|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
номер сообщения: 8-121-64411 |
|
|
|
Не знаю, где разместить...Попробую здесь. Меня несколько смущает употребление нашими форумчанами(всерьёз, как мне кажется) выражения "воленс-неволенс". Впервые в жизни я с ним столкнулся в исполнении О. Бендера. Позже прочёл в записных книжках Ильфа-Петрова "Воленс-неволенс, а я вас уволенс". Шутки шутками, но в действительности, как обычно указывается в комментарии, это выражение, похищённое у латинян, звучит: воленс-ноленс. Если я злоупотребил вашим вниманием и(или) проявил отсутствие чутья на чувство юмора, прошу извинить . |
|
|
номер сообщения: 8-121-64412 |
|
|
|
Pirron: А почему к работе в Вахтангова не приступил? Не захотел или его перевели туда только формально, без возможности там работать? Или это вообще был не его профиль? Я, честно говоря, не знаю, какой был профиль у Камерного театра. |
1949 году Таирова направили на работу в чужой театр. Он был человеком большой дисциплины, ждал работы, но ее не оказалось. |
__________________________
не надо шутить с войной |
|
|
номер сообщения: 8-121-64413 |
|
|
|
Спасибо. Приведу этот отрывок из "Люди, годы, жизнь" полностью:
Когда я вспоминаю Александра Яковлевича Таирова, мне приходят в голову пушкинские стихи:
Жил на свете рыцарь бедный,
Молчаливый и простой,
С виду сумрачный и бледный,
Духом смелый и прямой.
Жизнь Таирова проста, как притча. Юношей он полюбил театр; стал актером в провинциальной труппе; оказался в Петербурге, познакомился с передовыми поэтами и художниками. Мейерхольд ставил «Балаганчик» Блока; Таиров играл роль Голубой маски. Но Таирова ещё не было.
В 1914 году он организовал Камерный театр, который стал целью, содержанием, страстью его жизни. С ним рядом была замечательная актриса Алиса Георгиевна Коонен. Таирову тогда было без малого тридцать лет. Он боролся за театр, который ему казался самым передовым.
Он не был безучастен к огромным переменам, происшедшим в России. Он охотно отказывался от заблуждений; искал; неутомимый, работал с утра до поздней ночи. У Камерного театра было много друзей, много и недругов; и если снова вернуться к пушкинскому стихотворению, то можно сказать, что десятки лет недруги повторяли:
Он-де богу не молился.
Он не ведал-де поста…
В 1949 году недруги победили: Камерный театр исчез. Александру Яковлевичу было шестьдесят четыре года. Год спустя он умер. В ту далекую зиму, о которой я пишу, молодой Таиров показал «Принцессу Брамбиллу», прошедшую с большим успехом. Он начал работать над «Федрой»; выпустил книгу «Заметки режиссера», отстаивал свои позиции и от сторонников натуралистического театра, и от Мейерхольда. Он был окрылен. И печальные встречи конца сороковых годов не могут заслонить в моей памяти веселого и счастливого Таирова первых революционных лет.
Москва восхищалась веселым карнавалом на сцене. Декорации Якулова были ослепительны, сказочны. Актёры всё время прыгали, дурачились, танцевали, шутили. Москва также хорошо понимала муки Адриенны Лекуврер. Сентиментальную мелодраму Скриба Таиров превратил в трагедию. Игра Алисы Коонен потрясала зрителей. Это может показаться удивительным: разжалобить людей тогда было трудно; к смерти все пригляделись. Смерть Адриенны трогала, вероятно, потому, что была не натуральной, как в пьесе Скриба, а преображенной искусством — не кончиной в клинике Склифосовского, а концом Эвридики или Офелии.
Таиров хорошо понимал две формы театрального представления: арлекинаду и трагедию. В годы, о которых я рассказываю, люди жили без промежуточных состояний; были веселье и отчаяние, пещерный быт и макеты XXI века.
