Чемпионами мира по ношению жен стали Вилле Парвиайнен и Сари Вильянен. Второе место заняли многократные чемпионы мира Тайсто Миеттинен и Кристина Хаапанен. На Чемпионате мира по ношению жен в Сонкаярви в этом году было рекордное количество участников – 70 пар. Чемпион мира по ношению жен 2014 года Вилле Парвиайнен успешно защитил свой титул. В этом году он стал победителем вместе с Сари Вильянен. Второе место заняли многократные чемпионы мира Тайсто Миеттинен и Кристина Хаапанен. Бронзу завоевали Дмитрий Сагал и Анастасия Логинова из России.
Чемпионат мира не располагает к постоянству в плане жены.
«Катаев? О нем можно судить даже по его собственным словам. В моральном отношении абсолютный подлец и циник. Он очень холоден, очень расчетлив. Святого для него ничего нет. Однажды Пастернак встретился с ним на улице и по рассеянности пожал ему руку. Так на другой день он написал ему длинное письмо, в котором объяснял, что пожал ему руку неумышленно, это ничего не должно означать, он просто не сообразил в задумчивости, что подает руку Катаеву…
Конечно, он талантлив. Хорошо он может писать только о своем детстве. Дальше — нет. Когда он пишет о Бунине — по-моему, ясно, что это не Бунин, что тут нет правды. Но когда он пишет, как в Нью-Йорке встретился с женщиной, которую когда-то любил, как, вернувшись, видит в тумане лицо своей жены, — это талантливо, что говорить… Кстати, проза его, в общем, консервативна, он ничего особенного не открыл. Если почитать современную западную прозу, Болдуина или [назвал еще кого-то] — станет ясно, что открытия тут никакого нет. Но, бесспорно, он талантливей Леонова. Из Леонова ничего не извлечь. Насколько глубок и интересен Булгаков, насколько глубок и интересен Тынянов — настолько не интересен Леонов».
Я согласен, что по меркам высшей лиги Катаев мог хорошо писать только о своем детстве (хотя такой авторитет, как Старый Семен, не соглашался со мной по этому поводу, говорил, что "Алмазный мой венец" тоже хорошо написан).
Проблема тут в том, от кого исходит высказывание. Мне, как не прозаику, судить разрешено. А другому прозаику, по-моему, можно такое говорить только если сам умеешь написать лучше, чем "прочее" у Катаева, то, которое не о своем детстве. Каверин, на мой взгляд, к таким прозаикам не относился. Его лучшая проза как-раз на уровне "прочего" Катаева. Что тоже, конечно, очень достойно, пока речь не идет о высшей лиге.
- The wife to be carried may be your own, or the neighbor's, or you may have found her further afield; she must, however, be over 17 years of age.
- The minimum weight of the wife to be carried is 49 kilograms. If she weighs less than 49 kg, she will be burdened with a rucksack containing additional weight to bring the total load to be carried up to 49 kg.
- All participants must enjoy themselves.
Michael_S: Мне, как не прозаику, судить разрешено. А другому прозаику, по-моему, можно такое говорить только если сам умеешь написать лучше, чем "прочее" у Катаева, то, которое не о своем детстве.
Вот это спорный вопрос.
Григорию, значит, можно честить сволочами и дебилами философов и писателей - потому что он сам ни то и ни другое? Как-то мне это непонятно.
Michael_S: Мне, как не прозаику, судить разрешено. А другому прозаику, по-моему, можно такое говорить только если сам умеешь написать лучше, чем "прочее" у Катаева, то, которое не о своем детстве.
Вот это спорный вопрос.
Григорию, значит, можно честить сволочами и дебилами философов и писателей - потому что он сам ни то и ни другое? Как-то мне это непонятно.
Если не за поведение в жизни, а за креативы, то сволочами и дебилами - нельзя. Кстати Григорий сволочами и не называет, не из его лексикона слово. Из его лексикона - мерзавец. Мерзавцами (за креативы) - тоже нельзя. А посредственными писаками - можно.
А журналистов можно по всякому. И именно за креативы. И писателей с философами, когда они выступают в роли журналистов, тоже можно по всякому.
Michael_S: Мне, как не прозаику, судить разрешено. А другому прозаику, по-моему, можно такое говорить только если
всем запрещено, до получения диплома по литературоведению)
писать прозу и писать про прозу - это разные навыки, поэтому на этой поляне мы все более-менее дилетанты.
з.ы. это не говоря про то, что мнение футболиста второй лиги про футболиста первой и его неготовность к высшей - все равно ценнее, чем мое/ваше
saluki: з.ы. это не говоря про то, что мнение футболиста второй лиги про футболиста первой и его неготовность к высшей - все равно ценнее, чем мое/ваше
дык с мнением его я согласный, как и написал выше.
Michael_S: Кстати Григорий сволочами и не называет, не из его лексикона слово. Из его лексикона - мерзавец. Мерзавцами (за креативы) - тоже нельзя. А посредственными писаками - можно.
