один из тех, кто давал ему свои книги, жаловался, что на страницах остались жирные отпечатки пальцев вождя.
Его толстые пальцы, как черви, жирны
В многотомном сочинении Эдварда Гиббона «История упадка и разрушения Римской империи» он среди прочего отчеркнул абзац, в котором говорилось, что римские легионеры своих непосредственных начальников боялись больше, чем неприятеля.
Сразу вспоминается эпизод с Козловым, виновником Керченской катастрофы 1942 года, пониженным за это в звании. Он пришел жаловаться на несправедливость к Сталину и сказал, что во всем виноват представитель Ставки ВГК Мехлис, который мешал ему командовать. "Получается, что Вы больше боялись Мехлиса, чем немцев", - заметил Сталин.
В Волгограде сегодня, в преддверии 80-летия победы в Сталинградской битве, в музее-панораме "Сталинградская битва" торжественно открыли памятники генералиссимусу Иосифу Сталину, маршалу Георгию Жукову и маршалу Александру Василевскому. Мероприятие входит в программу празднования 80-летнего юбилея Победы в битве на Волге.
Сталин И.В. Об антисемитизме: Ответ на запрос Еврейского телеграфного агентства из Америки
Источник: Сталин И.В. Cочинения. – Т. 13. – М.: Государственное издательство политической литературы, 1951. С. 28.
Отвечаю на Ваш запрос.
Национальный и расовый шовинизм есть пережиток человеконенавистнических нравов, свойственных периоду каннибализма. Антисемитизм, как крайняя форма расового шовинизма, является наиболее опасным пережитком каннибализма.
Антисемитизм выгоден эксплуататорам как громоотвод, выводящий капитализм из-под удара трудящихся. Антисемитизм опасен для трудящихся как ложная тропинка, сбивающая их с правильного пути и приводящая их в джунгли. Поэтому коммунисты как последовательные интернационалисты не могут не быть непримиримыми и заклятыми врагами антисемитизма.
В СССР строжайше преследуется законом антисемитизм как явление глубоко враждебное Советскому строю. Активные антисемиты караются по законам СССР смертной казнью.
И. Сталин 12 января 1931 г.
Впервые опубликовано в газете “Правда” № 329, 30 ноября 1936 г.
Предполагаемая дружеская дискуссия:
1 - ничего нового. Можно по разному относиться к коммунистам, но националистами они не были
2 - да, наверное, в 31-м Сталина трудно считать антисемитом, зато в конце сороковых годов борьба с безродными космополитами, расстрелянный еврейский антифашистский комитет, убийство Михоэлса, дело врачей.
3 - да вы на даты посмотрите: там и 36-й и 51-й, он своих взглядов не менял. Не надо выдумывать.
Дальше: не Сталин, Абакумов во внутривидовой борьбе, члены ЕАК слишком о себе возомнили, пытались интересы еврейства ставить выше …, Лидия Тимашук была права, а эти ваши академики чуть таки не залечили.
И характерно, что либерал «везёт уголь в Ньюкасл», российским источникам не доверяете.
4 - во-первых, как раз из Ньюкасла, направление правильное; во-вторых, это не тот Ньюкасл, это Австралия; в-третьих, первоисточник как раз российский архив; в-четвёртых, это первая строка Гугла.
5 - вот я и говорю, «направление правильное» - типичное низкопоклонство. И что, ближе Австралии ничего не нашли? Сайт КПРФ не подошёл? И вы предпочитаете не замечать новости о том, как Гугл «корректирует» выдачу?
Продолжать неохота, за параллели между совсем разными дискуссиями извините.
70 лет назад умер Иосиф Сталин. Единственное негосударственное видео его похорон на свою личную камеру снял майор США, который работал при американском посольстве в СССР.
50 лет эти кадры пылились в заброшенной мастерской
Мать, Елена Фёдоровна Гусова, расстреляна в 38 году. Реабилитирована за отсутствием состава преступления. Отец, Хуцистов Альмаксид Казбекович, офицер царской армии, служащий. Репрессирован, умер в лагере. Дед, служащий Наркомата путей сообщения, в 37 году расстрелян. Реабилитирован.
