На сайте нашего музыкального общества есть архивы со старыми фотографиями, в частности я обнаружил фотографии Беверли Силс, которая считалась ведущей певицей в американской опере в 60е и 70е, и даже попала на обложку Тайм в 1971м году.
Силс — одна из крупнейших певиц XX века, «первая леди американской оперы». Обозреватель журнала «Нью-Йоркер» с необычайным воодушевлением писал: «Если бы я рекомендовал туристам достопримечательности Нью-Йорка, я бы поставил Беверли Силс в партии Манон на самом первом месте, значительно выше статуи Свободы и Эмпайр стейт билдинг». Голос Силс отличала необыкновенная легкость, а вместе с тем покоряющее слушателей обаяние, сценический талант и очаровательная внешность.
Описывая ее внешность, критик нашел такие слова: «У нее карие глаза, славянский овал лица, вздернутый нос, полные губы, прекрасный цвет кожи и очаровательная улыбка. Но главное в ее внешности — тонкая талия, что является большим преимуществом для оперной актрисы. Все это, вместе с огненно-рыжими волосами, делает Силс очаровательной. Короче говоря, по оперным стандартам она красавица».
В «славянском овале» нет ничего удивительного: мать будущей певицы — русская. Беверли Силс (настоящее имя Белла Силвермен) родилась 25 мая 1929 года в Нью-Йорке, в семье эмигрантов. Отец приехал в США из Румынии, а мать — из России. Под влиянием матери и формировались музыкальные вкусы Беверли. «У моей матери, — вспоминает Силс, — была коллекция грампластинок с записями Амелиты Галли-Курчи, знаменитого сопрано 1920-х годов. Двадцать две арии. Каждое утро мать заводила граммофон, ставила пластинку и потом уже шла готовить завтрак. И к семи годам я знала наизусть все 22 арии, я выросла на этих ариях так же, как теперь дети вырастают на телевизионных рекламах».
Жизнь у неё была тяжёлая как в личном плане (больные дети), так и в профессиональном: директор Мет. оперы считал, что американская публика хочет видеть итальянских сопрано; дебют певицы в Мет. опере состоялся только в 1975м, а в 1980 она объявила о завершении карьеры. Хорошая биография в английской википедии.
две - это все ж таки не одна .
что скажете, почтеннй Хайдук, пр мой пост в теме красота? судя по тому, что вы там постоянный гость, вы из них, из задушевников?
я, вообще-то, вас за надомника всегда и держал лично я у меня тоже репутация надомника, понятное дело. годами наработанная. но трошечки сдавать я стал - нервные стрессы, злоупотребления алкогольными напитками,... мне щас в эти дела соваться - только репутацию портить. годами наработанную.
плюс супруга никуда не отпускает. что самое главное.
но там бы, думаю, я как-нибудь разобрался-бы, как репутуацию не подмочить и флот, все-ж-таки, не опозорил бы.
мне бы только пару суток на травке порезвиться...
если супруга не отпускает значит хорошая, не стоит искушаться налетами, нечего уже доказывать самим себе . мне тоже одна красотка ваша (хоть и порядочная) такое устроила мама не горюй...
— Однажды в 1984 году моя однокурсница Таня Дамская сказала, что в журнал «Шахматы в СССР», где работал ее отец, известный шахматный комментатор, за гонораром пришел Окуджава. И я спрашивал Таню в понятном трепете: «О чем с ним говорили?» «А ни о чем, – сказала она. – Все улыбались и смотрели. И он улыбался и смотрел. Это минуты три продолжалось, после чего он ушел». – «Но как же?! Ведь его о стольких вещах надо было бы спросить!»
И Танька мне сказала: «Ну, вот если бы тебе встретился живой Лермонтов, о чем бы ты его спросил?» И я, задумавшись, понял, что, действительно, не о чем.
Во-первых, масштаб собеседника исключает всяческое вопрошание. Единственное, что здесь можно сделать, это просто сжать челюсти и в ужасе благоговеть. А второе, - вот это самое, пожалуй, занятное, - что и спрашивать-то вроде бы не о чем, все чрезвычайно понятно. Что тут такого? «Солнышко сияет, музыка играет, от чего ж так сердце замирает?»
Рождественский вот уже несколько лет исполняет английскую музыку 20го века. Вот тут он об этом рассказывает.
Даже если десять процентов от пришедших на концерт получат положительные впечатления от исполняемого и от самой идеи - это уже очень много.
- А отечественные композиторы не испытывают ревности? Всё-таки замечательный дирижёр, а смотрит не в их сторону. Как бы вы их успокоили?
- Я бы мог их успокоить одним фактом: Антон Брукнер ждал премьер своих симфоний по 25-30 лет. И ничего, они всё-таки всплыли. Хотя я прекрасно понимаю стремление композитора услышать своё создание завтра.
