Состав участников, надо сказать, поражал воображение. Обменявшись в кулуарах впечатлениями с Бобом Макферсоном, согласились в том, что, собственно, со времен московского семинара Израиля Моисеевича ни он, ни я не встречали такой концентрации экс-советских математиков высочайшего уровня в сравнительно небольшом лекционном зале. Судите сами: из Иерусалима специально приехал Дима Каждан, из Парижа на один день - Максим Концевич, из Чикаго - Володя Дринфельд, Саша Бейлинсон и Витя Гинзбург, из Йейля - Гриша Маргулис, Миша Капранов и Игорь Френкель, из Брауна - Саша Гончаров и Саша Браверман, из MIT - Паша Этингоф, из Принстона - Я.Г. Синай и Андрей Окуньков, из Филадельфии - А.А. Кириллов, из Корнелля - Ю.С. Ильяшенко, из Северной Каролины - Ваня Чередник, из Индианы - Андрей Габриелов, из Коламбии - Игорь Кричевер, из Пенн Стэйта - Юра Зархин и Сережа Табачников, из моего Северо-Восточного - Миша Шубин и ваш покорный слуга, и наконец, из местных - С.Г. Гиндикин и Володя Ретах (прошу прощения, наверняка кого-то забыл упомянуть).
Учился я когда-то на мех-мате с Сашей Воловиком...
Вот что он сейчас прислал:
19 ДЕКАБРЯ - ВЕЧЕР ФАИНЫ ГРИМБЕРГ И АЛЕКСАНДРА ВОЛОВИКА!
[info]a_volovik
December 11th, 23:02
Троицкий Дом ученых и клуб интерактивного творчества (КИТ)
приглашают Вас на литературный вечер Фаины Гримберг и Александра Воловика.
Встреча состоится в субботу, 19-го декабря в 16.00.
Вход свободный.
ФАИНА ГРИМБЕРГ (Гаврилина) – поэт, прозаик, драматург; историк по образованию.
Создала мистификационную форму т.н. "альтернативной литературы",
выпуская произведения от имени вымышленных зарубежных авторов и указывая свою фамилию как переводчик.
Ею опубликованы более двадцати книг прозы, в том числе: "Друг Филострат, или История одного рода русского",
"Судьба турчанки, или Времена империи", "Своеручные записки Элены фон Мюнхгаузен", несколько сборников стихов,
монографии и статьи, посвященные русской и болгарской истории.
Информация о Фаине Гримберг на сайте ?Литературный Пергам?:
http://www.pergam-club.ru/book/3229
Фаина Гримберг в ?Школе злословия?:
http://www.youtube.com/watch?v=wsf6ysya-sU&feature=related
АЛЕКСАНДР ВОЛОВИК – в 1965 окончил мехмат МГУ. Кандидат физико-математических наук.
Поэтические произведения публиковались в газетах: ?Гуманитарный фонд?, ?Литературная газета?, ?МОЛ?;
в журналах: ?Вопросы литературы?, ?Футурум Арт?, ?Огонёк?, ?Крокодил?, ?Крещатик?, ?Фонтан? (Одесса), Чайка (США) и др.,
в различных альманахах и сборниках. Автор сборников стихов: "Сам себе автор" (М., 1996) и "Договоримся о воздухе" (М., 2006).
Член Союза литераторов РФ и Союза писателей Москвы.
Александр Воловик на сайте Поэзия.ру:
http://poezia.ru/user.php?uname=Volovik
Александр Воловик на сайте ?45 параллель?:
http://www.45parallel.net/aleksandr_volovik/pochti_vesna/
Александр Воловик на Живом телевидении:
http://www.tv-l.ru/book/index25.shtml
Проезд: м.Теплый Стан, первый вагон из центра, к торговому комплексу "Принц Плаза",
авт. 398 (примерно полчаса в пути). Остановка по требованию.
Адрес: г. Троицк, Октябрьский проспект 9(б).
Справки по тел. 51-2223, 51-2277, 8-926-220-54-00.
Неужели кто-то и вправду попрется зимой в такую даль, чтобы встретиться с Гринберг и Воловиком? Впрочем, Женя вот за триста километров ездил, чтобы послушать Кима. Чего на свете не бывает.
Pirron: Неужели кто-то и вправду попрется зимой в такую даль, чтобы встретиться с Гринберг и Воловиком? Впрочем, Женя вот за триста километров ездил, чтобы послушать Кима. Чего на свете не бывает.
Мне-то повезло. Воловик живет в соседнем доме. Иногда встречаюсь с ним в продовольственном.
Pirron: Неужели кто-то и вправду попрется зимой в такую даль, чтобы встретиться с Гринберг и Воловиком? Впрочем, Женя вот за триста километров ездил, чтобы послушать Кима. Чего на свете не бывает.
