...“Instead of editing a classic, why not let parents take the time to explain to their kids the meaning of the ‘n’ word, why it might be offensive to use it, and how it fits into our history”...
Это правда. Но у режиссёра просто нет времени на всё. Не все дети хорошо владеют русским (мягко говоря), им надо объяснять массу всего, все сюжеты, кучу незнакомых слов. А так одной темой меньше. Сократили, кстати, много всего (мне-то сложно представить, как дети осилят и сокращенный вариант), в частности любовные моменты, даже неожиданные. Жена сообщила, что странную приятность в ее печальном взоре оставили, а помертвелые губы выкинули. На мой вкус, я бы все оставил, но надо работать с теми, кто в труппе.
Что касается того, how it fits into our history, то и я толком не знаю. Тема непростая, и немало поэтов-евреев (у поэтов связь с языком сильнее, мне кажется) пытались что-то решить для себя. Как раз недавно обсуждался Городницкий, с его "Но если слово разойдётся с кровью, я слово выбираю для себя."
Maks: В том числе, хотя разбором я бы это не назвал. Так, от нечего делать по клавишам фигуры по доске шпыняю. DVD с концертом Леонарда Коэна посмотрел наконец. Чехова читаю. И еще одного писателя, современного. Живет в Торонто, зовут Григорий (это не шутка!)
avia: Алла Борисовна для меня - загадка. Человек, который ценит Пастернака и активно сотрудничает с Ильей Резником, должен страдать раздвоением личности
А что, кто любит Пастернака, тому теперь уж и песню Пугачевой на стихи Резника нельзя послушать? Как-то жестоко по отношению к ценителям Пастернака :)
А насчет вкусов:
И вкусы и запросы мои - странны, -
Я экзотичен, мягко говоря:
Могу одновременно грызть стаканы -
И Шиллера читать без словаря.
Мечтаю,Женя, я о дне счастливом-
Когда смогу,как Вы,писать курсивом
ЗЫ Я у себя пишу курсивом,а на Чесспро появляется в обычном..
Как это делается,подскажите,пож.?
cтарик:Мечтаю, Женя, я о дне счастливом -
Когда смогу,как Вы,писать курсивом
Старик, отвечаю в прозе. Поставьте к: в квадратных скобочках [] перед текстом, :к в квадратных скобочках [] после текста, всё будет курсивом. Точно так же, как цитата: в квадратных скобочках [] до текста и :цитата в квадратных скобочках [] после текста показывает текст в виде цитаты.
jenya:Так вот, когда Пугачева пела "я еще не хочу умирать", зал рыдал.
А мне, помню, хотелось в нее утюгом запустить, когда впервые услышал эту песню. Не знаю, какой текст она пела в 92-м, но тогда он был изрядно кастрирован. Например, вместо "у меня еще есть адреса, по которым найду мертвецов голоса" было "у меня еще есть адреса, по которым найду голоса". И т.д.
Upd. Собственно говоря, можно сравнить.
Вот текст слов.
А вот стихи.
Это всё правильно.
А вот на днях жена заставила посмотреть новогоднюю передачу с Пугачёвой. Не помню название, но там ведущий Юрий Николаев, который недавно тяжело болел.
Там передача была посвящена Пугачёвой-композитору. Оказывается, она написала музыку ко многим своим песням, даже хитам - "Три счастливых дня", например. Песню "Ленинград" на стихи Мандельштама, о которых идёт речь, она тоже написала.
Ну и её начали критиковать за то, что она изменила Петербург на ленинград и выкинула "мертвецов". Ну она и оправдывалась. Говорила, что в те советские годы песню "Петербург" не пропустили бы, к тому же Ленинград лучше рифмовалось.
Она сказала, что пришлось выкинуть слово "мертвецов", потому что тогда цензура не пропустила бы песню на стихи Мандельштама.
Есё она говорила, её многие ругали в те годы. Как то брат Мандельштама позвонил к ней домой и стал проклинать "как Вы смели". Она слушала, слушала, а в конце разговора извинилась и добавила, что "а Вас Ваш брат не любил" и положила трубку.
В общем, можно Аллу Борисовну ругать, но надо согласиться, что песня замечательная, и если бы не Пугачёва, эти стихи не вошли бы в каждый российский дом.
P.S. Bспомнил, передача называлась "Достояние Республики". Непонятно, почему не "Достояние Монархии"...
P.P.S. Кстати, Пугачёва же написала музыку и к "Жил Александр Герцович".
