|
|
|
|
|
|
|
|
| |
|
|
|
|
|
|
|
давно хотел написать о Гумилеве, да все отвлекали разные обстоятельства. На этот раз, дай бог, все получится.
Впервые я прочитал стихи Гумилева в те времена, когда у всех любителей поэзии на слуху были имена Евтушенко, Вознесенского, Ахмадуллиной и Роберта Рождественского.
Самойлов был тогда широко известным поэтом в узких кругах. Левитанского знали и того меньше. Но с магнитофонов уже громко хрипел Высоцкий, тихо и проникновенно пел о любви Окуджава, зло высмеивал тупость и абсурд окружающей жизни Галич.
Товарищ подарил мне одетую в матерчатый переплет бледную машинопись стихов («Эрика» берет четыре копии») – книжица до сего времени сохранилась в моей библиотеке. Имя поэта было мне не незнакомо. Я спросил - кто это, он ответил – прочитай, узнаешь.
Я прочитал.
Стихи Гумилева не были похожи на стихи поэтов, которые я читал раньше. В его стихах открывались призрачные таинственные миры. В них были мужество и своеобразная красота, изящество, переходящее в изысканность. Они завораживали своим ритмом, энергией.
Вскоре увлечение Гумилевым сменилось увлечением другими поэтами, это естественно, любишь не одного, а многих, но избранных.
Прошло немало лет с тех пор, как самиздатовский сборник Гумилева встал на полку в моей библиотеке. Казалось, что поэт навсегда останется в сам- и тамиздате.
Потому что все попытки вернуть Николая Гумилева в литературу заканчивались неудачей.
Ничего не получилось ни у биографа Гумилева, писателя Павла Лукницкого, в 1968 году обращавшегося к Генеральному прокурору СССР с просьбой снять запрет с имени поэта. Ни у главного редактора «Библиотеки поэта», известного литературоведа В.Н. Орлова, пытавшегося опубликовать стихи Гумилева в эти же годы вместе со стихами Кузмина, Ходасевича и некоторых других забытых поэтов, ни у поэта Ларисы Васильевой. ЦК пресекал все попытки, цензура стояла на страже.
Когда на улице задули свежие ветры, попытки вернуть поэта из советского небытия возобновились.
В апреле 1986 года это удалось «Литературной России». Не знаю, как - знаю, как удалось «Огоньку».
К юбилею Гумилева сотрудники литотдела журнала хотели сделать публикацию его стихов. В «Огоньке» и в старые времена изредка - когда можно было убедить в их необходимости замшелого и закоснелого главного редактора А.В. Софронова и преодолеть сопротивление партийных кураторов - появлялись публикации Ахматовой, Цветаевой, Пастернака, Белого. Ну а в новые думали, что особых трудностей не будет. Одиозного Софронова уже «ушли», а нового главного- В.А.Коротича еще в журнал не прислали.
В. А. Солодин, один из руководителей Главлита, время от времени помогавший «Огоньку» в публикации «сомнительных» поэтов, посоветовал обратиться с письмом, подписанным крупным деятелями культуры, к секретарю ЦК по идеологии А.Н.Яковлеву. Лишь его «добро» могло вернуть Гумилева к читателю.
Письмо подписали Дмитрий Лихачев, Вениамин Каверин, Валентин Распутин, Евгений Евтушенко, Илья Глазунов, Илья Зильберштейн и Игорь Петрянов-Соколов. Никто не отказал, все хотели возвращения поэта в литературу. За подписью Распутина корреспонденту «Огонька» Феликсу Медведеву пришлось слетать на один день в Иркутск. Позже в коридорах «Огонька» я слышал его шутку о самой дорогой на его памяти и самой короткой командировке — за одной строкой самолетом в Сибирь и обратно.
«Подписанты» напоминали «архитектору перестройки», что в последние годы советскому читателю стали известны произведения таких авторов, как А.Аверченко, И.Бунин, А.Ремизов, М.Цветаева и других и выражали мнение, что пришло время пересмотреть и отношение к творческому наследию Гумилева. Тем более, что поэт не написал ни одного произведения, направленного против советского строя.
Пять лауреатов Государственной премии СССР, один народный художник СССР и один Герой Социалистического Труда просили для начала разрешить публикацию биографической заметки о нем в одном из апрельских номеров журнала, затем издать небольшой сборник в «Библиотеке «Огонька», и после этого приступить и к изданию всего наследства поэта.
