Согласен, что Вы в целом логично вопросы ставите, уважаемый СС. Пока что это сплетни. Так как Ботвинник - заметная (очень заметная!) фигура в истории шахмат, тема заслуживает прояснения. Кто вот только будет прояснять - пока не видно, не знаю почему.
__________________________
А теперь наш экипаж прощается с вами.
Mikhail_Golubev:Если заниматься очищением имени Ботвинника и выяснением исторической правды, почему тогда не обратиться к Левитову в его треде вопросов и ответов.
Во-первых, я не ставлю перед собой столь масштабных задач. Во-вторых, мне кажется, "очищение имени Ботвинника и выяснение исторической правды" не входит в его служебные обязанности.
Да и на мои вопросы, помнится, И.Левитов ни разу не ответил. Зачем же его снова беспокоить?
Хочу обратить Ваше внимание на случай прямого плагиата в редактируемой Вами газете. В статье Г. Литвенцева («Литературная газета», № 35, 2011) я обнаружил украденную у меня (http://www.svobodanews.ru/content/article/385951.html) фразу:
«Из Америки изображенные Довлатовым эстонские функционеры казались не менее вымышленными, чем Хлестаков или Чичиков».
Мне тут вот что интересно. Где та условная единица текста, отделяющая плагиат от фразы Шерлока Холмса в конце этого отрывка:
Он разжал кулак и глянул в записку, лежавшую у него на ладони.
-- Послушайте, мистер, -- вскричал он, и глаза его недоверчиво блеснули, -- а не пытаетесь ли вы меня попросту запугать? Если леди ранена так тяжело, кто же написал эту записку?
Он швырнул записку на стол.
-- Ее написал я, чтобы заставить вас прийти сюда.
-- Ее написали вы?! На всем земном шаре нет ни одного человека, кроме членов нашей шайки, который знал бы тайну пляшущих человечков. Как могли вы написать ее?
-- То, что изобретено одним человеком, может быть понято другим, -- сказал Холмс.
Вот, к примеру, я гордился фразой про "как мы не били", гляжу - а в интернете народ уже придумал до меня. Может Г. Литвенцев тоже Гоголя читал?
jenya:Вот, к примеру, я гордился фразой про "как мы не били", гляжу - а в интернете народ уже придумал до меня.
Народ все придумал до нас, Женя. Осталось, как известно, только аранжировать. Что касается Литвенцова, то он, разумеется (вернее, так мне кажется), фразу спёр.
Хочу обратить Ваше внимание на случай прямого плагиата в редактируемой Вами газете. В статье Г. Литвенцева («Литературная газета», № 35, 2011) я обнаружил украденную у меня (http://www.svobodanews.ru/content/article/385951.html) фразу:
«Из Америки изображенные Довлатовым эстонские функционеры казались не менее вымышленными, чем Хлестаков или Чичиков».
jenya: Литвенцев то спёр. Но другой мог бы и сам придумать, Генис же придумал!
Кстати, Литвенцов-то спер не просто, а творчески. У Гениса (см. его ссылку):
Из Америки эстонские функционеры, вроде "застенчивого негодяя Туронка", казались не менее вымышленными, чем Ноздрев или Манилов.
У меня было еще обиднее, чем у Гениса. Когда мне было лет двадцать, я как-то зашел в гости к одному алкоголику. А потом рассказывал приятелям, что у него из мебели одни стаканы.
А спустя пару десятилетий услышал песню М.Кочеткова. Она начиналась словами:
Вся-то мебель – четыре стакана.
Вот и гадай, спер Кочетков или сам придумал. С одной стороны, мы с ним никогда не встречались, значит, придумал сам. Но с другой, тешащей мое самолюбие – а вдруг фраза моя с годами стала народной, а Кочетков ее только аранжировал?
СС: Вся-то мебель – четыре стакана. ... Но с другой, тешащей мое самолюбие – а вдруг фраза моя с годами стала народной...
Мне кажется, этот вариант на 80-90% вероятен.
Со мной нечто подобное тоже случалось. В конце 85 года я впервые услышал слово "спид". И как-то в компании друзей, среди которых были и медики, назвал носителя синдрома иммунодефицита (из Африки) спидоносцем.
Через год-полтора, услышал это определение из других уст.
__________________
Что не дозволено Зевсу – позволительно быку!
Кстати, далеко не факт, что Литвенцов эту фразу спер. Она могла ему понравиться, запомниться, провалиться в подсознание и всплыть оттуда в измененном виде во время работы над статьей.
