окончил юрфак Московского государственного института; другое дело, что он юристом, кажется, ни дня не работал – В.Н.). Место рождения указал – Юзовка. Может, вы сможете объяснить это? Почему не Тамбов?».

Думаю, уважаемый Ален, это объясняется тем, что при записи в «Книгу прибытия» Селезнев, вероятно, украинизировал свое имя (OLCHSA – Олекса?), и значит, ему логичней было назвать местом своего рождения украинский город, а не российский.

Парижанин Ален Паллье в 2003-м опубликовал большую статью о Селезневе в ежемесячнике Europe Echecs, расспросив о герое своей публикации общавшихся с ним в Бордо шахматистов – Эдуарда Родрига, Кристиана Каминада, Ролана Лекомта, Роберта Хюге…

И все то, чем поделились со мной два Алена – в основе дальнейшего рассказа о последнем отрезке жизни старейшего русского мастера.

«Сестры милосердия» дали Алексею Сергеевичу приют, поставили на довольствие…

Бордо, обитель Селезнева

Последняя обитель Селезнева… Здание окружено красивым парком и находится в самом центре города. «На самом деле, – пояснил приславший мне снимки Ален Бьенаб, – это не монастырь, а скорее международное религиозное братство, где ухаживают за пожилыми людьми».

Ну, немощным, требующим за собой ухода Селезнев не был, если судить по публикации Роберта Хюге в одном из номеров журнала французских композиторов «Le Probleme» за 1956 год.

Перевод первого абзаца: «Взгляд лукавых голубых глаз из-под круглых очков в железной оправе. Впечатляющие седые усы идеально горизонтальной формы. Очень-очень-очень длинные волосы. Железное рукопожатие, которое вас больше не отпустит.

Это – Селезнев».

Вот и Эдуард Родриг вспоминал о своем шахматном друге как о человеке «еще достаточно физически сильном, без какой-либо алкогольной зависимости, любившем напевать классические музыкальные произведения, в особенности Мендельсона».

Кристиан Каминад, еще один шахматный партнер русского мастера в Бордо, вспоминал, как Селезнев цитировал слова Гезы Мароци: «Если Селезнев не находит защиты – значит, защиты нет!». Но вот Каминаду Селезнев запомнился развалиной, человеком полностью униженным, выпрашивающим деньги на автобусный билет – к 18 часам он обязан был вернуться в монастырь, режим там был строгий, за опоздание подвергался наказанию.

Конкретней по режиму: из религиозной общины трудившийся там садовником Алексей Сергеевич мог выйти в люди дважды в неделю, по вторникам – в местный шахматный клуб «L’Echiquier d’Aquitaine», по субботам ему дозволялось посетить городской театр, но на оперу или концерт, уточнял Родриг, денег у Селезнева не было (зарплату ему не платили). Очевидно, билеты Алексею Сергеевичу помогали приобретать те же партнеры по шахматному клубу. А директор «L’Echiquier d’Aquitaine» Эжен Гемар еще и договорился с общиной «Сестер милосердия», чтобы Селезнев мог по воскресеньям приходить к нему домой обедать, и угощал русского мастера не только всякими разносолами, но и доброй чаркой (а Бордо испокон веков славится своим красными винами)…

Театр в Бордо, посещавшийся Селезневым по субботам

В 1956-м в Будапеште состоялся первый конгресс Постоянной комиссии по шахматной композиции ФИДЕ. СССР там представляли Борис Сахаров и Александр Казанцев. Вот, видимо, советские композиторы тогда только и узнали от участвовавшего в том же пленарном заседании парижанина Виталия Гальберштадта (уроженца Одессы, прекрасно говорившего по-русски) сенсационную новость, что Селезнев уцелел во всех лихолетьях и проживает в Бордо.

И в том же 56-м Виталий Иосифович опубликовал о забытом всеми старейшем русском мастере и этюдисте большую статью в издававшемся в Париже журнале «Themes-64»:

Прелестных вещиц, обозначенных в статье Гальберштадта номерами II и IV, почему-то нет в фисовском сборнике Селезнева 1940 года «100 шахматных этюдов». Может, он просто забыл про них? Вообще, работая в Сталино над этим сборником, мастер ведь не имел постоянного места жительства, а странствуя по углам в частном жилье, свои этюдные архивы сохранил ли? Скорее всего, восстановил тогда большинство своих этюдов по памяти…

Наверное, этот по-этюдному выигранный им эндшпиль вспомнился Селезневу, когда он узнал, что и Земиш был возведен в ранг международного гроссмейстера в первой когорте избранных – в 1950-м. Интересно, был ли Алексей Сергеевич в курсе, какие тогда развернулись нешуточные страсти насчет присвоения советским шахматистам звания международного мастера? В 1949-м его решено было (на юбилейном конгрессе 25-летия ФИДЕ в Париже) присвоить тем советским мастерам, которые трижды участвовали в чемпионатах СССР. Но конгресс ФИДЕ-1950 (проходивший близ Копенгагена) заартачился – мол, «необходимость единства ФИДЕ требует ограничить число международных мастеров в СССР».