Таиров не только был скромным в жизни, он и в искусстве подчинял свои мечты строжайшей дисциплине. Говорят, что чувство меры подрезает крылья романтике; это верно, когда речь идет о житейском расчете, о мещанском благоразумии. Но вспомним: даже художники неистовой поры романтизма хорошо знали, что такое чувство меры, — без него искусство превращается в ходульность, в ложный пафос, в истерику.
Александр Яковлевич не раз говорил со мной о своем понимании театра. Он ушел от бытовизма, от показа на сцене, как актеры натурально пьют чай или тихо позевывают. Он любил приводить историю, рассказанную знаменитым французским актером прошлого века Кокленом. Бродячий актер на ярмарке показывал, как кричит поросенок. Все восхищались, аплодировали. Но один нормандский крестьянин предложил пари — он сделает это не хуже актера. Хитрый нормандец спрятал под свою одежду живого поросенка и стал его щипать. Поросёнок кричал, но все присутствующие шикали — они нашли, что крестьянин не умеет подражать поросенку. Таиров знал, что такое искусство, и не признавал театра, стремящегося имитировать жизнь. Он часто говорил: «Театр должен стать театральным»; на первый взгляд это нелепо, как «вода должна быть жидкой». Но ведь кругом были театры, отказавшиеся от понятия «зрелище». А Таиров не верил ни в описательную поэзию, ни в литературную живопись, ни в театр, напоминающий комнату, у которой почему-то ампутировали четвертую стену.
Таиров не отрицал значения драматурга или роли художника; но он хотел, чтобы все элементы на сцене были подчинены одному — театру.
Вначале он отдал дань декадентству: поставил «Саломею». Этой пьесой увлекался не он один. Таиров её поставил в 1917 году, Марджанов — в 1919–м. Никто потом не вспоминал о грехах Марджанова, а Таирову «Саломею» не хотели простить. Между тем декадентством переболели в свое время многие. Я слышал, как А. В. Луначарский в 1909 году восхищенно декламировал самые наидекадентентские стихи Бальмонта. Брюсов не только писал в молодости декадентски — эротические стихотворения, не только вешал на стены Ропса, он восторгался поэзами Игоря Северянина, который, хоть и называл себя «эгофутуристом», был декадентом для парикмахеров и невзыскательных шаркунов. На сцене Художественного театра стоял декадентский «Некто в сером» и, как чревовещатель на ярмарке, глухо объявлял: «Человек родился». В Малом театре ставили злополучную «Саломею». Всё это быстро забылось. Но есть люди, которые, видимо, рождаются под несчастливой звездой. Таиров проделал большой и сложный путь, а когда он лежал в гробу, на гражданской панихиде один из режиссеров по бумажке ещё припоминал его былые заблуждения…
Когда его просили рассказать или написать о своей жизни, он начинал перечислять постановки: это был человек одной страсти. Нельзя о нём рассказывать, не рассказывая о Камерном театре. Это был прекрасный театр, но который тоже родился под несчастливой звездой. Начну с того, что его неудачно окрестили. (Я встречал много людей, страдавших оттого, что родители дали им претенциозное или неблагозвучное имя — нежного юношу Тита, опытного инженера Каина, кокетливую девушку Конституцию). В 1914 году слово «камерный» звучало, как «студия», — оно указывало, что молодой театр, преисполненный дерзаний, не рассчитывает на коммерческий успех. Имя осталось; и в течение тридцати лет недоброжелатели его обыгрывали. «Камерный — значит интимный, домашний, театр для знатоков, для гурманов…» (Название театра для многих было попросту непонятным. Александр Яковлевич рассказывал, что в каком-то сибирском городе, где театр гастролировал, его спрашивали перед началом спектакля: «У вас только камерники или есть вольнонаемные?» — считали, что выступает кружок тюремной самодеятельности).