почтенный григорий, когда входит в раж, запросто выходит за рамки своего лексикона. это я нашел по фамилии "ельцин". уверен, есть еще много, столь же милых сердцу почтенного григория, фамилий.
Контекст: автор с родителями проводят лето 1937-го на дачах для партийных работников, куда то и дело наведывается НКВД. Оставаться страшно, сбегать еще страшнее. Арестовывают жену их соседа Бронского, тот продолжает жить на даче. При встрече разводит руками: "Лес рубят, щепки летят" (то есть - ошибки неизбежны). Но вскоре арестовывают и его. И через какое-то время приезжают опять обыскивать его - теперь стоящую пустой - дачу. Итак:
"Сотрудники НКВД, как мы потом поняли, приехали делать обыск на дачу Бронского, возможно повторный. И произошло тогда нечто, непонятное мне и до сих пор. Обыск они вели до позднего вечера, в перерывах, отдыхая, парами бродили по участку – собирали землянику. Чекисты всегда ходили и сидели парами! Закончив свою работу, они уехали, не потушив почему-то в комнатах света и не закрыв окон.
Настала ночь – и мы увидели пылающую электрическим светом дачу. Она была двухэтажная, с широкими окнами. Я никогда в жизни потом не видел более яркого света. Родители просыпались среди ночи и смотрели: горит!
На следующую ночь дача вновь полыхала. В довершение ко всему ветер, сквозняк, стал выдувать через распахнутые окна бумаги, разбросанные, видимо, в комнатах во время обыска, и постепенно разбросал их по всему участку; появились они и на нашем участке.
Напротив нас, через дорогу, стояли дачи другого поселка – не для партийных работников, и там дачники продолжали жить: повальных арестов там не было. Они ходили мимо по дороге, да и в нашем поселке существовал сторож, но никто, в том числе и мои родители, не решались зайти на прокаженную, «горящую» дачу – потушить свет и закрыть окна. И к бумагам никто не прикасался.
Каждую ночь дача обреченно полыхала белым светом, пока не начали перегорать лампочки. Взрослые вели счет: еще одна перегорела! Постепенно дача потухала. Мне кажется, потухала она почти до конца лета."
Мою комнату заливал густо-синий свет из единственного окна. Он шел издалека: с холма, на котором стояла церковь. Этот пригорок с церковью я не раз и всегда с удовольствием изображал на своих картинах. Вхожу, бросаюсь на кровать. Вокруг все то же: картины по стенам, неровный пол, убогий стол и стул, и везде пылища. Тихонько, одним мизинчиком стучится в дверь Белла. Она прижимает к груди большой букет из веток рябины: сине-зеленые листья и красные капельки ягод. -- Спасибо, вот спасибо! -- говорю я.
Бог помочь вам, друзья мои,
В заботах жизни, царской службы,
И на пирах разгульной дружбы,
И в сладких таинствах любви!
Бог помочь вам, друзья мои,
И в бурях, и в житейском горе,
В краю чужом, в пустынном море,
И в мрачных пропастях земли!
Любопытно, что Окуджава относился к своему арбатскому двору так же, как Пушкин к лицею. Сколько он стихотворений написал о его обитателях с теми же дружескими мотивами. Несколько отрывков:
Где встречались мы потом?
Где нам выпала прописка?
Где сходились наши души,
Воротясь с передовых?
На поверхности ль земли?
Под пятой ли обелиска?
В гастрономе ли арбатском?
В облаках ли грозовых?
(1982)
Мне снятся ваши имена, не помню облика:
в какие платьица мечталось вам облечься?
Я слышу ваши голоса, не слышу отклика,
но друг от друга нам уже нельзя отречься.
Я загадал лишь на войну - да не исполнилось.
Жизнь загадала навсегда - сошлось с ответом.
Поплачьте, девочки мои, о том, что вспомнилось:
не уходите со двора, нет счастья в этом!
Бог помочь вам, друзья мои,
В заботах жизни, царской службы,
И на пирах разгульной дружбы,
И в сладких таинствах любви!
Бог помочь вам, друзья мои,
И в бурях, и в житейском горе,
В краю чужом, в пустынном море,
И в мрачных пропастях земли!
Любопытно, что Окуджава относился к своему арбатскому двору так же, как Пушкин к лицею. Сколько он стихотворений написал о его обитателях с теми же дружескими мотивами. Несколько отрывков:
Где встречались мы потом?
Где нам выпала прописка?
Где сходились наши души,
Воротясь с передовых?
На поверхности ль земли?
Под пятой ли обелиска?
В гастрономе ли арбатском?
В облаках ли грозовых?
(1982)
Мне снятся ваши имена, не помню облика:
в какие платьица мечталось вам облечься?
Я слышу ваши голоса, не слышу отклика,
но друг от друга нам уже нельзя отречься.
Я загадал лишь на войну - да не исполнилось.
Жизнь загадала навсегда - сошлось с ответом.
Поплачьте, девочки мои, о том, что вспомнилось:
не уходите со двора, нет счастья в этом!