"Достояние республики" - фильм, который дал название циклу передач 1-ого канала. До-Ре - сокращенное название цикла, намекающее на его музыкальную сущность. Песни и слова, речи и комментарии Аллы Пугачевой подчеркивают ее странную двойственность, о которой я писал ранее: пристрастие, наверное искреннее, к высоким творениям и бесцеремонное, порой безвкусное обращение с ними, которое скорее объясняется не требованиями цензуры, а недостатком культуры.
Почитываю письма Шостаковича Соллертинскому. Наверное, зря. Как-то это сильно портит впечатление от писем к Гликману. С Соллертинским он был слишком дружен! Отрывки из самых разных писем можно прочитать вот тут. К примеру:
1930 г., Одесса.
«Второе не менее яркое впечатление от Одессы – это беседа с представительницей Одесской филармонии УАПМ. Это очень недурная и бойкая хохлушка. Фамилию ее я не узнал, отчего, вероятно, и пострадал. Познакомил меня с ней один местный музыкант. Вчера утром она вызвала меня к телефону и выразила желание побеседовать. Я сразу почувствовал, что мое лицо приняло «самодовольное» выражение. Каково же было мое разочарование, когда я узнал, что она пришла убеждать меня переключаться на массовую песню. «Подумайте, – говорит, – мы, здешние Уамповцы, слушали Ваш балет, это такое упадничество... таити-грот... легкий жанр... современничество...» – так и сыпал ее, мм, прелестный ротик. Я слушал и восхищался. Во мне проснулся Кекс: «Зачем, – сказал я, – все это? Жизнь, – говорю, – прекрасна» и, обняв ее, пытался поцеловать. В тот же момент я почувствовал довольно сильный удар по щеке, с криком: «Об этом я напишу в "За пролетарскую музыку"» вышла из номера».
(Из письма неизвестному адресату).
25 июня 1932 г., Ленинград.
«Я жив но не здоров. Болезнь моя прозаическая: зубы. Последнюю неделю невыносимо страдаю зубами. Недавно один зуб был вырван. Описывать подробно ход зубной болезни не стоит. Это мое первое несчастье. Второе – это мое безденежье. Вот уже две недели живу займами. Нету денег. От этих обстоятельств я также впадаю в отчаянье и скучаю. Иной раз выпить и закусить не на что. В покер забыл как играют...
Но в жизни есть и свои законы диалектики. Не все плохо. Заболел Бухштейн, которого я очень не люблю. Может быть помрет. Это известие доставляет мне тихую радость и мягчит мою зачерствевшую в несчастьях душу.
С большой радостью узнал, что театр будет строиться. Я уверен, что там «Леди» прозвучит здорово. Поэтому сочиняю дальше... Оторвать меня от «Леди» невозможно. Итак, продолжаю понемножку...»
(Из письма П. Маркову).
Вроде, тогда не помер.
Бухштейн Вениамин Соломонович
Родился в 1888 г., г. Минск; еврей; исключен из ВКП(б) в 1937 г.; зав. отделом художественного радиовещания Леноблрадиокомитета. Проживал: г. Ленинград, пл. Труда, д. 6, кв. 40..
Директор и ректор консерватории (1935—1936)
Арестован 16 сентября 1937 г.
Приговорен: Комиссией НКВД и Прокуратуры СССР 10 января 1938 г., обв.: по ст. ст. 58-6-8-11 УК РСФСР.
Приговор: ВМН Расстрелян 15 января 1938 г. Место захоронения - г. Ленинград.
evgeny:...Ну и её начали критиковать за то, что она изменила Петербург на ленинград и выкинула "мертвецов". Ну она и оправдывалась. Говорила, что в те советские годы песню "Петербург" не пропустили бы, к тому же Ленинград лучше рифмовалось....
Ну, насчет того, что "лучше рифмовалось" - не смешно, а грустно.
А спор этот старый, Вот, из "Одного дня Ивана Денисовича".
- Но какую трактовку пропустили бы иначе?...
- Ах, пропустили бы?! Так не говорите, что гений! Скажите, что подхалим, заказ собачий выполнял. Гении не подгоняют трактовку под вкус тиранов!
На ту же тему, из книжки Лосева про Бродского, глава про московских литераторов.
На пути из Норенской Бродский заехал сначала в Москву. Московские литературные знакомые старались устроить публикацию его стихов в журналах с либеральной репутацией – «Новом мире» и «Юности». Однако даже для сотрудничества с этими изданиями требовалось проявить некоторую дипломатичность, на что Бродский оказался неспособен. Когда его привели к писателю Рыбакову, который, благодаря связям, мог помочь с публикациями, он настолько рассердил Рыбакова своим высокомерием, что тот и тридцать лет спустя с негодованием вспоминал в мемуарах о встрече с «плохим человеком», желавшим без конца читать свои малопонятные стихи[266]. Бродский вспоминал эту встречу по-другому: поучения опытного литератора – с кем надо поговорить, чтобы еще на кого-то нажать и т.д., – показались ему настолько византийскими, что он быстро утратил способность следить за ними и, чтобы уйти от утомительного разговора, предложил почитать стихи.
