Интервью

Ян Непомнящий: «ПОБЕДЫ В ДЕТСКИХ ТУРНИРАХ УБАЮКИВАЛИ»

Ян Непомнящий – один из самых талантливых российских юниоров, неоднократный чемпион России, Европы и мира в разных возрастах. Благодаря своим способностям, Ян очень быстро стал добиваться ярких успехов и обратил на себя внимание специалистов. В 2008 году к нему пришли крупные успехи и во взрослых шахматах: он выиграл «Аэрофлот опен» и традиционно очень сильный турнир по быстрым шахматам в Майнце. На недавнем Кубке России Ян показал бескомпромиссную, напористую игру, одержав семь побед подряд, но в финале уступил Евгению Барееву на тай-брейке. Импульсивный характер дает Непомнящему заряд, позволяющий часто выигрывать, невзирая на цвет фигур, но эта же черта приводит порой к резким спадам в игре.

Мы побеседовали с Яном в новом шахматном центре на Беговой, 12 после очередного тура командного первенства Москвы среди студентов, где он выступает за сборную РГСУ.

Мария Фоминых, Владимир Барский

– Ян, как ты познакомился с шахматами?

– Как и многие – в семье. У нас очень любят шахматы, дядя с дедушкой постоянно играли между собой, а я на них смотрел. Когда мне было года четыре с половиной, меня познакомили с правилами. Возможно, я не увлекся бы всерьез шахматами, но так получилось, что шахматный клуб, много раз переезжавший с места на место, оказался через два дома от нашего, и меня решили показать тренеру, с которым я до сих пор общаюсь – Валентину Семеновичу Евдокименко. Он начал со мной заниматься. Потом мне многие помогали: светлой памяти Борис Моисеевич Эйдлин, светлой памяти Валерий Идьевич Зильберштейн, другие брянские шахматисты.

В 7 лет я выиграл чемпионат области, и в том же 1997 году участвовал сразу в двух соревнованиях вне родного города. В турнире «Надежды России» в Армавире (до 8 лет) первое место занял Дима Андрейкин, второе Ваня Попов, третье Артем Чернобай, я четвертое. А в полуфинале чемпионата России до 10 лет особых лавров не снискал, набрал «полтинник».

– Когда впервые выиграл чемпионат России?

– В 2004 году, в группе до 18 лет. До этого я много раз делил первые места в своих возрастах, но всегда меня кто-то опережал по коэффициенту. Чаще всего это был Ильдар Хайруллин, он очень любил это дело!

– Не задумывался над тем, что победы в юношеских соревнованиях – это, по большому счету, не так уж важно?

– В 2002 году я в третий раз стал чемпионом Европы, был очень собой доволен и никуда не рвался. Но вокруг меня были люди, которые говорили, что юниорские шахматы тормозят развитие, надо как можно раньше начать выступления во взрослых турнирах. Конечно, я и до этого играл со взрослыми, в чемпионатах области, например, но переход во взрослые шахматы состоялся где-то в конце 2002 – начале 2003 года. После этого, если я и принимал участие в юношеских соревнованиях, то, как правило, не в своей возрастной группе, а в более старшей.

– Повзрослев, продолжаешь считать так же: игра со сверстниками действительно тормозит развитие?

– Не уверен. Мне кажется, если есть время и желание, то можно играть и со сверстниками. Но если есть выбор, скажем, играть в группе до 14 или до 18, то полезнее сыграть с теми, кто постарше, даже если в своей группе очень хорошие шансы на победу. Когда жестче борьба, лучше вырабатываются бойцовские качества.

– Наверное, победы в юношеских турнирах помогли найти спонсоров?

– Когда я был двукратным чемпионом Европы, то благодаря усилиям друга семьи Александра Львовича Левинского (который в то время был одним из редакторов «Известий») и всяческой поддержке Сергея Моисеевича Яновского, который очень интенсивно со мной работал, удалось выйти на «Альфа-банк». Осенью 2002 года в Кремлевском Дворце съездов во время матча Россия – Мир состоялась рекламная акция с выдачей мне ноутбука, за что я очень благодарен банку. Затем я еще раз выиграл чемпионат Европы и впервые – чемпионат мира, после чего удалось наладить более конкретные отношения с «Альфа-банком»: они стали оплачивать мои сборы с Сергеем Моисеевичем и с другими тренерами. Например, я несколько раз занимался с Игорем Аркадьевичем Зайцевым.

– Связи с банком сохранились?

