Зинаида Шарко, первая и легендарная Тамара товстоноговского спектакля, рассказывает, что, когда Володина пригласили читать «Пять вечеров», это был целый спектакль. «Через каждые пять минут он останавливался и говорил: „Извините, там очень бездарно написано. Я вот это исправлю и это исправлю… Ой, как это плохо! Я… я даю слово, что я это исправлю!“ Вот так он прочел всю пьесу, извиняясь за то, что так плохо написано».
Vova17: Прочитал, что Загитова установила мировой рекорд в фигурном катании.
Кстати, она его именно установила, а не побила: с этого сезона новая система оценок. В этом большой минус таких рекордов - их нельзя сравнить с предыдущими. Рекорд Медведевой стал "историческим", а результат Загитовой (в численном выражении - меньший) новым рекордом.
Думаю, Белоусова с Протопоповым в такой системе оценок не смогли бы даже появиться. У них были замечательные тодесы и поддержки, но они почти не прыгали.
__________________________
Спасение там, где опасность.
История интересная, но Черкасов мог и пошутить. В данном случае все к лучшему, роль во многом комедийная, а я чего-то не припомню у него таких ролей. Лезут в голову, то Александр Невский, то, не к ночи буде помянутый, Иван Грозный.
__________________________
Спасение там, где опасность.
К вопросу о культурных, интеллигентных людях. Сегодня пришло письмо от менеджера нашей хоккейной команды.
...contrary to what one or two of the boys may echo as my words on ice last week, I did not say f$&k while describing a drill. There was a point where I kept saying the word ‘puck’ in my describing of the drill and one of the boys kept telling me ‘please don’t say f$&k’ and he repeated this a few times....I just want to be clear ;)
Да, о детях Гранта я позабыл. Сейчас вспомнил и Пата с Паташоном... Наверно и еще что-то было. Однако для Меркурьева такие роли - хлеб насущный. Сразу вспоминается и 12-ая ночь, и Небесный тихоход.
__________________________
Спасение там, где опасность.
Рязанов рассказывал, как он не мог добиться от начальства утверждения Смоктуновского на роль Деточкина. Потому что как может человек, только что сыгравший Ленина («На одной планете», «Первый посетитель»), играть какого-то жулика?
Помню, будучи школьником попал вместе со своим классом (классе в третьем это было, только-только вышел фильм Ко мне, Мухтар!) на встречу с Юрием Никулиным. Встреча проходила в клубе Железнодорожников, рядом с Московским вокзалом. Юрий Владимирович рассказывал, что очень волновался перед выходом фильма, роль драматическая, а к нему уже приросла маска комика. Пошел он, по его рассказу, на первый утренний сеанс и сел в последнем ряду так, чтобы его никто не узнал. Хотел посмотреть на реакцию детской публики. Только он появился на экране - в зале хохот. Голоса: Это Никулин! Сейчас чего-нибудь сопрет!. Конечно, ЮВ поначалу расстроился, но мало помалу волшебная сила искусства победила предубежденность.
__________________________
Спасение там, где опасность.
Vova17: История интересная, но Черкасов мог и пошутить. В данном случае все к лучшему, роль во многом комедийная, а я чего-то не припомню у него таких ролей. Лезут в голову, то Александр Невский, то, не к ночи буде помянутый, Иван Грозный.
А вот именно потому, что он задепутатился. До войны он работал в театре комедии, потм в мюзик-холле. В кино Кольку Лошака играл.
— Недавно в интервью журналу Broadway World вы сказали о предстоящих премьерах “Силы судьбы” и “Саломеи”. Как проходит подготовка? Леонору вы споете в Ковент-Гарден. Где и когда пройдет ваш дебют в партии Саломеи?
— Эти роли занимают больше времени на подготовку, они требуют физической и умственной выносливости. Просто выучить ноты недостаточно — это только начало. Я изучаю партитуру, поэзию, историю, слушаю прошлые записи, читаю о своей героине, думаю о том, как она должна себя вести, двигаться… Надо знать предысторию, позволить музыке рассказать историю и затем добавить что-то от себя. Что касается дебюта в партии Саломеи, то следите за новостями…
Самуил Борисович Бернштейн: С Луначарским получилась такая история. Ну, мы студенты первого курса, конечно, бегали на Луначарского. Курс назывался «Социология искусства» или «Социология театра» — вот так что-то. Ну, это было все обо всем, что ему приходило в голову.
