|
|
арт.: 22 апреля родился Владимир Набоков
 |
Геннадий Несис
Интерес и уважение к шахматам, должно быть, заложены у петербуржцев генетически. После переноса
столицы из Москвы на берега Невы Петр I содействовал распространению королевской игры на ассамблеях. В просвещенный век Екатерины
II шахматы стали весьма популярны
среди ее фаворитов и вельмож. Большим поклонником интеллектуальной
игры был Григорий Потемкин. Недаром
Гавриил Державин писал о светлейшем
князе:
Одной рукой он в шахматы играет,
Другой рукой народы покоряет.
Не мог пройти мимо этого увлечения петербуржец – и по духу, и по рождению, – один из крупнейших литераторов ХХ в. Владимир Набоков. Шахматам суждено было сыграть особую
роль и в судьбе Набокова, и в судьбах
его героев. Даже 15 апреля 1919 г. на
палубе греческого суденышка, увозившего его от родных берегов, как оказалось, навсегда, писатель сражался за
шахматной доской.
Куда бы ни забрасывала судьба эмигранта – в Берлин, Париж, США или
Швейцарию, – тоску по утраченной
родине он старался притупить с помощью таинственных деревянных фигурок, в которых находил «огонь, хватку,
счастье». Был Набоков и в числе участников сеанса одновременной игры,
который проводил в одном из берлинских кафе реформатор шахмат Арон
Нимцович, довелось ему сражаться в
сеансах и против самого чемпиона мира Александра Алехина.
Еще в 1920-е гг. в Берлине Владимир
Владимирович начал составлять задачи
для шахматных разделов газет. Характеризуя героя «Дара» Федора ГодуноваЧердынцева, которому в какой-то мере
сам послужил прототипом, он писал:
«Не только отменно разбираясь в задачах, но будучи в высшей мере одарен
способностью к их составлению, он в
этом находил и отдых от литературного
труда, и таинственные уроки. Как литератору, эти упражнения не проходили
ему даром». Таким образом, Набоков
считал составление задач не только
формой своеобразного интеллектуального развлечения, но и занятием, полезным для развития творческой фантазии. Впервые в мировой литературе
Набоков дал описание творческого акта
создания шахматной задачи: «Начиналось с того, что вдали от доски (как в
другой области – вдали от бумаги)
вдруг от внутреннего толчка, неотличимого от вдохновения поэтического, ему
является диковинный способ осуществления той или иной задачной идеи…
или идеи вовсе новой».
В своих воспоминаниях об отце
сын писателя Дмитрий Владимирович
подчеркивал: «Он часто придумывал
эти миниатюры в уме, без всякой доски, говоря, что она только сковывает
фантазию. Хотя это не очень удивляет,
зная, какие цирковые фокусы он проделывал, когда мгновенно подсчитывал без бумаги сумасшедшие числа или
составляя в уме крестословицы».
Писатель постоянно подчеркивал
эмоциональную связь литературного
творчества и композиции. Более того,
он стремился чисто шахматными средствами передать чувства, более привычной сферой выражения которых
является лирическая поэзия.
Я не писал законного сонета,
Хоть в тополях не спали соловьи,
Но, трогая то пешки, то ладьи,
Придумывал задачу до рассвета.
И заключил в узор ее ответа
Всю нашу ночь, все возгласы твои,
И тень ветвей, и яркие струи
Текучих звезд, и мастерство поэта.
Я думаю, испанец мой, и гном,
И Филидор – в порядке кружевном
Скупых фигур, играющих согласно, –
Увидят все, – что льется лунный свет,
Что я люблю восторженно и ясно,
Что на доске составил я сонет.
Еженедельник «Наш мир».
Берлин. 30 ноября 1924 г.
Эти волшебные строчки из «шахматного» сонета Набокова, посвященного его будущей жене Вере Слоним,
сближают древнюю игру с высокими
жанрами искусства больше, чем самая замечательная шахматная партия.
Большинство историков литературы
придерживаются мнения, что супруга
Набокова «выиграла чемпионат среди
писательских жен – была критиком,
секретарем, переводчиком, слушательницей, литагентом, редактором,
душеприказчиком». К этому перечню
обязанностей, добровольно взятых на
себя Верой Евсеевной, надо добавить
еще и постоянное партнерство в шахматной игре. Набоков считал ее «своим двойником, человеком, созданным
по одной с ним мерке очень постаравшейся судьбой».
