Что касается литературной славы, то пик ее в Ленинграде пришелся и для Сергея Довлатова, и для Иосифа Бродского на одно число: 30 января 1968 года, день, когда в Доме писателя прогремел «Вечер творческой молодежи Ленинграда». Мероприятие официальное, но организованное, благодаря состоявшему в Союзе писателей Борису Вахтину, без опеки курирующих «молодежную политику» инстанций.
Белый зал Дома писателя был заполнен сверх всяких представлений о его вместимости, и на улице перед входом все равно оставалась толпа. Вел вечер Яков Гордин, выступали помимо Довлатова и Бродского Татьяна Галушко, Александр Городницкий, Елена Кумпан, Владимир Марамзин, Валерий Попов и Владимир Уфлянд. Для Довлатова это было первое в жизни крупное выступление перед публикой. От волнения он чуть ли не вцепился в трибуну. Читал при этом превосходно и до Бродского оживил зал сильнее других. Рассказ этот сейчас публикуется в несколько иной, нью-йоркской, редакции под названием «Чирков и Берендеев». Так что прочитать его можно, основные пассажи, смешные и острые, автором сохранены. Например, такой: в нем отставной полковник, наставляя нагрянувшего к нему пройдоху-племянника, приводит весьма убедительный с его точки зрения аргумент в пользу законопослушного поведения: «Заметить, даже в русском алфавите согласных больше, чем несогласных».
Но все затмила декламация Бродского. Свою «Остановку в пустыне» он почти кричал — такая была вложена в его речь интенсивность переживания. Ее накал всецело передался залу: даже на сцене Татьяна Галушко замерла, прикусив платок. Более яркого впечатления от литературного собрания трудно было и вообразить. На том вечере действительно предстала молодая русская литература — не загнанная, не толкающаяся в дверях редакций, а самостоятельная и мощная.
Посылаю Вам копию радиоскрипта для архива, если таковой существует1. Знаете ли Вы, что Блока, страшного аккуратиста, раз спросили: «Откуда Ваш педантизм? Это связано с немецким происхождением?» На что Блок ответил: «Это не педантизм. Это — попытка защититься от хаоса».
Между прочим, я недавно обнаружил в письме Герцена — Тургеневу следующее высказывание: «Говорить о себе — я поэт и живу вдохновением — так же глупо, как — я очень умен и любезен». Так что не только Ползунов с Черепановым опередили всяческого немца, но и Герцен — Фроста. В этом что-то есть.
Скрипт, уж извините, чистая халтура: все перекатано из Лешиного предисловия2. Низость еще и в том, что Лешину фамилию после дурацкой истории с Солженицыным на радио упоминать нельзя3. Но я подумал, что Леше наплевать, а мне хотелось дать информацию об этой книжке. Дело в том, что радио в Союзе сейчас слышно лучше. Я даже получаю письма от советских радиослушателей: это что-то новенькое.
Мы с Мариной Темкиной и ее мужем4 выступали в Филадельфии, беседовали с публикой. Как Вы думаете, главным образом — о чем? Вот именно…
Посылаю Вам также интервью с Даррелом5. Мне кажется, есть что-то общее с Вами по душевному тону.
Обнимаю Вас, будьте по возможности здоровы.
С.
1Передача для «Радио Свобода» в программе «Поверх барьеров» (конец 1986) «Русско-американский сборник: поэтика Бродского — статьи американских и русских филологов». Возможно, эта передача в эфир так и не попала (в архиве радио не сохранилась), чем и вызвана отправка Бродскому распечатанного скрипта.
2«Лешей» давние друзья по Ленинграду называли Льва Владимировича Лосева (1937–2009), поэта, эссеиста, филолога, в феврале 1976-го эмигрировавшего в США. В письме имеется в виду его предисловие «Бродский: от мифа к поэту» в книге «Поэтика Бродского». Под ред. Льва Лосева (Tenafly. New Jersey. Hermitage. 1986). Заглавие довлатовского скрипта завуалировано, очевидно, по причине «неупоминаемости» фамилии Лосева на «Радио Свобода» с 1984 г.