Таирова ценили и защищали многие — и Луначарский, и старые актеры Малого театра, и М. Кольцов в «Правде», и рядовые зрители. А. В. Луначарский, восхищаясь постановкой «Федры», писал, что во многом Камерный театр приблизился к старому театру середины XIX века, к «великолепному Каратыгину». Я рассказал, как меня рассмешил старый французский актер Муне-Сюлли, который, наверно, играл, как некогда играл Каратыгин. Когда я гоготал над игрой Муне-Сюлли, я был мальчишкой, не понимавшим, что такое искусство. Прошли годы. И вот я увидел Алису Коонен в «Федре». Я не смеялся. Я узнал ту полноту искусства, от которой становится легко и немного страшно. (Может быть, нечто подобное чувствуют люди, впервые поднявшись над сферой земного притяжения).
Я бывал на гастролях Камерного театра в Париже, в Берлине, видел восхищение зрителей. Таиров осмелился повезти во Францию расиновскую «Федру» и победил. Антуан и Пикассо, Леже и Жемье, Кокто и Жан-Ришар Блок восторженно отзывались о спектаклях Камерного театра. В Японии о Таирове до сих пор вспоминают актеры театра «Кабуки». Кажется, немногие художники сделали столько для того, что на газетном языке называется «развитием культурных связей».
Камерный театр нельзя себе представить без Алисы Коонен. Эта добрая, душевная женщина на сцене терзала сердца зрителей; кто раз её видел, помнит глаза, руки, голос. Она как будто пришла в театр из другого века, не знала прошлого или будущего. Люди были большими, большими были дела, но когда в тысячах театров подымался занавес, на сцене хлопотливо барахтались инженю, первые любовники, комические старухи, резонеры. И вдруг пришла актриса трагедии, и пришла она в ту эпоху, которую никто не назовет эпохой комедии нравов или семейных драм.
Александр Яковлевич в жизни никак не походил на актера, разговаривал просто, сдержанно, всегда владел собой. Я видел, как в дни большой беды он аккуратно шел за кулисы, и перед актерами был спокойный, чисто выбритый, невозмутимый Таиров.
Признаюсь, я не театрал; но я не могу забыть многих спектаклей в Камерном — от давней «Принцессы Брамбиллы» до «Госпожи Бовари», поставленной в эпоху упадка, в 1940 году. За них я признателен Таирову и Коонен: они меня часто поддерживали своим мастерством. Они меня поддерживали и своей дружбой; я знал черный ход в Камерный театр — квартиру, где они жили; любая обида смягчалась их участием и лаской.
В 1949 году Таирова направили на работу в чужой театр. Он был человеком большой дисциплины, ждал работы, но её не оказалось.
В давней книге, вспоминая о начале своей театральной деятельности, Таиров писал: «Когда на улицах Москвы появились, наконец, первые афиши с заголовком „Камерный театр“, то мы просили прохожих читать нам их вслух, чтобы с непреложностью убедиться, что это действительно быль, а не мираж». В последние недели своей жизни больной Александр Яковлевич тихонько выходил из дому. Беспокоясь за него, близкие проследили, куда он идет. Он доходил до стены, на которой были расклеены театральные афиши, долго и внимательно их разглядывал. Афиши Камерного театра не было… |
|
|
номер сообщения: 8-121-64414 |
|
|
|
jenya: Каждый день он приходил на вахту театра и спрашивал: «Когда репетиция?» Вахтер отвечал: «А вы у нас больше не работаете». – «Спасибо, – благодарил Таиров, приходил домой и говорил Коонен: – Ты знаешь, у нас сегодня нет репетиции. Но все равно, Алисочка, держи спинку прямо, будь всегда в форме». |
|
Боюсь ошибиться, но очень похоже на актерскую байку (вроде литературной байки о Платонове-дворнике).