Участник того конгресса Александр Котов потом напишет в «Шахматах в СССР»: «После долгих дебатов было принято соломоново решение – представленный список девятнадцати мастеров утвердить, а в дальнейшем присваивать звание международного мастера шахматистам СССР только на основании успехов в международных турнирах». Но коли так – ФИДЕ должна была в 1950-м увенчать этим званием и Селезнева!

Пусть он на тот момент уже и не был советским гражданином, но в трех-то чемпионатах СССР (в 1924, 1925, 1927 гг.) – участвовал! К тому же, напомним, на его счету были и достойные результаты в крупных международных европейских турнирах: в Моравской Остраве (1923) был 4-м, затем в Мерано (1924) поделил 4-5 места. Может, даже при рассмотрении конгрессом «списка 19» кто-нибудь из делегатов с Запада поинтересовался, почему в этом списке нет Селезнева. А вообще-то шахматный мир, похоже, был тогда в неведении, жив ли старейший русский мастер, исчезнувший с горизонта после турниров ди-пи в послевоенной Германии. Селезнев же в это время (летом 1950-го) скорее всего был затворником при упадке жизненных и моральных сил в одной из религиозных общин «Сестер милосердия» в Бельгии, а в каком бельгийском городе конкретно – Бог весть.

…В инете есть сканы раритетного ныне «Бюллетеня Аквитанского шахматного клуба» в Бордо. Правда, он выходил всего два года – в начале 20-х, но очевидно, что этот клуб был солидным учреждением (коли имел даже свое периодическое издание) и наверняка выписывал и крупнейшие шахматные журналы и книжные новинки, издававшиеся в других странах.

Например, когда в 1959-м в СССР вышли «Избранные этюды» известного мастера Тиграна Горгиева, то уже вскоре на это откликнулся статьей в «Тем-64» не кто иной, как садовник религиозного братства в Бордо Селезнев!

Не сомневаюсь, что клуб «Аквитанские шахматы» выписывал и «Бритиш чесс мэгэзин», в сентябрьском номере которого за 1952 год Селезнев мог прочесть некролог Боголюбова.

Думаю, что смерть ушедшего до срока Боголя Алексей Сергеевич перенес очень тяжело… Ведь Ефим Дмитриевич столько лет был для него самым близким человеком! И ведь вроде не жаловался на здоровье… Так внезапно!

А вообще нищий садовник религиозной общины в Бордо пережил очень многих из тех, с кем дружил и сражался в турнирах еще в начале тяжелейшего 20-го века. Первыми ушли Николай Григорьев, Алексей Алехин и подорвавший здоровье в Гулаге Константин Выгодчиков, в 46-м умерли Александр Алехин и Сергей Фрейман, в 47-м – Беньямин Блюменфельд, в 51-м – Николай Зубарев, в 54-м – Евгений Зноско-Боровский, в 61-м – Григорий Левенфиш, соперник Алексея Сергеевича в матче с петербуржцами 1910 года. В 64-м не стало Николая Павлова-Пьянова, с ним Селезнев поделил 1-2 место в московском турнире 1913 года. Почти все – сверстники, а кто-то был и моложе Селезнева, покинувшего бренный мир в июне 1967-го. Об этом журнал лондонского профессора Джона Ройкрофта «Эндгейм» известил сообщество этюдистов в апреле следующего года:

Эдуард Родриг:

– Только однажды я видел Селезнева играющим серьезную партию – где-то в середине 50-х, с Пьером Ролланом, чемпионом Франции, впоследствии погибшим в автокатастрофе. Я так думаю, что Селезнев приходил в клуб главным образом затем, чтобы показать свои новые этюды, и показывая их, он еще как-то оживлялся. А так он всегда был грустным, даже мрачным, глубоко ушедшим в свои невеселые мысли, и это был печальный облик человека, жизнь которого не удалась…