Между небом и землей

И конечно, если бы Сталин официально
крикнул клич: «Бей жидов!»,
то ни одного бы не оставили.
М.Плисецкая. Из интервью В.Познеру

Это ж надо: первые десять чемпионатов СССР закончились в 1937 году, а вторые десять – в 1953-м. Пик репрессий – и конец людоедской эпохи! Мистика чисел какая-то…
Я вообще люблю совпадения. Помню, как меня огорчало, что 20-й чемпионат датирован безликим 1952 годом. И вдруг такой бонус – дополнительный матч, продливший турнир до «нужного» года. Ведь до этого во всех чемпионатах, где случался дележ первого места (5, 9, 16 и 17-й), матчи, вопреки регламенту, не проводились и обоим победителям присваивался чемпионский титул. Почему на сей раз решили поступить иначе, история умалчивает, но без Ботвинника, уверен, не обошлось: он хотел примерно «высечь» обидчика («Я обязан был этот матч выиграть – не понравилось мне поведение Тайманова во время нашей партии в чемпионате») и заодно напомнить всем, кто в доме хозяин.
Ситуация была критическая. В книге «Полвека в шахматах» Михаил Моисеевич пишет: «С 1948 г. мои спортивные результаты несколько снизились, – должен же я был доказать, что не разучился играть в шахматы!» Какое там «несколько снизились»: то сплошь одни победы, то с трудом сведенный вничью матч с Бронштейном, 5-е место в чемпионате СССР (1951) и 3–4-е на турнире в Будапеште (1952). Недаром на вопрос Давида Ионовича, почему Ботвинник его так не любит, Ларсен ответил: «Так вы же сняли с него всю позолоту!»
Ситуацию усугублял стремительно нараставший в стране антисемитизм. В августе 1952-го, после трех лет пыток и издевательств, были расстреляны видные деятели Еврейского антифашистского комитета, а 13 января 1953-го – за две недели до матча – с сообщения ТАСС об аресте врачей-вредителей и статьи в «Правде» под названием «Подлые шпионы и убийцы под маской профессоров-врачей» стало раскручиваться «дело врачей», грозившее вылиться в общенациональный еврейский погром (позже в архивах был найден оригинал этой статьи с собственноручной правкой Сталина).
Сразу же поползли слухи о депортации евреев в отдаленные районы – то ли в Еврейскую автономную область на Дальнем Востоке, то ли вообще на Крайний Север.

Бейлин: «В тот памятный день я читал материалы уголовного дела в канцелярии Львовского областного суда (мастер Бейлин был адвокатом). Я хотел улететь из Львова назавтра утром и поэтому работал не вставая. (…) Когда я вышел на площадь, меня вывел из некоторого оцепенения могучий рык уличных репродукторов. Бас диктора буквально рокотал, когда произносил слова “…Шпигунов та диверррсантов” и “…инфаррркт миокарррда”. Я остановился и понял, что вещают о зверствах врачей-убийц. Стало ясно, что сделан важный шаг в борьбе против космополитов. Среди еврейских фамилий профессоров-убийц затесались, для отвода глаз, имена Егорова и Виноградова, личного врача Сталина. Похоже было, что наступает решительная фаза.
(…) В Москве вечером я зашел к товарищу. Его отец, русский литератор еврейской национальности, был мрачен. Он сказал, что надо запасаться полушубками, валенками и кирзовыми сапогами. Возможна поголовная ссылка, как уже случилось с разными народами» (из книги «Не был, не состоял, не привлекался»).

Эти слухи упали на подготовленную почву: молва о депортации евреев шла с 1949 года, когда вслед за убийством Михоэлса были арестованы члены ЕАК. Кажется невероятным, чтобы страна, победившая нацизм под знаменем интернационализма, могла пойти на такую откровенно нацистскую акцию. Но если вдуматься, ничего невероятного в этом нет. Разве высылка целых народов не практиковалась уже в СССР? Почему можно было в одночасье выслать (да еще в разгар войны) чеченцев, ингушей, калмыков, крымских татар – и нельзя евреев? Разница только в масштабах. Но когда тиранов останавливал масштаб злодеяний?

