В целом "Тоска" приятно контрастирует с постановкой оперы Беллини "Норма" (Мет. опера, осень 2013), где драматическая игра отсутствует как класс: певцы и певицы выходят на сцену и, временами разводя руками, поют (прекрасно, кстати говоря) свои арии. Кроме того, в "Норме" напряженка с декорациями. Если в начале действия на сцене была каменюга (жертвенный камень в виде круга, на котором стояла жрица) и кусок разрушенной стены, то в середине второго акта сцена полностью опустела после того, как оттуда убрали диван. Единственный спец. эффект состоял в проецировании Луны на стену, но потом и Луна зашла.
Кроме того, имеется определённый диссонанс между музыкой и действием (текстом). То есть, если следить за действием и вслушиваться (вчитываться) в слова, то временами возникает довольно комичный эффект. В самые трагические моменты звучит энергичная, порой даже бравурная и жизнерадостная музыка Беллини. Музыка, правда, чудесная. В частности, там звучит ария "Каста Дива". Оказывается, под эту может быть самую знаменитую лирическую мелодию жрица обращается к богам и предсказывает падение власти римлян. Неплохо, да?
да покинут
миряне священный лес.
Когда злой и угрюмый Бог
Будет жаждать римский крови
Из храма друидов
Мой голос прогремит.
jenya: "Как ты смеешь надеяться на хороший конец там, где уже нет, нет пути назад. Избаловался! Изнежился! Раскис тут под пальмами".
Я тут как-то смотрел "Турандот". Это тот самый редкий случай, когда хороший конец есть там, где уже нет пути назад. Я, честно говоря, предполагаю, что Пуччини намеревался огорошить критиков и прибить принца Калафа, творчески доработав сюжет Гоцци и Шиллера, но ему помешала скоропостижная смерть.
Постановка, которую я смотрел, была под открытым небом, и в середине первого акта стал накрапывать мелкий дождик. Оркестр снялся и ушёл после первого акта, спасая своих страдиварей и гварнерей (забегая вперёд, скажу, что он так и не вернулся). Убежала также некоторая часть дам в вечерних платьях, но остальные твёрдо требовали долива после отстоя пены. Дождик иногда усиливался, иногда затихал, где-то рядом глухо погромыхивала гроза. Наконец, после длинной паузы, в оркестр вышли дирижёр в ермолке и пианистка, их прикрыли зонтиками, и опера продолжилась без оркестра. Зонтик над дирижёром по очереди держали мужчина и женщина, женщина была низкорослой и режиссёр время от времени втыкался в зонтик руками, боюсь, к концу он его продрал. Третий акт был скомкан и закончился сценой смерти служанки, которую, невзирая на дождь и смерть, пытались вызвать на бис. Думаю, Пучини остался бы доволен, он как раз примерно до этого места оперу и дописал.
Roger: Это тот самый редкий случай, когда хороший конец есть там, где уже нет пути назад. Я, честно говоря, предполагаю, что Пуччини намеревался огорошить критиков и прибить принца Калафа, творчески доработав сюжет Гоцци и Шиллера, но ему помешала скоропостижная смерть.
Прочитал в програмке, что в "Тоске" Пуччини пытался отстоять (спасти) сопрано, но автор пьесы не дал: в морг, значит в морг. Вижу, это у Пуччини не в первой, гуманный мужик.
Я-то как раз подозревал обратное. По хорошим оперным канонам после смерти любящей его служанки принц Калаф должен был зарезать себя сам (спев напоследок хорошую арию), после чего его отец непременно умер бы от горя, а потом сердце Турандот должно было размягчиться, и она, увидев свою жестокость, бросилась бы в море с большой скалы.
– Ну, ей пока всего шестнадцать лет. Она учится в школе. До этого она серьезно занималась живописью, училась в художественной школе. Но потом там что-то не сложилось, и планы изменились. Если она захочет стать актрисой, я не буду ей в этом мешать. Но и помогать тоже. Теоретически, конечно, мог бы устроить так, чтобы ее взяли в театральный вуз. Ну, отучилась бы она там, а потом? Когда человек выходит на сцену или на съемочную площадку, все сразу становится ясно. Так что если она примет такое решение, пусть несет за него ответственность.
Меня всегда поражало, насколько быстро становится ясно, особенно в театре. Секунд через тридцать видно, сильный это актёр или никудышный. Непонятно только, насколько можно этому научиться, если от бога не дано.
jenya:Непонятно только, насколько можно этому научиться, если от бога не дано.
Насколько я могу судить, тут одно из двух – либо хорошим, даже очень хорошим актером можно стать, не имея особенного таланта, либо актерский талант встречается намного чаще, нежели талант, скажем, ученого, композитора, поэта etc.