Письмо до адресата дошло, согласие на публикацию было получено. |
|
|
| |
|
|
Но неведомым образом раньше «выстрелила» «Литературная Россия».
На еженедельник, орган Союза писателей РСФСР, как-то мало обратили внимание - журнал смели с прилавков в одночасье.
Было чему удивляться. Советские интеллигенты 80-х держали в руках не «Синтаксис» или «Континент», издававшиеся «известными отщепенцами Синявским и Максимовым» в далеком и недоступном Париже, а «Огонек» - еженедельный общественно-политический и литературно-художественный журнал, отпечатанный в Москве в ордена В. И. Ленина типографии «Правда» (имени все того же Владимира Ильича), принадлежавшей ЦК КПСС. Держали и не верили своим глазам – стихи «врага», «контрреволюционера» и как там его еще называли в расстрельные 20-е, не просто были набраны в советской типографии, но еще и 1,5 миллионным тиражом! Из чего продвинутые интеллигенты делали вывод - все же что-то меняется в насквозь «прогнившем Датском королевстве».
В то же время внимательные читатели не могли не оценить иронию истории.
Н. С. Гумилев родился 3 (15) апреля 1886 года, номер «Огонька» с его стихами и предисловием В. Енишерлова увидел свет 18 апреля 1986 года, аккурат к 100-летнему юбилею поэта. 22 апреля наступала очередная годовщина со дня рождения вождя мировой революции. На обложку журнала была вынесена огромная фотография В. И. Ленина. В руках он держал телефонную трубку. Стихи и небольшое фото расстрелянного поэта, естественно, были внутри. На фото Гумилев улыбался и курил. Московские острословы шутили: Ильич на обложке по телефону отказывает Горькому в просьбе освободить «контрреволюционера и белогвардейца», а «контрреволюционер» на последней странице, покуривая папиросу и усмехаясь, это слушает.
«Огоньковская» публикация подвигла меня внести свой вклад в начавшееся «возвращение Гумилева». Пришла мысль - нужно вернуть в литературный оборот не только о Гумилева-поэта, но и Гумилева-критика, блестящего знатока стиха.
Через некоторое время я отнес в альманах «Поэзия», выходивший тогда в «Молодой Гвардии», несколько статей из его книги - «Письма о русской поэзии».
Возглавлял альманах поэт Николай Старшинов, поэт средний, но человек неплохой, хорошо разбиравшийся в поэзии и понимавший кто в ней есть кто.
Книга вышла в 1923 году в Петрограде. Гумилев был уже причислен к «стану врагов» - власти «Письма» прошляпили. Потом опомнились и запретили, как и все сборники стихов. Книги ушли в спецхран, их выдавали по особому разрешению, но в 86-м с этим уже было проще.
Публикация появилась через год. Не потому, что были цензурные причины - после майской статьи Евтушенко в «Литературке» с публикациями Гумилева стало еще проще, но альманах «Поэзия» выходил четыре раза в год. Что-то было уже сверстано, что-то сочли ставить раньше, чем Гумилева, в общем, обычные издательские дела.
Тогда же я перечитал оказавшийся под рукой 4-томник поэта, вышедший в 1962-68 г.г. в издательстве Виктора Камкина в Вашингтоне. У друзей раздобыл «Неизданные стихи и письма» (Париж: YМКА-press, 1980) и еще раз убедился – у поэтов нет биографий, есть судьбы. История мировой и отечественной поэзии подтверждала мою мысль.
Гумилев исключением не был, его судьба вычитывалась из его стихов.
Он многое взял от Кольриджа, Вордсворта, Саути. Франсуа Вийон был близок ему, как поэт-бродяга – Теофил Готье как нежный романтик.
Он почитал астрологов, интересовался оккультизмом, изучал каббалу и магию.
В его стихах конквистадоры преодолевали бездну, в лесу резвились дриады, маги говорили «нездешние слова».
А еще были Люцифер, Летучий Голландец и император Каракалла.
Строки: «Когда из темной бездны жизни…», «Они шептались меж собой // О тайнах Бога и Вселенной…», «Крикну я… но разве кто поможет // Чтоб моя душа не умерла?» - цепляли сознание.
Увольте – какие там Евтушенко и Рождественский?