– В контракте говорилось, что они помогают мне до совершеннолетия, после чего я предоставлен сам себе. Они готовы были содействовать моему поступлению в любой вуз, но я к ним не обращался, поскольку на полноценную учебу пока нет времени. Надеюсь, если у них об этом попросить, то они не откажут.

– Ты же учишься на журфаке РГСУ?

– Да. Появляюсь в Университете несколько раз в год, чтобы повидаться с деканом, который меня каждый раз «подначивает». Однажды спросил, до какого возраста играют в шахматы. Я ответил, что Корчному почти 80, а он все выступает в соревнованиях. Тогда декан невесело пошутил: «Ты что, и в 80 лет все будешь ко мне приходить?»

– Со своими сверстниками Карякиным и Карлсеном часто встречался в юношеских соревнованиях? Какой с ними счет?

– С Карякиным в детских чемпионатах вообще не пересекался, несмотря на то, что несколько раз играл с ним в одних турнирах. Единственную партию мы сыграли в 2005 году в Киришах на турнире «Юные звезды мира», где он меня обыграл. А с Карлсеном встречался довольно часто, я в небольшом плюсе.

– Возникает ощущение, что с тех пор сильно от них отстал?

– Это не ощущение, а факт. Думаю, слишком много времени я потратил на детские турниры, хотя и со взрослыми играл довольно успешно, но мало. Был всем доволен и не работал так, как мог бы. Мне кажется, в возрасте 13-15 лет можно совершить очень большой скачок.

– Постоянные победы убаюкивают?

– Кажется, что дальше все так и будет. Процесс самосовершенствования проходит мимо тебя, а ты можешь потратить целый день на игру с компьютером.

– В шахматы?

– Нет, конечно! Шахматы – это иногда блиц на ICC; раньше еще баловался – блицевал с «Рыбкой» и «Фрицем», сейчас перестал. В компьютере есть масса игрушек. Например, «Героев» прошел полностью, причем разных.

– Сейчас юниорский возраст у тебя даже чисто формально подходит к концу. Чувствуешь наступление переходного периода?

– Переход из юниорских шахмат давно завершен. Да, в этом году я выступил в чемпионате России до 20 лет – скорее, от нечего делать. В целом, играл неплохо, однако в конце проиграл Диме Андрейкину. Но это рабочий момент, турнир был достаточно сильный. А в целом, с юниорскими шахматами я себя уже давно не ассоциирую.

– И тебя, и Магнуса многие по привычке называют «молодой, талантливый»…

– Это вопрос возраста.

– На недавнем Кубке России ты дошел до финала, где уступил Барееву. Евгений сказал в интервью «ChessPro», что он никому ничего не хотел доказывать. А у тебя – было желание что-то доказать?

– У меня была установка: стараться играть максимально жестко в каждой партии; даже если удалось повести в счете, ни в коем случае не стараться сделать ничью.

– Установка себя оправдала?

– На самом деле, в некоторых партиях мне очень повезло. Самый яркий пример – вторая партия с Хисматуллиным, где я в какой-то момент стал невольной жертвой этой жесткой установки. Вместо славянки, которую можно, наверное, удержать черными, я вышел в защиту Грюнфельда. Денис разыграл вариант, который я абсолютно не готовил. Вместо того, чтобы терпеливо защищаться, я скинул пешку и получил абсолютно безнадежную позицию. На фантастическом везении все так «срослось», что белые выиграли качество в крайне неудачной редакции, и я получил эфемерную инициативу, которую в цейтноте мой оппонент нейтрализовать не сумел. В целом, нельзя сказать, что мне так уж откровенно везло, но ветер дул в паруса, это правда.

– Постоянное стремление к победе привело к усталости в финале?

– Нет, я не чувствовал себя уставшим, поскольку бывали и передышки. Например, Саша Шиманов на вторую партию вышел совершенно больной и проиграл в 15 ходов. Конечно, я был не такой свежий, как вначале, но вряд ли из-за того, что играл на победу каждую партию.

– Существует ли для тебя проблема последнего тура, проблема решающей партии? Запомнилось, как в 2003 году на чемпионате России до 18 лет ты проиграл в последнем туре позицию с большим перевесом Курносову, хотя для общей победы хватало и ничьей.

– Это старый эпизод! Проблема была в потере концентрации. Компьютер писал, что в какой-то момент я давал мат в 10 ходов, и при этом меня устраивала ничья. Имел место такой детский максимализм: хорошо бы обыграть и его!