Потому что замечательных актеров много. Очень много. Причем это только те, которых знает широкая публика. И не меньше, думаю, тех, кто почти никому не известен, но по потенциалу, мастерству тем, популярным, не уступают.
Разумееется, я не говорю об актерах великих, таких всегда единицы.
Да хороших учёных дофига. И как раз это дело уж точно воспитуемое. Насчёт композиторов не скажу, видимо, их вообще меньше раз в сто, чем актёров. Да и сложнее судить, вот сыграли тебе сонату, хрен его знает, хорошая соната или плохая. И музыкант, который эту сонату сбацал - он хорошо играл? Да фиг его знает. Вроде нормально, петуха не дал. А актёр вышел - и как на ладони. Даже не важно, что именно он говорит, важно как.
Вот вы говорите - хороших актеров пруд пруди. А я вот задумался какие у нас остались в живых хорошие актеры и что-то немного насчитал. Впрочем, я не спец.
__________________________
Спасение там, где опасность.
Это Вы великих считаете. А хороших действительно немало, тут я с Семёном согласен. Смотришь постановку какого-нибудь провинциального театра, глядь, два человека из труппы очень неплохо играют. Особенно на фоне остальных семи.
jenya: И музыкант, который эту сонату сбацал - он хорошо играл? Да фиг его знает. Вроде нормально, петуха не дал. А актёр вышел - и как на ладони.
Вот уж не спец, так не спец. Но знаю: выйдет на сцену настоящий, пусть и безвестный ещё, музыкант - и Жене уже с первых звуков это может стать ясно (что настоящий).
Почему знаю? А вижу на примере жены. Тоже вроде бы не спец (неоткуда абсолютно), но вернётся с концерта каких-то студентов и скажет: "Как этот играл! (Как эта играла!). Вот увидишь - скоро все заговорят". И я верю, потому что приходилось убеждаться.
(Хороший пример - тот же Вадик Холоденко, которого она чуть ли не третьекурсником, наверное, услышала).
Вот, кстати. Года два-три тому назад смотрел я в театре им. Гоголя "Театральный роман". И вот там был потрясающий Иван Васильевич в исполнении Олега Гущина. Немолодой уже актер, до этого о нем ничего не слышал и ни разу его не видел. И после тоже. А вот впечатление храню до сих пор.
В телефонной трубке что-то трещит, и голос отца слышен очень плохо. Он звонит с дачи, из Болшева, а там всегда была очень плохая связь. Я держу лист бумаги и диктую:
— Пожар — три минуты пятнадцать секунд… Ночная улица — четыре минуты ровно. Дождь за окном — две минуты тридцать секунд…
Отец не любил писать музыку к кинокартинам, но — увы! — принужден был заниматься этим всю свою жизнь — таков был наиболее приемлемый и пристойный вид заработка. Фильм приносил денег во много раз больше, нежели любое серьезное симфоническое произведение. Да к тому же бывали времена, когда исполнять произведения Шостаковича запрещалось.
В один из таких периодов, в 1948 году, отец признался И. Гликману: «…я за последний год написал много музыки к кинофильмам. Это дает мне возможность жить, но и утомляет до чрезвычайности».
Принимая очередной заказ на музыку к кинокартине, отец получал нечто вроде рабочего плана, там перечислялись эпизоды фильма и их продолжительность. Так вот, в тот раз он уехал в Болшево, а листок с этим планом оставил в Москве. Пришлось ему звонить домой, я нашла эту бумажку и диктовала.
— Так, записал? Троллейбус на московской улице — шесть минут… Белое безмолвие — три минуты…
Это «белое безмолвие» в особенности забавляло отца. Он говорил:
— Как прикажете передать в музыке такую штуку, как «белое безмолвие»?
— Как прикажете передать в музыке такую штуку, как «белое безмолвие»?
Я бы дал вальсок, такой, с завихрениями. И с агромадными паузами - секунд по 15-20.
А Шостакович что придумал?
БЕЛОЕ БЕЗМОЛВИЕ
Все года и века и эпохи подряд
Все стремится к теплу от морозов и вьюг.
Почему ж эти птицы на север летят,
Если птицам положено только на юг?
Слава им не нужна и величие.
Вот под крыльями кончится лед,
И найдут они счастие птичее,
Как награду за дерзкий полет.
Что же нам не жилось, что же нам не спалось?
Что нас выгнало в путь по высокой волне?
Нам сиянья пока наблюдать не пришлось.
Это редко бывает - сиянья в цене!
Тишина. Только чайки - как молнии.
Пустотой мы их кормим из рук.
Но наградою нам за безмолвие
Обязательно будет звук.
Как давно снятся нам только белые сны,
Все иные оттенки снега замели.
