1.d4 Nf6 2.c4 g6 3.Nf3 Bg7 4.g3 0-0 5.Bg2 d6 6.0-0 Nc6 7.Nc3 e5. В отличие от наиболее употребительного (но до сих пор неясно, лучшего ли?) продолжения 7...а6, у контрудара в центре имеется своя более понятная логика. Осуществляя его, черные вносят стратегическую определенность в позицию.

8.d5 Ne7 9.c5!? Ответный подрыв центра, прописанный теоретической модой начала 70-х годов прошлого столетия.

Напряженно размышляя над этим положением, я вдруг сообразил, что своим последним продвижением белые ослабили контроль над полем b5, вследствие чего черные располагают здесь весьма неожиданным ресурсом, который, вероятно, не избавит их разом от всех проблем, но зато поставит и соперника перед необходимостью принятия ответственного выбора. Так под облаками (а точнее, конечно же, – над облаками) родилась новая идея – 9...b7-b5!?

Тут же, достав карманные шахматы и набросав за черных пару привлекательных вариантов, я поделился своей находкой с готовым уже было задремать в соседнем кресле девятым чемпионом мира. «Не обижайся, – добродушно отшутился Тигран Вартанович, приглядевшись к позиции, – но, если этот ход тебе нашептали из космоса (намекая на высоту в несколько тысяч метров, на которой находился наш воздушный лайнер), то значит и у них там с пониманием позиции также не все благополучно...»

Шахматный авторитет Петросяна, у которого я занимался от случая к случаю с 20-летнего возраста, всегда был для меня непререкаемым, поэтому мне стало абсолютно понятно – новинка принята к сведению, но, словно библейский приемный сын, благословения она никогда не получит. А ведь даже не заблуждаясь относительно ее истинной ценности, при желании в ней все же можно разглядеть и что-то дельное. Я без особых колебаний начал вскоре применять это продолжение в серьезных турнирных партиях против таких асов, как Леонид Штейн, Рафаэл Ваганян, Ян Смейкал. Во всех этих поединках завязывалась острая борьба со взаимными шансами и, пожалуй, ни в одном из них я не мог пожаловаться на итоги дебюта. Так каков же в конечном счете будет приговор ходу 9...b7-b5, «годен к употреблению» или нет? Для того, чтобы прояснить этот вопрос, я буду вынужден здесь сделать солидное отступление... 

Вероятно, никто не станет оспаривать нашего утверждения, настолько оно очевидно, что по самой своей сути шахматная игра сводится к достижению решающего превосходства одной стороны (белых или черных) над другой. В самом упрощенном виде это в свою очередь означает, что продвигаться при каждом своем ходе в направлении такого весьма желательного для нас «превосходного» состояния, мы можем, поступая по своему усмотрению, двояко. Либо разрушая построение соперника (и тогда борьба развивается форсированно с преобладанием комбинационного элемента), либо повышая качество собственной позиции (то есть проводя активно-позиционный план). Обходиться постоянно лишь одним из двух вышеназванных способов не представляется возможным, исходя хотя бы из-за того факта, что во власти играющего находятся фигуры только одного цвета. Но все же каждая шахматная личность, вне зависимости от уровня своей практической силы, проявляет определенную предрасположенность или, если хотите, питает слабость к какому-то одному из этих двух образов действия. Получается, что в свободном выборе метода воздействия на позицию как раз и проявляется индивидуальный стиль шахматиста.

Помню, что в студенческую пору, которая пришлась на шестидесятые годы ХХ века, нам, молодым шахматистам, хотелось по наивности установить, сопоставляя воинственно-агрессивный игровой почерк Михаила Таля, буквально сметающего позицию соперника и не щадящего при этом ни своих, ни чужих фигур, с основательно просчитанными действиями по укреплению собственных бастионов Тиграна Петросяна, знающего цену каждой боевой единице, – какой же из этих подходов правильнее? Ведь будучи творчески родственными натурами в части раскрытия содержательной стороны шахмат, оба этих гения часто оказывались на противоположных полюсах, когда речь заходила о формах достижения цели.

Впоследствии мне много раз доводилось слышать от девятого чемпиона мира мнение о том, что шахматы, в сущности, довольно простая игра, но шахматисты, вместо того чтобы всякий раз стараться отыскать соответствующий способ улучшения расположения своих фигур, часто без особых на то оснований добровольно залезают в комбинационные дебри, многократно усложняя себе задачи.

