Pirron : Все-таки для того, чтобы понимать идиш, недостаточно знать немецкий
В идише есть большое количество ивритских слов. Моя бабушка, когда говорила о событиях, которые должны произойти, употребляла слово, которое звучало "Емирчашем". Я его тогда трактовал как "может быть","хорошо бы" . Когда я выучил иврит, я понял что это фраза " Им йирце ha-шем" - " если всевышнему будет угодно ". Когда поздравляли - с днём рождения, или по другим поводам - произносилась фраза которая мне слышалась как "Мазлт-офф" , оказалось это "Мазаль тов" . Мазаль - это по-русски удача, тов - хороший.
В арабском "ншалла" (литерат. 'ин ша'а-лла) тоже официально переводят как "если богу будет угодно; дай бог, даст бог; может быть; надеемся, надеюсь и даже неужели".
В тексте ниже иноагент Шульман рекламирует давнюю статью поэта Гандлевского
Чтоб не залипать на фантазиях полоумного (неприсоединение к бреду - наш девиз), дам лучше ссылку на совершенно великолепную статью, которую мне прислали совсем недавно - а написана она в 2004 году. Две тысячи четвертом! Я только зарегистрировалась в жж, писала там какие-то манерные эссеи и запоминала всё, что читала, Москва была ослепительно молода, ибо ей всегда столько лет, сколько тому, кто в неё только что приехал, и все сумасшедшие с бритвами в руках ещё сидели по кустам, притаившись. Так вот, статья Сергея Гандлевского о том стилистическом и конструктивном сходстве, которое и меня всегда занимало: между Набоковым и южнорусской прозой двадцатых, Ильфом и Петровым, Александром Грином, Булгаковым, даже Бабелем. Казалось бы, куда уж дальше - а вот поди ж ты. Я про это в своё время писала в том же щедром жж, и играла в ту же игру, который занимается и Гандлевский: угадай, чья цитата чья. У Грина есть пассажи совершенно набоковские, и весь абзац из Золотого теленка о колючих орденах и звёздах и старушках-матерях полярников, съеденных товарищами по экспедиции, мог бы быть написан им. Я это сходство относила на общий стиль эпохи: метафоричность, ирония, внимание к деталям.
Но то, что делает Гандлевский, гораздо последовательней и смелее - и я думаю, он прав. Зная нашего Владимира Владимировича и устройство его ума, можно представить, что идея наложить на американскую дорожную сеть советскую пикареску, которую никакой англоязычный читатель никогда не узнает, должна была забавлять его. Если похождения Гумберта - это похождения Бендера (неотразимый жгучий брюнет путешествует с преступной целью по долгим дорогам презираемой им державы), то общий отец их - не анонимный турецкоподданный, а Чичиков, ещё один странник с криминальным секретом, герой поэмы разом сатирической и лирической.
Тем удивительней, что человек, походя припечатавший как троечников Нобелевских лауреатов — Фолкнера и Пастернака, окрестивший Ван Гога “банальным баловнем изысканной части буржуазного класса”, дважды (дважды!) очень высоко оценил успешных советских сатириков и юмористов — Ильфа и Петрова: “Два поразительно одаренных писателя…” — сказано о них в интервью, данном в 1966-м, а четырьмя годами раньше — от лица Джона Шейда, героя “Бледного огня”, еще восторженней: “эти гениальные близнецы”.
Поискал, но не нашел. А мне казалось, именно на форуме я читал о связи Бендера с другим созвучным иноагентом - Шульгиным и его "Тремя столицами".
Причем утверждалось, что не только в карикатурном, но и стилистическом и даже чуть не плагиаторском смысле.
С Шульгиным, кстати, В. Набоков-старший наверняка был знаком хотя бы шапочно.
Испанцы ложатся спать позже всех европейских соседей (в полночь, в то время как немцы — в 22:00, французы — в 22:30, а итальянцы — в 23:00) и просыпаются, соответственно, последними. Ужинают в Испании тоже позже, чем где-либо в Европе, в девять-десять вечера, даже вечерний телевизионный прайм-тайм начинается в 22:00 — в других странах в это время уже готовятся ко сну. Такой необычный график объясняется тем, что в испанском рабочем распорядке предусмотрен длинный, не менее двух часов, перерыв, который делит день на два блока: примерно с 10:00 до 14:00 и с 16:00 до 20:00. Эта пауза приходится на самое жаркое время дня, и в ней заложено время не только на обед, но и на сиесту. Правда, по данным современных опросов, мало людей практикуют сиесту, привычка спать после обеда почти утеряна. Тем не менее существующее расписание с его поздним отходом ко сну позволяет максимально использовать часы после захода солнца.