Зато можно верить мемуарам Коонен:
[После последнего спектакля Камерного театра] Александр Яковлевич долго ходил взад и вперед по комнате, потом внезапно обратился ко мне:
— Ты должна каждый свой день начинать так, как будто вечером играешь спектакль. Занимайся гимнастикой, речью, всем, чем ты занимаешься обычно. Готовь какую-нибудь новую роль… Теперь иначе ты не сможешь жить. |
Кстати, по Эренбургу следует, что Таиров умер у себя дома. Ни Вики, ни Еврейская энциклопедия ничего не говорят о психлечебнице, да и вообще о безумии. |
|
|
номер сообщения: 8-121-64415 |
|
|
|
avi47: ...смущает употребление нашими форумчанами (всерьёз, как мне кажется) выражения "воленс-неволенс". Впервые в жизни я с ним столкнулся в исполнении О. Бендера. Позже прочёл в записных книжках Ильфа-Петрова "Воленс-неволенс, а я вас уволенс". Шутки шутками, но в действительности, как обычно указывается в комментарии, это выражение, похищённое у латинян, звучит: воленс-ноленс. . |
Вообще-то по-латыни гораздо чаще nolens volens (что любопытно, восходит это к Еврипиду, через Эразма Роттердамского).
Ильф и Петров не выдумали "воленс-неволенс", но сделали фразочку знаменитой.
Сомневаюсь, чтобы форумчане цитировали О.Бендера совершенно всерьез. |
|
|
номер сообщения: 8-121-64416 |
|
|
|
Последние годы Камерного театра были очень драматичны. В стране развернулась так называемая «борьба с низкопоклонством перед Западом». Советская же драматургия 1940-х годов для Таирова возможности особого выбора не представляла. К этому надо добавить трудности, переживаемые внутри самого коллектива плохие сборы, закрытие актерского училища при театре, обветшалое здание, требовавшее ремонта...
Конечно, Таиров боролся. Спорил, отстаивал, ходил по инстанциям, признавался в ошибках. Еще надеялся спасти театр. Ему предстояли бесплодные поиски новых авторов и пьес. И еще его ждал пустоватый зал. И разброд за кулисами. И комиссии, обследующие состояние дел в театре. А 19 мая 1949 года постановлением Комитета по делам искусств Таиров был уволен из Камерного театра.
29 мая в последний раз давали «Адриенну Лекуврер». Алиса Коонен играла вдохновенно, самозабвенно. «Театр, мое сердце не будет больше биться от волнения успеха. О, как я любила театр... Искусство! И ничего от меня не останется, ничего, кроме воспоминаний...» Последние слова Адриенны стали прощанием создателей Камерного театра со зрителями.
После закрытия занавеса — овации, крики благодарности, слезы. Занавес давали несчетное количество раз, а публика все не расходилась. Наконец, по распоряжению Таирова опустили железный занавес. Все было кончено.
Комитет по делам искусств перевел Коонен и Таирова (как очередного режиссера) в Театр имени Вахтангова. Пробыли они там недолго работы им не предлагали и не обещали в будущем. Вскоре Таиров и Коонен получили бумагу, где от имени правительства им выражалась благодарность за многолетний труд и предлагалось перейти на «почетный отдых, на пенсию по возрасту» (Таирову было тогда около 65-ти лет, Коонен — 59). Это был последний удар, который пришлось перенести Александру Яковлевичу.
9 августа 1950 года Камерный театр был переименован в Московский драматический театр имени А.С. Пушкина и тем самым фактически ликвидирован.
В сентябре здоровье Александра Яковлевича заметно ухудшилось. Таиров умер 25 сентября 1950 года в больнице имени Соловьева... |
|
|
|
номер сообщения: 8-121-64443 |
|
|
|
В мае 1949 по решению комитета по делам искусства Камерный театр был закрыт. Таиров остался без дела своей жизни. Он был «направлен на работу» в Театр им. Евг. Вахтангова (см. ТЕАТР ИМЕНИ ЕВГ. ВАХТАНГОВА), но не смог ужиться в этом коллективе, чуждом его пониманию искусства. Дошло до того, что он был готов работать даже на любительской сцене, но и этого ему не дали. Невозможность творить окончательно сломила его. По словам видевших его в последние месяцы, он являл собой вид человека безумного. Таиров прожил чуть более года после расформирования театра: умер от кровоизлияния в мозг в московской психиатрической больнице им. Соловьева. |
|
|
|
номер сообщения: 8-121-64444 |
|
|
|
Но 20 августа 1946 года вышло постановление ЦК ВКП(б), практически запрещающее зарубежную драматургию и ориентирующее театры на советские безконфликтные пьесы о борьбе хорошего с лучшим. Такой репертуар был абсолютно не для Таировского театра. И снова началась борьба, приведшая в 1949 году к закрытию Камерного.