В процессе игры Петросян очень зорко следил за сохранением динамического равновесия на доске, прекрасно сознавая, что только его нарушение может послужить сигналом к началу правомерных комбинационных действий со стороны соперника. Сам же он, опираясь в своих решениях на глубокое проникновение в тайны позиции, справедливо полагал, что для решения стоящих задач у него редко когда возникнет необходимость прибегать к сильнодействующим, но рискованным средствам. Избегать ненужного и неоправданного риска – это один из основных девизов, которого он старался всегда придерживаться. Но, несмотря на естественную осмотрительность, которую Петросян проявлял в игре, он всегда был противником очевидных и напрашивающихся продолжений. Помню, как он восторгался решением мастера Николая Георгиевича Копылова, отказавшегося отдать свою легкую фигуру за ладью соперника и написавшего об этом в примечаниях: «этот размен я посчитал для себя невыгодным».

Таким образом, нам становится понятным, что предложенная мной трактовка варианта, связанная с тактическим выпадом 9...b5!?, с его точки зрения, безусловно, относилась к категории продолжений повышенного риска. Поэтому Петросян попросту не видел никакой логической последовательности в применении подобного рода демарша при наличии других более надежных продолжений. Тем более, что позиционная интуиция дальнего радиуса действия, редко изменявшая этому великому шахматисту, подсказывала ему, что рано или поздно даст о себе знать органическое ослабление поля с6, а это в конечном итоге может привести к его оккупации неприятельскими фигурами. Конечно, столь отодвинутая во времени перспектива меня как молодого и предприимчивого тактика мало тогда тревожила. Но годы идут, теряется практическая сноровка, зато накапливается опыт, позволяющий лучше усваивать полученные уроки. Например, начинаешь замечать, что в чем-то схожая картина возникает и в популярном варианте новоиндийской защиты, где после 1.d4 Nf6 2.c4 e6 3.Nf3 b6 4.g3 Ba6!? 5.b3 контригра черных во многом держится на использовании ослабления поля с3. Так, шаг за шагом, любой шахматист постепенно приходит к внутренней убежденности о целесообразности первоочередной ориентации в игре на общие принципы.

Я не случайно в таких подробностях останавливаюсь на этом весьма незначительном с точки зрения теории эпизоде. Сегодня особенно важно подчеркнуть, что трансляцию конкретных тактических вариантов в той же староиндийской защите легко можно наладить с помощью компьютерных программ, но кто в приемлемые сроки возьмется обучить молодого шахматиста позиционной азбуке разыгрывания этого начала?

«На мой взгляд, обучение позиционной игре равносильно преподаванию шахмат…» – писал Петросян в предисловии ко второму изданию знаменитой книги А. Нимцовича «Моя система на практике». А если это так, то я думаю, что в шахматном мире за всю его историю найдется совсем немного шахматистов, кто бы так же хорошо, как Тигран Петросян, подходил на роль Учителя с большой буквы. Поэтому рекомендую вам прислушиваться с величайшим вниманием к советам и соображениям одного из самых признанных виртуозов в области позиционной игры!

И еще, изучая опыт того или иного великого шахматиста по разыгрыванию определенного дебюта, мы постигаем не варианты, пригодные для выигрыша одной или нескольких партий, а нечто гораздо более общее и ценное. Мы начинаем улавливать правильное направление самой стратегии.

После праздничной, но погруженной в свои заботы Москвы весенний Париж, ошеломив нас необычной рекламой, невероятным шумом и незнакомыми запахами, показался мне с непривычки настоящим змеем-искусителем, способным кого угодно сбить с толку. Однако Тигран Петросян, до этого уже неоднократно бывавший во французской столице, на редкость уверенно ориентировался в ее городских водоворотах. Проходит в общей сложности (с учетом перехода с одной ветки метро на другую) не более часа езды в подземке, и вот мы уже на месте: на рю де Бак в небольшом, но уютном семейном отеле, где в течение нескольких последних лет постоянно останавливаются советские шахматисты. По вечерам ужинаем все вместе с хозяином и его семьей. До начала матча еще более недели, и наш шеф не возражает против того, чтобы мы позволили себе немного расслабиться, хотя сам, по обыкновению, выпивает лишь бокал сухого вина. Видя, как мы с Алексеем Степановичем залпом по-русски расправляемся с крепким перно, хозяин делает мне весьма сомнительный комплимент: «О, вы пьете как гроссмейстер!» «Ну что вы, – смущенно отнекиваюсь я, – гроссмейстер – это он», – и киваю на соседа. «Нет, нет! – смеется хозяин, глядя уже на Суэтина, – мсье пьет как чемпион мира!»

