В личном общении, особенно за обедом, литературовед может быть вполне приятным собеседником. Но большинство из них, начиная анализировать поэтический текст, погружают нас даже не в донаучные, а в дофилософские времена. Мы имеем дело с первобытным разумом: выводы на основании случайных второстепенных признаков, притянутых за уши совпадений, собственных - и всегда каких-то куцых и бредовых - фантазий. Хуже всего то, что они читают друг друга, и постепенно между ними и текстом вырастает гора, нагроможденная их собственными сочинениями. Однако не будем преувеличивать: не все литературоведы таковы. И уж точно они не производят такого гнетущего впечатления, когда угощают тебя ученой беседой и вкусной едой.
Помню, наш заведующий кафедрой арабской филологии, лингвист, благодаря которому я полюбил Гегеля, постоянно подшучивал над литературоведами: "Чем они там занимаются? Пересказывают содержание".
Даже не знаю, как такое могло получиться. Может, кот коварно добавил это "а", когда безуспешно пытался залезть на клавиатуру? Но, скорее всего, я выбирал между "я начал" и "я сначала" и в итоге не заметил, как они объединились в такой постыдной опечатке.
Мне не нравится мой сосед -
тот, с последнего этажа.
Свой шикарный велосипед
я оставил у гаража -
ненадолго, всего на час.
И теперь не нашел его.
И ведь это не в первый раз.
Здесь ведь не было никого -
только этот сосед и я.
Только мы, комаров казня,
здесь о таинствах бытия
размышляем средь бела дня.
В этом крошечном тупике
не бывает почти гостей.
За оградой - тропа к реке
и растения всех мастей.
Только бабочки там живут,
лишь кузнечики да жуки.
Мой сосед, презирая труд,
из растений плетет венки,
распевает порой хиты
и читает газету "Бильд".
Мы давно перешли на "ты".
Он сбежал, не стерпев обид,
из неведомой мне страны.
В ней, наверно, всегда тепло,
и гуляют в полях слоны.
Я отвечу добром на зло.
Я не стану соседа бить,
напугав в полутьме ножом.
Здесь соседу непросто жить-
он соблазнами окружен,
он пленен красотой витрин
и безденежьем обозлен.
Я наведаюсь в магазин,
на двоих сварю макарон.
Я в бокалы налью вина.
Этот день я потрачу зря,
с этим жуликом допоздна
о возвышенном говоря.
Пусть почувствует мой сосед,
сколько света в моей душе.
Жаль, конечно, велосипед.
Но его не вернешь уже.
Даже не знаю, как такое могло получиться. Может, кот коварно добавил это "а", когда безуспешно пытался залезть на клавиатуру? Но, скорее всего, я выбирал между "я начал" и "я сначала" и в итоге не заметил, как они объединились в такой постыдной опечатке.
Бывает. Опечатка не постыдная, а забавная. Но среди литературоведов, действительно, преобладают женщины. У нас, в арабской группе, для соблюдения паритета одну студентку заставили писать дипломную работу по лингвистике, так она была этим страшно недовольна. И вообще оказалось, что филологами на первом курсе записались, в основном, женщины. В результате, несмотря на то, что женщин брали в ИСАА при МГУ гораздо меньше и у них был на вступительных экзаменах свой, более высокий, проходной балл, я попал в женскую компанию, где ребят было совсем мало. И почти все из последних стали лингвистами.
Забавно, когда читаешь, например, на английском отрывок из детской книги, написанной в прошедшем времени, якобы, про мальчика, перелистываешь страницу, а там изображена девочка)
Evgeny Gleizerov: Заболоцкий и Олейников - антиподы. Заболоцкий одухотворяет и жалеет всё живое и даже неживое, Олейников обездушивает человеческое и не жалеет никого и ничто, включая и себя. Заболоцкий - это абсолютное сострадание, Олейников - абсолютное презрение.
Увидев у Олейникова "на перекрестке вверх ногами", Вы едва ли сочли бы это абсолютным состраданием.
Увидев у Заболоцкого "бедный мой карась", Вы бы, конечно, увидели тут сострадание.
