Глеб Павловский вот интересно, кому и зачем вчера понадобились эти страховочные прокладки? Впрочем, это мог быть камуфляж для оперов в колонне, там их было полно. Простительно, но швыряться так нельзя всё равно
Таня Травка Без купюр, без цензуры, без парткома и обкома, без нравоучений - чем гордиться, что помнить, как горевать, что праздновать.
Да, да. Конечно. И эту акцию народ придумал сам - без обкома, без нравоучений. И все эти фотографии на рейки - одинаковые - прибил сам. И вот это тоже сделал сам (в последнее, правда, верю).
Это я называю "питаться духовной падалью".
__________________________
Спасение там, где опасность.
В нашем классе 45-го года рождения не было (и не могло быть) ребят, чьи отцы погибли на войне. Но примерно у половины класса мамы были матери-одиночки. Тоже эффект войны.
Война пришла, когда семья Левы жила в Винницкой области Украины, в деревне Черневцы. Все они спрятались на чердаке, а через щель в стене видели, как ночью оккупанты сбрасывали людей с обрыва. Те, кто выжил, включая семью Курман, перебрались в гетто на реке Мурафа, отделяющее евреев колючей проволокой от внешнего мира. В гетто Лев видел и смерти, и голод. В маленькой комнатке на десяти квадратных метрах ютилось 15 человек. Он рассказывает, что украинские полицаи зверствовали, издеваясь и избивая людей, и их он боялся больше, чем немцев. После ухода фашистов пришли румыны, которые не убивали людей, предоставляя им самим умирать от голода. К тому же румынскому коменданту нужна была рабочая сила для разбора кладбищ — надгробными плитами дети из гетто мостили дорогу.
Моя бабушка в 14 лет пошла медсестрой на фронт. Ее отца, Семена Андреевича Скобелина, посадили перед войной, но когда началась война, он тоже оказался на фронте. Он был очень хороший врач и довольно быстро стал главврачом санитарного поезда. Бабушка рассказывала, что когда они отступали под Воронежем, она была уже совсем доходягой, но на одном из полустанков их нагнал санитарный поезд, в котором был ее отец
Когда она пришла в наш город,
Мы растерялись. Столько ждать,
Ловить душою каждый шорох
И этих залпов не узнать.
И было столько муки прежней,
Ночей и дней такой клубок,
Что даже крохотный подснежник
В то утро расцвести не смог.
И только — видел я — ребенок
В ладоши хлопал и кричал,
Как будто он, невинный, понял,
Какую гостью увидал.
2
О них когда-то горевал поэт:
Они друг друга долго ожидали,
А встретившись, друг друга не узнали
На небесах, где горя больше нет.
Но не в раю, на том земном просторе,
Где шаг ступи — и горе, горе, горе,
Я ждал ее, как можно ждать любя,
Я знал ее, как можно знать себя,
Я звал ее в крови, в грязи, в печали.
И час настал — закончилась война.
Я шел домой. Навстречу шла она.
И мы друг друга не узнали.
3
Она была в линялой гимнастерке,
И ноги были до крови натерты.
Она пришла и постучалась в дом.
Открыла мать. Был стол накрыт к обеду.
«Твой сын служил со мной в полку одном,
И я пришла. Меня зовут Победа».
Был черный хлеб белее белых дней,
И слезы были соли солоней.
Все сто столиц кричали вдалеке,
В ладоши хлопали и танцевали.
И только в тихом русском городке
Две женщины как мертвые молчали.
