Помню, много лет назад я купил в магазине "Бухарест" три десятка банок по 0.8 молдавского вишнёвого варенья, без пектина. Увы, их не хватило даже на год.
Pigeon: Не надо складывать всё варенье в одну корзину. По маленьким баночкам и далее по Роджеру.
Это вариант. Минус метода, правда, состоит в высоком отношении площади к объёму маленьких баночек, а вылизать баночку изнутри сложно. Зато красиво: за каждым завтраком приканчивать банку варенья.
Roger: Помню, много лет назад я купил в магазине "Бухарест" три десятка банок по 0.8 молдавского вишнёвого варенья, без пектина. Увы, их не хватило даже на год.
Слабую антикомариную сеточку на окнах нужно заменить прочной рыбацкой. Этот простой лайфхак - надежная защита от Карлсонов.
Слишком длинная новость для одной строки, цитирую в двух фразах:
Полиция задержала жителя бедуинского поселка Тель-Шева в Негеве по подозрению в хищении 500 килограммов апельсинов с плантации поселка Эйтан в округе Лахиш. Проверка показала, что задержанный является обвиняемым в уголовном процессе, в рамках которого ему вменяется хищение 500 килограммов авокадо.
Польские евреи -- на Инте их была тьма тьмущая -- располагали более
полной информацией о земле обетованной. Рассказывали со знанием дела:
-- Знаете, какие жулики эти арабы? Продадут тебе мешок картошки, а
картошка там только сверху, внизу -- апельсины!
Скажем, чеховские «Три сестры». Герои рассуждают о том, что будет через двадцать пять лет. Кто-то говорит о том, что будет через триста лет, когда жизнь станет невообразимо прекрасной, кто-то говорит, что через двадцать пять лет только внешне жизнь переменится, будут носить пиджаки и летать на воздушных шарах, но жизнь останется той же и так далее. И каждый раз приходит в голову: а вот пройдет («Три сестры» писались в 1901 году, и герои чеховской пьесы, в общем, молодые люди) семнадцать лет — вот что с ними со всеми будет или что будет с вишневым садом. Лопахин, который купил это святое для него имение, конечно, срубит вишневый сад, сдаст эту территорию под дачи в расчете на то, что пройдет время, эти траты окупятся и он разбогатеет. Но ведь пройдет каких-то тринадцать лет, начнется Первая мировая война, когда уже людям будет не до дач, а дальше — 17-й год. Одним словом, люди живут, не подозревая о том, что на самом деле их ожидает не только через двадцать пять лет, но и вот-вот.
Глядя в лица людей на старых фотографиях, чувствуешь вот то же самое. Ты знаешь, что их ждет, и ты знаешь, что их ожидают такие-то и такие-то перемены в жизни страны, иногда хорошие, иногда чудовищные. В моей памяти встает целый ряд замечательных лиц. И ты знаешь не только о том, как они прожили оставшееся им время после того, как фотографии были сделаны; ты знаешь, как и когда они умрут, а они этого не знают. У Ахматовой есть замечательное рассуждение по поводу того, как меняются лица людей после смерти, как на фотографиях.
не знал до сегодня, что ковалев - это белорусский спеллинг фамилии "смит". забавно, при этом, что она не оказалась самой распространенной фамилией в белороуси: самый частый белорус - это иванов)
Украинский вариант - Коваленко.
В интервью присутствует слово коваль (кузнец), это по-украински. Может и по-белорусски.
Дед с украинской стороны был ковалем в селе, пока не драпанул от раскулачивания, так как у него был подмастерье, то он считался мелким буржуем и эксплуататором.
Переехал поближе к Харькову и стал фабричным работником.
Свою хату выкупил у советской власти на аукционе, разобрал и собрал на новом месте. Из пристройки к этой хате я и строчу сейчас.
__________________________
pr.ai PRAI Portal of Robotics and Artificial Intelligence
Галина Вишневская: Я познакомилась с Дмитрием Дмитриевичем Шостаковичем в 1953 году, когда была премьера оперы "Фиделио" в Большом театре. Я пела Элеонору, это была моя первая партия в этом театре, мне было 25 лет. Он был на премьере. Он в это время был консультантом, оформленным в Большой театр. Я помню, даже у него была зарплата 300 рублей, по-моему, а устроили его туда после погрома 1948 года, когда были запрещены все его сочинения к исполнению, и он оставался совершенно без денег, потому что никаких других доходов у него не было. Он только жил авторскими или теми сочинениями, что он продавал, а государство у него ничего не покупало, естественно, в те годы. И ему устроили такое, как нахлебника поместили в Большой театр. Он там бывал довольно редко как консультант, но на спектакле он был, я с ним познакомилась. Потом, когда я вышла замуж за Славу, это был 1955 год, Слава меня уже ввел в дом Дмитрия Дмитриевича. Я там часто бывала, и наша дружба длилась до самого нашего отъезда, больше 20 лет. Встречали Новый Год вместе, и каждый год дни рождения отмечали, и у нас в доме - мое и Славы, и Дмитрия Дмитриевича у него в доме. Дачи наши были рядом, в Жуковке, буквально через несколько домов, и жили мы в Москве - за стенкой нашей квартиры была его квартира. Соседний дом, но стенка прилегала к нашей гостиной. Так что мы были очень тесно связаны человечески с ним.
Кроме всего прочего, и первое сочинение, которое он для меня написал, это были сатиры, стихи Саши Черного, он мне посвятил это сочинение, я была, естественно, первой исполнительницей. Я пела. Я снялась потом в фильме, который назывался "Катерина Измайлова", это вторая редакция его оперы "Леди Макбет Мценского уезда". Был 1965 год, он мне позвонил и сказал, что намечается съемка фильма в Ленинграде, и он бы хотел, чтобы я снялась в главной роли. Для меня это было, конечно, великим счастьем. Полгода снимали мы этот фильм. И в то же время я спела с ним концерт, он мне аккомпанировал. Он к этому времени играл десять лет почти, у него болели руки, отнимались, отмирали мышцы. И это было в Ленинграде, в Малом зале, в перерыве между съемками моими фильма, он играл мне, аккомпанировал свои сатиры на стихи Саши Черного. Потом я пела с ним несколько романсов еще, и он безумно волновался. Он играл, конечно, прекрасно, он не сбился, опасения его были напрасны, но тем не менее нервное его состояние имело значение – ночью у него инфаркт был. Он лежал в больнице, и в больнице написал для меня вокальный цикл на стихи Блока для сопрано, виолончели, скрипки и фортепьяно, совершенно божественное сочинение, божественная музыка, какой-то невероятной красоты. Оно, это сочинение, стоит особо в творчестве Дмитрия Дмитриевича. Может, от того, что он в это время был в больнице, встретясь со смертью, как-то обозревал свою жизнь, то, что он сделал в жизни, с высоты, как будто из небес он обозревает свою жизнь. У меня такое ощущение всегда, когда я пою эту музыку. После этого он написал 14-ю симфонию. Я была первой исполнительницей. И, кстати, на стихи Блока, этот цикл тоже мне посвящен. И так же он написал мне оркестровку Мусоргского для "Песен и плясок смерти", оркестровал специально для меня, и тоже мне посвятил эту работу. Так что я имею честь и счастье быть певицей, которой посвящены такие бессмертные шедевры нашего величайшего композитора 20-го века.
Фотография сделана в Жуковке после репетиции романсов на стихи Блока. Сама вещь была написана в 67 году, о чем на нашем форуме уже сообщалось :)