Карикатура Кукрыниксов на задней обложке журнала «Крокодил», вышедшего в разгар «дела врачей» (№ 3, 30 января 1953). Надпись в центре гласит: «Органами Государственной безопасности раскрыта террористическая группа врачей-вредителей, наемных агентов иностранных разведок». Каких? Ответ справа внизу: «Американо-английская разведка». А «Джойнт» – это название крупнейшей еврейской благотворительной организации.

Противники этой версии ссылаются на то, что в архивах не обнаружено документов, где бы упоминалась подготовка депортации, нет там и списков на выселение. Но, во-первых, куча документов тех лет до сих пор засекречена, во-вторых, сохранились воспоминания тех, кого предупреждали о грозящей высылке, в-третьих, были те, кто видел такие списки. А как быть со свидетельствами людей из сталинского окружения – Микояна, Хрущева, Булганина? И я больше склонен доверять этим свидетельствам очевидцев, чем отсутствию документов. Прав Михаил Бейлин: «Угадать, что планировал Сталин, практически невозможно. Он был великим мастером неожиданных вариантов и, когда надо, не оставлял следов».
Свидетельств таких множество, приведу лишь два. Начну с двоюродной сестры моего отца – жены поэта Александра (Исаака) Соболева, автора знаменитого «Бухенвальдского набата» (в советское время это замалчивали, указывая только автора музыки В.Мурадели):

Татьяна Соболева (в девичестве Воронкова): «Я – русская, русая, белокожая, зеленоглазая. И несмотря на эти оберегающие  национальные и расовые признаки, оказалась первой жертвой еврейского погрома в редакции московских “Известий”. Именно тогда с моей журналистской карьерой было покончено раз и навсегда.
Правда, сначала меня решили спасти от неминуемой гибели. Выглядела забота обо мне подкупающе трогательно: в начале 1953 года мне конфиденциально порекомендовали срочно развестись с мужем. Зачем?! Почему?! Потому что он еврей, а в верхах созрел план выселения евреев из Москвы. Заботливое предупреждение сделала симпатизирующая  мне знатная дама Зинаида Михайловна Платковская – родная сестра самого Н.М.Шверника, председателя Президиума Верховного Совета СССР» (из интервью журналу «Мы здесь» № 179, 2008).  

 Те, кто видел фильм «Подстрочник», уверен, никогда не забудут его героиню – Лилианну Лунгину. Филолог, переводчик Бёлля, Гамсуна, Сименона, Астрид Линдгрен («Малыш и Карлсон»!), жена знаменитого драматурга Семена Лунгина (Сима в ее рассказе), мать еще более знаменитого кинорежиссера Павла Лунгина. Ее 15-серийный монолог – одно из самых сильных моих потрясений за последние годы. Впрочем, точнее, чем сказал о фильме Леонид Парфенов, все равно не скажешь: «Фантастическая жизнь Лилианны Лунгиной, вместившая в себя весь двадцатый век, и ее изумительный рассказ об этой жизни сокрушительно свидетельствуют: всё, что останется от страшного русского двадцатого века, – это культура».