В некоторых домах Мичигана сиеста ещё практикуется, стараемся поддержать древние испанские обычаи.
jenya: В тексте ниже иноагент Шульман рекламирует давнюю статью поэта Гандлевского
Чтоб не залипать на фантазиях полоумного (неприсоединение к бреду - наш девиз), дам лучше ссылку на совершенно великолепную статью, которую мне прислали совсем недавно - а написана она в 2004 году. Две тысячи четвертом! Я только зарегистрировалась в жж, писала там какие-то манерные эссеи и запоминала всё, что читала, Москва была ослепительно молода, ибо ей всегда столько лет, сколько тому, кто в неё только что приехал, и все сумасшедшие с бритвами в руках ещё сидели по кустам, притаившись. Так вот, статья Сергея Гандлевского о том стилистическом и конструктивном сходстве, которое и меня всегда занимало: между Набоковым и южнорусской прозой двадцатых, Ильфом и Петровым, Александром Грином, Булгаковым, даже Бабелем. Казалось бы, куда уж дальше - а вот поди ж ты. Я про это в своё время писала в том же щедром жж, и играла в ту же игру, который занимается и Гандлевский: угадай, чья цитата чья. У Грина есть пассажи совершенно набоковские, и весь абзац из Золотого теленка о колючих орденах и звёздах и старушках-матерях полярников, съеденных товарищами по экспедиции, мог бы быть написан им. Я это сходство относила на общий стиль эпохи: метафоричность, ирония, внимание к деталям.
Но то, что делает Гандлевский, гораздо последовательней и смелее - и я думаю, он прав. Зная нашего Владимира Владимировича и устройство его ума, можно представить, что идея наложить на американскую дорожную сеть советскую пикареску, которую никакой англоязычный читатель никогда не узнает, должна была забавлять его. Если похождения Гумберта - это похождения Бендера (неотразимый жгучий брюнет путешествует с преступной целью по долгим дорогам презираемой им державы), то общий отец их - не анонимный турецкоподданный, а Чичиков, ещё один странник с криминальным секретом, герой поэмы разом сатирической и лирической.
Тем удивительней, что человек, походя припечатавший как троечников Нобелевских лауреатов — Фолкнера и Пастернака, окрестивший Ван Гога “банальным баловнем изысканной части буржуазного класса”, дважды (дважды!) очень высоко оценил успешных советских сатириков и юмористов — Ильфа и Петрова: “Два поразительно одаренных писателя…” — сказано о них в интервью, данном в 1966-м, а четырьмя годами раньше — от лица Джона Шейда, героя “Бледного огня”, еще восторженней: “эти гениальные близнецы”.
В “Двенадцати стульях” маэстро Судейкин, заведующий шахматным отделом газеты, воюет за газетную “площадь”, чтобы опубликовать этюд Неунывако и “замечательную индийскую партию Тартаковера-Боголюбова…”. А за тридевять земель в то же примерно время Годунов-Чердынцев раскрывает советский шахматный журнал и с привычным разочарованием видит, как “подталкивающие друг друга фигуры делали свое неуклюжее дело с пролетарской серьезностью, мирясь с побочными решениями в вялых вариантах и нагромождением милицейских пешек”. Вероятно, и васюковские шахматные страсти-мордасти могли доставить Набокову минуту-другую недоброй радости.
__________________________
не надо шутить с войной
Непонятно, чем могла порадовать Набокова наивность васюкинских шахматных энтузиастов. И вообще ответ на тот вопрос, который задан в процитированном Женей тексте, по-моему, очень прост: дилогия Ильфа и Петрова превосходно написана. Единственный ее недостаток - несколько затянутая концовка "Золотого теленка", слишком настойчиво иллюстрирующая пословицу "не в деньгах счастье".
А "Доктор Живаго", на мой взгляд, на шедевр никак не тянет - по-моему, этот роман именно таков, каким его и описал Набоков. Правда, я не согласен с пренебрежительной оценкой стихов "бедного доктора", как его назвал Набоков.
Довольно слабый роман - пример удачного пиара. Читал когда-то запоем всё из художественной литературы, выпущенной во время перестройки и в 90-х гг. Прошло время, и вся она куда-то ушла на второй план. То ли стала неактуальна, то ли произошла переоценка ценностей. Перечитывать её как факт литературы мне не хочется.
