polikop: ну, не так уж и рано у меня начались гуляния-загулы... если предположить, уважаемый Женя, что именно в это время вы увлеклись Пионерской зорькой, то в облаках вы летали, действительно, долгонько. годочков до пятнадцати... :))
Тут еще тонкость в том, что мой период гуляний (от "Пионерской зорьки" до женитьбы) был краток, так как в 19 я уже был глубоко семейный человек да еще глубоко в эмиграции :)
я так понимаю, мы, семидесятники, настолько суровы, что долго не разбирались: раз-два и хомут себе на шею. таковы, кроме нас с вами, Волопасов, Чич... все попали в узы в довольно юном возрасте. в почтенном Роджере не уверен.
jenya: ...в детстве я, видимо, слабо обращал внимание на окружающую действительность, витал в облаках и очень мало что помню.
В детстве были классные радиопередачи (но не "Пионерская зорька", конечно), и они составляли часть окружающей действительности. Впрочем, я о них уже как-то вспоминал.
Да, радио-няня это было здорово. Заставку помню с детства, помню, как они обсуждали, в каких случаях надо писать дефис и, произнося слова, вместо дефиса свистели. Точь - свист - в - свист - точь. Кстати, я приобрел для детей несколько дисков, они с удовольствием прослушали.
И Врубель отвернул большой холст.
На нем я увидел как-то остро и смело написанные в твердом рисунке ветви деревьев, покрытых инием. […]
— Завтра надо будет мне написать тут, сверху, — сказал Врубель: «Кондитер Шульц — мороженое».
— Что ты? Зачем? — удивился я.
— Да, да, — сказал Врубель: это вот там сбоку, на улице, на углу живет немец. Он просил меня — ему нужно.
— Отдай ему без этой надписи. Это так красиво.
— Н-е-ет, ему нужна она. Он платит мне 25 рублей.
polikop: ну, не так уж и рано у меня начались гуляния-загулы... если предположить, уважаемый Женя, что именно в это время вы увлеклись Пионерской зорькой, то в облаках вы летали, действительно, долгонько. годочков до пятнадцати... :))
Тут еще тонкость в том, что мой период гуляний (от "Пионерской зорьки" до женитьбы) был краток, так как в 19 я уже был глубоко семейный человек да еще глубоко в эмиграции :)
я так понимаю, мы, семидесятники, настолько суровы, что долго не разбирались: раз-два и хомут себе на шею. таковы, кроме нас с вами, Волопасов, Чич... все попали в узы в довольно юном возрасте. в почтенном Роджере не уверен.
Согласно полученным данным, женский организм, испытывающий на работе постоянный стресс, вырабатывает повышенное количество гормона кортизол, который делает их менее привлекательными с точки зрения противоположного пола. В ходе работы группе мужчин было предложено расположить женские фотографии по степени привлекательности, и представительницы прекрасного пола с повышенным уровнем кортизола получили низкие оценки. Исследователи предполагают, что этот феномен объясняется тем, что женщина, которая слишком напряженно работает, выглядит в глазах мужчин менее здоровой, а значит не способной выносить и родить полноценного ребенка. Мужчины же на подсознательном уровне хотят обладать той женщиной, которая выглядит здоровой и плодовитой.
Впрочем, есть факты, помогающие сбалансировать ситуацию и несколько утешить представительниц прекрасного пола: у мужчин уровень кортизола возрастает в присутствии красивых женщин, и они становятся в их глазах менее привлекательными.
Тодоровский умер. Глыба и приятнейший и интереснейший человек, из одной вязанки с Гердтом и Окуджавой. На гитаре он виртуозно играл еще в фильме "Был месяц май".
Диск Никитина и Тодоровского у меня всегда в машине на случай, если надо отвлечься и повысить настроение, работает лучше женитьбы Фигаро.
Очень люблю кино Тодоровского - "Военно-полевой роман", "Анкор, еще анкор", "Какая чудная игра", "Ретро втроем", "Жизнь забавами полна"...
И неоднократно с удивлением убеждался, что молодым он интересен только как музыкант, а к его картинам они равнодушны.
СС: И неоднократно с удивлением убеждался, что молодым он интересен только как музыкант
хорошо, если хотя бы так...