– А сейчас – максимализм остался?

– Уже не в такой степени.

– Проводил какую-то психологическую работу для того, чтобы уверенно себя чувствовать в решающих партиях?

– Я не замечаю за собой, чтобы решающие партии представляли для меня какую-то особую проблему. Да, иногда я оступаюсь, но и обратных примеров можно привести немало.

– Действительно ли ты требовал победу без игры во второй быстрой партии матча с Бареевым?

– Мне кажется, Евгений Ильгизович стал жертвой «испорченного телефона». В регламенте Кубка России записано, что перерыв между второй классической партией и первой дополнительной составляет не менее 10 минут; перерыв между второй быстрой и блицем – тоже 10 минут. Но ничего не написано про перерыв между 1-й и 2-й быстрыми партиями. Первую дополнительную партию я провел совершенно бездарно, в дебюте все зевнул. Когда она закончилась, Евгений Ильгизович куда-то ушел, мне кажется, в буфет. Я не то чтобы сильно разнервничался, но мне хотелось поскорее начать вторую партию, тем более, что первую проиграл в таком ужасном стиле… Я подошел к судье и сказал примерно следующее: «Может быть, давайте все же начнем вторую партию? По идее, она должна уже начаться, а человека нет на месте. Вообще, за это полагается ставить ноль!»

– Все-таки, была такая фраза?

– Да, но я не требовал ставить мне очко! Хотя, насколько я понимаю, на Кубке мира в Ханты-Мансийске китайцам именно за это было засчитано поражение – потому что они не сидели за столиками в момент начала очередной быстрой партии. Игорь Леонидович Болотинский на мое обращение отреагировал очень недоброжелательно: «Что значит – поражение, где это написано? Перерыв сколько угодно!» Тогда я тоже пошел в буфет и налил себе какао; перерыв получился минут 10-15.

– Получается, конфликтная ситуация возникла из-за того, что нет четких правил, они все время меняются? Или судьи не знают, как трактовать правила?

– Болотинский говорил мне, что мы играем по правилам Кубка мира, и для него они в новинку. Судьи, мне кажется, вполне компетентные. Может быть, недопонимание возникло из-за не совсем четкого регламента.

– В шахматах все больше и больше жестких спортивных правил. Долгие годы разрешалось опаздывать на партию хоть на 59 минут, а сейчас за секундное опоздание ставят ноль. Ничью можно было предлагать и на 5-м ходу. Шахматисты среднего и старшего возраста к этому привыкли и говорят: «Какие правила ни принимайте – мы, если захотим, все равно ничью распишем». По идее, 19-летний юноша еще не должен быть «испорчен» этими традициями. Как относишься к новшествам?

– Раньше я злоупотреблял опозданиями. Например, когда выиграл «Аэрофлот» в 2008 году, у меня была примета: на каждую партию я опаздывал минут на 10.

– Специально?

– Не совсем. Вначале пару раз само собой так получилось. Вышло хорошо, и я придумал себе такую примету. На недавней Высшей лиге в Улан-Удэ было много острот, шуток на тему опозданий. Высказывались компромиссные предложения: за первое опоздание – желтую карточку и только за второе – ноль. На мой взгляд, если это критично с точки зрения спонсорской поддержки, то правило «ноль секунд» нужно соблюдать. Даже я, заядлый «опаздыватель», достаточно легко нахожу в себе силы, чтобы придти вовремя. Это не так сложно.

– То есть это нормальное требование?

– По крайней мере, адекватное. Может быть, надо оставлять 10 минут на форс-мажорные обстоятельства.

– А борьба с ничьими оправданна?

– В той форме, в которой сейчас ведется борьба, обойти запреты не так уж сложно. В том же Улан-Удэ Ваня Попов с Борей Грачевым до поры до времени повторяли старую партию Любоевич – Андерссон (Вейк-ан-Зее 1976), которую белые эффектно выиграли. Затем Грачев применил «новинку» 20-летней давности, и дело закончилось красивым вечным шахом: белые пожертвовали слона на h7 и ферзя на g7 и шаховали ладьей с h3 и g3. То есть можно выучить творчество мастеров прошлого, или разыграть разменную славянскую и сделать нужное количество ходов. Если люди хотят согласиться на ничью до партии, то им никакие «софийские» правила помешать не могут. Но в целом боевитость новые правила, конечно, поднимают. Есть масса случаев, когда в неясной позиции оба соперника, вроде бы, готовы согласиться на ничью, но из-за правил вступить в переговоры не могут, поэтому им приходится что-то искать, бороться. Думаю, в целом борьба с ничьими оказывает положительное влияние на шахматы.