Одно время, ещё в студенческие годы, придумывал садистические стишки. Тогда они, почему-то, были в моде. Придумывал, и запускал в народ. И вот, как-то раз, мне мой стишок рассказали как народный.
__________________________
Спасение там, где опасность.
Pirron: Кстати, далеко не факт, что Литвенцов эту фразу спер. Она могла ему понравиться, запомниться, провалиться в подсознание и всплыть оттуда в измененном виде во время работы над статьей.
Тогда получается – спер, но без умысла на кражу.
Кстати, подобное утверждение здесь уже было, правда, по другому поводу.
Один раз в жизни я видел вблизи знаменитого писателя. Это был Василий Аксенов.
Случилось это так. В Пушкинском музее проходила выставка Филонова. Ко входу стояла длиннющая очередь. Но у нас с женой был пропуск на двоих, и мы стояли в другой очереди, совсем короткой. Справа, у служебного входа. А впереди нас стоял Аксенов.
Очередь двигалась медленно, милиционер, стоявший на входе, документы проверял тщательно. Наконец дело дошло до писателя, и он протянул прапорщику свою бумажку. Тот внимательно посмотрел на классика, медленно прочел бумажку, потом говорит:
– Не годится!
– Почему это?
– Вот тут у вас так, видите, - снисходительно объяснил милиционер, - а должно-то быть вот так!
– Ну и что теперь?
– Теперь-то? - с торжеством произнес прапор. – Теперь идите к тому, кто вам эту филькину грамоту выдал. А я вас пропустить не могу.
Писатель постоял минуту, потом повернулся и ушел.
Я говорю прапорщику:
– Это же Аксенов! Писатель знаменитый!
– А я знаю, – объяснил он, – пусть прогуляется!
И одарил меня радостной улыбкой.
К центральному входу стояла длиннющая очередь. Но у нас с женой был пропуск на двоих, и мы стояли в другой очереди, совсем короткой
Кругом коррупция.
__________________________
Он всегда в каком нибудь черном списке и всегда играет на своем банджо и его не заботит что он поставил себя вне закона тем что всегда следует больше его духу чем букве
Мы учились в одном классе. Парень как парень, учился средне, ничем особенно не выделялся. Разве что роста был очень высокого.
Потом, после школы, я его изредка, раз в полгода, встречал утром в троллейбусе, мне было две остановки до метро, ему одну. И вечером тоже, он выходил на первой остановке, я – на следующей. Иногда, когда толпой притискивало друг к другу, мы перекидывались парой слов.
Шли годы, он окончил институт, поступил на работу в министерство. В голосе у него стал проступать металл. Помню, при очередной встрече в троллейбусе он покровительственно спросил, глядя на меня сверху вниз:
– Ну, ты как? Не женился еще?
– Да нет еще, Витя, – робко ответил я, задрав голову.
– Конечно, – осудил он меня с высоты своего роста, – одному легче, ни забот, ни ответственности.
Со временем Витя стал носить шляпу. А потом в троллейбусе встречать я его перестал. Наверное, дослужился до персональной машины. Но все же мы изредка, пару раз в год, сталкивались нос к носу – на улице, в магазине. Жили-то рядом. Он рассказывал о своих успехах, о продвижении по службе. Иногда мы даже выпивали.
Помню, однажды за бутылкой он разговорился.
– Ты ведь там-то работаешь? – спросил он.
– Ну да, там.
– Вчера, между прочим, директор ваш был у меня на приеме, просил открыть финансирование. Не подписал я ему!
– Растешь, Витя!
– Да разве это рост! Я хочу дойти до такого уровня, чтобы принимать решения, настоящие, крупные решения! – ответил он..
Я слушал и думал – как странно устроена жизнь! Доктор наук, профессор и лауреат, автор учебника, по которому учились во многих вузах страны, фронтовик, в конце концов, должен унижаться перед моим одноклассником. Только потому, что он, Витя этот, дослужился до какого-то там столоначальника.
Прошло много лет, директора нашего уже не было в живых. Я переехал в другой район, Витю больше не встречал. Слышал, что рост его прекратился, Витя застрял на должности начальника одного из отделов нашего главка. Возможно, потому, что стал сильно пить. Пытаясь переломить судьбу, он постоянно подавал наверх докладные записки со своими предложениями об улучшениях, реорганизации и модернизации. Записки эти Вите писал наш замдиректора по науке. Который в узком кругу жаловался, что приходится работать на этого пьяницу и бездельника.