Лилианна Лунгина: «…мне рассказывал приятель, журналист Семен Беркин: он готовил репортаж из Сталинграда – рабочие тракторного завода единогласно проголосовали за принятие резолюции о всеобщей депортации евреев. А Леня Агранович и Сеня Листов, наши друзья-драматурги, как-то раз придя к нам на ужин, рассказали, что они написали для Театра Советской армии пьесу, которую с энтузиазмом приняли, но когда завлит пошел к директору театра с вопросом, какой гонорар им выплатить (обычно это было от пятнадцати до двадцати пяти тысяч рублей “старыми”), то директор – генерал Паша его звали – ответил: “Выписывай три, им хватит”. Завлит изумился, а генерал пояснил: “По полторы тыщи на месяц вполне достаточно, а потом их посадят по вагонам и отправят в Сибирь”.
Тогда же мы получили и другое свидетельство того, что нас ждет. Служил в Симином театре зав постановочной частью Додик Левит. Он во время войны работал в ансамбле МВД, возил его на фронт, и теперь продолжал иногда организовывать выступления актерских бригад в армии. Он рассказал Симе, что недавно поехал на такую гастроль в Восточную Сибирь, в большую глушь, – к слову сказать, с Юрием Любимовым, который выступал в этих концертах как актер и чтец. И в какой-то момент летчик ему сказал: “Подойдите-ка сюда. – Тогда маленькие самолеты летали. – Посмотрите внизу, видите?” И показал такие большие, в виде букв поставленные бараки. Каждые восемь-десять метров гряда бараков в виде буквы “Т”. Он говорит: “А это ведь для вас построено”. Додик Левит, как вы понимаете, еврей был. “Что значит «для нас»?” – “А это вас туда вывозить будут. Есть уже постановление правительства”.
Евреев выгоняли из ЦК, из Моссовета, из горкома и райкомов, из госбезопасности. министерств, из газет, научных институтов, университетов. (…)
Как-то раз Сима пошел в домоуправление за какой-то справкой, и сидевшая там делопроизводительница не без злорадства, но как бы по-дружески сказала: “Вот видите списки? Вот нас заставляют здесь сидеть по вечерам и их дополнять и дополнять. Это списки ваши”. Сима говорит: “В каком смысле «наши»?” – “А ваши, вот вас высылать будут. Здесь написано, кому куда, на какой вокзал”.
Уже говорили о том, как именно произойдет выселение евреев. Сталин выступит и скажет: чтобы спасти еврейский народ от справедливого гнева русских, его надо удалить из больших населенных пунктов, где он контактирует с другими, поселить отдельно, изолированно, что это гуманный акт во имя спасения евреев. Говорили, что размечены вокзалы, какие подаются составы, когда, в котором часу, какие автобусы, что можно брать (не больше 15 кило), – в общем, эти разговоры все время вертелись, вертелись, и, конечно, жить с этим было крайне трудно. (…)
Я ни минуты не сомневаюсь – и это понимали все, кто жил в то время, – что если бы Сталин не умер, то, несомненно, евреев бы вывезли. Это было так же реально, как переселение кабардинцев и осетин, крымских татар, турок, болгар, греков, немцев Поволжья. Вы ведь знаете, как это было тогда организовано? Они в 24 часа выселяли народы. Мы плохие организаторы – плохие организаторы, а вот в такие минуты оказываемся гениальными организаторами. Мне рассказывали на Кавказе, как балкарцев выселяли. Всегда один и тот же сценарий: с наступлением ночи или на рассвете вооруженные солдаты окружали район, два часа на сборы, подгоняли нужное количество грузовиков, везли людей к запасным путям, где уже ждали вагоны для скота, – блестящая организация. Совершенно так же прошло бы выселение евреев из Москвы, из Ленинграда, в этом нет никакого сомнения» (из книги Олега Дормана «Подстрочник. Жизнь Лилианны Лунгиной, рассказанная ею в фильме Олега Дормана», Москва, 2016).

В СПИСКАХ НЕ ЗНАЧИТСЯ

Споры о том, планировалась депортация или нет, не стихают до сих пор. Словно, от того, что вдруг выяснится: нет, не готовилась, это только слухи, – жившим тогда евреям станет легче. Нет, они испытали реальный ужас, для них ожидание высылки было каждодневным кошмаром. Это было разлито в воздухе, «висело, как черная туча над городом» (Л.Лунгина), и все евреи, включая шахматистов, жили под этим прессом.

Михаил Ботвинник, конец 40-х годов. Рисунок неизвестного художника.