у меня любимые "По главной улице с оркестром", "Анкор...", "Какая чудная игра"... вообще, все хороши. последние, правда, уже не то. но это у всех режиссеров так - остановиться вовремя не могут.
Была такая замечательная передача, созданная Катей Гердт, вот она (видео найти не могу). В частности, там Тодоровский гениально играл на гитаре разные мелодии. Еще оттуда: "Спой ты мне про войну".
В свое время фильм "Какая чудная игра" произвел на меня сильное впечатление. Помню, например, эпизод на вокзале, когда какой-то их приятель, почувствовав, что такие шутки в это время к добру не приведут, просто покидал вещи в чемодан и уехал черт знает куда.
jenya: В свое время фильм "Какая чудная игра" произвел на меня сильное впечатление. Помню, например, эпизод на вокзале, когда какой-то их приятель, почувствовав, что такие шутки в это время к добру не приведут, просто покидал вещи в чемодан и уехал черт знает куда.
а меня зацепило, как они разыграли верующего парня. пронзительный такой момент...
и музыка там любимая. на 0.18.25. танцующие клавиши называется.
СС: И неоднократно с удивлением убеждался, что молодым он интересен только как музыкант, а к его картинам они равнодушны.
Знаю такую молодёжь, это мои дети. Хотя важнейшим искусством для нас является кино, музыка всё же доступней для понимания. Ещё пару лет, наверное, надо подождать с фильмами Тодоровского; сейчас на очереди "Собачье сердце".
jenya: Норштейн, конечно, голова. "Ёжик в тумане", "Сказка сказок", - кто ж спорит, гениально. Тщательность работы тоже поражает, лет тридцать уже снимает "Шинель" по Гоголю. Я почитываю его сообщество в жж, в последние годы это культовая личность. Рассказывает о природе творчества. О политической ситуации в стране. Читает стихи. Но за последние лет десять, по-моему, длина отснятого куска "Шинели" не увеличилась. Чем-то это стало мне напоминать охотника из "Обыкновенного чуда", он уже не охотился, но писал труд по теории охоты.
Не пожалевшая вечера публика получила королевский подарок – двадцать минут не законченной еще «Шинели» с комментариями автора
Лондон приносил мне все новые сюрпризы, в частности, в отношениях между людьми. Приехала из Израиля московская скрипачка Дора Шварцберг со своим трио дать концерт в зале Вигмор Холла — главном зале камерной музыки в Лондоне. Мы подружились, и как-то Алек Дольберг повел нас в свой клуб “Белый слон” при отеле “Риц”. Дора играла в рулетку впервые, и по каким-то магическим законам рулетки все время выигрывала. Мы заметили, что стоящий по другую сторону стола респектабельный джентльмен начинает ставить фишки на наши номера. В какой-то момент мы замешкались и прекратили игру. “Ну, что же вы, ставьте, ставьте”, — вдруг на чистом русском языке произнес джентльмен.
Часа в три ночи мы столкнулись с ним в раздевалке. “Князь Голицын”, — представился он и спросил, не хотим ли мы немножко выпить у него дома, благо он живет тут рядом — на Керзон стрит. Очевидно, князь не часто общался со своими соотечественниками, недавно прибывшими из России, и ему было любопытно. В своей квартире он сначала рассказал о себе. Чилийский подданный, он во время войны был пилотом в английской армии (показывал нам старые газетные вырезки — его послевоенную беседу со знаменитым немецким асом о том, как они в воздухе гонялись друг за другом), а теперь занялся бизнесом то ли по продаже, то ли по строительству самолетов. После чего спросил, кто мы такие.
Дора сказала, что она скрипачка и что хочет попасть на прием к главному английскому музыкальному импресарио Хоххаузеру, но не может к нему пробиться. “Виктор? Да это мой друг. Позвоните мне завтра”. Уже под утро он на своей машине развез нас по домам.