Слово в стихах Гумилева приобретало магическую силу. До конца своих дней он сохранил веру, что Словом можно останавливать солнце, разрушать города:
В оный день, когда над миром новым
Бог склонял лицо Свое, тогда
Солнце останавливали словом,
Словом разрушали города.
Но Слово было только у Бога и у Поэта. Господь создал этот мир, поэты были призваны им править. Правда, для этого надо было пройти определенный путь – путь воина, конквистадора, первооткрывателя.
И еще Гумилев писал о том, что:
Есть Бог, есть мир, они живут вовек,
А жизнь людей мгновенна и убога.
Но все в себя вмещает человек,
Который любит мир и любит Бога.
А в стихотворении «Рабочий» предсказал свою судьбу в этом мире:
Он стоит пред раскаленным горном,
Невысокий старый человек.
Взгляд спокойный кажется покорным
От миганья красноватых век.
Все товарищи его заснули,
Только он один еще не спит:
Все он занят отливаньем пули,
Что меня с землею разлучит.
Кончил, и глаза повеселели.
Возвращается. Блестит луна.
Дома ждет его в большой постели
Сонная и теплая жена.
Пуля, им отлитая, просвищет
Над седою, вспененной Двиной,
Пуля, им отлитая, отыщет
Грудь мою, она пришла за мной.
Упаду, смертельно затоскую,
Прошлое увижу наяву,
Кровь ключом захлещет на сухую,
Пыльную и мятую траву.
И Господь воздаст мне полной мерой
За недолгий мой и горький век.
Это сделал в блузе светло-серой
Невысокий старый человек.
Но:
… молчи: несравненное право -
Самому выбирать свою смерть.
(продолжу) |
|
|
| номер сообщения: 83-11-2378 |
|
|
|
|
| Единственный в своем роде у нас. Никаких берез с древнерусской тоской, не стихи, а "Нэшнл Джиографик". |
|
|
| номер сообщения: 83-11-2379 |
|
|
|
|
Среди бесчисленных светил
Я вольно выбрал мир наш строгий
И в этом мире полюбил
Одни весёлые дороги.
Когда внезапная тоска
Мне тайно в душу проберётся
Я вглядываюсь в облака
Пока душа не улыбнётся
И если мне порою сон
О милой родине приснится
Я непритворно удивлён,
Что сердце начинает биться.
Всё это было так давно
И где-то там, за небесами,
Куда мне плыть - не всё ль равно,
И под какими парусами? |
|
|
| номер сообщения: 83-11-2383 |
|
|
|
|
Вот девушка с газельими глазами
Выходит замуж за американца...
Зачем Колумб Америку открыл? |
|
|
| номер сообщения: 83-11-2384 |
|
|
|
|
...Зинаида Гиппиус вспоминала – когда Гумилев с рекомендацией Брюсова явился к ней на парижскую квартиру, он все время нюхал эфир и говорил, что он один может изменить мир: «До меня были попытки…Будда, Христос… Но неудачные».
Для Гиппиус это были всего лишь «сентенции – старые как шляпка вдовицы, едущей на Драгомиловскую». А Гумилев искренне верил в то, что говорил. Он мыслил себя в только этом ряду… Будда, Христос, и говорил на полном серьезе - ему было тогда 20 лет.
Визит кончился полным провалом.
Новым «богом» Николай Степанович Гумилев не стал, но поэт из него получился изрядный.
Приведу некоторые факты из биографии поэта. Потомками они всегда воспринимаются иначе, чем современниками. Появляется перспектива, осмысляется весь путь, а не отдельные вехи его.
Гумилев происходил из дворян, он родился в семье кронштадтского морского врача и был крещен в местной церкви. Рос под сенью Пушкина в Царском Селе. Однажды пьяная нянька уронила на него бутылку с отбитым горлышком, он едва не лишился глаза и с тех пор смотрел на мир косо.
Ребенок был тих, вял и задумчив. На стихи, первые были написаны в восьмилетнем возрасте, родители смотрели как на развлечение одаренного ребенка. Однако развлечение вскоре перешло в серьезное увлечение, а близость к Иннокентию Анненскому в юношеские годы, очевидно, повлияла на сознательный выбор.
Первый сборник стихов «Путь конквистадоров» (1905) – ученический не только в литературном отношении, но и в житейском (он увидел свет за год до окончания гимназии) – замечает и отмечает Валерий Брюсов. Мэтр отечественной словесности разглядел в начинающем стихотворце – Поэта.