Ему все-таки устроили аудиенцию у Твардовского в «Новом мире». Твардовский в свое время был возмущен арестом Бродского, и о его скандальной ссоре по этому поводу с Прокофьевым вспоминают многие мемуаристы[267]. Но стихи Бродского вряд ли могли прийтись по вкусу народному поэту. Он сказал молодому человеку деликатно: «В ваших стихах не отразилось то, что вы пережили». И пригласил к себе домой – поговорить о поэзии. Иосиф в ответ: «Не стоит»[268]. Когда В. П. Аксенов, чтобы познакомить Бродского с редакцией «Юности», привел его с собой на заседание редколлегии, «Иосиф на этой редколлегии, наслушавшись того советского кошмара, в котором жили писатели „Юности“, просто лишился сознания. <...> Говорил, что присутствовал на шабаше ведьм. А на самом деле это был максимально возможный тогда либерализм»[269]. Слова «советский кошмар» не означают, что Василий Аксенов, Анатолий Гладилин, Андрей Вознесенский, Евгений Евтушенко и другие писатели, определявшие лицо действительно либерального по тогдашним понятиям журнала, на заседании редколлегии распинались в верности партии и правительству. Принятую в их среде линию поведения вряд ли можно даже назвать конформистской, речь скорее идет о тактике общественного поведения, направленной на то, чтобы печататься, чтобы их читали на родине.
Ту же тактику они порой использовали и в своем творчестве. В литературе это называется «эзопов язык», то есть стиль иронического иносказания (цензору непонятно, а читатель поймет!). Молодые писатели-шестидесятники достигли в эзоповском стиле большого мастерства. Хотя иные из них верили в «социализм с человеческим лицом» и даже до поры в миф об изначально благородной ленинской революции, преданной и утопленной в крови злодеем Сталиным, по отношению к современному советскому строю молодые писатели составляли скрытую оппозицию. Бродский в то время приятельствовал с Евтушенко, Аксеновым, Ахмадулиной, но эзопов язык и как литературный стиль, и как форма общественного поведения был для него неприемлем.
Создание текста – это процесс с участием воображаемого адресата, читателя или, по выражению Стравинского, которое любил повторять Бродский, «гипотетического alter ego». Психология эзоповского творчества основана на допуске в творческий процесс «третьего» – воображаемого цензора, идеологического контролера, стоящего между писателем и читателем, и стилистической задачей становится этого контролера обойти и обмануть[270]. Бродский, как и вся подсоветская интеллигенция, хорошо знал механизм создания стилистически мерцающего текста – под одним углом соответствует требованиям официальной идеологии, а под другим превращается в социальную сатиру. Но он стоял на позиции абсолютной творческой автономии и не мог писать стихи, думая о том, как их прочитает цензор. То, что для другого художника было увлекательной и смелой литературной игрой, для него – отказом от внутренней свободы. Эзоповская (то есть по определению «рабская») тактика была для него морально неприемлемой. Свое резкое неприятие он выразил в одной сцене из новеллы в стихах «Post aetatem nostram»:
В расклеенном на уличных щитах
«Послании властителям» известный,
известный местный кифаред, кипя
негодованьем, смело выступает
с призывом Императора убрать
(на следующей строчке) с медных денег.
Толпа жестикулирует. Юнцы,
седые старцы, зрелые мужчины
и знающие грамоте гетеры
единогласно утверждают, что
«такого прежде не было» – при этом
не уточняя, именно чего
«такого»:
мужества или холуйства.
Поэзия, должно быть, состоит
в отсутствии отчетливой границы.
На ту же тему, из книжки Лосева про Бродского, глава про московских литераторов.
Эзоповская (то есть по определению «рабская») тактика была для него морально неприемлемой. Свое резкое неприятие он выразил в одной сцене из новеллы в стихах «Post aetatem nostram»:
В расклеенном на уличных щитах
«Послании властителям» известный,
известный местный кифаред, кипя
негодованьем, смело выступает
с призывом Императора убрать
(на следующей строчке) с медных денег.