Дора позвонила, и Голицын свел ее с Хоххаузером. Тот, прослушав ее, сказал, что ей надо участвовать в конкурсе молодых скрипачей, который состоится этой осенью под эгидой Иегуди Менухина. На этом конкурсе, самом престижном для скрипачей, Дора завоевала первую премию. Правда, были протесты — Доре в том году уже исполнилось 34 года, а это был предельный возраст для молодых музыкантов. Но Менухин отверг все возражения, заявив, что по таланту Дора Шварцберг вне конкуренции. Это положило начало ее блестящей карьере. Дору приняли на работу в Академию Джулярди в Нью-Йорке, потом она стала профессором Венской консерватории.
Было и еще одно различие в работе двух станций. На Либерти тексты передач зачитывались дикторами с хорошо поставленными радиоголосами. На ВВС мы сами читали свои тексты и при отсутствии дикторских навыков говорили как обычно, как за столом среди друзей. У Анатолия Максимовича Гольберга был несколько скрипучий, носовой голос, что составляло резкий контраст с усредненными интонациями советских радиовещателей. Я думаю, что это и было одной из причин необычайной популярности Гольберга у советских слушателей. В советский эфир врывались человеческие голоса, они были узнаваемы, и им верили. Приезжал к нам из Эстонии композитор Арво Пярт. Он был постоянный слушатель ВВС и попросил меня “дать ему пощупать” А.М. Гольберга. Мы шли по коридору, из-за открытых дверей кабинетов слышались разговоры, и Арво своим удивительным слухом сразу же узнавал голоса: “А, это Зиник, это Бен, это Новгородцев...”.
Почитатель: Вот, кстати, как одна абсолютная случайность оказывает решающее влияние на жизнь целого поколения. Какой-то случайный Руст не дал повернуться колесу истории.
- Ничего, - говорит Таня, - еще не все пропало. Вдруг...
Вдруг что-нибудь случится замечательное, а?
И она, оказывается, права. Это "вдруг" в самом деле происходит. Даже не
одно "вдруг", а целых два.
Мы расстались с девочками в пятницу вечером. В субботу я простудилась,
и мама заставила меня просидеть весь день дома и пить горячее молоко, так
что я в этот день пропустила урок у Бурдесов. А в воскресенье, в самый день
рождения, девочки прибежали ко мне рано утром, сияющие, счастливые: все
устроилось!
Первое "вдруг": мадам, конечно, забыла убрать в шкаф свой роскошный
туалет от Ярошинского - он остался до утра на кресле. Ночью кошка окотилась
на нем четырьмя детенышками. Мадам пришла в остервенение - она
собственноручно утопила котяток в ведре. Но это не спасло дорогой туалет: он
был испачкан, испакощен, нестерпимо вонял кошками, затейливые узоры, вышитые
ленточками, были местами отпороты, оторваны. Поехать в таком платье на бал
было невозможно.
Это очень расстроило мадам Бурдес, но, конечно, одного этого было бы
недостаточно для того, чтобы смягчить ее ласковое сердце. Она бушевала,
щедро раздавала пощечины, ругалась - вообще была "в своем репертуаре", как
пишут в газетах и афишах.
Но тут произошло второе "вдруг". В этот же день, в субботу, фрейлейн
Конни, которая в последнее времся вела себя все более и более странно,
окончательно сошла с ума. Она носилась по квартире в одной рубашке, то пела
басом какие-то солдатские песни, то величественно говорила: "Знаете ли вы,
кто я такая? Я германская императрица Констанция-Кунигунда-Розалинда,
супруга императора Вильгельма Второго!" Увидев старика конторщика Майофиса,
фрейлейн Конни бросилась к нему с криком: "Дядя!
Это мой дядя архиепископ Майнцский!" Бедный Майофис - архиепископ
Майнцский - спрятался от нее в уборной, заперся на задвижку и не выходил. В
заключение фрейлейн Конни стала буйствовать, гонялась за всеми, размахивая
кочергой, как алебардой, чуть не пристукнула Жозьку!.. Наконец за ней
приехали из психиатрической больницы. Так и увезли ее: в одной рубашке и с
кочергой, которую она не выпускала из рук.
От этого второго "вдруг" дрогнуло даже гранитное сердце мадам Бурдес.
Может быть, она смутно почувствовала, как близка она сама к такому психозу?
Не знаю. Но она плакала, каялась, разрешила девочкам справлять день рождения
и согласилась уехать на весь день к родным вместе с мужем и Жозькой.