После окончания гимназии Гумилев уехал учиться в Сорбонну, там произошло первое знакомство с мировой культурой.
Он был начитан и блестяще образован. В песках Сахары под палящим солнцем читал стихи Ронсара, в сырых окопах Первой мировой – «Столп и сотворение истины» Флоренского, в охваченном революционным бредом Петрограде - «Мелкого беса» Сологуба.
Во время первого пребывания в Париже, в 1908 году, вышел первый сборник стихов «Романтические цветы», который не был замечен ни критикой, ни читающей публикой.
Гумилев вернулся в Россию. Через два года издал вторую книгу - «Жемчуга». Она принесла желанную известность и признание. |
|
|
| номер сообщения: 83-11-2385 |
|
|
|
|
Но у молодого автора были не только доброжелатели, но и умные критики. Ныне почти забытый поэт Борис Садовской в рецензии на сборник «Чужое небо» (1912) заявил, что Гумилев – вообще не поэт. В его стихах отсутствует «магический трепет поэзии, веяние живого духа, того, что принято называть вдохновением, той неуловимой, таинственной силы, которая… одна дает писателю право называться поэтом». Однако «сами по себе стихотворения г. Гумилева не плохи, - писал Садовской - они хорошо сделаны и могут сойти за… почти поэзию. Вот в этом-то роковом почти и скрывается непереходимая пропасть между живой поэзией и мертвыми стихами г. Гумилева».
Он «легко и ловко фабрикует свои стихи: между ними нет ни превосходных, ни неудачных, — все на одном уровне, а это самый дурной знак, указывающий на полную безнадежность автора как поэта».
И дальше: «Поэт никогда ничего не «ищет», а его самого находит Бог; отсюда выражение: поэт Божией милостью. И ни родные, ни «чужие небеса» не дадут «понять органа жизни глухонемому».
Садовской приводил действительно неудачные строки (у кого не бывает!) из «Чужого неба» и задавался вопросом:
«Неужели это поэзия?».
Ему отвечал Валерий Брюсов: «Известное движение вперед есть в новом… сборнике стихов Н. Гумилева «Чужое небо». По-прежнему холодные, но всегда продуманные стихи Гумилева оставляют впечатление работ художника одаренного, любящего свое искусство, знакомого со всеми тайнами его техники. Н. Гумилев не учитель, не проповедник; значение его стихов гораздо больше в том, как он говорит, нежели в том, что он говорит».
Чтобы полюбить поэзию Н. Гумилева, учил мэтр , «надо любить самый стих, самое искусство слова… так как он мыслит, много читал, много видел, то в его стихах есть также интересные мысли, заслуживающие внимания наблюдения над жизнью и над психологией. В «Чужом небе», продолжал Брюсов, «Гумилев разрабатывает темы, которых он ранее не касался, пользуется, и умело, метрами, которыми раньше не писал: интересны его «Абиссинские песни», интересен психологический анализ настроений женщины, душа которой «открыта жадно лишь медной музыке стиха», есть у него интересные, самобытные черты в картинах Востока…».
И закрывал полемику: «Гумилев пишет и будет писать прекрасные стихи: не будем спрашивать с него больше, чем он может нам дать…». От себя добавим – кто был прав в этом споре, разрешило время.
(продолжу) |
|
|
| номер сообщения: 83-11-2386 |
|
|
|
|
Валера,
спасибо!
Очень хорошо!
Мне было интересно - каждое слово.
С нетерпением жду продолжения. |
|
|
| номер сообщения: 83-11-2391 |
|
|
|
|
| номер сообщения: 83-11-2395 |
|
|
|
|
У меня первое знакомство с Гумилевым сложилось еще более необычно. Стихи мне приносил друг на заляпаных затасканых страничках на сутки и я их переписывал от руки. Так почти всего Гумилева переписал. Несколько толстенных тетрадей. Потом сравнивал текст по ББП, ошибок почти не было.
