И сравнение с математикой хромает на все четыре ноги. По моему глубокому убеждению, шахматы - это совсем особенная вещь, требующая совсем особенного, специального типа способностей (и не только для игры, но и для получения зрительского удовольствия). Конечно, шахматные способности могут сочетаться с любыми другими, но могут и не сочетаться. Шахматисты в среднем также не отличаются повышенным (или пониженным) интеллектом, это вполне несвязанные вещи. Профессиональные шахматисты, конечно, имеют определённые особенности как группа, но они связаны с образом жизни и способом добывания средств на жизнь, а не собственно с шахматами. То есть они те же, что у любых других профессиональных игроков в некомандные игры.
Evgeny Gleizerov: Шахматисты в среднем также не отличаются повышенным (или пониженным) интеллектом, это вполне несвязанные вещи.
это точно не верно. в шахматах, как минимум, идет отбор по уровню памяти - а это один из столпов того, что называется интеллект, и замеряется примерно всеми интеллектуальными тестами. так что шахматисты (мастерского+ уровня) достоверно умнее среднего в популяции уровня.
Шахматная память тоже чрезвычайно специфична. Впрочем, и всякая память специфична. Я, например, помню прочитанное в детстве несравненно лучше, чем собственно детство. А память на лица у меня такая, что могу не узнать человека, за которым, допустим, очередь занимал. Запомнить, в какую сторону выход к лифту или лестнице в гостиничном коридоре, для меня также почти неподъёмная задача, которую всякий раз приходится решать эмпирически.
Интеллектуальные тексты меряют вовсе не интеллект, если понимать под ним ум. Они меряют уровень развития специфических навыков. Впрочем, крайне сомневаюсь, что средний шахматист и по этому параметру окажется выше среднего нешахматиста.
Evgeny Gleizerov: Шахматная память тоже чрезвычайно специфична. Впрочем, и всякая память специфична. Я, например, помню прочитанное в детстве несравненно лучше, чем собственно детство. А память на лица у меня такая, что могу не узнать человека, за которым, допустим, очередь занимал.
это и есть признак хорошей памяти, к слову. память как часть интеллекта - она именно для того, что бы информацию запоминать, а не свою жизнь и лица. а людей в очереди можно запоминать по одежде.
Интеллектуальные тексты меряют вовсе не интеллект, если понимать под ним ум. Они меряют уровень развития специфических навыков.
что бы понимать "ум", его сначала определить надо. с этой задачей исчерпывающе вроде пока не справился, поетому для всех практических надобностей мы под "интеллектом" и понимаем "практические навыки", которые худо-бедно научились оценивать.
В том-то и дело, что интеллектуальные тесты меряют навыки отнюдь не практические. Под "умом" я понимаю способность адекватно оценивать внешние обстоятельства и адекватно на них реагировать.
saluki: это и есть признак хорошей памяти, к слову. память как часть интеллекта - она именно для того, что бы информацию запоминать
Информацию я тоже запоминаю крайне избирательно, прочитанное - хорошо, услышанное - плохо. В бесписьменном обществе я, полагаю, считался бы слабоумным.
Evgeny Gleizerov: В том-то и дело, что интеллектуальные тесты меряют навыки отнюдь не практические. Под "умом" я понимаю способность адекватно оценивать внешние обстоятельства и адекватно на них реагировать.
вспомнился рой джонс на ринге. воля ваша, но мне такое определение исчерпывающим не кажется
Информацию я тоже запоминаю крайне избирательно, прочитанное - хорошо, услышанное - плохо. В бесписьменном обществе я, полагаю, считался бы слабоумным.
совершенно точно нет. во-1, в бесписьменном обществе информации вообще крайне мало. во-2, она там структурируется иначе и рассчитана на многократное повторение, с закреплением в виде практического применения. а во-3, вы росли и развивались в мире информации печатной, и ваш мозг очевидно приточился именно к ней, как к наиболее важному источнику. это как раз признак здорового интеллекта, который бы точно себя проявил и в других исходных условия.
Попробую переключить разговор на литературу.
В детстве одной из любимейших моих книг был «Белый Клык». Понятно, всю зоологическую часть я принимал на веру. И только в весьма взрослом состоянии увидел, что написанный раньше «Зов предков» - развернутая метафора одичания культурного существа, а «Белый клык» - обратная метафора.
Теодор Рузвельт, заядлый охотник и натуралист-любитель, писал о схватке Белого Клыка с бульдогом:
«Это чистейший абсурд (the very sublimity of absurdity). В такой драке у бульдога один шанс из тысячи, и победить он может только, если сразу вопьется в горло».
«В той же книге Лондон описывает огромную собаку-волка, которую разорвала на куски северная рысь. ...Никто, кто хоть что-нибудь знает о рыси и волке, не написал бы подобной чуши».
Кажется, и отношения в волчьей стае у Лондона описаны не слишком верно, хотя тогда и зоологи знали об этом куда меньше нынешнего.
Нет, я сразу заметил, что Лондон повернул сюжет в обратном направлении. Он руководствовался при этом, я думаю, в первую очередь практическими соображениями: повторно использовать тот же сюжет с таким же художественным и коммерческим успехом уже невозможно - но ведь сюжет таков, что можно с успехом вывернуть его наизнанку. Грех этой возможностью не воспользоваться. А что касается спора Рузвельта и Лондона на зоологические темы, то я, конечно, на стороне Рузвельта.