Оборвалась Витина карьера неожиданно. Возможно, очередная докладная чем-то разозлило начальство, может быть, надоело его пьянство, но так или иначе, отдел его было решено упразднить. Правда, Витя предпринял последнюю попытку. С утра он позвонил нашему замдиректора и велел срочно писать аналитическую записку. Указать на упадок, который неизбежно настанет после закрытия отдела. И нарисовать перспективы отрасли в случае сохранения этого жизненно важного подразделения.
Замдиректора заперся в кабинете, и уже к 14.00 записка была готова. Он вызвал машину и помчался в министерство. Вошел в Витин кабинет. Начальник отдела спал, уронив на стол свою пьяную голову.
Тем дело и кончилось. Впрочем, говорят, что сейчас у Вити своя фирма.
СС: Я говорю прапорщику:
– Это же Аксенов! Писатель знаменитый!
Знаменитых завернуть гораздо приятнее, чисто психологически. Внутренне возвышает. Вроде как мы на равных: он лучше пишет, а в бумажках я главный.
P.S.
А художник мог бы Аксенова тоже без очереди прочитать, если бы бумаги в порядке были. Вот какая жизнь раньше была чудесная!
В нашей комнате сидели сотрудники из трех лабораторий, все - от двадцати с небольшим до сорока. За исключением одного, Виктора Матвеевича, тому было уже за шестьдесят. Как мне сейчас, кстати. Он казался нам, естественно, древним старцем. К тому же у него была привычка поучать. Услышав любую беседу, производственную ли, личную, он неизменно в нее вступал со словами:
– Я бы на вашем месте...
Его вежливо слушали, уважая возраст. Но однажды случилась неприятность. Он нарвался на моего приятеля Петьку. Который перед этим успел в обеденный перерыв махнуть стакан. Что-то Петька сказал, Матвеич услышал, и начал читать проповедь.
– Я бы на вашем месте, Петр...
Петька слушал долго и терпеливо. Когда же собеседник наконец замолчал, откашлялся и произнес:
– Это... Как сказать.. Одним словом... Виктор Матвеевич... Короче... Я бы на вашем месте куда-нибудь пошел!
Хочу обратить Ваше внимание на случай прямого плагиата в редактируемой Вами газете. В статье Г. Литвенцева («Литературная газета», № 35, 2011) я обнаружил украденную у меня (http://www.svobodanews.ru/content/article/385951.html) фразу:
«Из Америки изображенные Довлатовым эстонские функционеры казались не менее вымышленными, чем Хлестаков или Чичиков».
jenya: Литвенцев то спёр. Но другой мог бы и сам придумать, Генис же придумал!
Кстати, Литвенцов-то спер не просто, а творчески. У Гениса (см. его ссылку):
Из Америки эстонские функционеры, вроде "застенчивого негодяя Туронка", казались не менее вымышленными, чем Ноздрев или Манилов.
Уважаемый Александр Александрович!
Хотел бы поблагодарить Вас за столь скрупулезное отношение к моей скромной работе. Смысл обратившей Ваше раздраженное внимание Фразы, на мой взгляд, настолько прост и банален, что можно придумать десятки вариаций его передачи, не обращаясь ни к каким литературным источникам. Что-то вроде «Волги впадающей…». При этом я не исключаю категорически Вашего влияния на её (Фразы) стилистику, так как задолго до написания статьи доводилось мне читать текст Ваших радиоочерков «Довлатов и его окрестности». Возможно, некая фраза осталась в памяти, «приклеилась», как говорят, а потом, при работе, всплыла как своя, в ином лексическом оформлении. Каждому автору известно, как порой против воли сказывается в текстах влияние классиков. Замечу к случаю, что в Ваших очерках так много умных наблюдений и тонкого юмора, что, имей я плагиаторские намерения, непременно позарился бы на что-то другое, а не на столь обыденную, ничем непримечательную Фразу.
Эх, не подвело меня предчувствие, что, гуляя по «окрестностям Довлатова», легко нахватать репьёв. Так и случилось. А мне-то всего лишь хотелось помянуть добрым словом Генриха Туронка. Но не станем раздувать литературный скандал, никому не нужный и не интересный. Да и повод уж слишком мелкий. Простите великодушно, если обидел.
С добрыми пожеланиями
Геннадий Литвинцев