__________________________
Спасение там, где опасность. |
|
|
| номер сообщения: 83-11-2396 |
|
|
|
|
Вроде ето как раз обычное - я тоже переписывал из тетрадки в тетрадку:)
Но необычный эпизод с Гумилевым у меня все же был - студентами ездили к однокурсникам на свадьбу в Сыктывкар. И вот мы пьяненькие сидим во дворе за доминошным столом, к нам подсаживаеццо бомжеватого вида мужик из бывших ссыльных и читает "..Или бунт на борту обнаружа Из-за пояса рвет пистолет Так что сыпется золото с кружев Розоватых брабантских манжет...". Это было до публикации в Огоньке, из которой я узнал об авторстве Гумилёва. |
|
|
| номер сообщения: 83-11-2397 |
|
|
|
|
...Он ухаживал за женщинами, стрелялся на дуэли с Волошиным из-за Черубины де Габриак (Елизаветы Дмитриевой), женился на Анне Горенко (Ахматовой): «Из логова змиева, // из города Киева,//Я взял не жену, а колдунью.//А думал – забавницу».
С Елизаветой потерпел любовную неудачу. Он ухаживал за «Черубиной», «Черубина» была «мистификацией» Волошина и любила своего «мистификатора».
Гумилев довольно резко объяснился с Дмитриевой. Об этом узнал Волошин и в мастерской Головина, располагавшейся на верхних этажах Мариинского театра, оскорбил Гумилева пощечиной. В ссору пытались вмешаться Вяч. Иванов, Анненский и сам Головин. Но безрезультатно. Для Гумилева в этой ситуации был только один выход - дуэль.
Оба поэта остались живы, смертельному исходу помешала случайность – Гумилев выстрелил и промахнулся (или не захотел попасть), пистолет Волошина дал осечку.
С Ахматовой не сложилось, оба были не приспособлены для семейной жизни. Семейная лодка разбилась не о быт - о бытие. Никто из двоих не хотел жертвовать своей свободой, она хотела сохранить свою самостоятельность, он не поддаться ее колдовским чарам. Сергей Маковский, хорошо знавший этих двух неординарных людей, вспоминал: от Ахматовой Гумилев «требовал поклонения себе и покорности, не допуская мысли, что она существо самостоятельное и равноправное. Любил ее, но не сумел понять. Она была мнительно-горда и умна, умнее его; не смешивала личной жизни с поэтическим бредом. При внешней хрупкости была сильна волей, здравым смыслом и трудолюбием. Коса нашла на камень».
Отношения превратились в тайное единоборство, единоборство закончилось в 1918 году, когда Ахматова объявила, что хочет с ним расстаться и ушла к ассириологу и поэту Шилейко.
В том же году он женился на другой Анне – Энгельгардт. Ее отец был известным литературоведом и историком, мать в первом браке замужем за Бальмонтом. Другая Анна была, ровна, выдержанна и покорна. Гумилев нашел "тихую гавань". |
|
|
| номер сообщения: 83-11-2400 |
|
|
|
|
Каждый крупный поэт создает свою Вселенную. Вселенная поэта – это не только его стихи, но и те, кто вращается в его орбите. Вселенной Гумилева стал «Цех поэтов», в который вошли Анна Ахматова, Осип Мандельштам, Владимир Нарбут.
Через некоторое время каждый из них сам станет центром, вокруг которого будут вращаться «звезды» помельче. Гумилев же на всем протяжении своей жизни будет пестовать молодых. В Институте живого слова при Театральном отделе Наркомпроса, в поэтической студии Дома искусств, в литературном кружке «Звучащая раковина». Это было в его характере – быть мэтром, учителем, синдиком.
Вернувшись в Россию, он включился в литературную борьбу и довольно быстро осознал, что символизм умер. Поэтическое течение исчерпало себя, время – начало века – требовало обновления искусства. В жесткой, порой непримиримой полемике с символистами родилось новое литературное направление – акмеизм (от слова акме – высшая степень чего-либо) или адамизм (мужественный и ясный взгляд на жизнь). Не замедлил появиться и манифест – «Наследие символизма и акмеизм» («Аполлон», 1913, №1). Новая истина была явлена миру, имена предшественников и учителей названы: Шекспир, Рембо, Вийон и Теофил Готье.
Почти каждый оригинальный поэт создает не только собственную поэтику, но и стремится теоретически обосновать свои взгляды на поэзию.
Поэзия требует от поэта духовной работы, она всегда обращена к личности, утверждал Гумилев. Возникающая из духа поэта стихотворение он уподоблял живому организму с присущими ему анатомией и физиологией. Сам стих есть высшая форма речи.