Толпа жестикулирует. Юнцы,
седые старцы, зрелые мужчины
и знающие грамоте гетеры
единогласно утверждают, что
«такого прежде не было» – при этом
не уточняя, именно чего
«такого»:
мужества или холуйства.
Поэзия, должно быть, состоит
в отсутствии отчетливой границы.
Забавно, что здесь Бродский именно что эзоповым языком пишет о Вознесенском ("Уберите Ленина с денег!").
Upd. Проверил, кстати. "Post aetatem nostram" - 1970 года. Стихи Вознесенского - несколько ранее.
когда смотрюсь я в зеркала,
то вижу, кажется, Эзопа
а встанет Бродский у стекла -
так вдруг покажется там жопа
__________________________ дякую тобi боже що я не мг
СС: А спор этот старый, Вот, из "Одного дня Ивана Денисовича".
- Но какую трактовку пропустили бы иначе?...
- Ах, пропустили бы?! Так не говорите, что гений! Скажите, что подхалим, заказ собачий выполнял. Гении не подгоняют трактовку под вкус тиранов!
Удивительно: ни новомирские редакторы, ни читатели до сих пор не заметили очевидной подтасовки: 2-ю серию "Ивана Грозного" (о которой здесь речь) таки не пропустили. Так что зэки ни видеть, ни обсуждать ее не могли.
И нелюбимый Александром Исаичем режиссер фильма, по логике самого же А.И.С., - таки гений, а не подхалим.
Гений или не гений, вопрос вкуса; но чем объяснить поголовную слепоту и критиков, и читателей?
P.S. Стихи насчет Ленина и денег известны по спектаклю Таганки. Напечатала их только «Звезда Востока» (Ташкент). Вознесенский: «Цензура снимала их из всех моих сборников. Спасибо ей».
В общем, запрет или незапрет ничего не говорит о художественной ценности запрещаемого или разрешаемого.
P.P.S. Сюда же: "Я вернулся в мой город..." опубликовано в "Лит. газете" осенью 1932 г. без всяких изъятий, вместе с "кандалами цепочек дверных".
nict46: Стихи насчет Ленина и денег известны по спектаклю Таганки. Напечатала их только "Звезда Востока» (Ташкент).
Наша провинциальная учительница литературы, вряд ли регулярно посещавшая Театр на Таганке, а скорей всего и вовсе в нем не бывавшая, эти стихи почему-то знала. Правда, дело было через десять лет.
Думаю, либо память Вознесенского подвела либо в вашей цитате речь идет о сравнительно коротком временном промежутке.
nict46: Стихи насчет Ленина и денег известны по спектаклю Таганки. Напечатала их только "Звезда Востока» (Ташкент).
Наша провинциальная учительница литературы, вряд ли регулярно посещавшая Театр на Таганке, а скорей всего и вовсе в нем не бывавшая, эти стихи почему-то знала. Правда, дело было через десять лет.
Думаю, либо память Вознесенского подвела либо в вашей цитате речь идет о сравнительно коротком временном промежутке.
Правоту Вознесенского подтверждает очень тщательно выполненная библиография Вознесенского.
"Антимиров" Таганки было вполне достаточно для всесоюзной известности текста.
СС: А спор этот старый, Вот, из "Одного дня Ивана Денисовича".
- Но какую трактовку пропустили бы иначе?...
- Ах, пропустили бы?! Так не говорите, что гений! Скажите, что подхалим, заказ собачий выполнял. Гении не подгоняют трактовку под вкус тиранов!
Удивительно: ни новомирские редакторы, ни читатели до сих пор не заметили очевидной подтасовки: 2-ю серию "Ивана Грозного" (о которой здесь речь) таки не пропустили. Так что зэки ни видеть, ни обсуждать ее не могли.
И нелюбимый Александром Исаичем режиссер фильма, по логике самого же А.И.С., - таки гений, а не подхалим.
Гений или не гений, вопрос вкуса; но чем объяснить поголовную слепоту и критиков, и читателей?
P.S. Стихи насчет Ленина и денег известны по спектаклю Таганки. Напечатала их только «Звезда Востока» (Ташкент). Вознесенский: «Цензура снимала их из всех моих сборников. Спасибо ей».
В общем, запрет или незапрет ничего не говорит о художественной ценности запрещаемого или разрешаемого.
P.P.S. Сюда же: "Я вернулся в мой город..." опубликовано в "Лит. газете" осенью 1932 г. без всяких изъятий, вместе с "кандалами цепочек дверных".