Идя на последнее заседание в Комитете по делам искусств, Таиров не собирался сдаваться. Он прочел доклад, пытаясь проанализировать реальное положение дел в театре. Но после доклада началась активная «проработка» при участии собственных учеников Таирова, его товарищей по театру. Предваряя решение комитета, он сам заявил об уходе из своего театра. Последним спектаклем Камерного стала «Адриенна Лекуврер», после которой его занавес закрылся навсегда. Это было в мае 1949 года.
После закрытия театра Коонен с Таировым прожили вместе еще год. У Александра Яковлевича начались приступы бреда, потом – безумие. Диагноз был страшным – рак мозга. Через год, 25 сентября 1950 года, его не стало. |
|
|
|
номер сообщения: 8-121-64447 |
|
|
|
Все дальнейшее обросло легендами и хорошо известно. Как игрался последний спектакль Камерного в этот день, «Адриенна Лекуврер», как неистовствовали зрители в зале, узнавшие о закрытии Камерного, как не помог даже занавес, и Таиров своей властью велел опустить пожарный, железный, чтобы всем стало ясно — нет Камерного и не будет.
Как потеряла Алиса сознание за кулисами в костюме Адриенны. Как по одной сбивали буквы на фронтоне: К-а-м-е-р-н-ы-й т-е-а-т-р и приклеили — Театр имени Пушкина.
Как ходил уже очень больной Александр Яковлевич по Тверскому, искал на тумбах среди афиш афиши Камерного.
Как отвозили его из театра в больницу, когда внизу под лестницей по странному совпадению оркестр театра репетировал траурный марш из «Адриенны». |
|
|
|
номер сообщения: 8-121-64448 |
|
|
|
Постановление Комитета по делам искусств при Совете Министров СССР от 27 мая 1949 года
Комитет считает, что производственно-творческая работа московского Государственного Камерного театра находится в крайне неудовлетворительном состоянии.
После постановления Центрального комитета "О репертуаре драматических театров и мерах по его улучшению" Камерный театр осуществил 9 пьес на современную советскую тематику, однако не проявил должной требовательности к идейно-художественному качеству.
В методе работы театра сохранились элементы старого формалистического направления, которые мешали глубокому и всестороннему раскрытию современной действительности и жизни советских людей.
Спектакли Камерного театра отличались холодностью и сухостью, в них не было необходимой страсти и партийности, присущей современному искусству. В результате большинство спектаклей сходило со сцены.
Не сумев преодолеть прежних ошибок, художественный руководитель театра А.Я.Таиров в практической работе привел театр к состоянию, когда он не обрел нового творческого лица и не сумел твердо встать на путь реалистического искусства <...> |
|
|
|
номер сообщения: 8-121-64449 |
|
|
|
В сентябре здоровье Александра Яковлевича заметно ухудшилось. Вспоминать о потере театра было больно: "Вы слышали об инквизиции. Так это была моральная инквизиция!" - по его щекам текли слезы. Он рыдали сквозь рыдания слышалось: " За что? Что я сделал?" (Г.Бахтиаров, статья " Казнь", газета "Алфавит"№ 8 ,2002). Таиров умер 25 сентября 1950 года в психиатрической больнице имени Соловьева. |
|
|
|
номер сообщения: 8-121-64450 |
|
|
|
В павильоне — длинные черные лавки для зрителей, черная сцена. Рядом достраивается квартира Таирова. С Алисой Коонен они жили при театре. Со сцены шли домой, из дома — на сцену. На сцене была дверь. Великий театральный режиссер и его великая актриса открывали ее и попадали домой. Квартира была за стенкой театра. В 49-м году у Таирова отняли театр, обвинив его в формализме, дверь на сцену заколотили досками, и через год он умер в психиатрической больнице. |
|
|
|
номер сообщения: 8-121-64451 |
|
|
|
Театр имени А. С. Пушкина (основная сцена)
Бывший генеральский дом Мамонова, Поливанова, потом Вырубовых, переделан для Камерного театра. Эта перестроенная в стиле модерн в начале прошлого века усадьба Паршиных — один из красивейших театров Москвы. В 1914—1949 годах его возглавлял великий Александр Таиров, а примой была Алиса Коонен. В 1949-м Таиров не смог пережить разгрома своего детища, сошел с ума и через год умер.