В 1921 отношение к Слову отольется в формулу: «дурно пахнут мертвые слова»:
Но забыли мы, что осиянно
Только слово средь земных тревог,
И в Евангелии от Иоанна
Сказано, что Слово - это Бог.
Мы ему поставили пределом
Скудные пределы естества,
И, как пчелы в улье опустелом,
Дурно пахнут мертвые слова. |
|
|
| номер сообщения: 83-11-2401 |
|
|
|
|
| номер сообщения: 83-11-2402 |
|
|
|
|
| Валера: ... С Ахматовой не сложилось, оба были не приспособлены для семейной жизни. Семейная лодка разбилась не о быт - о бытие. Никто из двоих не хотел жертвовать своей свободой, она хотела сохранить свою самостоятельность, он не поддаться ее колдовским чарам... |
Он не траурный, он не мрачный,
Он почти как сквозной дымок,
Полуброшенной новобрачной
Черно-белый легкий венок.
А над ним тот профиль горбатый
И парижской челки атлас,
И зеленый продолговатый,
Очень зорко видящий глаз
Это Ахматова писала о рисунке Модильяни для своей книжки стихов 11го года. Гумилев уехал в Африку и оставил ее одну (в Париже). |
|
|
| номер сообщения: 83-11-2403 |
|
|
|
|
Потребность высказаться не только в стихах, но и в теории зрела в нем давно. Еще в Париже с художником М. Фармаковским и А. Божеряновым он пытался издавать журнал «Сириус». Позже печатал статьи и рецензии в русских газетах и журналах.
В 1912 году Сергей Маковский, основатель «Аполлона», пригласил Гумилева заведовать литературным отделом. С этого времени под рубрикой «Письма о русской поэзии» регулярно появляются его отклики на выходящие сборники стихов. Строгого отбора не было, рецензировался поток, а не отдельные вершины. Поэтому рядом с Блоком, Ахматовой или Хлебниковым встречаются имена второстепенных поэтов и даже таких, как Бурмакин, Алякринский или Веселкова-Кильштет, практически не оставивших и малейшего следа в литературе.
Поэт Георгий Иванов собрал статьи и рецензии мэтра акмеизма в книгу. Под названием «Письма о русской поэзии» ему удалось издать ее после гибели своего учителя - власти недоглядели, потом спохватились и запретили, как и все его стихотворные книги.
В предисловии Иванов выделил главные, на его взгляд, качества Гумилева-критика: «Образцовое беспристрастие и необыкновенная ясность художественного вкуса». С этой мыслью перекликается суждение Брюсова: «У Гумилева было чутье подлинного критика, его оценки метки, выражают – в кратких формулах – самое существо поэта».
Эстетические взгляды сложились в стройную систему, перед читателем возникала более или менее целостная картина поэтической жизни начала ХХ века. Думаю, что сегодняшнему любителю поэзии будет интересно, прежде всего, мнение поэта о поэтах, безукоризненное знание предмета, о котором ведется речь. Николай Гумилев был противником общих мест в искусстве и в жизни, ничего не значащих фраз, расхожих мыслей и затасканных образов – он был врагом вторичности. В своих статьях он отстаивал право поэзии быть самоценным явлением, не нуждающимся «в оправдании своего бытия, и другое право, более высокое – служить другим». В них, как и в его стихах, проявились талант, интеллект и темперамент художника.
...После прихода к власти большевиков, Гумилев, трудился в издательстве «Всемирная литература», учил молодых и продолжал писать стихи.
Он остался монархистом, но без надрыва.
Православным – без нетерпимости к инаковерящим.
Среди разворошенного большевиками быта 20-х годов, среди холода, голода, внесудебных расправ и расстрелов, выброшенный на берег революционной волной, он оставался самим собой – поэтом Николаем Гумилевым и пел прежние гимны.
В апреле 1921 года Блок написал статью «Без божества, без вдохновенья», которая вся была посвящена критике акмеистов. Критика была резкой и несправедливой, представляла собою отклик на выход альманаха «Цеха Поэтов» и должна была появиться в не вышедшем в срок первом номере «Литературной газеты».
Гумилев хотел ответить статьей «О душе».
Не успел.
(Взаимоотношения двух поэтов – отдельный сюжет. Здесь приведу только два их высказывания друг о друге.