О дальнейшей судьбе этой истории нам пока известно немногое. Отец Олега был расстрелян в 1938 году, мать умерла в лагере в 1942-м. В 1990-е годы сам Олег передал свои дневники и документы в «Мемориал» (признан иностранным агентом), но разговаривать с исследователями отказался. Дневники оканчиваются 1948 годом.
Гелия Всеволодна Черневская, в замужестве Колосова (далее Г. Ч.) рассказывает, что ее отец, Всеволод Николаевич Черневский, комбриг РККА, был арестован 16 ноября 1937 г. В январе 1938 г. была арестована мать, Анна Андреевна Черневская (урожд. Крастынь), библиотекарь. Г. Ч. было тогда 13 лет, брату Олегу – 16. Опекуншей Г. Ч. стала живущая в Ленинграде сестра отца, преподаватель музыки. Мать как ЧСИР приговорили к 8 года лагерей и отправили сначала в Темниковский ИТЛ, потом в Сегежлаг, затем – в Карлаг, где она умерла в декабре 1942 г. Первое время после ареста родителей Г. Ч. ждет их возвращения. Мать долго добивается разрешения на свидание с дочерью. Это свидание было разрешено на 3 дня и назначено на 22 июня 1941 г. 17-летняя Г. Ч., собрав необходимые вещи, едет в лагерь. Но приехав, узнает, что из-за войны все свидания отменяются. Вместе с двумя женщинами постарше, тоже приехавшими на свидание, Г. Ч. останавливается в «домике для свиданий» в ожидании обратного поезда. Комендант предлагает Г. Ч. «свои услуги», стучится ночью в ее комнату. Женщины добиваются у лагерного начальства «исключения» и всем, включая Г. Ч., разрешают свидание на 3 часа (вместо разрешенных ранее 3-х суток). Мать приводят на свидание охранники с собакой. Бурная встреча с выросшей дочерью (за четыре года произошла «разительная перемена»). Г. Ч. вспоминает, что «минут 20 ушло на то, что мама доставала изо всех мест (карманов, рукавов, чулок, туфель, прически) записочки». Их написали заключенные женщины родным, уже зная, что письма в связи с войной запрещены. О своей жизни мать не успела, «а может быть, не хотела» рассказать. Сказала только, что в их лагере «сидит 6.000 жен». Спросила: «Как народ относится к тому, что нас посадили?» Показала вышитые ею платочки. По окончании свидания за матерью опять пришла охрана с собакой. После этого писем от матери не было. На многочисленные письма Г. Ч. в лагерь однажды ответила девушка-цензор. Нарушив инструкцию, она сообщила, что мать Г. Ч. из-за приближения фронта вместе с другими заключенными была отправлена в Казахстан.
Летом 1937 года Аросев с женой, сыном и дочерью Еленой поехал в отпуск в Сестрорецк. По дороге он заехал в Ленинград к сестре и оставил у нее свои дневники, благодаря чему они и сохранились. Именно в Сестрорецке, 26 июня 1937 года сотрудники НКВД арестовали Гертруду. Сохранились воспоминания дочери Александра Яковлевича, Елены о последнем дне, проведенном Александром и Гертрудой вместе: «В один из вечеров к нам постучались. Вошли двое молодых людей, оба военные, один из них моряк. Объявили, что приехали за Гертрудой, так как она арестована. Гера заплакала, отец, наоборот, разозлился, сказал, что не отпустит ее, что поедет с ней. Они запретили это, тогда он сказал, что им придется подождать, и вызвал из Ленинграда, из филиала ВОКСа, машину. Как ни странно, они на это согласились. Воцарилась какая-то странная, неестественная пауза. Было такое ощущение, что остановилась жизнь, вернее, из нее вырвали кусок, как из киноленты ножницами. Это длилось довольно долго. Раздался гудок машины, надо было ехать. Отец с Герой стали прощаться. Они стояли, прижавшись друг к другу, не обнимались, а просто стояли без движения. Может быть, они что-то говорили друг другу без слов, может быть, обещали… Не знаю. Они прощались. Гера встрепенулась и направилась в спальню попрощаться с сыном. Остановилась, обернулась… Я увидела ее лицо. Я запомнила это лицо на всю жизнь. Неописуемая мука. Она тихо по-немецки сказала: „Нет, я не могу. Господи, зачем ты даешь такие испытания?!“ Те двое подошли к ней с двух сторон и увели ее уже как арестованную».