3В «Континенте (1984, № 42) была напечатана статья Льва Лосева «Великолепное будущее России: заметки при чтении «Августа четырнадцатого» А. Солженицына», сопровожденная врезкой «От редакции»: « Публикуя эту статью, мы приглашаем читателей высказаться по этому поводу на страницах нашего журнала, ибо пора, наконец, положить предел поползновениям некоторых индивидов в нынешней эмиграции шантажировать своих идеологических оппонентов, а заодно и средства массовой информации Русского зарубежья жупелом антисемитизма». Сам Лосев так рассказал об этой истории и своем отношении к «Августу четырнадцатого»: Результатом моих восторженных рассуждений в «Континенте» стал самый большой скандал, в который я когда-либо попадал. После того как фрагменты статьи были прочитаны в программе радио «Свобода», трое сотрудников радиостанции — Ройтман, Белоцерковский и Цуцелев — накатали доносы в разные инстанции, вплоть до Конгресса США, что я пропагандирую антисемитизм Солженицына. Конгресс США назначил специальное расследование, и к чести конгрессменов надо сказать, что ничего антисемитского они у меня, ни, уж конечно, у Солженицына не обнаружили» (Лосев Л. Послесловие к старой статье // Литературное обозрение. 1999. № 1. С. 40).
4Скорее всего, имеется в виду интервью английского писателя Лоренса Даррелла (1912–1990), данное Игорю Померанцеву для Русской службы Би-би-си. По-русски напечатано в парижском журнале М.В. Розановой «Синтаксис» (1986, № 16). Бродский, по сообщению Соломона Волкова, особенно выделял его тетралогию «Александрийский квартет».
5Марина Тёмкина (р. 1948) — поэт, с 1978 г. живет в США, в 1980-е замужем за Сергеем Блюминым (р. 1947).
Что касается литературной славы, то пик ее в Ленинграде пришелся и для Сергея Довлатова, и для Иосифа Бродского на одно число: 30 января 1968 года, день, когда в Доме писателя прогремел «Вечер творческой молодежи Ленинграда». Мероприятие официальное, но организованное, благодаря состоявшему в Союзе писателей Борису Вахтину, без опеки курирующих «молодежную политику» инстанций.
Перехожу к одному из самых гнусных эпизодов моей литературной юности. Это мероприятие состоялось в январе 68-го года. Пригласительные билеты выглядели так: «Вторник. 30 января 1968 г. Ленинградское отделение Союза писателей приглашает вас на ВСТРЕЧУ ТВОРЧЕСКОЙ МОЛОДЕЖИ
Яков Гордин вспоминает, что в Белый зал Дома писателей, рассчитанный на двести пятьдесят человек, поместилось примерно на сотню больше. Среди них были и осведомители, конечно. Донос «наверх» не заставил себя ждать, в нем вечер именовался не иначе как «хорошо подготовленным сионистским художественным митингом».
Бродский читал «Остановку в пустыне» («Греческая церковь»), Городницкий – «Маршала» и «Петровские войны», Довлатов – «Чиркова и Берендеева», Владимир Уфлянд – поэму «Прасковья», Валерий Попов – «Гардеробщика»… Не уступали им в смелости самовыражения и раскованности другие участники.
Н. Р.: В тот вечер я в отличие от многих пришла в Дом писателей пораньше, и в гардеробе увидела Утехина и Щербакова. Коля Утехин, один из авторов этого доноса, был моим университетским приятелем с первого курса (мне запомнились его желтые зубы и длинный пожелтевший от табака ноготь). Потом наши пути разошлись, я ничего не знала о его участии в патриотических организациях и почти про него забыла. В тот вечер он и его соратник Щербаков стояли около раздевалки и считали что-то. Показали на меня: «Половина». Я спросила: «Вы что считаете?» «Да евреев», – сказал он мне по старой памяти.