Хотя Ботвинник был «государственным евреем», его это тоже могло коснуться. Скандал с исключением из олимпийской команды показал, что его поддержка в верхах пошатнулась и положение первого среди равных вряд ли могло служить охранной грамотой. Сталину было уже не до шахмат, а Берия его не жаловал.

В мемуарах Ботвинника есть фотокопия подписанного Сталиным распоряжения об увеличении «лимита расхода автобензина для легковой машины, выделенной для обслуживания чемпиона мира по шахматам т. Ботвинника». Но, оказывается, вождь поспособствовал ему и в дачных делах. Вспоминает зампред Спорткомитета СССР Дмитрий Постников, курировавший тогда шахматы:
«Став чемпионом мира, Ботвинник решил построить дачу. И не где-нибудь, а в одном из самых престижных мест Подмосковья – на Николиной горе. (…) Николина гора находится вблизи Москвы-реки, в районе водоохранной зоны столицы и контролировалась Министерством внутренних дел. Написав на имя министра внутренних дел Л.Берия письмо, Ботвинник обратился к тогдашнему председателю Спорткомитета Аполлонову с просьбой о поддержке.
Через некоторое время Аполлонов приказал Постникову вызвать Ботвинника и сообщить, что Берия ему отказал. Постников пригласил Михаила Моисеевича и передал слова председателя Спорткомитета.
– Разрешите воспользоваться вашей “вертушкой”, – неожиданно попросил Ботвинник и, получив согласие, быстро набрал номер. Было очевидно, что он готов к такому повороту событий и отступать не намерен.
В трубке послышался голос:
– У телефона Маленков. С кем я говорю?
– Здравствуйте, Георгий Максимилианович! Говорит чемпион мира Ботвинник. Прошу принять меня по небольшому вопросу.
В то время (конец 40-х годов) Г.Маленков был одним из ближайших сподвижников Сталина.
– Откуда вы звоните?
– Из Спорткомитета.
– Через двадцать минут жду вас на Старой площади. Пропуск вам будет заказан. (На Старой площади располагался Центральный комитет партии.)
Попрощавшись с Постниковым, Ботвинник поспешил на Старую площадь. А через неделю в Спорткомитет пришла телефонограмма. Ее содержание:
“По поводу заявления тов. Ботвинника М.М.
Министру лесного хозяйства тов. Орлову. Выделить столько-то кубометров леса для тов. Ботвинника М.М.
Министру путей сообщения тов. Бещеву. Обеспечить доставку леса до поселка Николина гора.
Председателю Моссовета тов. Попову. Выделить участок земли на Николиной горе для дачи тов. Ботвинника М.М.
Главному архитектурному управлению Моссовета. Представить тов. Ботвиннику М.М. стандартный проект дачи.
Все расходы за счет тов. Ботвинника М.М.”».
Эту историю Ю.Авербах обнародовал в книге «О чем молчат фигуры», добавив: «Но главное, конечно, было в подписи – И.Сталин. Так Ботвиннику удалось обыграть всемогущего Берию!» А недавно Юрий Львович признался мне, что не привел в книге фразу, в которую Берия облек свой отказ (Аполлонов с усмешкой процитировал ее тогда же своему заму). А без этих слов не понять всю степень неприязни Берии к Ботвиннику. «Каждому г…ну еще дачу на Николиной горе?!»