(1973)
Чтоб подчеркнуть, как тщательно я читаю Ваши посты, предлагаю исправить 1927 на 1827. (хотя, конечно, истинная культура не в том, чтобы не пролить кофе на скатерть, а...)
А на Шагала и мультфильм комментариев не было, поскольку я сдуру нигде не написал никакого года. Вспоминается байка про молчавшего мальчика и подгоревшее мясо. Ю.А. читала недавно в жж нечто похожее. Она сейчас на работе, поэтому ссылку не дам, но суть в том, что мальчик практически не говорил. В три года - восемь слов. Тихий, замкнутый. А потом родилась девочка, активная болтунья. В полтора разглагольствовала о жареных грибах. Первая длинная фраза мальчика была "San, would you please shut up?"
Мы должны это понять и всегда держать в голове. Возьмем, к примеру, соотношение сил. Люди ставят пьесу, задействована куча народу, они не спят ночами. Костюмерный цех работает, декорации рисуют, режиссер в десятый раз вносит правки, актеры учат наизусть свои роли. Все потеют, ссорятся, муж с женой разводятся по ходу репетиций, а потом приходит критик и говорит: «Ну да… Но мелковато, вторично, уныло, отголоски постмодернизма, актеры играют плоско, образы решены тускло…». И, будучи критиком (и обязательно критиком злым, потому что другим просто не имеет смысла быть), ты всегда должен иметь в виду, что расстановка сил именно такая.
Я когда-то работала на телевидении ВВС, английском. И оно считается очень умным, это телевидение, и в Европе прямо оно самое умное и качественное. Были всякие «гайдлайнз», по которым писали, и, в частности, нельзя было сказать «Пушкин», ну, «Шекспир» можно было сказать, но уже «Ивлин Во» нельзя. Надо было сказать: «английский писатель-модернист Ивлин Во». Потому что презумпция была такова, что зритель не обязан знать всех этих людей и он не должен чувствовать себя дураком.
У нас в 90-е такая была институция — отдел искусств газеты «Сегодня». Они продвигали там, что мы пишем для себя или для таких, как мы, и мы ничего пояснять не будем. Не знаешь, кто такой Кьеркегор, которого мы тут походя упомянули, — иди узнай.
Мне не нравится ни то, ни другое. Я считаю, что в этом смысле может быть золотая середина. Не нужно опускаться до объяснения простых вещей. Но и не нужно... Сейчас скажу! Высокомерно относиться надо к писателю, а не к читателю.
"назначение критики в том, чтобы находить во всем том, что было где бы и когда бы то ни было писано, самое важное и хорошее и обращать на это важное и хорошее внимание читателей"
"Если в наше время молодому человеку, желающему образоваться, дать доступ ко всем книгам, журналам, газетам и предоставить его самому себе в выборе чтения, то все вероятия за то, что он в продолжение 10 лет, неустанно читая каждый день, будет читать всё глупые и безнравственные книги. Попасть ему на хорошую книгу так же маловероятно, как найти замеченную горошину в мере гороха. Хуже же всего при этом то, что, читая все плохие сочинения, он будет все более и более извращать свое понимание и вкус; так что, когда он и попадет на хорошее сочинение, он уже или вовсе не поймет его, или поймет его превратно.
Кроме того, благодаря случайности или мастерству рекламы, некоторые плохие произведения, не оправдываемую своими достоинствами большую известность. Эта же большая известность заставляет все большее и большее количество людей читать такие книги, и слава ничтожной, часто вредной, книги, как снежный ком, все вырастает и вырастает, и в головах огромного большинства людей, тоже как снежный ком, образуется все большая и большая путаница понятий и совершенная неспособность понимания достоинств литературных произведений. И потому, по мере все большего и большего распространения газет, журналов и книг, вообще книгопечатания, все ниже и ниже спускается уровень достоинства печатаемого и все больше и больше погружается большая масса так называемой образованной публики в самое безнадежное, довольное собой и потому неисправимое невежество."
"Что мне читать, чтобы дополнить свое образование?"
"Ответить на этот огромной важности вопрос: что читать из всего того, что написано? – может только настоящая критика, та, которая, как говорит Мэтью Арнольд, поставит себе целью выдвигать и указывать людям все, что есть самого лучшего как в прежних, так и в современных писателях.
От того, появится или нет такая критика, бескорыстная, не принадлежащая ни к какой партии, понимающая и любящая искусство, и установится ли ее авторитет настолько, что он будет сильнее денежной рекламы, – зависит, по моему мнению, решение вопроса о том, погибнут ли последние проблески просвещения в нашем, так называемом образованном, европейском обществе, или возродится оно, как оно возродилось в средние века, и распространится на большинство народа, лишенного теперь всякого просвещения."
Текст старый, но с очень небольшими поправками верен и сегодня. А эта самодовольная б...ь вещает, что цель критики - её, критикессы, самовыражение под руководством редактора.
Наглое, беззастенчивое провоглашение:
"Смысл жизни - в блядстве!"
Она забыла только прибавить - её жизни.