– 2008 год оказался для тебя очень удачным: победа в «Аэрофлот-опене» и Майнце, солидная игра на супертурнире в Дортмунде («+1» без поражений). Казалось, для гроссмейстера Непомнящего открывается окно в элиту. Но потом снова наступил спад. Почему? И были ли после Дортмунда приглашения на сильные турниры?

– После Дортмунда меня позвали в Памплону, и еще приглашали в Сараево, но там я сыграть не смог из-за накладок в своем турнирном расписании. На самом деле, вскоре после «Аэрофлота» у меня был совершенно провальный апрель месяц. В январе-феврале я прибавил 33 пункта, а в апреле потерял 32… Я оказался совершенно не готов к командному чемпионату России в Дагомысе, 2-3 партии проиграл просто в дебюте. Сразу после Дагомыса, не успев прийти в себя, поехал на чемпионат Европы в Пловдиве. Там болгарские шахматисты с рейтингом 2400 трижды переигрывали меня в дебюте и потом предлагали ничью, от которой я уже не мог отказаться. Думаю, апрельский провал меня хорошо встряхнул, я собрался и в Дортмунде играл гораздо жестче.

– У тебя очень агрессивный стиль. Как строишь свой дебютный репертуар, дебютную стратегию, чтобы играть на победу не только белыми, но и черными?

– Когда у тебя черные, возможность игры на победу зависит, в основном, от соперника. Если он хочет выиграть, то где-то будет и тебе предоставлять шансы, потому что даже в худшей позиции почти всегда есть контригра, – конечно, если ты не допускал совсем уж грубых стратегических ошибок. Как играть на победу черными? Есть системы вроде Бенони или волжского гамбита, или Уйтелки, как любит играть Накамура с не очень сильными шахматистами, уровня 2300-2400 (но они его периодически наказывают). Думаю, надо стараться играть в своем обычном стиле. А от дебюта зависит, удастся ли вести партию в нормальном боевом русле, или придется с первых же ходов обороняться.

– Сегодня дебют решает все?

– Конечно, если получил дебютную новинку, к которой совершенно не готов, это может очень существенно повлиять на ход борьбы.

– В финале Кубка мира Пономарев сыграл с Гельфандом 1.е4 и ничего не смог поделать с русской партией, поэтому в последующих партиях перешел на 1.d4. А ты как с этим борешься?

– С русской партией? Не скажу! Но вообще, очень тяжело с ней бороться.

– Наверняка многие пытаются жестко сделать с тобой черными ничью?

– Непонятно. В последних партиях почему-то все хотели меня обыграть – что белыми, что черными. В Улан-Удэ, например, я проиграл белыми три партии (при одной победе), а черными набрал «+2». Проигрывал белыми, потому что никак не мог сделать рокировку. Откладывал ее, откладывал, да так и не успевал сделать. После этого турнира я очень хорошо освоил правило рокировки!

– У тебя сейчас такой возраст, что надо делать выбор. Прямая, накатанная дорога ведет в шахматы, где в элиту попадают немногие, а пресловутый «чес по опенам» – занятие не самое приятное и прибыльное. Никогда не задумывался над тем, чтобы сменить род деятельности, попробовать себя в чем-то еще?

– На самом деле, об этом я думаю достаточно много. Серьезный выбор сделал, когда выбирал вуз. Я был не худшим учеником в школе (окончил ее с золотой медалью); мне говорили, что у меня есть определенные гуманитарные, лингвистические дарования, и мне кажется, у меня были реальные шансы поступить в МГУ. Но очень хотелось продолжить играть в шахматы. Если бы я учился в Московском Университете, то с шахматами пришлось бы повременить. Кроме того, так совпало, что во время приемных экзаменов в МГУ проходил Мемориал Измайлова в Томске. В общем, я выбрал РГСУ, о чем не жалею. Уже на первом курсе удалось взять академический отпуск, – спасибо Александру Николаевичу Костьеву, который мне в этом помог. А сейчас у меня свободный график посещения и сдачи экзаменов. Учусь уже на третьем курсе.

– Значит, выбор был вполне осознанным. Очевидно, считаешь шахматы достаточно перспективным занятием, которые принесут тебе достойное положение в жизни, материальное удовлетворение?