Женитьба на еврейке была для выходца из столь аристократической
семьи принципиальным поступком.
Впрочем, отец писателя – известный
либерал и гуманист, профессор уголовного права и один из основателей
партии кадетов – Владимир Дмитриевич Набоков – всю жизнь боролся с
юдофобией и погиб от руки экстремиста-черносотенца в 1922 г. в Берлине.
За корреспонденции, в которых резко
осуждалась антисемитская направленность скандального дела М. Бейлиса,
он в 1913 г. даже привлекался к суду. В
этом плане Владимир был сыном своего выдающегося отца.
Литературные произведения писателя плотно населены шахматными
образами. Достаточно упомянуть знаменитый роман «Защита Лужина»,
посвященный драматической судьбе
шахматного маэстро. Набоков говорил, что этот роман, в сущности, подробное описание одной шахматной
партии, и его даже можно попытаться
расшифровать. Нет сомнения, что эта
книга, «самая теплая», по определению
самого автора, – лучшее произведение о постижении тайны шахматного
творчества и психологии профессионального шахматиста во всей мировой
художественной литературе.
Ряд критиков оценивали фигуру
Лужина чуть ли не как пародию на фанатиков-шахматистов. Создавая этот
образ, Набоков прибегает к гротеску
и гиперболе. Он подчеркивает несоответствие между формой и содержанием, яркой творческой личностью
и неуклюжей оболочкой, внутренней
силой и внешней беспомощностью.
Детство Лужина во многом напоминает юные годы самого автора, а начало карьеры заставляет читателя
вспомнить о стремительном взлете на
шахматный олимп первого русского
чемпиона мира Александра Алехина.
При этом часто ссылаются на сходство
названия романа «Защита Лужина» с
гипермодернистским дебютным началом, известным под именем «Защита
Алехина». Прочили в прототипы героя
произведения и известного гроссмейстера и острослова Савелия Тартаковера. Но выпускник венского университета, доктор права, блестящий журналист, легендарный лейтенант Картье
из организации «Свободная Франция»
явно не вписывается в образ Александра Лужина. Вряд ли прототипом
героя романа мог быть и блестяще образованный полиглот, криминалист и
доктор права Александр Алехин.
Тайна творчества – важнейшая тема
в произведениях писателя. В «Защите
Лужина» он постигает загадку шахматного творчества – «занятия ничем
утилитарно не оправданного», но «божественного».
Загадочный почерк Набокова-шахматиста и творческая манера Набокова-писателя удивительно схожи.
«Всякий творец – заговорщик, и все
фигуры на доске, разыгрывая в лицах
его мысль, стояли тут конспираторами
и колдунами. Только в последний миг
ослепительно вскрывалась их тайна».
Будущим поколениям читателей
предстоит разгадать еще немало тайн,
скрытых в произведениях великого
мастера.
Попробуем расшифровать строки
из самого загадочного сонета Владимира Набокова, опубликованного в
берлинском еженедельнике:
В ходах ладьи – ямбический размер,
В ходах слона – анапест. Полутанец,
Полурасчет – вот шахматы.
От пьяниц
В кофейне шум, от дыма воздух сер.
Там Филидор сражался и Дюсер.
Теперь сидят – бровастый злой
испанец и
Гном в очках.
Ложится странный глянец
На жилы рук, а взгляд – как у химер.
Вперед ладья прошла стопами ямба.
Потом опять – раздумие. «Карамба,
Сдавайтесь же!»
Но медлит тихий гном.
И вот толкнул ногтями цвета йода
Фигуру. Так! Он жертвует слоном,
Волшебный шах и мат в четыре хода.
В какой кофейне мог сражаться
создатель французской комической
оперы, некоронованный шахматный
чемпион ХVIII в. Франсуа Андре Филидор? Конечно, в знаменитом парижском кафе «Режанс». Открытое в
1718 г., оно в течение почти двух столетий было центром шахматной Европы.
Среди завсегдатаев своеобразного шахматного клуба были Вольтер,
Ж.-Ж. Руссо, Д. Дидро, а позднее и
Б. Франклин, М. Робеспьер, Наполеон
Бонапарт. Бывали там и наши соотечественники. В конце ХIХ в. в кафе
выступал и сам М. И. Чигорин. Какие
великие и разные имена!