Это звучит ещё более странно чем "я не могу слушать музыку, если мне не показывают клавиши рояля".
Вот хорошая музыка, количество аккордов не выносит мозг, и почти по-русски. Нужно только помнить, что "своего табринька" - это не два слова, а шесть, и удерживать себя от попыток декодировать остальное.
Pirron: Он руководствовался при этом, я думаю, в первую очередь практическими соображениями.
Биографы бают, что это результат его женитьбы с последующим окончательным окультуриванием.
Это хорошо, когда женитьба способствует окончательному окультуриванию. Впрочем, и такая женитьба может на более позднем этапе, наоборот, поспособствовать окончательному одичанию. Я биографию Лондона совсем не знаю, хотя в школьные годы читал его с удовольствием. Пнин у Набокова тоже, вроде бы, выбирает в подарок юному читателю Джека Лондона. Но сам Набоков к этому выбору своего героя относится с каким-то сдержанным ехидством, хотя до настоящих нападок на Лондона дело все-таки не доходит. Видимо, Лондон все-таки нравился Набокову больше Чернышевского.
Посмотрел американский фильм 1970 года «12 стульев». Сначала было непривычно. Но в целом актеры играют неплохо, так что быстро привыкаешь, и есть удачные мелкие отклонения от известного нам сюжета.
Kazus: Посмотрел американский фильм 1970 года «12 стульев». Сначала было непривычно. Но в целом актеры играют неплохо, так что быстро привыкаешь, и есть удачные мелкие отклонения от известного нам сюжета.
«Наши играют французскую жизнь. Да, искусство в большом долгу..»(ц)
Roger: Окультуривание - это какое-то неправильное слово, я бы сказал приручение и одомашнивание.
В данном случае это верно, но вообще Лондон, как я теперь вспоминаю, обращался и к теме окультуривания. И если в северных рассказах речь идет о благотворном одичании, то в "Мартине Идене" автор уже рассказывает об осознанном окультуривании, которое заканчивается для героя катастрофой - несмотря на то, что он выигрывает битву с издателями и становится богатым и знаменитым. Правда, из романа не совсем понятно, чем вызвана полная опустошенность героя после того, как он добился своей цели. Или я этого в школьные годы не понял, а позднее Лондона уже не перечитывал.
Pirron: чем вызвана полная опустошенность героя после того, как он добился своей цели.
В моем читательском восприятии: надорвался.
Я роман перечитывал лет семь назад и нашел его в целом слабым. Лучшее там начало и фрагмент с прачечной.
Собственно, и в писательстве самого Лондона лучшее это несколько рассказов из северного цикла и автобиографическое из ранней молодости ("Воля к жизни", "Отступник").
Самое недооценённое произведение Лондона - это "Железная пята". Просто оно слишком опередило своё время, примерно как четвёртая часть "Приключений Гулливера" про гуигнгмов (это, конечно, не утопия, а тонкая антиутопия). Не про XX век это, а про XXI.
Ровно четыре года назад я прочитал/перечитал его 13-томник 1976 г., пропустив только тома 5 (Люди бездны. Дорога. Статьи) и 7 (Мартин Иден. Кража). Искать в них какие-то фактические ошибки у меня желания не возникало. "Железную пяту" (в томе 6 вместе с весьма интересными "До Адама" и "Алая чума") тоже прочитал, и она мне понравилась.
У меня сегодня было мало времени, хоть немного продолжу
Следующий порт - Эдинбург.
На подъезде показали нам как самогонят виски.Гид сказал, что этот дым убивает деревья вокруг, они чернеют и самогонщиков легко вычислить, но их особо не трогают так как это культурное наследие
А вообще типичная природа на подъезде такая.
В порту множество мостов и серьезных встречающих корабли музыкантов (даже женщины очень серьезные),
Был я однажды в Эдинбурге с рабочим визитом. Основное впечатление состояло даже не в том, что было несколько (sic!) внутренних кандидатов на объявленную университетскую позицию, а в том, что все внутренние и все внешние кандидаты были вызваны одновременно, и все вместе пошли на ужин.
Помню, когда я собирал картошку в одном колхозе, я и мои товарищи постоянно пытались приобрести у местных жителей самогон. Наверняка кто-то из колхозников занимался втайне самогоноварением. Это было очевидно хотя бы потому, что в магазине продавался только молдавский коньяк "Белый аист". Вряд ли колхозники утоляли жажду одним молдавским коньяком. Но никто из них не признался даже в том, что делает брагу, а уж что касается самогоноварения - все они, угрюмо глядя в сторону, уверяли нас, что никто такими делами в их деревне не занимается. Видно, местной милиции они боялись больше, чем шотландцы боятся своей полиции.
Он руководствовался при этом, я думаю, в первую очередь практическими соображениями: повторно использовать тот же сюжет с таким же художественным и коммерческим успехом уже невозможно - но ведь сюжет таков, что можно с успехом вывернуть его наизнанку. Грех этой возможностью не воспользоваться. А что касается спора Рузвельта и Лондона на зоологические темы, то я, конечно, на стороне Рузвельта.