Поскольку, по словам А.Микояна, выселение готовилось «добровольно-принудительное», важным звеном плана должно было стать письмо известных евреев к руководству страны. О его содержании споры тоже идут до сих пор. Дело в том, что в Российском государственном архиве новейшей истории хранятся только два более поздних варианта (от 29 января и 20 февраля) с требованием «самого беспощадного наказания шпионской банды врачей-убийц», где о депортации ни слова. А об исходном письме мы можем судить лишь по словам людей, его видевших.
Вениамин Каверин: «Я прочитал письмо: это был приговор, мгновенно подтвердивший давно ходившие слухи о бараках, строившихся для будущего гетто на Дальнем Востоке». Илья Эренбург: «В письме содержалась нижайшая просьба. Врачи-убийцы, эти изверги рода человеческого, разоблачены. Справедлив гнев русского народа. Может быть, товарищ Сталин сочтет возможным проявить милость и “охранит евреев от справедливого гнева русского народа” и под охраной выселит их на окраины государства».
Неудивительно, что письмо не нашли: его, скорее всего, уничтожили сразу после смерти Сталина, понимая, каким позором для страны грозит обернуться затея с депортацией и какой будет реакция США. Но неужели этого не понимал Сталин?
«Конечно же, понимал! – пишет Эдвард Радзинский, автор капитального труда «Сталин» (Москва, 2007). – Значит, почему-то желал этой конфронтации? Хотел разругаться с Западом до конца? (…) Как справедливо объяснял Молотов в беседах с Чуевым, террор в 30-х годах имел конечную цель – подготовить страну к войне. И надвигавшийся террор 50-х годов ему нужен был, чтобы… Да, чтобы начать новую Большую войну – войну с Западом. Последнюю войну, которая должна была окончательно сокрушить капитализм.
Планировалась Отечественная, Священная война – под знакомыми, понятными лозунгами: сокрушить всемирное зло (капитализм) и его агентов (международное еврейство). Воплощением этого зла пропаганда, естественно, объявила Америку. Вот почему он провоцировал конфронтацию со Штатами».
Понятно, что, готовя письмо, организаторы должны были включить в число подписантов Михаила Ботвинника. Чемпион мира, гордость всей страны. Его подпись была очень весома. Но вот поставил ли он ее?
Слухи ходили разные, но в шахматной литературе эту тему никто до последнего времени не поднимал. Судя по всему, первым, кто нарушил негласное табу, был Гарри Каспаров: «В 1953 году, когда собирали подписи известных евреев по поводу пресловутого “дела врачей”, Ботвинник ухитрился остаться в стороне. Как ему это удалось – загадка: сам он не любил распространяться на такие темы» (из книги «Мои великие предшественники», 2003).
А почему, собственно, «не любил распространяться»? Не подписал – так и скажи, таким поступком можно только гордиться. Не мог же Михаил Моисеевич не знать, что скрытность только рождает подозрения? Тем более что, как выяснилось, и скрывать-то было нечего: ни в одном из хранящихся в РГАНИ вариантов письма фамилии Ботвинника нет. Но как же ему удалось этого избежать?
Ответ я нашел почти случайно, в книге Г.Сосонко и Б.Гулько «Юрий Разуваев. Очерки» (Вашингтон, 2013). Рассказывает Борис Гулько (кстати, он запомнил страшную деталь: они жили тогда в рабочем поселке под Москвой, и «отец держал под кроватью топор» на случай погрома):
«Меня всегда интересовало, как поступил Ботвинник, которого не могли не вызвать подписать это письмо. Среди отказавшихся подписать имя Ботвинника не называлось. Представить его подписавшим такое письмо я тоже не мог. Поддержать просьбу о смертном приговоре своим близким и, вероятно, себе самому можно было только от слабости характера. Этого про Ботвинника сказать не мог никто.
Ботвинник сообщил Ваксбергу, делавшему фильм [о заговоре Сталина против евреев], что Батуринский предупредил его и настоятельно рекомендовал в период собирания подписей “исчезнуть”, ни в коем случае не подходить к телефону. Такой совет многого стоит…»
Поиски в сети вывели меня на фильм «Реприза» по сценарию известного журналиста и писателя Аркадия Ваксберга (2005). Хорошо, что я не поленился его посмотреть. В фильме рассказ Ботвинника (в пересказе Ваксберга) оказался гораздо детальнее: «Меня вовремя предупредил Батуринский (это полковник юстиции, крупная шишка в советской шахматной федерации), чтобы я не подходил к телефону, а еще лучше – куда-нибудь уехал бы подальше от глаз. Уехать я не мог, я работал, но спешно взял бюллетень и к телефону не подходил. Не зная, в чем дело, просто на всякий случай. Поверил Батуринскому – человек осведомленный и зря не посоветует».