Мы ослепли давно от такой белизны,
Но прозреем от черной полоски земли.
Наше горло отпустит молчание,
Наша слабость растает, как тень.
И наградой за ночи отчаянья
Будет вечный полярный день.
Север, воля, надежда,- страна без границ,
Снег без грязи, как долгая жизнь без вранья.
Воронье нам не выклюет глаз из глазниц,
Потому что не водится здесь воронья.
Кто не верил в дурные пророчества,
В снег не лег ни на миг отдохнуть,
Тем наградою за одиночество
Должен встретиться кто-нибудь.
1972 Владимир Высоцкий
<...> Мой век учтен, прошит, прострочен, мой ужас сбылся наяву, конец из милости отсрочен — в отсрочке, в паузе живу. Но в первый миг, когда, бывало, отпустят на день или два — как все цвело и оживало и как кружилась голова, когда, благодаря за милость, взмывая к небу по прямой, душа смеялась, и молилась, и ликовала, Боже мой.
Она глядит куда-то
Поверх густой травы,
Поверх моей косматой
Уснувшей головы
— И думает, какая
Из центробежных сил
Размечет нас, ломая
Остатки наших крыл.
Пока я сплю блаженно,
Она глядит туда,
Где адская геенна
И черная вода,
Раскинутые руки,
Объятье на крыльце,
И долгие разлуки,
И вечная — в конце.
В общем, представим домашнюю кошку, выгнанную на мороз.
Кошка надеялась, что понарошку, но оказалось — всерьез.
Повод неважен: растущие дети, увеличенье семьи…
Знаешь, под каждою крышей на свете лишние кошки свои.
Кошка изводится, не понимая, что за чужие места:
Каждая третья соседка — хромая, некоторые — без хвоста…
В этом она разберется позднее. Ну, а пока, в январе,
В первый же день она станет грязнее всех, кто живет во дворе.
Коль новичок не прошел испытанья — не отскребется потом,
Коль не сумеет добыть пропитанья — станет бесплатным шутом,
Коль не усвоил условные знаки — станет изгоем вдвойне,
Так что, когда ее травят собаки, кошки на их стороне.
В первый же день она скажет дворовым, вспрыгнув на мусорный бак,
Заглушена гомерическим ревом местных котов и собак,
Что, ожиданием долгим измаян — где она бродит? Пора!—
К ночи за нею вернется хозяин и заберет со двора.
Мы, мол, не ровня! За вами-то сроду вниз не сойдет человек!
Вам-то помойную вашу свободу мыкать в парадной вовек!
Вам-то навеки — полы, батареи, свалка, гараж, пустыри…
Ты, что оставил меня! Поскорее снова меня забери!
Вот, если вкратце, попытка ответа. Спросишь, платок теребя:
«Как ты живешь без меня, вообще-то?» Так и живу без тебя —
Кошкой, обученной новым порядкам в холоде всех пустырей,
Битой, напуганной, в пыльном парадном жмущейся у батарей.
Вечер. Детей выкликают на ужин матери наперебой.
Видно, теперь я и Богу не нужен, если оставлен тобой,
Так что, когда затихает окраина в смутном своем полусне,
Сам не отвечу, какого хозяина жду, чтоб вернулся ко мне.
Ты ль научил меня тьме бесполезных, редких и странных вещей,
Бросив скитаться в провалах и безднах нынешней жизни моей?
Здесь, где чужие привычки и правила, здесь, где чужая возня,
— О, для чего ты оставил (оставила) в этом позоре меня?!
Ночью все кошки особенно сиры. Выбиты все фонари.
Он, что когда-то изгнал из квартиры праотцев на пустыри,
Где искривились печалью земною наши иссохшие рты,
Все же скорее вернется за мною, нежели, милая, ты.
Ей-Богу, зло переносимо,
Как ураган или прибой,
Пока не хочет быть красиво —
Не упивается собой,
Взирая, как пылает Троя
Или Отечество; пока
Палач не зрит в себе героя,
А честно видит мясника.
Но пафос, выспренность, невинность,
Позор декора, срам тирад…
Любезный друг, я все бы вынес,
Когда б не этот драмтеатр!
Увы, перетерпевши корчу,
Слегка похлопав палачу,
Я бенефис тебе подпорчу
И умирать не захочу.
Ноябрь злодействует, разбойник.
На крышах блещет перламутр.
Играет радио. Покойник
Пихает внутренности внутрь,
Привычно стонет, слепо шарит
Рукой, ощупывая грудь,
Сперва котлет себе пожарит,
Потом напишет что-нибудь…
Ну, хорошо же! Местами - опоэтизированный Старый Семён. Без шахматной составляющей, понятно. Ну и с финалом, который СС по определению не даёт - требует собственной работы мысли