Мне-то повезло. Воловик живет в соседнем доме. Иногда встречаюсь с ним в продовольственном.
Pirron: Неужели кто-то и вправду попрется зимой в такую даль, чтобы встретиться с Гринберг и Воловиком? Впрочем, Женя вот за триста километров ездил, чтобы послушать Кима. Чего на свете не бывает.
Кто-нибудь попрется...
Есть постоянный контингент; да и авторы достойные...
Саша Воловик - мой друг; но в общечеловеческом плане Фаина поинтересней, пожалуй...
А зима в Москве сейчас не та, что в 1812 или 1941 годах. Или когда Л.Н.Толстой помер...
Я фиг бы знал про forte, piano,
бемоль, ха-молль или мордент,
когда б, заместо фортепьяно,
купили, скажем, мы мольберт!
Зато на память и не охнув,
я б объяснить любому мог
про перспективу, сурик, охру,
про линию и про мазок.
И даже боязно представить,
какой в познаньях глубины
достиг бы я, когда бы справить
вместо мольберта - мне штаны!
- Издохла подразумевает некие мучения. Я бы не выё.....ся и написал просто: сдохла.
- Йепп.
- Так что ж, выходит, твой отец - тот самый писатель, как его... Хираку Макимура, да?
- Анаграмма его имени так и задумана? :) Спросил догадливый Мх.
- Это Темза, сэр... Он вообще делает тут фишку, от которой у японцев крыши едут больше, чем у нас. У японцев-то и азбука, и сознание - слоговые. А он сперва переложил себя на латиницу - и только потом буквы перемешал. То есть, первая реакция японского читателя, как я представляю - нечто вроде мотания башкой с бодуна :)
Интересно, как японцы переживают сосуществование Харуки (Мураками) и Хикару (Накамуры) ?
dod тут пару недель назад запостил 7 версий "Les feuilles mortes". Для меня эта песня как раз не ассоциируется с джазовым стандартом, занимая место в сердце где-то в уголке французского шансона. Причём не абы как, а с голосом и лицом Монтана.
Mais la vie sеpare ceux qui s'aiment,
Tout doucement, sans faire de bruit
Et la mer efface sur le sable
Les pas des amants dеsunis.
Ветреного красавчика, итальянца по крови Ива Монтана любили такие женщины, как Эдит Пиаф, Мерилин Монро и, конечно, Симона Синьоре. С Симоной их разлучила смерть.
...Вплоть до недавнего времени, когда я наконец женился, самым сложным моментом наших отношений было то, что я не мог привести свою девушку в гости к сестре. Если уж говорить совсем начистоту, то стоит пояснить, что за те девять лет, что мы живем вместе, мы женились десятки раз, выдумывая для этого самые разнообразные церемонии: поцелуй в нос в рыбном ресторанчике в Яффо, объятия в полуразрушенном варшавском отеле, купание нагишом на пляже в Хайфе и даже совместное поедание шоколадного яйца в поезде Амстердам – Берлин. Вот только ни одна из этих церемоний, к сожалению, не признана ни раввинами, ни государством...
Этгар Керет вообще интересно пишет и временами довольно провокативно. Он не стесняется обсуждать болезненные темы и (как мне кажется) делает это неплохо с литературной точки зрения. Его сейчас активно переводят на русский (что любопытно, с иными переводчиками я время от времени лично общаюсь). На некоторые рассказы существуют два-три перевода. Вот один из таких рассказов - на другую тему - прямо в стиле Драгунского (...вот он сидит, смеется разными глазами, а я хочу тренировать об него силу удара...).
Папа не согласился купить мне куклу Барта Симпсона. Мама как раз хотела, но папа не согласился, сказал, что я избалованный. «Почему это мы должны купить, а? — сказал он маме. — Почему мы должны ему покупать? Он только успевает пикнуть, а ты уже становишься навытяжку!» Папа сказал, что у меня нет уважения к деньгам. И что если я не пойму этого, пока маленький, то когда же? Дети, которым с легкостью покупают куклы Барта Симпсона, вырастают потом в хулиганье, которое ворует по киоскам. Потому что они привыкают, что все, что им пожелается, сразу достается им с легкостью. И поэтому вместо куклы Барта Симпсона он купил мне уродливую глиняную свинью с плоской дыркой в спине, и теперь я вырасту нормальным, не буду хулиганьем.
Теперь каждое утро я должен выпивать стакан какао, несмотря на то, что терпеть его не могу. Какао с пенкой — это шекель, без пенки — полшекеля. А если я сразу после этого вырву, то не получу ничего. Монетки я кидаю свинье в дырку на спине. Если ее потрясти, она звенит. Когда в свинье будет так много монеток, что при встряске они уже и звенеть не будут, тогда я получу куклу Барта Симпсона на скейтборде. Папа говорит, что это — воспитание.