«Ангелом-хранителем» Ботвинника оказался подполковник Виктор Батуринский, в то время помощник главного военного прокурора СССР.

Еще бы не осведомленный: «крупной шишкой» в шахматах он стал позднее, а тогда был помощником главного военного прокурора СССР! В результате Ботвинник, в отличие от других, не был застигнут врасплох и сумел уклониться от подписания исходного письма. Но что помогло ему потом? Подписи под новый, смягченный под влиянием Эренбурга, вариант письма собирали с 30 января по 1 февраля, когда он был у всех на виду: 31 января на сцене ЦДСА игралась 4-я партия матча Ботвинник – Тайманов. Могу предположить, что повторно вызывали тех, чья подпись уже стояла, а про чемпиона мира просто забыли…
Или все-таки не забыли, и причиной было что-то другое? Ведь под письмом почему-то нет подписи еще одного знаменитого и, кстати, тоже «государственного еврея» – диктора Юрия (Юдки) Левитана!

ИЗ-ПОД «ПЕСКА ИСТОРИИ»

Парадокс: действующий чемпион мира сыграл матч, и этому событию никто не посвятил отдельной статьи – ни тогда, ни впоследствии (приводимое ниже описание матча – это кусок статьи Ильи Кана о 20-м чемпионате). Даже сами участники, такое впечатление, вспоминали про матч с неохотой. Тайманов впервые упомянул его, кажется, только в книге «Вспоминая самых-самых…», да и то лишь в связи со скандалом в турнирной партии. Ботвинник тоже крайне лапидарен в своих книгах. И понятно почему: если б не ошибки соперника в анализе отложенных партий, еще неизвестно, чем бы кончился матч. В любом случае убедительной его победу (3,5:2,5) не назовешь. По сути, только одна цельная партия (4-я), да и та смазана серьезным ляпом.

Об этом матче так редко вспоминали, что уже в трехтомнике «Шахматное творчество Ботвинника» датой его проведения было указано 1–16 февраля, хотя он проходил с 25 января  по 4 февраля (в «Советском спорте» есть даты всех партий).

Удивила мегабаза ChessBase: мало того что матч датирован 1952 годом, так еще ни одной партии с примечаниями! Матч так быстро занесло «песком истории», что уже в трехтомнике «Шахматное творчество Ботвинника» датой его проведения указано 1–16 февраля. Откуда Батуринский взял эти числа? Может, из турнирного сборника? Но там – просто февраль. Что, кстати, тоже ошибка: матч проходил с 25 января по 4 февраля.
И вот еще что удивило. Как старательно и в «Советском спорте», и в «Шахматах в СССР» обходили слово «матч»: дополнительное соревнование, состязание, встреча – только не матч. Видимо, чтобы избежать ненужных аллюзий: ведь любой матч с чемпионом мира – это матч с чемпионом мира! Недаром, когда годы спустя Петросян и Бронштейн поделят 1–2-е места в чемпионате Москвы (1968) и по регламенту должны будут играть матч, Тигран Вартанович откажется, объяснив свое решение тем, что «Бронштейн хочет в обход действующих правил сыграть матч с чемпионом мира».
Только теперь понимаешь, сколь многим рискнул Ботвинник: проигрыш матча Тайманову ставил под угрозу его репутацию чемпиона мира!
Из прессы: «В XX первенстве СССР 1-е и 2-е места, как известно, поделили М.Ботвинник и М.Тайманов. Кого же считать чемпионом 1952 года?
Это определит соревнование, начавшееся 25 января в Концертном зале Центрального Дома Советской Армии. Ботвиннику и Тайманову предстоит сыграть шесть партий. Однако, как только один из них наберет 3,5 или 4 очка, состязание будет закончено, независимо от того, сколько сыграно партий. При счете же 3:3 соревнование продолжается до первой победы одного из соперников.
Зал полон. Ровно в 5 часов 30 минут дня главный судья соревнования мастер М.Камышов включает шахматные часы. Играющий белыми Тайманов продвигает на два поля ферзевую пешку. Ботвинник избирает славянскую защиту. Противники рокируют в разные стороны: Ботвинник – в короткую, Тайманов – в длинную. Это определяет характер борьбы. Черные концентрируют силы на ферзевом фланге, белые пытаются создать контригру на королевском» («Советский спорт», 27 января 1953).
Кан: «В 1-й партии, после своеобразно разыгранного начала, инициативу захватил игравший черными чемпион мира. Изобретательной и упорной защитой Тайманов добился примерно равной позиции. Партия была отложена. После домашнего анализа Ботвинник решил отказаться от попыток добиться выигрыша и наметил для себя надежное продолжение, обеспечивавшее ему верную ничью, но требовавшее от белых известной точности.