Не знаю как в сборниках, но на своих концертах (в затойное время) Вознесенский с удовольствием эти стихи читал
__________________________
не надо шутить с войной
nict46:Удивительно: ни новомирские редакторы, ни читатели до сих пор не заметили очевидной подтасовки: 2-ю серию "Ивана Грозного" (о которой здесь речь) таки не пропустили. Так что зэки ни видеть, ни обсуждать ее не могли.
Помнится, у меня тоже такая мысль мелькала в свое время. Однако, с другой стороны, во всяком случае один из спорящих, Цезарь Маркович, до ареста работал в кино. И теоретически мог видеть какие-то рабочие материалы фильма.
СС: Забавно, что здесь Бродский именно что эзоповым языком пишет о Вознесенском.
Да, это хорошо подмечено. А вообще мне кажется, что необычайная любовь советского зрителя к театру (любите ли вы театр как люблю его я?) отчасти связана с этим эзоповым языком. Учились читать между строк, везде находили спрятанные аналогии. Это было необычайно увлекательно, искать и понимать намёки режиссёра. А прямым текстом говорить что-то иногда просто неинтересно. С другой стороны, это же как-то влияет на творчество, постоянная мысль написать так, чтобы прошло.
СС: Забавно, что здесь Бродский именно что эзоповым языком пишет о Вознесенском
Он не пишет здесь эзоповым языком - т е намёками. И не пишет о Вознесенском. Он пишет ровно о том, что пишет - о холуйстве, изображающем гражданское мужество, о совковости, изображающем(и считающим себя) антисоветизмом. Потому для него конкретное имя совершенно неважно.
jenya: из книжки Лосева про Бродского, глава про московских литераторов.
Я не поместил последний абзац этой главы:
Поэтика эзоповских текстов действительно строилась на отсутствии отчетливой границы между идеологически противоположными прочтениями. Бродский точно передает дух эпохи: всякий раз, когда в «Юности» или в «Новом мире» появлялось особенно яркое эзоповское сочинение, интеллигентные читатели радовались публикации: «Такого прежде не было!» Он так же верно пародирует эзоповские приемы создания двусмысленности, используя анжамбеман: «Императора убрать!» – призывает «местный кифаред» и, только дав отзвучать этому революционному призыву, добавляет: «С медных денег» (изображение на которых унижает императора). Здесь Бродский пародирует известное стихотворение Андрея Вознесенского с призывом: «Уберите Ленина с денег!» Конечно, и эта пародия, и в целом аллегорическая форма «Post aetatem nostram» тоже по своей природе иносказания, но иносказания, созданные без оглядки на идеологическую цензуру. Принадлежность к разным этосам, а не конкретные обиды, привела в конце концов к разрыву отношений между Бродским и Евтушенко, Бродским и Аксеновым.
СС: Забавно, что здесь Бродский именно что эзоповым языком пишет о Вознесенском
Он не пишет здесь эзоповым языком - т е намёками. И не пишет о Вознесенском. Он пишет ровно о том, что пишет - о холуйстве, изображающем гражданское мужество, о совковости, изображающем(и считающим себя) антисоветизмом. Потому для него конкретное имя совершенно неважно.
Ну, видите ли, пишет-то он о том, что пишет, тут Вы правы. Но пишет все же эзоповым языком. Иначе зачем ему древние римляне. У них ни совка, ни антисоветизма историки вроде бы не отмечали.
арт.: даже интересно стало - помнится, что читал эти строки задолго до перестройки, но в тех сборниках, что сейчас под рукой - не нашел..
И у меня ощущение, что именно - читал. Вероятно, обманчивое - ещё в 65-м видел "Антимиры" на Таганке.
Но приходится верить: помощник депутата, всё-таки
«Я не авангардист, работаю в так называемых "демократических" жанрах и даже мои симфонии, - а они у меня тоже есть, - не столь сложны, как, скажем, симфонии Шнитке, я сейчас говорю только о музыкальном языке. Поэтому мне не было нужды идти на какое-то соглашательство с совестью, все гармонично складывалось… Споры всегда касались исключительно текстов. Например, я искренне написал к 100-летию Ленина патетическую поэму для певца, двух роялей и ударных, выбрал стихи Андрея Вознесенского и Пастернака. Пастернаковское "он был как выпад на рапире" проскочило, а вот стихотворение Вознесенского "Уберите Ленина с денег" вызвало, мягко говоря, сложную реакцию. Я его взял из газеты, а это был спецвыпуск "Литературки", посвященный ташкентскому землетрясению. Оказалось, что кроме газеты стихотворение нигде не было опубликовано. После пленума обкома пришлось переделывать.»
Спецвыпуск "Литературки" (если он не был номером "Звезды Востока"), конечно, мимо меня не прошёл бы.