Но нет среди них упомянутого в
сонете Дюсера. Кого имел в виду Набоков, знаменитый литературный выдумщик и мистификатор?
Первый, кто приходит на ум, это
учитель Филидора – Сир де Легаль
(1702–1792). Однако рискнем предложить иную гипотезу.
Известно, что в 1782 г. будущий российский император Павел и его супруга
Мария Федоровна побывали во Франции с неофициальным визитом. Чтобы избежать всяческих протокольных
условностей, сын Екатерины Великой
путешествовал по Европе инкогнито
под псевдонимом граф Северный. Далее
процитируем «Библиографию», изданную в Париже в 1864 г.: «Летом 1782 г.
в кафе „Режанс“ зашел невзрачный господин маленького роста и стал наблюдать за одним из шахматных поединков.
Неизвестный гость указал на лучший, по
его мнению, ход и, встретив возражения,
заключил пари на луидор. Выиграв свою
ставку, он отдал золотой оторопевшему
лакею и молча удалился. Только тут присутствующие догадались, что щедрым
гостем был не кто иной, как наследник
русского престола Павел».
Почему же Дюсер? Может быть, это
своеобразная аббревиатура: «де» или
«дю» перед фамилией во французском
языке указывает на дворянское происхождение, а «сер» – первый слог от
«serenissime» («светлейший») или даже
«сир» («государь»).
Что ж, пусть над этим историческим
ребусом поломают головы наши читатели.
Сегодня трудно представить, что
еще недавно жизнь и творчество
замечательного поэта и писателя,
оставались terra incognita для абсолютного большинства читателей бывшего СССР. И здесь шахматы сыграли
в судьбе Набокова свою благородную
и почти мистическую роль. Они прорвали цензурную блокаду и вернули
имя и творения писателя на его историческую родину. Пионером этого
благородного дела в 1986 г. довольно
неожиданно стал журнал «64 – Шахматное обозрение» (главный редактор
А. Карпов, зам. главного редактора А.
Рошаль), опубликовав две страницы из
романа «Другие берега», в которых Набоков рассказывает о своем излюбленном занятии – составлении шахматных
задач. А летом 1988 г. ленинградский
журнал «Аврора» опубликовал статью
Н. Толстой и автора этих строк «Тема
Набокова», в которой были приведены
три шахматных сонета и три шахматные композиции великого писателя. И
плотина рухнула.
В 1970 г. в США вышел сборник
«Poems and Problems». Рядом с привычными для поэтического сборника
рифмованными столбцами наш взгляд
неожиданно наткнется на черно-белые
диаграммы, казалось бы, по ошибке попавшие сюда. Читателей, знакомых с
творческим диапазоном Набокова, такое соседство не удивит.
Одна из самых ярких задач многогранного творца – позиция № 18, венчающая собой шахматный раздел в
книге «Poems and Problems», относится к жанру так называемых «сказочных» композиций.
Сам Набоков в комментарии отметил эстетические достоинства этого
шахматного чуда: «Чувствуется какоето магическое очарование в ретроспективных превращениях белой ладьи в
черного коня, черной ладьи в белого
коня и в сохранении симметричности
в расположении фигур. Я посвятил эту
шахматную сказку великому русскому
шахматисту Евгению Зноско-Боровскому по случаю 25-летия его шахматных побед».
Белые: Крf5, Фf8, Лc7, Лc8.
Черные: Крd6, Фb8, Лe7, Лe8, d5.
Белые берут назад ход и ставят мат
в один ход!
Решение: Белая пешка d7 на предыдущем ходу взяла черного коня на с8 и
превратилась в ладью. Обратный ход
создает позицию (Белые: Крf5, Фf8,
Лc7, d7. Черные: Крd6, Фb8, Лe7, Лe8,
Кс8, d5), в которой у вернувшейся в
игру белой пешки возникает типично
сказочный выбор: налево пойдешь...
прямо пойдешь... направо пойдешь...
Очевидно, что изначальная ситуация
(когда пешка пошла налево) гибельна
для белых. Следующим ходом черные
берут с шахом ферзя и легко выигрывают партию (1. d7:c8Л?? Ле8: f8+).
Действительно, налево пойдешь – голову потеряешь. Вместо этого пешка
d7 теперь бьет черную ладью на e8, становится конем и ставит таким образом
мат черному королю: 1. d7:e8K X! |
|
|
