Кстати, если под рукой нет художественной галереи, вот подкаст для тех, у кого она под рукой есть "Зачем я это увидел?". Разговор о картинах вслепую это оригинально. Объясняют вкус дыни.
У нас тут две консерватории; в одну у меня абанамат абонемент, но хожу я в обе. В английской (при МакГилле) в прошлом году ставили "Волшебную флейту", во французской её ставили в позапрошлом, на этих постановках я был в сумме 4 раза.
Постановка МакГилла есть целиком на ютубе, предлагаю оценить колоратуру нашей царицы.
В названиях книг видны следы тяжёлой интеллектуальной борьбы (с жертвами), например, вот отличная подборка библиографии для кандидатской диссертации:
А. М. Остроумов, Эманация радия в приложении к косметике, Москва, 1907
С. Сплиттгербер, О большей умственной развитости женщины против мужчины, Киев, 1907
П. Мебиус, Физиологическое слабоумие женщины, Москва, 1909
Похищение девушек на аэроплане, Санкт-Петербург, 1910
Л. П. Кочеткова, Вымирание мужского пола в мире растений, животных и людей, Москва, 1915
А. С. Неверов, Бабы, Москва, 1920
Н. С. Эфрон, Сифилис в семье (20 ответов крестьянке), Москва, 1928
Я работаю с теми режиссерами, с кем мне комфортно. Когда-то, когда я заканчивал консерваторию, мне было все равно. Но потом как-то определилось, что я в основном в театре работаю с Робертом Стуруа, в кино работаю с двумя-тремя грузинскими режиссерами и с Данелия, который жил в Москве. Два раза я работал с Товстоноговым. Я всегда говорил о том, что для меня, наверное, главным было не то, что я для них писал музыку, а то, что у меня появилась возможность с ними общаться. Я трудоголик и умею работать не покладая рук, но когда я увидел, как работает Георгий Николаевич Данелия, я понял, что мне еще далеко до него. Да и кроме того — это личности. Георгий Александрович Товстоногов — это человек, который родился, вырос и сорок пять лет жил напротив моего тбилисского балкона, который выходил на улицу. Это узкая улица, метров 15. И вот он там 45 лет прожил, я прекрасно был знаком с его мамой, которая была грузинкой. Я так хорошо помню: она выходила на балкон, курила, а я в это время сидел за инструментом, и вдруг я слышу ее низкий голос: Ты читал Гогочкино интервью в Советской культуре? или в Известиях? или в Правде? Поднимись, я тебе одолжу. Я спускался с третьего этажа, переходил улицу, поднимался к ней, она мне давала газету, я спускался, переходил улицу, поднимался к себе, читал, потом спускался, переходил улицу, поднимался к ней, отдавал газету. А потом, чтобы не проделывать такой длинный путь, я, выходя от нее, садился в подъезде на лестницу, читал газету и там же ей возвращал. Вот такая была у него замечательная мама.
После приезда из Турени я жил то у одного, то у другого художника. Как раз в это время, осенью 1915-го я подружился с Кремнем и Сутиным. Кремень жил в «Улье». Он дал мне приют, затем я перебрался к Сутину. Скульптор Щуклин в этот период рисовал мой портрет. Предоставлял мне ночлег в своей мастерской. Он в средствах не нуждался и даже снял мне позднее комнату. Когда портрет был закончен, с полотна на меня глянула бритая голова каторжника, изможденное лицо. Я ужаснулся.
В это же время меня опять арестовали, опять нависла угроза высылки из Франции, ведь я вернулся в Париж без разрешения властей. В комиссариате меня спросили, чем я здесь занимаюсь. Ответил, что я поэт, пишу стихи. Тогда комиссар попросил меня назвать французских поэтов. Я перечислил много имен и среди них назвал Эрнеста Рейно. Меня отпустили. А через некоторое время я узнал, что поэт Эрнест Рейно служил комиссаром полиции.
Про пение. Гризабеллу играла Дженнифер Хадсон, которая вообще хорошая. Но не тут. Она не пела "Memory", она ее, курва, эмоционально играла. Кричала, кашляла, харкала, гримасничала. А это ведь одна из самых красивых песен, написанных Ллойдом Уэббером вообще. За всю свою жизнь. Это как взять O mio babbino caro и не спеть ее сопрано, а прохрипеть, в режиме реального времени (строго по тексту) изображая, что ты вот сейчас конкретно умираешь, умираешь, задыхаешься, ой умер.
Не буду больше про пение в фильме.
А трубы просят: не плачь, славянка,
Но как, скажите, не плакать ей!
we see a soldier receiving a letter from a messenger. It’s easy to imagine that the letter is a call to the front, away from the girl who leans against him so lovingly
Картина тер Борха называется "Послание (Недобрые новости)", но первое слово должно быть про того, кто передаёт плохую новость (письмо о призыве?), messenger - типа, гонец, вестник? Есть какое-нибудь более удачное слово?
Замечательно. Вообще существует такая идея передавать старые сюжеты современным языком. А то кто нынче поймёт милитаристское "бразды пушистые взрывая".
А пока угадайте, что в этом во всем привлекает меня.
Ну, конечно же, нарочный, Боже ж ты мой!
как он это поскачет сейчас, полетит,
не касаясь дороги, помчится стрелой.
А часа через два ни с того, ни с сего,
на дворе постоялом я встречу его
и в глаза посмотрю со значением, но не скажу ничего.
Модильяни, "Девушка в жёлтом" (1918). Некоторые гады ошибочно пишут, что картина принадлежит Детройтскому музею искусств. Ходил, искал, нету её там, нету.
Когда Осип Брик поставил на голосование предложение Маяковского: запретить Анне Ахматовой на три года писать стихи, "пока не исправится", большинство простым поднятием рук поддержало Маяковского.
Февраль-март 1926 года
Маяковский посещает Тифлис. Поэт Симон Чиковани вспоминал, что, находясь среди грузинских поэтов и художников, Маяковский после своих стихов читал Блока, а потом вдруг неожиданно прочел два стихотворения Анны Ахматовой:
«Стихи Ахматовой он читал с редкой проникновенностью, с трепетным и вдохновенным к ним отношением. Все были удивлены. Один из присутствующих вслух выразил это удивление: „Вы и Ахматова?“ Маяковский чуть помрачнел, но ответил спокойно: „Надо знать хорошо и тех, с кем не согласен, их нужно изучать“.
— Не думал, что Ваш бархатный бас так подойдет к изысканным и хрупким строчкам Ахматовой.
Маяковский внимательно посмотрел на меня и деловым тоном ответил:
— Это стихотворение выражает изысканные и хрупкие чувства, но само оно не хрупкое, стихи Ахматовой монолитны и выдержат давление любого голоса, не дав трещины».