А. А.: Думаю, что Сергей Довлатов волновался больше других: для него это было первое в жизни крупное выступление перед публикой. По-моему, он чуть ли не вцепился в трибуну от волнения. Читал превосходно, и до Бродского привлек внимание зала больше других. Тот рассказ – «Сучков и Берендеев» – сейчас трудно найти, Довлатов его переписал в эмигрантские годы, в собрании сочинений он напечатан как «Чирков и Берендеев». Рассказ о том, как племянник, юный пройдоха, приехал из Брянска к своему дяде в Ленинград, полковнику в отставке, и хотел у него поселиться. Сначала собирался переночевать, потом получить денег, но дядя не соглашался. Зато живо согласился выпить, увидев припасенный племянником самогон. Оба начали выпивать, воспарили, улетели, прилетели обратно – и все равно молодой человек оказался на улице. Там были страшно смешные моменты: например, в споре полковник, утверждая свой патриотизм, говорит: «Заметь, даже в русском алфавите согласных больше, чем несогласных!»
А. Г.: Сережа был очень красив, напоминал молодого Маяковского. Я же читал стихотворение «Петровские войны», пел песню «Я маршал, посылающий на бой». Зал был накален, принимал все на ура.
Интересно было бы собрать все эти тексты вместе. Кроме того, в доносе оказался несколько неожиданный антисемитский оттенок. Может это после шестидневной войны усилилось?
Поздравлять учителя с первым сентября равносильно тому, что поздравить лошадь с началом весенне-полевых работ.
"Вам было интересно, и Вы нас хвалили" вычитал я как-то у иванова-петрова такой отзыв ученика о преподавателе. Это хорошие и приятные слова, безусловно хочется брать пример с этого преподавателя. Но как сделать, чтобы тебе было интересно, когда курс читается в десятый раз? Можно ещё спросить, как хвалить, когда средний балл контрольной - 60, но я не буду спрашивать, поскольку бывает хуже. Но читать материал надо с воодушевлением, входить в зал с улыбкой, нужны энергия, драйв. А бывает, что не выспался или полно других дел, да мало ли. Рекомендую - послушать "скажи легко" и идти на лекцию, пытаясь подражать исполнителю. И жить легко! Сегодня - первые лекции
Математик и преподаватель ВШЭ Ирина Хованская окончила 57-ю московскую школу, а последние 2,5 года работала в ней заместителем директора. Её пятеро детей (у шестого — пятилетнего Алёши — всё впереди) тоже учились или учатся в знаменитой 57-й.
Но окружение родителей очень много может значить для детей. Мы ведь дружим только с теми, кто нам самим интересен, приятен, кто нас вдохновляет. Причём совсем не обязательно созывать детей к столу, когда ваши друзья приходят в гости. Они могут под ним катать машинки. Или подросток может выйти из комнаты, прислушаться к разговору и остаться. Главное, чтобы дети видели, как родители дружат, общаются, обсуждают новости, слушали взрослые, не всегда понятные разговоры — и обязательно имели право голоса в этих беседах.
На мой взгляд, ребёнок до школы — это всё-таки пуп земли, ему нужно много внимания, качественного индивидуального общения.
Как говорила моя мама: «До 12 лет ты ребёнку всё уже сказала, теперь только сохранять отношения».
И обязательно, чтобы дети чувствовали себя в школе комфортно, примерно на одном уровне со всеми: быть сильно умнее остальных так же сложно, как и быть двоечником среди отличников.
Все хороши, а вот, строка Пастернака выпадает, режет слух, на мой дилетантский вкус. Поэтика убита одной строчкой... Так можно выразиться про пистолет, но не про сумрак ночи!