Блок: «Гумилев решает свои стихи, как теоремы. Он несомненно поэт. Но поэт выдуманного им мира».
Гумилев: «Вообразите, что вы разговариваете с живым Лермонтовым. Чтобы вы могли ему сказать?».)
3 августа Гумилева арестовали по подозрению в участии в так называемом «заговоре Таганцева».
Сборник «Огненный столп», который он сначала хотел назвать «Посредине странствия земного» вышел, когда поэт уже сидел в тюрьме.
Книгу он посвятил своей второй жене - Анне Николаевне Гумилевой.
В тюрьму попросил передать Библию и Гомера.
Следователь Якобсон довольно легко переиграл своего подопечного.
На одном из допросов Гумилев признал, что если бы Кронштадтское восстание распространилось на Петроград, то был бы на стороне восставших. Этого было достаточно для вынесения приговора.
Всех участников «заговора» (всего 61 человек) поставили к стенке. Солдаты, бывшие рабочие и крестьяне, вскинули винтовки и …
Мне кажется, что в глазах поэта не было ни смятения, ни страха.
1 сентября 1921 года «Петроградская правда» опубликовала статью «О раскрытом в Петрограде заговоре против Советской власти».
Гумилев значился под 30 номером: «Гумилев Николай Степанович, 33 л, б[ывший] дворянин, филолог, поэт, член коллегии «Изд-во Всемирной литературы», беспартийный, б[ывший] офицер. Участник петроградской Б[оевой] O[рганизации], активно содействовал составлению прокламаций к[онтр]револ[юционного] содержания, обещал связать с организацией в момент восстания группу интеллигентов, которая активно примет участие в восстании, получал от организации деньги на технические надобности».
Еще в 1912 году он написал:
И если я волей себе покоряю людей,
И если слетает ко мне по ночам вдохновенье,
И если я ведаю тайны – поэт, чародей,
Властитель вселенной – тем будет страшнее паденье… |
|
|
| номер сообщения: 83-11-2404 |
|
|
|
|
Он всегда стремился к свободе – внутренней и внешней. Но свободы без риска и мужества не бывает, и он хорошо знал это.
Что гнало его в Африку, где путешественник не раз рисковал жизнью? Только ли охота к переменам мест?
Что заставило пойти добровольцем на фронт в 1914, участвовать в самых опасных сражениях, неоднократно смотреть смерти в лицо? Только ли чувство патриотизма?
Наконец, что постоянно толкало его к краю пропасти? Может быть, гениально выраженное Пушкиным: «Есть упоение в бою, и бездны мрачной на краю…»? И там же, дальше: «Все, все, что гибелью грозит, для сердца смертного таит неизъяснимы наслажденья…».
Жизнь пьянила как вино.
Смерть возбуждала как наркотик.
Он все время искал вокзал, «на котором можно в Индию духа купить билет», он вскочил на подножку трамвая, а трамвай заблудился. И сколько боли в этом выдохе: «Остановите, вагоновожатый, остановите сейчас вагон».
Вагон продолжал блуждать…
Без поэта.
«Автора!»
Ходасевич вспоминал: «В начале 1922 года, когда театр, о котором перед арестом много хлопотал Гумилев, поставил его пьесу «Гондла», на театральной репетиции, а потом и на первом выступлении публика стала вызывать:
- Автора!
Пьесу велели снять с репертуара».
«…весь я не умру!»
За три года до казни, летом 1918 года, в Бежецке, Гумилев сказал Ахматовой: «Знаешь Аня, я чувствую, что я останусь в памяти людей, что жить я буду всегда...».
P.S. I Легенды и факты
После смерти Гумилева ходили легенды, что Горький лично ездил в Москву к вождю революции просить за Гумилева. Вождь внял очередной просьбе «Буревестника» и дал телеграмму председателю Петросовета Зиновьеву. Но она (как всегда) опоздала.
Горький действительно просил за многих, заступался за многих и многих спасал. Что касается Гумилева, то он поставил свою подпись под обращением группы литераторов (А.. Волынский, М. Лозинский и др.) в президиум петроградской ГубЧека.