К слову сказать, мне за всю мою жизнь редко доводилось встречать человека, который был бы столь же щедро и разносторонне одарен от природы как Алексей Суэтин. Высокий класс игры сочетался у него с редчайшей шахматной эрудицией. Новые дебютные идеи рождались в его голове легко и с завидным постоянством, – заслуженно создавая ему репутацию одного из ведущих шахматных теоретиков и тренеров. Суэтин свободно владел немецким и мог без словаря изъясняться еще на двух-трех европейских языках. Но больше всего меня поражала в нем энциклопедичность познаний в области истории и искусства. Он был большим знатоком литературной и театральной жизни, имея множество друзей в актерской среде. Когда же дело доходило до живописи, то тут Алексею Степановичу, на мой взгляд, вообще не было равных, в чем я имел возможность убедиться, получая от него исчерпывающие пояснения в картинных галереях Эрмитажа, Лувра и Прадо.

Севилья встретила нас косым дождем, пузырящимся по поверхности лениво текущего Гвадалквивира. Но вот выглянуло солнце, и город, словно согнав с лица набежавшую тень, полностью преобразился.

Выложенные мозаикой испанские дворики очаровывают каждого, кто видит их впервые, притягивая взгляд какой-то своей особенной, способной навевать светлую грусть, цветовой гаммой. На редкость гостеприимные и дружелюбные хозяева (среди них выделяются своим расположением к нам состоятельный и галантный сеньор Альфонсо и известный в шахматном мире с самой лучшей стороны остроумный Роман Торан), только тем и озабочены, как бы поинтереснее заполнить наш досуг. В большинстве своем это замечательные, хотя и далекие от шахмат люди, которым не всегда понятны наши поиски и терзания, скрытые от взора стороннего наблюдателя. Им, вероятно, казалось, что и начавшийся матч мало что изменит в распорядке этой светской жизни, ведь игра идет через день, к тому же у соперников в резерве по два тайм-аута. Но именно благодаря их настойчивым стараниям нам впоследствии посчастливилось помимо самой Севильи увидеть во всей ее роскоши, увешанную бессмертными полотнами Эль Греко, древнюю столицу Испании – Толедо, проехать почти по всей стране и побывать на красочной фиесте в Гранаде!

Однако в самой матчевой схватке внутреннее напряжение день ото дня неизбежно нарастало. Хотя если судить по промежуточным результатам, то можно было предположить прямо противоположное – что в поединке установилась мертвая зыбь. Противники уже заключили шестую подряд (!) ничью, и по-настоящему серьезных дебютных проблем пока ни у одной из сторон вроде бы не возникало.

И все же по всем признакам чувствовалось, что в матче назревает критический момент. Из Парижа, чтобы поддержать земляка, вместе со своим постоянным продюсером на короткое время приехала известная французская певица армянского происхождения – Рози Армен. И помнится, вечером накануне, как оказалось, последней и решающей схватки, мы всей компанией засиделись допоздна в пользующемся здесь большой популярностью варьете Фламенго, пили легкое вино и, делая вид, что нам это безумно интересно, таращили глаза на японского танцовщика (которого местные острословы прозвали «Транзистором»), лихо и без устали отбивающего чечетку. На самом же деле мыслями мы были очень далеко: ведь время в матче подходило к концу, и нас очень тревожило, что Петросян уже начал заметно нервничать. Благополучный выход из этой непростой ситуации нам виделся только в одном – необходимо было пока одержать хотя бы одну победу, не загадывая, что будет дальше.

И надо же было такому случиться, что все невероятным образом завершилось уже на следующий день в 7-й партии, когда Петросян, играя черным цветом, допустил ошибку и оказался в трудной позиции. Все происходившее далее как нельзя лучше подходит под старинную русскую поговорку, которая гласит о подобных ситуациях – не было бы счастья, да несчастье помогло... Находясь на грани поражения, экс-чемпион мира, к его чести, не пал духом, не растерялся, а играя изобретательно в цейтноте соперника, сумел не только вывернуться, но и склонить чашу весов в свою сторону.

Это в какой-то мере, безусловно, обидное поражение так подействовало на Хюбнера, что он, не найдя в себе сил продолжать борьбу, позвонил наутро главному арбитру английскому мастеру Гарри Голомбеку и объявил о том, что досрочно сдает матч. Этот успех открыл Тиграну Петросяну дорогу в полуфинальный матч претендентов с Виктором Корчным, который состоялся вскоре в Москве в том же 1971 году и также закончился победой девятого чемпиона мира. Но, как говорится, это уже другая история…

И хотя потом вслед за Севильей у меня с Петросяном было множество других совместных поездок за рубеж: Биль (Швейцария), Варесе (Италия), Пальма-де-Мальорка (Испания), Чокко (Италия), но, как это нередко случается, именно этот, первый тренерский дебют остался в моей памяти, пожалуй, самой яркой и незабываемой страницей.