Ныне здесь дает спектакли Театр имени А. С. Пушкина. |
|
|
|
номер сообщения: 8-121-64452 |
|
|
|
Т.е. насчет психлечебницы факт (куда смотрела Еврейская энциклопедия?), а остальное едва ли. |
|
|
номер сообщения: 8-121-64453 |
|
|
|
Остальное - это что? Если у него действительно крыша поехала, то и байки насчёт поиска афиш и т.д. выглядят правдоподобно. |
|
|
номер сообщения: 8-121-64455 |
|
|
|
Соломон Волков: Да, я знаком был с Поллини, потому что я с этим кругом музыкантов, который сложился вокруг покойного композитора Луиджи Ноно и к которому принадлежали также Клаудио Аббадо и Маурицио Поллини, вот с этим кругом я был знаком. Это левоориентированые итальянцы. Вообще, в Италии большинство деятелей культуры косят налево.
Александр Генис: Как и в Америке.
Соломон Волков: Ну, в значительно большей степени в Италии. И это такая особая группа. И в их интересы всегда входила пропаганда музыки среди рабочего класса.
Александр Генис: Музыку они писали (Ноно - точно), трудную и непонятную.
Соломон Волков: Я помню разговоры с Ноно, ему честно казалось, что он сочиняет музыку для рабочих. И в Италии, в тех районах и на тех предприятиях, где было коммунистическое большинство, несчастных рабочих действительно собирали послушать музыку Ноно. Помню, я разговаривал с корреспондентом газеты ''Унита'' на это счет, и он мне говорил, что, конечно, рабочим было очень трудно эту музыку слушать, но сам Ноно был в восторге.
Александр Генис: Вы вспомните, ведь то же самое было в России, когда Малевич считал, что он пишет для рабочих, когда Мейерхольд считал, что он ставит для крестьян.
Соломон Волков: Симфонические концерты на предприятиях в Советском Союзе были традицией. И вы знаете, при всем при том, я за то, чтобы такого рода музыку играть. Может быть, не нужно играть музыку Ноно, но то, что музыку Чайковского, Бетховена или Моцарта нужно и можно играть на предприятиях в перерывах, как это делалось в Советском Союзе, это совсем не такая плохая традиция. |
Надо посоветовать Мартынову пропагандировать свою музыку среди рабочего класса. |
|
|
номер сообщения: 8-121-64456 |
|
|
|
номер сообщения: 8-121-64459 |
|
|
|
В 1949-м Таиров не смог пережить разгрома своего детища, сошел с ума и через год умер. |
Из этой схемы как-то выпадает рак мозга. |
|
|
номер сообщения: 8-121-64460 |
|
|
|
производственные пьесы?
Режиссёрские работы
«Гамлет» Шекспира — Передвижной театр Гайдебурова[9]
«Дядя Ваня» А. П. Чехова — Передвижной театр Гайдебурова
«Жёлтая кофта» — Свободный театр
«Покрывало Пьеретты» — Свободный театр
В камерном театре
1933 — «Оптимистическая трагедия» Вс. Вишневского (премьера 18 декабря)[10]
«Сакунтала» Калидасы
«Женитьба Фигаро»
«Покрывало Пьеретты» Шницлера
«Фамира Кифаред» И. Ф. Анненского
«Саломея» Уайльда
«Адриенна Лекуврер»
«Принцесса Брамбилла» по пьесе Гофмана
«Король-Арлекин»
«Ящик с игрушками»
1920 — «Благовещение» по пьесе Поля Клоделя, в главной роли Алиса Коонен.