Это, кажется, называется установка.
Мне же представляется, что читатель, не сострадающий олейниковскому карасю или таракану, или герою "Перемены фамилии", читает как-то помимо строк.
Pirron: выводы на основании случайных второстепенных признаков, притянутых за уши совпадений, собственных - и всегда каких-то куцых и бредовых - фантазий.
Отличная характеристика дилетантских суждений о литературе.
Одна из таких фантазий - мнение, будто изучатели способны влиять на читателей.
Pirron: выводы на основании случайных второстепенных признаков, притянутых за уши совпадений, собственных - и всегда каких-то куцых и бредовых - фантазий.
Отличная характеристика дилетантских суждений о литературе.
Одна из таких фантазий - мнение, будто изучатели способны влиять на читателей.
Я смотрю, Никт46, вы сначала написали "литературоведы", а потом заменили на "изучатели". Этим вы хотели только подчеркнуть, что камень брошен в мой огород, или вы и по сути отличаете эти понятия?
Evgeny Gleizerov: Заболоцкий и Олейников - антиподы. Заболоцкий одухотворяет и жалеет всё живое и даже неживое, Олейников обездушивает человеческое и не жалеет никого и ничто, включая и себя. Заболоцкий - это абсолютное сострадание, Олейников - абсолютное презрение.
Увидев у Олейникова "на перекрестках верх ногами", Вы едва ли сочли бы это абсолютным состраданием.
Увидев у Заболоцкого "бедный мой карась", Вы бы, конечно, увидели тут сострадание.
Это, кажется, называется установка.
Мне же представляется, что читатель, не сострадающий олейниковскому карасю или таракану, или герою "Перемены фамилии", читает как-то помимо строк.
Собственно, в стихотворении о карасе уже это знаменитое "вчерась" в четвертой строке задает настроение, далекое от сострадания. Стихотворение о таракане написано так, что чем больше мы сострадаем голубоглазому таракану, тем противней нам эти люди, эти палачи и вивисекторы, которые убили беднягу и бросили на съедение курам. Да и страдания таракана автор, пожалуй, в излишней мере смакует для подлинного душелюба и людоведа, хотя что-то похожее на сочувствие все-таки к нему испытывает.
Я решил, под влияньем Пришвина,
поглядеть на дары природы.
Только в ней - ничего излишнего:
все античной достойно оды.
По-весеннему небо светится.
Родниковые звонки речи.
Если встретится мне медведица...
Что ж, порой и такие встречи
не приводят к кровопролитию.
Я к причудам судьбы привычен
и к любому готов событию.
Я вчера говорил с лесничим,
поедая тушенку вкусную,
о великом ученье Стои.
Он гримасу состроил грустную,
но кивал головой седою.
Все на свете подвластно фатуму.
И беспечная песня птицы,
и слепое движенье атома,
и мечты молодой девицы
о певце с бархатистым голосом -
только капли в реке незримой.
Так становится хаос космосом.
Значит, надо невозмутимо
подчиняться веленьям разума.
Он кивал головой устало,
ибо много народу разного
эрудицией здесь блистало.
Он сказал: "Тут одна медведица...
с медвежатами... Ты не очень...
Ты поглядывай... Если встретится...
Ну. тогда... Не зевай. короче."
Он на мышь поглядел проворную,
но раздумал за ней погнаться.
Спирт использовав как снотворное,
мы уснули часов в двенадцать.
Что, вы действительно простили соседу кражу велосипеда!? Конечно, бить его не надо, только обозлите, но поговорить стоит, а то на шею сядет.
Ну, это в стихотворении так очевидно, что велосипед украл именно этот сосед. На самом деле в том месте, где у меня украли велосипед, были и другие кандидаты в подозреваемые. А в описанном в тексте крошечном тупике ничего такого не случалось.
Pirron: Я смотрю, Никт46, вы сначала написали "литературоведы", а потом заменили на "изучатели". Этим вы хотели только подчеркнуть, что камень брошен в мой огород?