Валентина Федоровна Тейдер: Ну, он импровизировал, конечно?
С.Б.: Да-да-да. Я вам расскажу дальше, какая это была импровизация.
В.Т.: Простите, он читал где, в Коммунистической?
С.Б.: Нет, он читал в Психологической аудитории. Это во дворе Психологический институт, там есть Большая психологическая аудитория, вот там он читал. В Коммунистической он читал другой курс, «История русской критики», на который я не ходил, а этот курс назывался «Социология искусства».
В.Т.: То есть он в течение целого года читал лекции…
С.Б.: Да, но как это в течение года: он прочитает лекцию — потом месяц его нет, потом опять приедет прочитает. Студенты старших курсов не ходили на эти лекции. Это были лекции, не связанные с искусством, а вообще. Они презирали эту всю болтовню, а мы первокурсники, для нас Луначарский — это… Ходили слушать. Но потом тоже он упал в наших глазах. Вот такой случай был. Нас поражала необыкновенная эрудиция Луначарского, его богатейшая память. Казалось, что вся мировая культура у него в голове сидит, и он в любой момент может выдавать все что угодно. Вот такой был случай. Он приходит читать лекцию — кажется, по пятницам читал, — входит, на кафедру поднимается, уставший, помятый, лицо какое-то жеваное, снимает пенсне, с зажимом такое у него было, протирает его, смотрит на нас подслеповатыми глазами, потом опять надевает это пенсне, смотрит на потолок. Ну, мы ждем, что-то будет. Вдруг он как-то бросает взгляд на стул, и мы тоже стали смотреть на стул. Что за стул, простой дрянной стул древтреста какого-нибудь. Он говорит: «Вот как у нас не умеют делать мебель. Ведь мебель — это не просто место для сидения. Ведь она должна воспитывать, формировать вкус. Окружающие нас предметы должны нам помогать развивать эстетические чувства…», — ну, и так далее, и так далее, понес. «Это же что за произведение?» И неожиданный экспромт из истории мебели, причем блестящий экспромт с цитатами из Ларошфуко, из Сен-Симона и так далее, и так далее. Блеск! Ну, это была триумф-лекция. Мы потом, когда он ушел, думаем: «Боже мой! Вот такая дрянь, как этот стул, может так вдохновить человека на такую…»
В.Т.: И столько из памяти.
С.Б.: Из памяти… Проходят две или три недели, и он поднимается опять жеваный такой какой-то, опять пенсне это с зажимом, потом вдруг начинает смотреть на стул. Мы тоже смотрим на стул. И потом вдруг как бы заиграла пластинка.
В.Т.: То же самое.
С.Б.: То же самое, совершенно то же самое. Ну, я помню, мне было стыдно, поэтому я так на него не смотрел, опустил голову. Но он как опытный лектор уже минут через десять почувствовал, что что-то не то, реакция не та, восхищенных глаз нет, начал сбиваться. И тут вдруг по рядам идет записка. Он замолчал. Он получает записку, раскрывает, делается весь белый, а уши красные, комкает записку и уходит.
В.Т.: Ничего не говорит, не извинился, ничего?
С.Б.: Ничего не говорит, да, и ушел. Да. Уже значительно позже мы узнали, что никаких экспромтов не было, а ему его секретарь Сац…
В.Т.: Это брат? Или вернее…
С.Б.: Брат Розенель. Он ему готовил всегда эти лекции. И тот прокручивал эти лекции, причем безразлично, где это было.
Все прямо так и ахнули,
Когда она вошла.
И сам красавец царственный,
Ахмет Али-Паша
Воскликнул - вот так здравствуйте! -
Когда она вошла.
И вскоре нашу Леночку
Узнал весь белый свет,
У нас так над первокурами прикалывались. Вывешивали объявления вроде: "Всем студентам первого курса ФОПФ срочно до такого-то числа явиться в медпункт для прохождения дефлорации."
Самые ответственные - шли.
patrikey: У нас так над первокурами прикалывались. Вывешивали объявления вроде: "Всем студентам первого курса ФОПФ срочно до такого-то числа явиться в медпункт для прохождения дефлорации."
Самые ответственные - шли.