«Ромео и Джульетта»
«Опера нищих» по пьесе "Трёхгрошовая опера" Бертольда Брехта (первая постановка в СССР).
«Богатыри» — опера-фарс А.П. Бородина
«Федра»
«Гроза»
«Негр»
«Любовь под вязами»
«Египетские ночи»: Фрагменты одноимённого произведения А. С. Пушкина; «Цезаря и Клеопатры» Б. Шоу и «Антония и Клеопатры» У. Шекспира |
__________________________
не надо шутить с войной |
|
|
номер сообщения: 8-121-64465 |
|
|
|
Действительно, нет производственных пьес. Ошибся.Версию свою убрал. Впрочем, тогда и жанра такого еще не было, он появился позже. |
|
|
номер сообщения: 8-121-64466 |
|
|
|
Pirron: Действительно, нет производственных пьес. Ошибся.Версию свою убрал. Впрочем, тогда и жанра такого еще не было, он появился позже. |
был. он с 30-х годов был. |
|
|
номер сообщения: 8-121-64469 |
|
|
|
Roger: В 1949-м Таиров не смог пережить разгрома своего детища, сошел с ума и через год умер. |
Из этой схемы как-то выпадает рак мозга. |
Тут одно из двух. Или Левитин ошибся/вводит-читателя-в-заблуждение-намеренно, или этот диагноз поставили по результатам вскрытия. |
|
|
номер сообщения: 8-121-64470 |
|
|
|
saluki: Pirron: Действительно, нет производственных пьес. Ошибся.Версию свою убрал. Впрочем, тогда и жанра такого еще не было, он появился позже. |
был. он с 30-х годов был. |
Не слыхал.И кто был родоначальником этого жанра? |
|
|
номер сообщения: 8-121-64474 |
|
|
|
Pirron: saluki: Pirron: Действительно, нет производственных пьес. Ошибся.Версию свою убрал. Впрочем, тогда и жанра такого еще не было, он появился позже. |
был. он с 30-х годов был. |
Не слыхал.И кто был родоначальником этого жанра? |
Погодин наверно
__________________________
не надо шутить с войной |
|
|
номер сообщения: 8-121-64475 |
|
|
|
jenya: Остальное - это что? Если у него действительно крыша поехала, то и байки насчёт поиска афиш и т.д. выглядят правдоподобно. |
Разглядывание афиш подтверждается мемуаристами (и ничего необычайного тут не видно). Но откуда история с ежедневным вопросом к вахтеру?
Это уже похоже на устный фольклор. |
|
|
номер сообщения: 8-121-64476 |
|
|
|
jenya: Roger: В 1949-м Таиров не смог пережить разгрома своего детища, сошел с ума и через год умер. |
Из этой схемы как-то выпадает рак мозга. |
Тут одно из двух. Или Левитин ошибся/вводит-читателя-в-заблуждение-намеренно, или... |
Напоминает трилемму относительно божественности Христа: либо обманщик, либо безумец, либо Богочеловек.
Впрочем, Левитин о диалогах с вахтером не говорит? |
|
|
номер сообщения: 8-121-64477 |
|
|
|
nict46: Напоминает трилемму относительно божественности Христа: либо обманщик, либо безумец, либо Богочеловек. |
Лев Николаевич не согласен со всеми тремя вариантами. |
|
|
номер сообщения: 8-121-64478 |
|
|
|
nict46: jenya:
Тут одно из двух. Или |
Напоминает трилемму относительно божественности Христа |
На эту тему мне больше всего нравится такое
жена: выбирай одно из пяти, - либо закрываешь форточку, либо четыре раза по морде. |
|
|
номер сообщения: 8-121-64479 |
|
|
|
nict46: Но откуда история с ежедневным вопросом к вахтеру? |
На каждую байку документ не покажешь. Важен общий дух сказанного, он бывает правдив (как в нашем случае) или (по Галичу) "красивая ерунда". |
|
|
номер сообщения: 8-121-64480 |
|
|
|
|
|
|
|
|
Copyright chesspro.ru 2004-2024 гг. |
|
|
|