Брукнер ждал премьер своих симфоний по 25-30 лет. И ничего, они всё-таки всплыли. Хотя я прекрасно понимаю стремление композитора услышать своё создание завтра.
Стравинский высказывался жестче:
Потребность в новых кантатах, струнных квартетах, симфониях — абсолютно мнимая, и организации, дающие заказы, подобно фондам Форда или Рокфеллера, в действительности скупают излишек симфоний точно так же, как правительство скупает излишек пшеницы.
(Беседы с Робертом Крафтом)
Отведав эклеров, Ванванч слоняется по комнате, пораженный ее размерами, и вдруг у самого окна видит чудо: круглый полированный столик. На его лоснящейся поверхности вырисовываются черно-белые клетки, уставленные громадными костяными шахматными фигурами. Фигуры располагаются друг против друга. Две армии — розовая и голубая. Мрачные, насупившиеся, сосредоточенные воины с колчанами на спинах, со щитами и мечами. Изысканные томные офицеры в широкополых шляпах с перьями. И короли в ниспадающих мантиях. И королевы с таинственным улыбками. И кони, вставшие на дыбы… Волшебное царство тяжеловесных фигур, застывших в предвкушении поединка. «Ой!» — всплескивает руками Ванванч. «Тебе они нравятся?— спрашивает Зина.— Ему понравились шахматы,— говорит она Амасу и объясняет Ашхен: — Мы везли их из Парижа. Представляете, такую тяжесть! Кошмар…» — «Красивые»,— вежливо отзывается Ашхен.
Высший суд справедливости запретил публикацию первой книги молодого израильского писателя из-за того, что описанная в ней любовная история слишком "реальна". Радиостанция "Решет Бет" сообщила, что в книге, оказавшейся причиной судебной тяжбы, рассказывается о сложных отношениях женатого мужчины и молодой студентки. С требованием запретить публикацию романа в суд обратилась бывшая подруга писателя. По ее словам, писатель во всех подробностях "задокументировал" их отношения, не внеся никаких изменений. По словам женщины, в книге присутствует множество деталей, по которым читатели без труда могут понять, о ком идет речь. Судья, рассматривавший это дело, пришел к выводу, что право женщины на неприкосновенность частной жизни выше права писателя на свободу самовыражения.
Журналист Митя Кленский фигурирует в книге Довлатова под собственным именем и фамилией. Ныне Дмитрий Кленский - депутат Таллинской городской думы. Яростный социалист и политический романтик, в прошлом коллега Сергея Довлатова по газете «Советская Эстония». В наследие мировой литературы Дмитрий Кленский ворвался не с чем-нибудь, а... с триппером.
Тонкость в том, что триппера у Кленского как раз и не было.
С бойкотом пришлось столкнуться и мне; это произошло ровно сорок лет назад в 1974 году. Выиграв чемпионат Голландии (московский остроумец Яков Исаевич Нейштадт заметил тогда - Сосонко овладел Голанскими высотами), я получил приглашение в главный турнир Вейк-ан-Зее. За пару месяцев до начала фестиваля организаторы получили телеграмму из Спорткомитета СССР: вследствие поголовной занятости советских гроссмейстеров их приезд в этот раз невозможен.
«Думаешь, это из-за тебя? – спросил директор турнира, показывая мне только что полученное сообщение. – Ведь в прошлом году в турнире играли Таль, Васюков, Балашов...»
«Не вижу другой причины, – ответил я. – Турнир в Вейке имеет репутацию одного из самых заманчивых и просто невозможно представить, чтобы советские гроссмейстеры добровольно отказались приехать в Голландию».
«Запомни, – сказал директор турнира Пит Зварт, – советские могут поступать, как им заблагорассудится, но ты играешь в нашем турнире!»
Те слова я помню до сих пор: у меня не было тогда не только голландского гражданства, но и пристойного Эло, даже какого-либо титула, а турнир лишался сразу двух - как минимум - гроссмейстеров экстра-класса.
Думаю, что решение было принято функционерами шахматной федерации Советского Союза без консультаций наверху. Увидев фамилию эмигранта в списке участников, они решили на всякий случай вообще никого не посылать в Голландию: перебдеть в российской чиновничьей среде всегда считалось (да и теперь считается) лучше, чем недобдеть.
Появление фамилии бывшего гражданина СССР на страницах советской печати в те времена было не просто нежелательно - невозможно: добровольно страну с «самым справедливым в мире правопорядком» на «загнивающий Запад» не меняют. Государство прекрасно понимало, что сам факт эмиграции из страны подрывает престиж советского строя, и эмиграцию (даже легальную) следовало по возможности замалчивать.
. мне тоже одна красотка ваша (хоть и порядочная) такое устроила мама не горюй... 