– Пока о положении в жизни и материальном удовлетворении говорить рановато, еще не на том уровне выступаю. Но уже примерно год, как шахматы вновь стали приносить мне творческое и, если можно так сказать, душевное удовлетворение. Не то чтобы до этого я играл без особого желания, но что-то сломалось, что-то было не так, где-то играл по инерции. В прошлом году после Дортмунда и Майнца я замечательно провел первую часть Высшей лиги, а затем последовал полный провал после выходного дня…

– Тяжело прошел выходной?

– Непонятно, в чем дело. Сначала зевнул фигуру Эрнесто Инаркиеву, а потом играл совсем слабо и в итоге оказался в «полтиннике». После этого у меня не было никакого удовлетворения от занятий, ничего не хотелось делать, играл тоже без желания. А сейчас вернулся интерес, хочется именно играть, а не отбывать номер.

– Какие цели перед собой ставишь?

– Ближайшая цель – поднять рейтинг. Я довольно много прибавил на Кубке России, и хочется его не растерять, а может быть, даже приумножить.

– Какой сейчас текущий рейтинг?

– Кажется, 2657.

– То есть цель – наращивать рейтинг?

– Можно попытаться что-то выиграть, например, еще раз «Аэрофлот», хоть это и очень сложно. Конечно, при удачном стечении обстоятельств можно выиграть «Аэрофлот» и во второй раз, а то и в третий, но это какие-то заоблачные перспективы. Надеюсь просто сыграть хорошо, добротно.

– Переход Карякина в российское подданство как-то подстегивает?

– Конкуренция всегда стимулирует. В детских соревнованиях мы конкурировали с Димой Андрейкиным, Ваней Поповым, Ильдаром Хайруллиным, и соперничество с ними продолжается. Говорить о конкуренции с Сергеем сейчас трудно: играем в разных турнирах. Надо расти!

– Победа над Анандом в Майнце в августе этого года добавила уверенности в своих силах? Какие выводы сделал из сравнения себя с ведущими гроссмейстерами мира?

– Думаю, элитные гроссмейстеры посвящают шахматам практически все свое время. У меня, по крайней мере, раньше такого и близко не было. В Дортмунде я не проиграл ни одной партии и обыграл Ван Вели, который оказался совсем не в форме, но это абсолютно ни о чем не говорит. Где-то мне повезло, угадал с дебютом. Боролся с полным напряжением сил в каждой партии, и благодаря этому показал достойный результат.

Майнц – это немножко другое, в быстрые шахматы у меня всегда неплохо получалось. Победа над Анандом, конечно, стала приятной неожиданностью; удалось поймать чемпиона мира в дебютную ловушку.

– Такой атавизм, как откладывание партий, ты вряд ли застал?

– Нет, не застал.

– Более опытные игроки трепетно относятся к так называемому «классическому контролю», призывают сохранить его во что бы то ни стало. А ты как более молодой шахматист что думаешь про различные контроли?

– С фидевским контролем мне, наверное, играть несколько проще, чем соперникам, привыкшим к 7-часовому контролю. Если много думать за время противника, то это дает определенную экономию.

– Не считаешь, что при сокращении контроля резко падает качество игры?

– Непонятно, падает качество или нет. На самом деле, крепкие ходы человек может делать и в быстрые шахматы. Скажем, сделать 30 плотных ходов белыми и не проиграть не так сложно при любом контроле. Хотя, может быть, при этом не вскрываются какие-то стратегические глубины, теряется какая-то красота.

– Но эти потери не так уж важны?

– С практической точки зрения, мне ближе контроль ФИДЕ, потому что скорее наступает цейтнот и приходит время для быстрых решений. Хотя и с длинным контролем мне играть очень нравится. На финише турнира из 9 туров с длинным контролем, если у тебя были хотя бы 2-3 сложные партии, иногда чувствуешь себя, как выжатый лимон. А на Кубке России я не так сильно устал, потому что с контролем ФИДЕ партии продолжаются 2,5-3,5, максимум 4 часа, то есть не приходится играть через силу.

– Имеет ли смысл обсчитывать турниры по быстрым шахматам и блицу?