Если бы не грубый просчет Тайманова при доигрывании 1-й партии, еще неизвестно, как сложился бы матч… Фото Н.Волкова.

В день доигрывания борьба закончилась неожиданно. При анализе отложенной позиции Тайманов допустил элементарный просчет. В результате он перевел игру в безнадежное пешечное окончание и сразу сдался.
Вторая встреча поначалу сложилась благоприятно для молодого гроссмейстера, и чемпиону мира лишь тонкими маневрами удалось добиться уравнения позиции и, как следствие, – ничьей.
Начало 3-й встречи приводит к положению с обоюдными шансами. Однако Ботвинник в середине партии играет не лучшим образом и даже допускает просмотр, приводящий к потере важной пешки g7. Партия откладывается в критической для чемпиона мира позиции, но в день доигрывания Тайманов снова преподносит своему противнику “приятный сюрприз”: в домашнем анализе на этот раз оказывается незамеченной довольно прозрачная угроза черных выиграть ферзя за ладью и коня.

Из прессы: «Однако наличие грозной проходной пешки белых сохраняло за Таймановым перевес. Ботвиннику надо было искать решение, обеспечивающее мирный исход борьбы. Чемпион мира нашел правильный путь. Сильно проведя окончание партии, Ботвинник сумел добиться ничьей, которая была зафиксирована на 56-м ходу. Таким образом, после трех встреч счет 2:1 в пользу чемпиона мира Ботвинника. Вчера был свободный от игры день» («Советский спорт», 31 января 1953).

В 4-й встрече Ботвинник применил важное усиление в дебюте (защита Нимцовича), по сравнению с его партией против Тайманова на XX чемпионате. Тайманов все же сумел создать контригру, и вскоре белые оказались перед выбором: либо принять трудный бой в условиях возрастающей контринициативы черных, либо пойти на интересную жертву фигуры, сулившую возможности сильной атаки.
Ботвинник избрал второй путь, и последующие анализы показали, что это было правильным решением. Правда, в процессе атаки был момент, когда Тайманов взятием неуязвимой на первый взгляд белой пешки мог, по-видимому, успешно защититься. Однако Тайманов неправильно оценил позицию и быстро проиграл (партия была отложена, но он сдался без доигрывания).
При счете 3:1 в пользу Ботвинника появилась угроза окончания соревнования уже в 5-й встрече. Однако этого не произошло. На 13-м ходу Ботвинник (на этот раз уже он избрал защиту Нимцовича) допустил серьезную неточность, не разменяв слона на коня. Если бы черные использовали возможность этого размена, они получали полноценную контригру, вполне оправдывавшую их дебютное построение. Тайманов умело воспользовался упущением Ботвинника, развил сильную атаку на королевском фланге и одержал заслуженную победу.
Итак, счет 3:2. Ботвинник набрал на очко больше и в 6-й партии играет белыми.

Портрет нового чемпиона СССР поместил только «Советский спорт» (7 февраля 1953). А вот в «Шахматах в СССР» обошлись без фотографии, хотя в том же номере (№ 4) дали большой портрет А.Толуша – победителя турнира в Бухаресте.