А поросенок как раз славный. Пятачок у него прохладный, если потрогать. И он улыбается, когда засовываешь в него шекель. Даже если полшекеля. Но самое замечательное то, что он улыбается, даже если не кидаешь в него вообще ничего.
Я уже придумал, как его назвать. Я зову его Песахзон, так же, как звали одного человека, который жил когда-то в нашем почтовом ящике, и моему папе так и не удалось отколупать его наклейку. Песахзон не такой, как мои другие игрушки, он гораздо спокойнее, без мигалок, без подпрыгиваний, без батареек, которые текут у него внутри. Только за ним нужен глаз да глаз, чтобы не спрыгнул со стола вниз. «Песахзон, осторожно! Ты же глиняный!» — говорю я ему, когда замечаю, что он стоит, пригнувшись на краю стола, и смотрит на пол. А он мне улыбается и терпеливо ждет, пока я возьму его в руки и спущу вниз. Я обожаю его, когда он улыбается. Только ради него я пью каждое утро какао с пенкой. Только для того, чтобы иметь возможность сунуть ему шекель в спинку и увидеть, что его улыбка ни капельки не изменилась. «Я люблю тебя, Песахзон, — говорю я ему после этого. — Честно, я люблю тебя больше, чем папу с мамой. И я буду любить тебя всегда. На остальное наплевать. Даже если ты будешь взламывать киоски. Но только не вздумай прыгать со стола!»
Вчера папа пришел, взял Песахзона со стола и стал его трясти и переворачивать. «Папа, осторожней, — сказал я ему, — у него от этого болит живот». Но папа все равно тряс его. «Он уже больше не звенит. Ты знаешь, что это значит, Йоавчик? То, что завтра ты получишь Барта Симпсона на скейтборде». «Прекрасно, папа, — сказал я. — Барт Симпсон на скейтборде, чудесно. Только перестань трясти Песахзона, ему от этого становится плохо». Папа поставил Песахзона на место и пошел звать маму. Он вернулся через минуту. Одной рукой он тащил маму, а в другой руке держал молоток. «Ты видишь — я был прав, — сказал он маме, — так он научился ценить вещи, правда, Йоавчик?» «Конечно научился, — сказал я, — конечно. Но зачем молоток?» «Это для тебя, — сказал папа, и дал молоток мне в руку. — Только будь осторожен». «Конечно. Я буду осторожен», — сказал я, и, вправду, был очень осторожен. Но через несколько минут папе уже надоело и он сказал: «Ну же, давай, разбей эту свинью!» «Что? — спросил я, — Песахзона?» «Да, да, Песахзона, — сказал папа. — Ну давай, разбей ее. Ты заслужил Барта Симсона. Ты достаточно тяжело поработал для этого».
Песахзон улыбался мне грустной улыбкой глиняного поросенка, который понимает, что это его конец. Чтоб он сдох, этот Барт Симпсон! Это чтобы я врезал молотком по голове своему другу? «Я не хочу Симпсона». Возвращаю папе молоток: «Мне достаточно Песахзона». «Ты не понимаешь, — говорит папа, — это нормально, это — воспитание. Иди сюда, я разобью ее для тебя». Папа уже поднял молоток, и я посмотрел в разбитые глаза мамы и на усталую улыбку Песахзона, и понял, что теперь все зависит от меня. Если я ничего не сделаю, он умрет. «Папа!» — я схватил его за ногу. «Что, Йоавчик?» — спросил папа, а рука его с молотком все еще была в воздухе. «Пожалуйста, я хотел бы еще один шекель», — умоляюще произнес я. «Дай мне завтра затолкать еще один шекель, после какао. И тогда уже разбить. Завтра. Я обещаю». «Еще шекель? — папа улыбнулся и положил молоток на стол. — Ты видишь? Видишь, какое понимание я развил в мальчишке?» «Ага, понимание, — сказал я. — Завтра». У меня уже слезы подступали к горлу.
Когда они вышли из комнаты, я крепко-крепко обнял Песахзона, и дал слезам выплакнуться наружу. Песахзон не сказал ничего, только тихонько дрожал у меня в руках. «Не переживай, — прошептал я ему в ухо, — я тебя спасу».
Ночью я подождал, пока папа закончит смотреть телек в салоне и пойдет спать. Тогда я тихо-тихо встал и слинял вместе с Песахзоном через веранду. Мы долго шли в темноте, пока не набрели на какое-то поле с колючками. «Свиньи обожают поля, — сказал я Песахзону, когда поставил его на землю. — Особенно поля с колючками. Тебе здесь будет хорошо». Я подождал ответа, но Песахзон ничего не сказал. Я погладил его пятачок в знак прощания, а он в ответ только печально на меня уставился. Он знал, что больше никогда меня не увидит.
Хіба ні?
?