Один из тонких авторских ходов в «Государственных похоронах» — включение в саундтрек в качестве завершающего номера «Колыбельной» Матвея Блантера на стихи Михаила Исаковского. Эту трогательную песню знают многие, но не все слышали ее первую версию (здесь ее исполняет Сергей Лемешев), где есть следующие строки: «Даст тебе силу, дорогу укажет Сталин своею рукой…» Нельзя не вспомнить пугающий шедевр Дзиги Вертова «Колыбельная», снятый им в роковом 1937-м: там бесчисленные колыбели своей рукой качает натурально товарищ Сталин, «лучший друг молодежи» (надпись с одного из траурных венков в фильме). Образ единоличного «отца народов», обнимающего матерей и нянчащего детей, показался цензуре слишком откровенным, и фильм Вертова был фактически запрещен к показу.
Лозница намекает, что в момент смерти со Сталиным случилась удивительная трансформация. Из символического бога-отца он превратился в «воробушка», «сыночка», «звоночек родной» из песенки. Его и баюкает советский человек в надежде, что спаситель не умер, а только ненадолго заснул. Пройдет время, он обязательно пробудится, как король Артур на острове Авалон, и спасет нас от всех напастей.
Если собрать все графические и живописные изображения М.В.Юдиной, их соберётся не более двух десятков. Это совсем немного, если знать, с каким большим кругом художников общалась она на протяжении многих десятилетий. Особенно известны гравюры Владимира Андреевича Фаворского (1886–1964) — художника и теоретика изобразительного искусства. Фаворский — одна их ключевых фигур для М.В.Юдиной в творческом плане, один из тех, к кому она относилась с огромным почтением.
Есть и рисунок Н. Симонович-Ефимовой. Он датирован 1932-м годом. Это самое раннее из графических изображений М.В.Юдиной. Этот рисунок очень тонок и загадочен, он удивительным образом перекликается с карандашным портретом В. Дувидова. В этих портретах даже поразительное сходство в одежде.
Есть карандашный портрет Юдиной, который выполнил режиссёр Яков Назаров. На нём видны гравюра Фаворского, ноты, книги Пастернака. И лишь слева, в углу — Мария Юдина. Но почему-то взгляд наш сразу обращается к ней, минуя и рояль, и книги. Вот она — внутренняя энергия великой пианистки.
Юдина очень ценила стихи Иосифа Бродского, а он сделал набросок ее портрета во время концерта в Ленинраде в 1960 году. Так одним портретом связаны два великих человека.
В энн арборском археологическом музее открылась выставка граффити из Судана. Время давнее, эпохи оперы "Аида", когда южней древнего Египта располагалось царство Куш, периодически с Египтом воевавшее. Позже на этом месте возникла христианская Нубия, а века с десятого пришли арабы, стал распространяться ислам. Поэтому живущие сейчас там мусульмане не сильно интересуются древними находками. Зато у них есть свои относительно недавние легенды. Говорят, что лет сто пятьдесят назад жил в тех местах один почтенный шейх. И после того, как он женился, обнаружилось, что его жена - джинн. И все семь родившихся дочерей - тоже джинны. Сам шейх уже давно почил (я бы сам после такого сюрприза долго не продержался), а джинны всё летают по округе. Чтобы их не прогневать, женщинам надо приходить к некой куче земли у пирамиды (эта куча появилась в результате работы первых археологов), класть туда еду, а самим брать кусочки песчаника и есть. Местные женщины предлагали это делать и археологу - куратору выставки. И правильно, хуже то не будет. Как там в байке про Бора, - говорят это помогает даже тем, кто в это не верит.
— Приходилось ли вам бывать в Германии после войны?
— Я не был в Германии с тех пор, как покинул ее в 1937 году.
— Собираетесь ли вы когда-нибудь все же посетить Германию?
— Нет, никогда. Так же как и в Россию я никогда не вернусь.
— Почему же?
— Пока я жив, могут быть живы и те бестии, которые пытали и убивали беззащитных и невинных. Откуда мне знать, какая бездна зияет в прошлом моего современника — добродушного незнакомца, чью руку я могу случайно пожать?