Камень и так понятно в чей огород, но Вы, почтенный Пиррон, должны согласиться, что созвучие с "читателями" красивше.
Pirron: Собственно, в стихотворении о карасе уже это знаменитое "вчерась" в четвертой строке задает настроение, далекое от сострадания.
За это и любят Олейникова, я в том числе. Есть настоящая, в сущности, трагедия, но пафос начисто убран.
И все жертвы Н.О. -- классические "маленькие люди", метфорорически - Башмачкины с геморроидальным лицом, самые что ни на есть мещане. Явление, незнакомое тогдашней советской словесности.
Заболоцкий в 20-е ненавидел "мещанство" почище Маяковского, иначе не было бы лучших c/х "Столбцов".
Pirron: Я смотрю, Никт46, вы сначала написали "литературоведы", а потом заменили на "изучатели". Этим вы хотели только подчеркнуть, что камень брошен в мой огород?
Камень и так понятно в чей огород, но Вы, почтенный Пиррон, должны согласиться, что созвучие с "читателями" красивше.
Вообще-то и среди литературоведов были люди, которые могли обладать достаточно большим влиянием. Тынянов, Шкловский, Эйхенбаум, Лотман с его компанией, Гаспаров могли повлиять и на окололитературную тусовку, и на достаточно широкие слои "богемы", а потом опосредованно и на читателей, которые отношения к богеме не имеют. Некоторые из этих людей могли повлиять на "небогемных" читателей и непосредственно( я не имею в виду литературные произведения Тынянова - я говорю обо всех вышеперечисленных только как о литературоведах). Я, правда, имел в виду, скорее, литературоведа "типического-типического". Но и такой литературовед не обделен совсем уж влиянием: уже хотя бы потому, что многие из них преподают на филфаках пединститутов. Там имеется достаточно студентов, которые просто запоминают мнение даже такого авторитета, не утруждая себя критикой, и потом механически транслируют его дальше. Так что в создании репутации литературоведы тоже соучаствуют, хотя и не в первую очередь.
Pirron: Собственно, в стихотворении о карасе уже это знаменитое "вчерась" в четвертой строке задает настроение, далекое от сострадания.
За это и любят Олейникова, я в том числе. Есть настоящая, в сущности, трагедия, но пафос начисто убран.
И все жертвы Н.О. -- классические "маленькие люди", метфорорически - Башмачкины с геморроидальным лицом, самые что ни на есть мещане. Явление, незнакомое тогдашней советской словесности.
Заболоцкий в 20-е ненавидел "мещанство" почище Маяковского, иначе не было бы лучших c/х "Столбцов".
Я предполагал, конечно, что вы заговорите о теме "маленького человека", которая считается "традиционной" в русской литературе. Но вы серьезно думаете, что нет лучшего способа вызвать сочувствие к "маленькому" человеку, чем отождествление его с тараканом? Такой образ способен даже у людей, заведомо не испытывающих неприязни к "маленькому" человеку, вызвать желание преодолеть свою естественную симпатию и все-таки начать этих "маленьких" людей давить. Если эта тема в стихотворении присутствует, то она, скорее, пародируется, и довольно глумливо. А в пародии, понятно, нет и пафоса.
Я вот, кстати, Никт 46, сейчас убил таракана. Эти сволочи, кажется, начинают атаку на мое жилье. Во всяком случае, я надеюсь, что я его убил. Он полз по ослепительно-белой, покрытой красивой плиткой стене, я прихлопнул его ладонью и он свалился за шкаф. Проверить, мертв он или нет, у меня нет возможности, а ведь эти гады невероятно живучи. Но я надеюсь, что придти в себя ему все-таки не удастся.
Мой кошак, кстати, охотится на тараканов, если они появляются, но не так успешно, как на мышей. Удар его лапы таракана не убивает. И к тому же кошаку хочется поиграть с тараканом - как он играл бы с мышью, будучи сытым - и он недооценивает умения этих гадов моментально забиться в труднодоступное место. Но, во всяком случае, он вносит дискомфорт в их подлую жизнь.