– Блиц необычайно популярен, это видно невооруженным взглядом. И в блице, действительно, можно обыграть любого, вероятность зевка весьма высока. Но надо ли обсчитывать пятиминутки? Все-таки изначально блиц – достаточно дружеская игра, а тут начнется борьба за рейтинг, «рубка флага», будут играться эндшпили «конь против коня» или «ладья против ладьи». Володя Поткин мне рассказывал, как на одном из турниров в Испании дважды встречался с Дреевым – сначала в быстрые, потом в блиц. Сначала Дреев срубил ему флаг в позиции «король и ладья – король и ладья». В другой партии возник эндшпиль тоже без пешек, и у каждой из сторон оставалось по одной легкой фигуре. Дреев, у которого оставалось всего несколько секунд, пытался подставить свою фигуру под бой, но Володя ее не брал; соперник все понял и просто сдался. Маленькая месть. Как с этим бороться? Вырабатывать специальные правила для блица? По-моему, обсчитывать блиц – не лучшая идея.

– По-твоему, блиц – дружеская игра, а на Кубке мира в блице, в конце концов, определяется победитель в матче.

– Тай-брейк – это немножко другое. Неужели надо возвращаться к матчам до 6 побед, чтобы выявить сильнейшего? Мне кажется, в рамках нокаут-системы тай-брейк с блицем в конце – это достаточно разумное решение. Если люди сыграли вничью, то бесчеловечно заставлять их снова и снова играть в классику. Естественно, надо сокращать контроль.

– Какой турнир для тебя важнее – «Аэрофлот» или блиц, который состоится сразу после него?

– Важнее тот, в котором в данный момент играешь. Сначала «Аэрофлот», а потом блиц.

– Что интересует помимо шахмат? Как живешь, как проводишь свое время?

– Много времени провожу за компьютером: тут и разные игры, и веб-серфинг. Полностью от этого не смог избавиться, но все-таки трачу на компьютер намного меньше времени, чем раньше.

– Можно ли это назвать «компьютерной зависимостью»?

– Нет, это не то чтобы зависимость, а дурная привычка. Наверное, если отобрать у меня компьютер или отключить Интернет, то «ломки» не будет. Хотя, когда я был младше, иногда применялись такие методы.

– То есть три дня без компьютера прожить сможешь?

– Наверное, но еще не пробовал. Раньше были только два основных занятия – компьютер и шахматы, сейчас как-то пытаюсь разнообразить жизнь: гуляю, занимаюсь спортом. На сборах много играю в футбол, на бильярде.

– Где больше времени проводишь – в Москве или в Брянске?

– Сейчас в Брянске. В Москве я прожил два года, когда начал учиться в вузе. Тянет ли меня сюда? Мне и в Москве хорошо, и дома хорошо.

– Что из недавно прочитанного, посмотренного понравилось?

– «Законопослушный гражданин»; по-моему, это хорошая психологическая драма. Недавно начал читать О.Генри, почему-то в оригинале. Заодно упражняюсь в английском.

– Какие еще языки знаешь?

– В школе изучал немецкий. У нас была очень добрая учительница, с которой я и сейчас поддерживаю теплые отношения; она не заставляла меня ничего делать, поэтому язык я не знаю. Нужны были ежовые рукавицы, чтобы я что-то выучил.

– Можно сказать, что в последнее время ты стал более организованным, жестче соблюдаешь режим?

– Конечно, постепенно что-то меняется. Я сейчас занимаюсь шахматами больше, чем когда-либо (хотя особо много я никогда не занимался). Бывает, устаешь от работы над шахматами, и надо себя чем-то занять. А чем себя занять в моем возрасте, не имея каждодневных обязательств с учебой? Лениво что-то искать и придумывать, когда, условно говоря, на улице мороз и там бродят волки и медведи. Поэтому сижу дома и играю в компьютер!

– В покер не пробовал?

– Играю периодически. Это интересно, но мне не хватает терпения. Если попадаю в даун-свинг, мне бывает довольно сложно остановиться, а это значит, что я быстро все проиграю. Начинаю действовать чересчур агрессивно, захожу в пот на самых разных руках, а это обычно плохо заканчивается.

– Разве для всех игр не требуются одни и те же психологические качества? Если в шахматах хватает терпения, то куда оно пропадает в покере?

– В шахматах больше времени на размышление, в ключевой момент можно посидеть и успокоиться. В покере мне надо еще много чему учиться, хоть я и прочитал энное количество книжек. Нужно учиться, нужно тренироваться. А шахматами я очень давно занимаюсь и к этому привычен, они доставляют мне удовольствие. В покере я, как всякий любитель, очень азартен, тяжело переживаю поражения. Так же и у нас: иногда любители, которые играют в шахматы на лавочке, расстраиваются необычайно сильно.

– А шахматное поражение тебя так сильно не расстраивает?

– Это знак, что надо больше работать. Это не так плохо.