Ребёнок (3г4м) поет на мотив "three little monkeys jumping on the bed"
Три старушки прыгали в кроватке, одна из них упала и ударилась головкой И так дальше
Кажется, Хармса уже пора
Вчера я был на концерте Жюльена Клерка. Он рассказал, что как-то в молодости, после того, как он выпустил свой первый диск (1968 г) его позвал в студию Жильбер Беко́, и попросил рассказать, о чем там была собственно одна песня. Ну поговорили, Беко пригласил его выступать в первом отделении своего концерта на гастролях.
Потом, на бис, он спел и саму песню, которую не понял Жильбер Беко:
Кто захочет проверить свой французский, слова здесь.
А. Н.: С женой Осмеркина — Катей. Посидит и начинает вести разговор в стиле Политехнического музея. Маяковский сидит в качалке, жена Осмеркина готовит лепешки к чаю, а Осмеркин варит чай. Мы сидим в креслах, на стульях поломанных, поджидаем того приятного момента, когда чай появится, потому что в то время чай считался большим угощением (кстати, чай был не натуральный, а морковный, сахар был тоже не натуральный, а сахарин, но мы были рады и этим скромным угощениям гостеприимных людей). И вдруг я слышу: «Маяковский, пожалуйте к чаю. Володя, к чаю», — кто-то зовет. Встает Маяковский и обращается к Осмеркину: «Осмеркин, помойте руки, идите, у вас руки грязные». Меня поражало: находиться в гостях у Осмеркина, у гостеприимных хозяев — и так ни за что пачкать. Ведь это совершенно бестактно, ненужно. Вот это одна из тех наигранных грубостей, которыми часто пользовался Маяковский. И всегда они носили искусственный характер.
Между Осмеркиным и Маяковским на этой почве, на почве того, что Маяковский его всегда поругивал за то, что он занимается живописью, а не работает в Росте с нами, конечно, не были на приличной высоте. Они пикировались, эти пикировки носили иногда очень грубый характер. Осмеркин потом недолюбливал Маяковского и был рад, когда он не хаживал.
Иоселиани: В театре я бы тоже не отказался поработать. Ведь как это здорово — актер вздыхает и зрители вздыхают. И потом — аплодисменты. В кино хлопают только тогда, когда знают, что в зале сидит режиссерская группа или когда хотят показать друг другу, что поняли трудное место.
Иоселиани: Я иду в театр после того, как я прочно забыл свой прошлый поход… Тут ничего нет смешного. Театр меня нервирует. Я вижу людей, которые говорят чужие слова и обладают профессиональным бесстыдством публично показывать свои эмоции. Я всегда думаю — а что с душой-то их происходит? Этим летом к нам в Тбилиси приезжал БДТ им. Горького. Хороший театр, но я смотрел и не мог отделаться от неловкого чувства.
Иоселиани: Я снимаю всегда черно-белые фильмы. А с другой стороны, я не могу отделаться от мысли, что цветные фильмы более цветные, чем жизнь. В черно-белом есть обаяние — это как бы тень от жизни, необходимая условность.
"Когда я был помоложе, я любил общаться со всякими стариками и старушками. Они могли понарассказать много замечательного, про что не вычитаешь ни в каких книгах и что невозвратимо уходит. Жизнь человеческая и коротка и длинна одновременно. Мне теперь шестьдесят с хвостиком, а у меня двое маленьких детей. Стало быть, не так уж я и стар! Но когда я вдруг рассказываю кому-нибудь, что видел живого Михаила Михайловича Зощенко или актрису-старуху Турчанинову из Малого и даже играл с ней в фильме «Евгения Гранде», люди смотрят на меня с недоверием. Олег Янковский в таких случаях говорит: «Так долго не живут».
Хорошо известно, что подруга Пушкина, княгиня Вера Петровна Вяземская, жила чрезвычайно долго. Настолько, что молодой Немирович, наш современник, познакомился и беседовал с ней на курорте в Баден-Бадене. Каждое утро мимо их скамейки проходил красивый седой старик и церемонно кланялся княгине. Она презрительно отворачивалась и на поклон его не отвечала. Немирович поинтересовался причиной. Последовал поясняющий ответ: «Этот господин — Жорж Дантес».
Я издали, мальчишкой, видел Немировича. Он знал многих, в том числе и современников Пушкина. Время сплющивается. Мы, студенты МХАТа, еще помним Ольгу Леонардовну Книппер-Чехову, которую приводили в студию вручать дипломы об окончании. Старуха Турчанинова — она была ко мне милостива — однажды сказала: «Знаете, Миша, когда я была девочкой, я щипала корпию для оператора Пирогова…» Что такое корпия, я знал из «Войны и мира»: корпия — вместо ваты для раненых. Но какой оператор? Ведь когда Турчанинова была девочкой, кино еще не изобрели! Выяснилось, что оператор — это хирург Пирогов. «А было это, Миша, во время русско-турецкой войны», — закончила Евдокия Дмитриевна. Я едва не упал в обморок."
jenya:Старуха Турчанинова — она была ко мне милостива — однажды сказала: «Знаете, Миша, когда я была девочкой, я щипала корпию для оператора Пирогова…» Что такое корпия, я знал из «Войны и мира»: корпия — вместо ваты для раненых. Но какой оператор? Ведь когда Турчанинова была девочкой, кино еще не изобрели! Выяснилось, что оператор — это хирург Пирогов. «А было это, Миша, во время русско-турецкой войны», — закончила Евдокия Дмитриевна. Я едва не упал в обморок."
Мне кажется, что старуха Турчанинова слегка... приукрасила историю. Пирогов-то, конечно, на войне был, но кто бы ее туда в 7 лет пустил?
Впрочем, не знаю... может, они эту корпию щипали в Москве и отсылали ему туда? но как-то это... не логистично.
Как мы пишем вдвоем? Вот как мы пишем вдвоем: "Был летний (зимний) день (вечер), когда молодой (уже немолодой) человек (-ая девушка) в светлой (темной) фетровой шляпе (шляпке) проходил (проезжала) по шумной (тихой) Мясницкой улице (Большой Ордынке)". Все-таки договориться можно.