 Из прессы: «Многочисленные любители шахмат до отказа заполнили Концертный зал ЦДСА. Зрители имели основания рассчитывать, что 6-я партия – решающая. Ботвиннику для достижения победы в матче достаточно было добиться ничейного исхода. Однако Ботвинник не пошел на упрощение. Его противнику, избравшему защиту Нимцовича, пришлось упорно маневрировать.
Несмотря на упорные старания, ни одна из сторон не смогла осуществить прорыва, так как все линии были прочно скованы пешечной цепью… При доигрывании противники согласились на ничью.
Таким образом, М.Ботвинник (Москва, “Энергия“) завоевал почетное звание чемпиона СССР. В итоге шести встреч он набрал 3,5 очка, у М.Тайманова (Ленинград, “Искра“) – 2,5 очка.
После окончания игры М.Ботвиннику были вручены диплом первой степени и золотая медаль чемпиона СССР. М.Тайманову вручен диплом второй степени» (там же, 7 февраля).

Оценивая итоги дополнительного соревнования, следует отметить, что на качестве сыгранных партий отразились два обстоятельства: первое – спортивное напряжение, обусловленное короткой дистанцией, и второе – недостаточный для отдыха и подготовки перерыв после трудных испытаний в турнире.
Достигнутый Таймановым результат свидетельствует о том, что чемпион Ленинграда является одним из сильнейших наших гроссмейстеров. Как отметил на закрытии Ботвинник, Тайманов показал себя первоклассным шахматным стратегом, хорошо подготовленным теоретически.
Выявились и отрицательные черты игры Тайманова: технические просчеты, недостаточно глубокий анализ отложенных позиций. Можно не сомневаться, что прошедшие встречи с чемпионом мира помогут Тайманову устранить недостатки своего творчества» («Шахматы в СССР» № 4, 1953).
Заметили? Никакого славословия в адрес Ботвинника, как это обычно бывало. Нет даже его фотографии, хотя в том же номере дан большой портрет Толуша – победителя турнира в Бухаресте (в прошлом году портрет чемпиона СССР Кереса был вынесен на обложку!). Это к вопросу о тогдашнем отношении к Михаилу Моисеевичу. Нам только кажется, что он всегда был в фаворе. Нет, и у него случались черные периоды...

 КТО ОШИБЕТСЯ ПОСЛЕДНИМ

На качестве партий сказались не только «спортивное напряжение» и «недостаточный для отдыха и подготовки перерыв». Илья Кан не мог написать про давящую атмосферу страха и неопределенности, в которой проходил матч и которая, конечно, влияла на игру. Попробуй-ка, будучи евреем, забыть об антисемитской истерии и целиком сосредоточиться на партии! Поэтому удивляться надо, скорее, не ошибкам, а тому, что их было так мало...
Если же говорить об игре Тайманова, то напомню его слова: «Ботвинник четко определял сроки своих “приговоров” и с “обидчиками” подолгу не разговаривал. Мой срок истек года через два…» А это значит, что во время матча они не разговаривали. И такая ситуация была на руку Ботвиннику, который, как известно, любил портить отношения с противниками по матчам, чтобы настроиться на борьбу. А вот открытый и улыбчивый Тайманов, думаю, был не в своей тарелке, хотя ничем не выдавал своих эмоций. И в журнальных примечаниях он называет партнера просто «Ботвинник», а тот именует его либо «гроссмейстер Тайманов», либо «М.Тайманов», пряча свою неприязнь за нарочитой учтивостью.

ЖЕРТВА ШАБЛОНА

Ботвинник пишет, что «приключений в матче было немало». Что да, то да! Хотя грубую ошибку Тайманова при доигрывании 1-й партии точнее назвать злоключением. Вы думаете, просчет в домашнем анализе стал для него тревожным звонком и заставил более тщательно изучать отложенные позиции? Нет, в 3-й партии он наступит на те же самые грабли…