Аросев пытался спасти жену. Вернувшись в Москву, он несколько раз звонил своему другу юности Молотову. Вот как об этом вспоминает Елена: «Папа пытался дозвониться до Молотова, тот бросал трубку или молча дышал. Папа просил его: „Вяча, ты же меня слышишь, я чувствую, как ты дышишь, скажи мне хоть что-нибудь, скажи, что мне делать?“ Наконец, после очередного звонка, Молотов прохрипел: „Устраивай детей“ и повесил трубку. Отец сказал: „Это все“».
3 июля был арестован и сам Александр Яковлевич, после того как он отправился на Лубянку к тогдашнему наркому внутренних дел Ежову, с которым он также был знаком с юности по Казани, чтобы заступиться за арестованную супругу.
За Аросевых заступился Ромэн Роллан. Он написал письмо Сталину, которое, понятное дело, осталось без ответа. В письме он писал: «Дорогой товарищ Сталин, я узнал из газет об аресте Александра Аросева и его жены. Я, естественно, не имею возможности знать причины этого и не позволяю себе давать их оценку. Но я хочу сказать следующее: за многие годы, в течение которых я имел с Аросевым частые встречи и переписку, он всегда проявлял по отношению к вам абсолютную верность и привязанность. Ни слова колебания или резерва (так в распространенном переводе, правильнее «или сомнения». - ред.). Он говорил о Вас с любовью и гордостью. Между тем, Аросев не является человеком, который способен скрывать свои чувства».
2 декабря 1937 года по обвинению в «шпионаже и участии в контрреволюционной террористической организации» Военная коллегия Верховного суда СССР под председательством А.Д. Горячева приговорила Гертруду Аросеву к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение в тот же день. Ей было 28 лет.
Через два месяца - 8 февраля 1938 года – к расстрелу был приговорен и Александр Аросев. Его также обвинили в «участии в контрреволюционной террористической организации». Как следует из материалов уголовного дела, формальным основанием для обвинительного заключения стали встречи Аросева с зарубежными коллегами. «Тройка» под председательством В.В. Ульриха приговорила его к высшей мере наказания. Он был расстрелян 10 февраля 1938 года, в тот же день, что и его друг и товарищ Владимир Антонов-Овсеенко. Ему было 48 лет.
У Аросева остались три дочери от первого брака и сын – от второго. Дочери переехали жить к матери, сын – к тете, одной из сестер Аросева. «Мы часто ходили с сестрой Еленой на Лубянку и стояли в очередях, чтоб выяснить судьбу отца. Нам выдали справку, что он осужден на десять лет без права переписки… Не знали мы тогда, что это означает смертный приговор, у нас оставалась надежда. Мы продолжали ждать отца все десять лет, - вспоминала Ольга Аросева. - Я дождалась 1948 года, когда истек срок, к которому приговорили отца. На заявление с просьбой сообщить мне о судьбе моего отца я получила справку - умер в 1945 году в местах заключения. Это была очередная ложь. Невозможно себе представить, чтобы папа, будучи живым, не дал о себе знать за все эти годы. И я снова ждала. Ждала, как в детстве, когда он поднимался на лифте. Вдруг сейчас кто-то стукнет в окно или позвонит в дверь, и я или получу весточку, или увижу моего папу».