По свидетельству секретаря Луначарского А. Э. Колбановского, отменить расстрельный приказ Дзержинского и тем самым спасти Гумилева просила наркома просвещения М.Ф. Андреева, бывшая до революции женой Горького. Она явилась к Луначарскому рано утром, была чрезвычайно взволнована и настаивала, чтобы он немедленно позвонил Ленину. Луначарский сдался и связался с вождем. Ленин некоторое время молчал, потом произнес: «Мы не можем целовать руку, поднятую против нас», — и положил трубку. Нарком передал ответ Ленина Андреевой.
В 1960-70 годах выходила «Библиотеки всемирной литературы». В отведенном русской поэзии рубежа XIX-XX веков тому места для Николая Гумилева не нашлось. В издательстве «Художественная литература», где выходила «Библиотека», рассказывали, что редактора долго боролись, чтобы восстановить справедливость и чуть ли не писали на самый верх. Через некоторое время вместо письменного ответа им передали устный: «Один раз расстреляли - возвращаться к этому делу нет смысла».
Евгений Евтушенко в антологии русской поэзии «Строфы века», изданной в середине 1990- х годов, в предисловии к стихотворной подборке Гумилева пишет: «Редактор «Огонька» Коротич рассказывал мне, как он был потрясен, когда партийный крутой идеолог Егор Лигачев в своем цэковском кабинете с гордостью показал ему сафьяновый томик самиздатовского Гумилева. Лишь при Горбачеве состоялся пересмотр «дела Гумилева» и с него было полностью снято обвинение в контрреволюционном заговоре, что воскресило его поэзию теперь уже для широкого читателя, но не могло воскресить автора».
P.S. II «Темен жребий русского поэта»
Гумилева расстреляли 24 (25?) августа 1921 года.
7 августа умер Александр Блок.
Потрясенный Максимилиан Волошин на гибель двух поэтов в январе 1922 отзовется из Коктебеля:
С каждым днем все диче и все глуше
Мертвенная цепенеет ночь.
Смрадный ветр, как свечи, жизни тушит.
Ни позвать, ни крикнуть, ни помочь.
Темен жребий русского поэта.
Неисповедимый рок ведет
Пушкина под дуло пистолета,
Достоевского на эшафот.
Может быть, такой же жребий выну,
Горькая детоубийца, Русь,
И на дне твоих подвалов сгину
Иль в кровавой луже поскользнусь.
Но твоей Голгофы не покину,
От твоих могил не отрекусь.
Доконает голод или злоба,
Но удел не выберу иной:
Умирать, так умирать с тобой,
И с тобой, как Лазарь, встать из гроба. |
|
|
| номер сообщения: 83-11-2405 |
|
|
|
|
3 августа 1921 года был арестован Николай Гумилев. Путешественник, поэт, воин, романтик, переводчик, певец героизма. Его творчество всегда привлекало чарующей новизной и смелостью, остротой чувств, взволнованной мыслью.
Согласно документам ВЧК, поэт обвинялся в контрреволюционной деятельности по так называемому таганцевскому заговору («Дело «Петроградской боевой организации»). По «таганцевскому заговору» было арестовано 833 человека. Из них 96 расстреляли по приговору или убили при задержании, 83 отправили в тюрьмы. Глава следствия Яков Агранов, позже ставший заместителем Ягоды, так объяснял жестокость, проявленную в этом деле: «В 1921 году 70% интеллигенции были одной ногой в стане врага. Мы должны были эту ногу ожечь».
Гумилёв попал в расстрельный список через три недели после ареста. Уже в тюрьме поэт написал свое последнее стихотворение:
В час вечерний, в час заката
Каравеллою крылатой.
Я не трушу, я спокоен,
Я моряк, поэт и воин,
Не поддамся палачу,
Пусть клеймит клеймом позорным
Знаю — сгустком крови черной
За свободу заплачу,
За стихи и за отвагу
За сонеты и за шпагу,
Знаю, строгий город мой
В час вечерний, в час заката.
Каравеллою крылатой
Отвезет меня домой... |
Московские записки(с) |
|
|
| номер сообщения: 83-11-9416 |
|
|
|
|
Это вряд ли Гумилёв. С чего бы ему называть себя моряком, да ещё на первом месте в перечислении? Просто морских путешествий для этого недостаточно.
Есть версия, что автор - Сергей Колбасьев. |
|
|
| номер сообщения: 83-11-9417 |
|
|
|
|
| номер сообщения: 83-11-9418 |
|
|
| |
|
|
|
|
|
|
|
| Copyright chesspro.ru 2004-2024 гг. |
|
|
|
